Текст книги "Заморозь мне «Маргариту»"
Автор книги: Лорен Хендерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
В антракте я купила Джейни очередную «кровавую Мэри» и удрала за кулисы. Мне мучительно хотелось выяснить – еще до окончания спектакля, – что же случилось с канатом Табиты. Джейни, как это у нее водится, очень кстати натолкнулась на пару знакомых агентов и увлеклась беседой.
За сценой все гудело от возбуждения и еще от какого-то возвышенного и одновременно гнусного ощущения близкой беды. Все бросили гадать, какая катастрофа случится следующей, и просто ждали. Нервы были напряжены до предела. Я влезла наверх по трапу и обнаружила на платформе целую толпу. Помимо рабочих сюда забрались Мелани, Мэттью, Салли, Тьерри, Баз и Бен. Последний выглядел очень испуганным и старался держаться как можно дальше от края, несмотря на высокое ограждение. Видимо, голова у Бена могла закружиться от одной мысли, на какой высоте он очутился. Представляю, как сложно ему будет спускаться по лестнице. Усилия Бена явно были достойны восхищения – никто ведь не стал бы попрекать его, если бы он остался внизу. Задрав головы, все следили за одиноким рабочим, который, точно паук в паутине, полз по решетке, постепенно приближаясь к барабану, где проходил канат Табиты. Все, кроме Бена, не отрывали от него глаз. Один из рабочих непрерывно пояснял происходящее Бену, будто тот был слепой:
– Почти на месте. Ой-ей… Не-не, с ним все в порядке, не беспокойтесь, шеф.
Бен дернулся, как кролик, увидевший собаку.
– Зачем он вообще сюда залез? – тихо спросила я База.
Тот пожал плечами:
– Говорит, что отвечать в конце концов придется ему, поскольку он – главный. Глупо, конечно. Но достойно уважения.
Рабочий изогнулся и обхватил рукой барабан. Стив сжал ладонями наушники, из которых полился поток слов.
– Ладно, – буркнул он. – Разберись и спускайся.
По его одутловатому лицу было видно, что ему не терпится поделиться новостями – как тропической рыбе ядом.
– Ну, говори же! – нетерпеливо потребовал Баз. – Что там?
Случившуюся неприятность принимали как проблему всего театра, а не только труппы «Сна». Мелани и Мэттью, естественно, были здесь, но ответственность лежала и на команде «Кросса».
– Он говорит, что туда сунули скрепку, – свирепо сказал Стив. – Кто-то забрался наверх и вставил туда скрепку, чтобы канат застрял в блоке!
– Ты хочешь сказать, – прямо спросила Мелани, – что кто-то намеренно испортил канат Табиты?
– Именно, – ответил Стив. – Случайно такое произойти не могло.
– Это очень серьезно, – произнес Бен. Он по-прежнему был бледнее обычного, но говорил достаточно спокойно. – По окончании спектакля состоится общее собрание всех работников театра. Кроме тех, кто работает в парадной части, естественно. Должны прийти все, кто имел возможность испортить барабан или мог видеть того, кто это сделал.
– Если кто-то это видел, разве он не сообщил бы об этом? – спросил Мэттью.
– Кто-нибудь мог заметить, но не придать этому значения, – сказала я. – Человек мог увидеть, что кто-то работает на решетке, и тут же выкинуть увиденное из головы.
– Сразу скажу, что никто из рабочих этого сделать не мог, – заявил Баз. – Они никогда не пакостят. Верно, ребята?
Рабочие закивали. Ползавший по решетке парень, о котором все на время забыли, обсуждая новости, спустился по лестнице за моей спиной, как пожарный, съехав по боковым планкам на одних руках.
– Стив, ты рассказал им? – спросил он, оглядывая собравшихся. – Это было подстроено специально. Думаю, сразу же после «половины», когда здесь никого не было, потому что к тому времени мы уже все проверили. Это было очень просто сделать.
Он был прав. После того как Баз и главный электрик заканчивали проверку, кулисы на четверть часа оставались совершенно безлюдны. Актеры сидели в гримерках, рабочие – в соседнем пабе или комнате отдыха; у стола могла случайно задержаться одна из ассистенток, Стив мог прохаживаться туда-сюда, но он, судя по всему, ничего не видел, иначе уже сказал бы об этом. И в любом случае разглядеть с палубы лицо человека, ползающего по решетке, очень сложно.
