Текст книги "Пляска смерти"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Короткий взрыв смеха донесся из двух – как минимум – разных углов комнаты. В одном, живописно расслабившись, стоял Фредо, и черная футболка на нем чуть оттопыривалась там, где он прятал ножи. Другие ножи были на виду – два больших на каждом бедре, как у бандита давних времен. Смуглое лицо сморщилось от смеха, черные глаза сверкали из-под завесы темных волос.

А еще смех прозвучал почти из противоположного угла. Клодия – почти шесть футов шесть дюймов, самая высокая женщина на моей памяти и серьезно занимается штангой. Рядом с ней тощий Фредо кажется тростинкой. Черные волосы она завязала в свой обычный хвост. Косметики на ней никакой не было, и все же лицо поражало своей красотой. Клодия еще меньше заботилась о женственном виде, чем я, но даже при всех занятиях штангой тело ее было полностью женским. Если бы не рост и не мышцы, она была бы из тех женщин, которым на улицу не выйти, чтобы к ним тут же не пристали или хотя бы не пялились на них. Пялиться-то все же на нее пялились, но в основном мужчины ее боялись, и не зря. Наверное, она здесь единственная, кроме меня, женщина с пистолетом. Сейчас ее лицо поплыло от смеха, все еще булькающего в глотке. Смех у нее приятный – горловой и глубокий. Не знаю даже, слыхала ли я его до этой минуты.

– Что смешного? – спросила я у обоих.

– Извини, Анита, – ответила она все еще булькающим голосом.

– Ага, извини, – кивнул Фредо, – но ты – «честная»? Бог ты мой, «честная» – очень-очень слабое слово.

Мике тоже пришлось прокашляться, и даже у Натэниела лицо будто горело усилием не улыбнуться.

Я постаралась подавить в себе злость – и подавила. Очко в мою пользу.

– Я умею лгать, если надо.

И сама услышала, каким обиженным голосом это было сказано.

– Но это не в твоей натуре, – заметил Фредо. Слишком восприимчив для простого солдата.

– Он прав, – сказала Клодия, подавившая наконец приступы смеха. – Но я прошу прощения за эту выходку.

– Она вроде тебя, Сэмюэл, – сказала Теа. – Честное сердце.

– Это было бы хорошо, – сказал он.

И его интонация заставила меня обратить внимание на еще некоторых участников этой вечеринки. Мои мысли насчет предполагаемого свойства оказались чуть слишком точными насчет Сэмюэла и Теа: они в качестве pomme de sangпредлагали мне на выбор трех своих сыновей. Мне это показалось жутковатым, но все вампиры мне объяснили дружно, что вампы по-настоящему старые – родом из тех времен, когда брак по сговору между власть имущими был нормой, а не исключением.

Близнецов заметить было легко, поскольку они были одинаковы. Их имена я знала: Томас и Кристос. Цвет волос им достался от матери, а небрежные короткие кудри – от отца. И оба они были выше отца, где-то пять футов десять дюймов, как мама. Но они были худощавые, еще мускулы не развились. Разглядев любопытные лица, я поняла, что они молоды. Очень молоды. Естественно, лет им должно быть не меньше, чем требует закон, иначе бы Жан-Клод не согласился, но с виду они казались моложе. Может быть, морской народ развивается медленнее людей.

Еще одного сына я не могла точно определить, потому что за креслом стояли двое темноволосых юношей. Один из них встретил мой взгляд не моргнув глазом, а другой смущенно покраснел. Я решила, что это наверняка он и есть. Может, ему это все казалось таким же диким, как и мне.

– Правда, мои сыновья прекрасны? – спросила Теа, снова привлекая мое внимание.

Я не знала, что на это сказать. В конце концов выбрала такое:

– Ну, да, наверное, конечно… я на них еще в этом смысле не смотрела…

Сама почувствовала, как краска ползет вверх по щекам, и выругала себя за это.

Она улыбнулась:

– Давай решим, кто из нас выше по рангу, и тогда я тебя смогу им официально представить.

Я подумала над ее словами, оглянулась на Мику и Натэниела. Они покачали головами – тоже не знали.

– У меня есть мысль, – сказала Теа, и по тону было ясно: она не думает, что эта мысль мне понравится. Голос ее был мелодичен, почти певуч.

– Я бы хотела ее услышать.

– Мы с тобой – зверь, откликающийся на зов, и слуга-человек, но я в браке с мастером города, а ты – нет. Не поможет ли это решить, чей ранг выше?

– Теа! – сказал Сэмюэл.

– Нет-нет, – ответила я, – это способ решить вопрос. Брак – это больше, чем роман. Я согласна.

Сэмюэл нахмурился:

– Нас предупреждали, что у вас горячий нрав, миз Блейк.

Я пожала плечами:

– Так и есть, но логика Теа не хуже всякой другой поможет нам решить, кто кому должен предложить.

– И вы не считаете оскорбительным признать, что она выше вас? – спросил он.

– Нет.

Он посмотрел на меня так, будто хотел проникнуть взглядом до самого позвоночника. Не вампирские фокусы – он просто пытался определить, кто я и какова я. В прежние времена я бы сжалась под таким взглядом, но с тех пор всякое бывало. Сейчас я стояла и спокойно смотрела в ответ.

Теа пошевелилась, что привлекло мое внимание снова к ней. Она ждала подчеркнуто терпеливо, но в этом ощущалось некоторое требование. Время действовать – и прекратить пустые разговоры.

Я протянула ей запястье.

Она взяла мою руку, и снова я ощутила, как прохладны ее пальцы. Обхватив меня ими за руку, она приблизила меня к себе. Запястье ее не устраивало, она хотела шею.