За моей спиной раздался сдавленный крик. Мы дружно попробовали развернуться, что оказалось совсем не просто в такой толкотне. Мэттью споткнулся о чугунную чушку и свалился бы вниз, если б мы не были прижаты друг к другу, как сельди в банке. Мэттью наскочил на База, который, в свою очередь, толкнул Бена, а тот инстинктивно схватился за стену, просунув руку между тросами. Один из рабочих тревожно вскрикнул и, расталкивая всех, рванулся вперед – спасать свои драгоценные тросы. Остальные начали дурачиться просто так, и скоро все уже валились друг на друга, как домино. Всем не терпелось спустить пар после страшного открытия.
В этой неразберихе поначалу никто не обратил внимание на вскрик нового действующего лица. Сдерживая смех, я посмотрела на противоположную стену, по которой проходил трап; она находилась в тени, и было сложно понять, кто там стоит. Человек, точно догадавшись, что его не видно, сделал несколько шагов вперед. На лицо упал свет. Это была Табита.
По всей видимости, она спустилась вниз через люк, пока мы разговаривали. За спиной какое-то время продолжалась возня: рабочие тузили друг дружку. Потехи ради они старались исподтишка задеть Стива. Ничего удивительного – он слишком любил командовать и слишком много о себе мнил, чтобы выиграть конкурс «Мистер Популярность». Внезапно повисла тишина – парни увидели Табиту.
Судя по выражению лица, она слышала о том, что случилось с ее канатом.
– Значит, кто-то нарочно это подстроил? – тихо, но отчетливо спросила она хорошо поставленным голосом. – Но зачем?
– Табита… – начала Мелани, делая шаг вперед. Актриса уже закрыла лицо руками.
– Невозможно! – всхлипывала она. – Кто мог это сделать? Я чуть не умерла от страха. Застряла над сценой! Я думала, что никогда не спущусь!
Мелани успокаивающе похлопала ее по плечу.
– Мы позаботимся о том, чтобы такого больше не случилось. Я обещаю, – твердо сказала она. – С этого момента мы будем проверять каждый трос. Не волнуйся.
Салли пробрался сквозь толпу и обнял Табиту.
– Ты очень хорошо сыграй, – сказал он. – Ты отлично выкручивать. Никто из зритель не понимай, что это был.
Он посмотрел на Мелани, взглядом дав понять что требуются дополнительные заверения.
– Я уже сказала Табите, что она все сделал; правильно, – произнесла Мелани. – Правда, Табита?
Актриса отвела от лица ладони и улыбнулась Рядом с Мелани Табита казалась очень малень кой и хрупкой; похвала ее преобразила, огромные темные глаза вспыхнули.
– Спасибо, – прошептала она. – Ты правда так считаешь?
– Правда.
По другую сторону от Табиты уже стоял Тьерри. Он беспокоился, что из-за этого инцидента его подопечная потеряет уверенность в себе.
– Значит, завтра ты сможешь сыграть? – спросил он – быть может, не столь тактично, как ему хотелось.
Салли заметил мою ухмылку и театрально закатил глаза. Но Табита все еще грелась в лучах похвалы режиссера.
– О да! – радостно воскликнула она. – Если ММ считает, что я смогу…
Она смотрела на режиссера так, словно Мелани была идолом, из глаз которого в любую минуту могли брызнуть кровавые слезы.
– Конечно, сможешь. Тебя же нельзя вывести из равновесия глупыми шутками. Если хочешь, можем порепетировать завтра днем еще раз.
– Как скажешь, – раболепно ответила Табита.
– А теперь возвращайся, – строго велела Мелани. – Антракт уже заканчивается.
Тьерри и Салли проводили Табиту к лестнице. Один шел впереди, другой сзади, как дворцовая стража. Услышав напоминания о времени, все двинулись за ними. Рабочие сгрудились в дальнем конце галереи и принялись что-то обсуждать. Один время от времени поглядывал на нас.
– Сэм? – Бен наклонился и поднял что-то с пола. – Мне кажется, ты кое-что потеряла.
На его раскрытой ладони лежала серебряная заколка для волос с маленькой бриллиантовой звездочкой. Милая безделушка. Я сразу же поняла, почему он решил, что заколка моя, – у меня несколько очень похожих. А кроме меня из женщин наверх поднимались только Мелани и Табита. Мелани с бриллиантом походила бы на мужчину в женском платье, а Табита была в сценическом костюме. Кроме того, она стояла очень далеко отсюда.
Я не стала хватать заколку – вдруг кто-нибудь скажет, что она вывалилась из его кармана. Но никто не проронил ни слова.
– Спасибо, – решилась я. – Наверное, только что уронила. А может, раньше. – Я потрогала волосы. – Обычно я ничего не теряю…
– Несколько часов назад ее здесь не было, – заметил Баз. – Мы были здесь в «половину», и я ничего не видел.
– Я говорю совершенно серьезно, – внушала тем временем Мелани Стиву. – Нам придется проверять все канаты. Каждый вечер. И кто-то должен оставаться здесь на ночь.
– Ничего подобного, – веско заявлял Стив, – никогда еще не случалось в этом театре. А я работаю здесь уже двадцать лет.
Он повернул голову и оглядел Мелани, Мэттью и меня. Не оставалось сомнений, что он имеет в виду. Стив перекладывал бремя ответственности на труппу «Сна». Я сжала заколку в кармане. Страшно сказать: мне вдруг пришло в голову, что Стив, быть может, и прав.
Глава девятнадцатая
Как и следовало предполагать, подозрения фазу же пали на эльфов. Все знали об их отношении к Табите. Более того, выяснилось, что в последнюю неделю они практически объявили ей бойкот. Меня никогда не удивляла мелочная злоба, свойственная взрослым людям, но это уже было как-то чересчур. В конце концов, у Ранджита есть сцена с Пэком – гораздо длиннее, чем все остальные, вместе взятые. К тому же он был дублером Мэри, но все это не вызывало у эльфов ревности. С другой стороны, Ранджит не из тех, кто любит кичиться своим превосходством. Эльфы спокойно отнеслись к тому, что ему отдавалось предпочтение. И потом – роль досталась ему с самого начала, и привилегии были вопросом решенным. Табита же воспользовалась шансом заменить Фиалку и хвастливо пересказывала всем многочисленные комплименты Тьерри, который восхищался ее гибкостью и пластикой. Если шутку с канатом провернули эльфы, то получается, что Табита сама напросилась.
У эльфов не было алиби – точнее говоря, у них было коллективное алиби; обнаружилось, что Лиза, игравшая Мотылька, пользовалась гримеркой эльфов-мужчин, хотя им с Табитой полагалась отдельная комната. Эльфы заявили, что в «половину» все вместе сидели у себя в гримерке. А трап, как тотчас заметили доброхоты, располагается неподалеку от их двери, и незаметно выскользнуть из комнаты – проще простого.
Определенные подозрения пали и на Фиалку – тут, как мне показалось, расстарались Хелен и Билл. Хелен не скрывала ненависти к Фиалке, а Билл шел у нее на поводу; кроме того, Хелен и эльфов объединяла общая неприязнь к Табите, и поэтому ей приходилось их защищать. Но прямо никто никого не обвинял. Все бурлило, не доходя до точки кипения. И это тихое брожение накаляло обстановку так, что уж лучше бы все сразу взорвалось.
Утром Бен и Стив начали неофициальное расследование. Выяснилось, что в «половину» за кулисами не было ни одной из ассистенток, которые могли бы что-то заметить, – покончив со своими делами, они умотали перекусить в ближайшее кафе. Сам Бен в это время беседовал с администратором театра, а рабочие и техники, что совершенно естественно, торчали в пабе – все, за исключением Стива, который заявил, что занимался последней проверкой, не уточнив, впрочем, что именно он проверял. Баз заметил вполголоса, что Стив, по своему обыкновению, смотрел порнуху в комнате рабочих и просто не захотел в этом признаваться.
Трудно было не согласиться со Стивом, который считал, что преступник – кто-то из занятых в «Сне». Можно представить, что кто-то из эльфов решился на опасный розыгрыш с целью поставить Табиту на место. Но Фиалка вряд ли полезла бы на колосники, чтобы сунуть скрепку в канат Табиты. Говоря проще, я не думала, что Фиалка стала бы марать руки. К тому же ей это совершенно незачем делать – она вышла победительницей из маленьких стычек с Табитой.
И тут мне в голову пришла другая мысль. А если Фиалка выяснила, что именно Табита оставила то памятное сообщение на автоответчике, а потом подложила антигистамины ей в кофе? И решила раз и навсегда отомстить Табите? Прежде я даже подозревала, что Фиалка могла подстроить все это сама. Тогда остальные прониклись бы к ней сочувствием и перестали бы злиться на нее за регулярные опоздания. Почему бы не сочинить историю про автоответчик и не подкинуть себе самой антигистамины? Софи сказала, что Фиалка очень расстроилась, узнав о таблетках в кофе, но это ничего не доказывает. Фиалке ничего не стоит разыграть трагедию. Звучит, конечно, достаточно безумно, но актеры ради внимания к себе готовы на самые сумасшедшие поступки. Словом, я не исключала и такой возможности. Однако при этом у Фиалки все же не было мотива для того, чтобы устраивать Табите диверсию. Хотя, кто знает, – возможно, между ними произошла еще одна стычка, о которой мне ничего не известно. Очень даже вероятно.
Я не стала делиться своими мыслями с Хьюго. Инстинкт помог. Приближалась премьера, и он становился все более нервным. Следующие два прогона прошли без сучка и задоринки; мы с Базом использовали именно это выражение, имея в виду, что никто не пакостил с тросами – не совал в них сучков и прочего добра. Лерч от нашего остроумия пришел в восторг. Перед «половиной» один из рабочих проверял все тросы, а потом отчитывался перед Стивом. А Баз и главный электрик патрулировали галерею и трап, чтобы после всех проверок не прокрался тайком вредитель.
– Эти меры, конечно, вовсе не гарантируют от новых происшествий, – сказала я Хьюго накануне прогона для прессы. – Если кто-то сдвинулся на идиотских розыгрышах, то в театре у него масса возможностей.
Но Хьюго хотелось услышать совсем не это. Обозвав меня бесчувственной кретинкой, он демонстративно уставился в телевизор. Мы смотрели дурацкий ночной американский триллер, который полностью соответствовал потребностям Хьюго: актеры играли отвратительно, сценарий был чудовищный – словом, завидовать нечему, и Хьюго мог спокойно развалиться на кушетке и самодовольно скалиться. К концу фильма к нему вернулось хорошее настроение, хотя он по-прежнему выглядел измотанным.
Когда мы пошли спать, Хьюго извинился и с несвойственной ему робостью пролепетал, что очень устал и вряд ли на что-то способен. Меня это так тронуло, что даже не пришло в голову его дразнить; он заснул практически мгновенно, точно его выключили. Я какое-то время читала. Хьюго повернулся во сне и обнял меня за талию. У меня ком подкатил к горлу. Я отложила книгу и выключила свет. Почему-то казалось, что в темноте более позволительно испытывать сентиментальные чувства.
– Бедная, – с сочувствием сказала Фиалка. Мы втроем – с Фиалкой и Хьюго – обедали в Ислингтоне. В этот день должен был состояться премьерный показ для прессы, и они оба нервничали. Однако обсуждение злоключений Табиты подняло им настроение.
Ничто так не примиряет с неминуемыми рецензиями, как обсасывание неприятностей, выпавших на долю другого.
– Хорошо хотя бы, – заметила я, – что многие ей сочувствуют и соболезнуют. Тьерри и Салли вьются вокруг Табиты, как ангелы-хранители. И ММ ее поддерживает.
– Жалкая компенсация, – скривился Хьюго. – Уверяю тебя, после всего этого никто нипочем не уговорит меня летать на какой-то веревке. Я никогда не доверял этим штуковинам, а теперь у меня есть железный повод отказываться.
– Не знаю, – спокойно ответила Фиалка. – Вероятность такого – один к миллиону. Подобные случайности очень редки.
– Едва ли это случайность, Фиалка, – резко возразил Хьюго. – Тебе, наверное, сложно поверить, что тебя могут невзлюбить, устроить розыгрыш. А ведь мы все знаем, что могут.
Фиалка удивленно взглянула на него:
– Ты думаешь, это сделал тот же человек, который оставил на моем автоответчике сообщение и подкинул мне в чашку таблетки? Мне это в голову не пришло!
– Согласись, такое вполне возможно. И куда более вероятно, чем два независимых друг от друга любителя розыгрышей.
– А я думала, с этим покончено, – встревожилась Фиалка.
Официантка принесла заказ, и актриса машинально послала ей ослепительную улыбку и наисладчайшим голоском пробормотала: «Благодарю вас». Когда Фиалка включает свое обаяние, оно разит наповал с двадцати метров; потрясенная официантка попятилась.
Хьюго смачно принялся за бифштекс. Фиалка печально смотрела в тарелку.
– Перестань, Фиалка, не грусти, – подбодрил ее Хьюго. – Очевидно, что внимание шутника переключилось на других. Ты должна радоваться. Если, конечно, ты не ревнуешь.
– Ревную? – Фиалка, как и предполагал Хьюго, резко подняла голову. – С какой стати я буду ревновать?
– К Табите, – ответил Хьюго, запивая стейк благоразумным количеством вина. Мы заказали бутылку, договорившись, что львиную долю выпью я. («В вине куча калорий, – скорбно заявила Фиалка. – Кроме того, нам не хотелось бы напиваться посреди дня. Точнее сказать, хотелось бы, но нельзя».) Шкодливый Хьюго продолжал: – Может, ты ревнуешь, что шутник потерял к тебе интерес, дорогая? Это все равно как если бы твой преследователь решил вместо тебя побегать за девушкой из рабочего района. Крайне нелестно.
Фиалка надменно вскинула голову и отчеканила:
– Не вижу никаких причин ревновать к Табите! – Нет, конечно, это она могла бы к тебе ревновать, – задумчиво проговорил Хьюго.
Придя в себя, Фиалка занялась едой. Мы сидели в «Кафе Фло» на Аппер-стрит – одном из самых любимых заведений Хьюго; он имел привычку в день спектакля плотно обедать около двух. После спектакля он ел только салат, сыр и фрукты – считал, что от поздних ужинов безбожно жиреют.
– Ты только посмотри на этих обжор – оперных певцов, – злорадно говорил он, объясняя свой аскетизм. – Я не хочу, чтобы через двадцать лет мне предлагали роль сэра Тоби Белча[75]75
Персонаж из «Двенадцатой ночи» Уильяма Шекспира.
[Закрыть].
Фиалка уплетала яйцо-пашот и салат с курицей с таким наслаждением, как будто это была жареная картошка. На мое блюдо с этой самой картошкой она взирала с осуждением.
– Эй, меня же не будут показывать по телевизору, – заметила я, поймав ее укоризненный взгляд. – Меня не тревожит, что камера добавляет три килограмма.
– Если у тебя тонкая кость, то скорее четыре, – уныло ответила Фиалка.
– Вот подожди, когда тебя станут приглашать на интервью в ночные программы, – сказал Хьюго, – начнешь клянчить у нас советы.
Фиалка тотчас оживилась:
– Инъекции инсулина очень хорошо помогают! За них я ручаюсь.
– Не понимаю я этого, – вздохнула я. – Инсулин ведь разрушает углеводы, да?
– И сахара.
– Но ты же практически не ешь углеводов. Посмотри на свой салат. Да прокопай его хоть на семь миль, не найдешь никаких углеводов. В отличие от моей картошки. – Я помахала кусочком, прежде чем отправить его в рот.
– Она права, Фиалка, – заметил Хьюго. – Бог его знает, что они с тобой делают, эти инъекции.
Фиалка надулась:
– Ну я же не каждый день колюсь. Только после того, как плохо себя веду.
– Как Филип, – добавила я, – после обеда с агентом Хьюго.
Глаза Фиалки вспыхнули.
– Это не был несчастный случай! – Она наклонилась ко мне через стол, вилка с цыплячьей грудкой осталась лежать на тарелке. – Филип не мог совершить такую ошибку. Ни за что! И неважно, пьян он был или нет. Я бы не дала ему инсулин, если бы хоть чуть-чуть сомневалась. – Она вдруг побледнела. – О, неужели… О, нет!
– Что? – с любопытством спросила я.
– Беда, которой делишься, – подхватил Хьюго, – уменьшается вдвое. Даже втрое в данном случае.
– Хьюго, – рявкнула я, – заткнись, а то останешься без информации.
– Хорошо, дорогуша моя.
Он откинулся в кресле и принялся изучать кольца у себя на пальцах.
– На допросе, – прошептала Фиалка очень тихо, чтобы усилить эффект, – полицейские спросили меня, сколько ампул я дала Филипу. Я не могла вспомнить точно, но их было не меньше пяти или шести.
– И? – спросил Хьюго.
– А когда они нашли его, рядом лежали только три. Они все обыскали. И в его квартире тоже.
– И что с того? – нетерпеливо спросил Хьюго. – Наверно, использовал остальные раньше и выкинул.
Фиалка покачала головой:
– Я дала их ему за два дня до этого. И мы все время были вместе. Я бы знала, если бы Филип сделал себе укол. К тому же, как я уже говорила, он был очень аккуратен. И не стал бы колоться каждый день.
Я отметила, что от волнения Фиалка забыла о своем пижонском акценте. Надо сказать, так она мне нравилась гораздо больше.
– То есть ты думаешь, – произнесла я, – что где-то гуляют еще две-три ампулы?
– По меньшей мере.
– Этого достаточно, чтобы кого-нибудь убить. Значит, если Филип не покончил с собой, убийца запасся инсулином на тот случай, если ему понадобится убрать еще кого-нибудь.
Фиалка кивнула. Я посмотрела на Хьюго.
– Это бодрит. – Он оттолкнул тарелку и протянул руку к бутылке с вином. – По-моему, Сэм, тебе не стоит пить столько в одиночку.
Он налил себе и Фиалке. И мы выпили. Мы пустые, ограниченные люди и по-другому отреагировать на эту новость не могли.
Хьюго очень хотелось самому выбрать для меня одежду на вечер. Мы вернулись в студию. Ему доставило огромное удовольствие перебрать весь мой гардероб. Варианты он комментировал ругательствами, которые постепенно становились все более загадочными и шекспировскими. В конце концов он швырнул несколько вещей на кровать, царственно предложив мне примерить. Чтобы смириться с таким откровенным проявлением мужского деспотизма, я успокаивала себя тем, что Хьюго очень волнуется: приближается прогон для прессы, и я должна помочь ему отвлечься – любой ценой. На самом же деле мне этот деспотизм очень понравился. Редкое удовольствие, когда мужчина – причем не гей и, более того, доводящийся тебе любовником – проявляет искренний интерес к твоим нарядам, а не просто одобрительно дергает головой, глядя на что-нибудь черное, короткое и обтягивающее.
Поскольку черное, короткое и обтягивающее – мой основной арсенал, Хьюго нашел на вешалке огромное количество такого добра, но все оно было им безжалостно отвергнуто. А выбрал длинное белое платье на узких лямках и с разрезом. Я купила его на распродаже и ни разу не надевала.
– Разве оно меня не полнит? – спросила я недоверчиво поворачиваясь из стороны в сторону и пытаясь рассмотреть свою задницу. Я теперь жалела о только что съеденном блюде жареной картошки.
– Нет, для девушки, которая ест, как герои фильма «Бэйб»[76]76
Фильм режиссера Криса Нунэна (1995) по одно именной сказке Д. Кинг-Смита.
[Закрыть], ты в отличной форме.
– Я очень проголодалась, – принялась оправдываться я. – К тому же я постоянно работаю на тренажерах.
– Я заметил, дорогая. Состояние твоих бедер мне известно.
Хьюго разлегся на моей постели, как паша, рассматривающий последние приобретения в свой гарем. Только в этот момент я поняла, зачем накупила столько подушек. У Хьюго появилась возможность возлежать на них и высокомерно меня разглядывать. Прядь волос упала ему на лоб. Заметив мой взгляд, Хьюго быстро поправил прическу, но мне он больше нравился чуть всклокоченный: небольшие изъяны его внешности наполняли меня нежностью.
Я часто заморгала и сглотнула.
– Что с тобой? – сочувственно спросил Хьюго. – Такое ощущение, что у тебя начинаются судороги.
– Все в порядке, – ответила я, справившись с чувствами. – Просто задумалась, какие туфли лучше всего надеть к этому платью.
– Серебряные сандалии, которые ты купила в секонд-хенде на Аппер-стрит, – просто сказал Хьюго. – Пятидесятых годов. И собери волосы в узел. А сейчас снимай свое чудное платьице и иди ко мне. Мне перед прогоном нужна любовь, а ты как раз под рукой.
– Без колебаний, – ответила я, расстегивая платье. – Но предупреждаю – моя лежанка далеко не так удобна, как твоя кровать. Я не собираюсь тебя к ней привязывать. Иначе она сломается.
Платье упало к моим ногам. Примеряя его, я переоделась за вешалкой, и Хьюго – мужчина есть мужчина – не заметил, что под ним на мне ничего нет. Приятно, что я тоже способна лишить его дара речи.
– А может, лучше пойти вот так? – спросила я, приближаясь. – Как ты думаешь?
– Так мне нравится больше всего, – пробормотал Хьюго, пытаясь прийти в себя.
Я придавила его к ложу и поцеловала. Он сполз на подушки и радостно растянулся подо мной.
– Докажи! – потребовала я.