Вырываться я не стала, но чуть подалась назад.

Она остановилась, посмотрела на меня странным взглядом своих черных глаз.

– Анита, если мой ранг выше, то мне выбирать, где коснуться.

– Нет, – ответила я. – То, что ты хочешь шею вместо запястья, может значить только одно из трех: либо ты не доверяешь мне, либо ты показываешь, какая ты большая и страшная, либо думаешь о сексе. Что же именно, Теа?

– Второе, – сказала она.

Снова она попробовала притянуть меня к себе, и я поддалась. Сила этой руки сказала мне, что если я действительно хочу сопротивляться, то это будет драка. Теа была сильна силой оборотня.

Сжимая мне руку, она другой привлекала меня к себе, пока тела не сблизились – не вплотную, но соприкасаясь от груди до бедер.

Мне пришлось говорить, уставясь ей в плечо – она просто была выше меня.

– А зачем ты хочешь мне показать, какая ты большая и страшная?

– Моя жена очень ревнива к положению других женщин, Анита, – сказал Сэмюэл. – Жан-Клод не мог тебе не сказать об этом, как не мог не сказать нам о твоей вспыльчивости.

– Что-то он говорил, но…

Она отпустила мою руку, а свою завела мне за спину, прижимая к себе. Другая ее рука скользнула вверх по моей спине, к волосам. Но я, наверное, не очень поняла, что значит «ревнива». Почти все мои силы уходили на то, чтобы не напрячься под этим обвивающим меня телом, вплотную, совсем вплотную, как обвивает любовник, как в сексе.

Груди у нее были маленькие и тугие, а лифчика на ней не было. Я стояла, как дура, опустив руки вдоль тела, и не хотела ее поощрять, но… получилось так, что я ее вроде как обняла, чтобы удержать равновесие на этих гадских каблуках.

Она придвинулась губами ко мне и шепнула:

– Я на самом деле хочу, чтобы ты поняла, что я выше, но это только половина причины.

У меня пульс чуть-чуть участился при этих словах, я хотела повернуться, заглянуть ей в лицо, но она захватила горсть моих волос и отвернула меня от себя. Я оказалась лицом к тому мужчине, который краснел. Он сейчас уставился на меня, и его лицо показалось мне более молодой версией Сэмюэла. Как я этого раньше не заметила? Он сказал беззвучно, одними губами: «Прошу прощения».

Пульс бился в горле так, что мешал говорить, потому что какое-то чувство мне подсказывало: что-то вот-вот произойдет. Что-то такое, что удовольствия мне не доставит.

– А какова другая половина? – спросила я с придыханием, сдерживая нервозность, в которой был небольшой привкус страха.

– Я хочу понять, кто ты, Анита, – прошептала она, и дыхание ее стало теплее, чем было. И руки стали теплыми, будто вдруг ее охватила лихорадка. Очень похоже на ощущение от некоторых оборотней, когда близится полнолуние.

– Что это? – спросила я, но оказалась способна только на шепот.

Ее пальцы переплелись с моими волосами так, что я головой не могла шевельнуть, и жар от этих пальцев ощущался сквозь волосы. Жена Сэмюэла оторвалась от моей шеи и уставилась на меня сверху. Держала крепко, будто для поцелуя.

– Ты и правда то, что о тебе говорят?

Я постаралась проглотить ком в горле и прошептала:

– А что обо мне говорят?

– Что ты суккуб, – шепнула она, наклоняясь ко мне лицом. Я уже знала, что она хочет меня поцеловать. – Я ищу кого-нибудь одной со мной породы, Анита. Ты – не та, которую я ищу?

И с последним словом ее губы сомкнулись на моих.

Глава шестая

Рот у нее был невероятно теплым, теплым, как горячий шоколад, такой, что хотелось раскрыть губы и пить из него. Но это не моя была мысль – раскрыть губы, а ее. Каким-то образом мне в голову попала ее мысль. И это мне не понравилось, ну никак не понравилось, настолько, что помогло закрыть рот плотно. Она отодвинулась, шепнула:

– Не сопротивляйся.

Я услышала шум спора вокруг – близилась помощь, мне только надо продержаться. Просто держать щиты на месте и не дать ей сделать то, что она пытается. Держаться, только и всего. Я держалась, когда подмога была за много миль, сейчас до нее дюймы. Продержусь.

Она попробовала мягкое убеждение, ментальные игры – не помогло. Она попробовала силу – поцеловала меня так, что мне надо было либо открыть для нее рот, либо прорезать губу собственными зубами. Будь она мужчиной, я бы позволила ей себя целовать… неужто я действительно такая гомофобка? Если бы она мне шепнула мысленно, что хочет, просит меня открыть рот, – я бы открыла, может быть, но она слишком сильно этого хотела. Отчасти я упиралась из упрямства, а отчасти – насторожилась: зачем это ей так вдруг сильно надо? Я знала, что она – сирена, нечто вроде сверхрусалки, знала, что частично ее магия связана с соблазном и сексом. Знала, что она может подчинять себе других русалок. Все это я знала из разговоров с Жан-Клодом, а вот чего я не знала – зачем ей так нужно, чтобы я открыла рот.

Ее поцелуй придавил мне губы, и я почувствовала вкус крови – сладкий, металлический леденцовый вкус. И тут же стало больно. Она порезала мне губу изнутри о мои же зубы.

Отодвинулась.

– Зачем так упорно отбиваться вместо того, чтобы просто ответить на поцелуй? Ты настолько терпеть не можешь женщин?

Я попыталась покачать головой, но она все так же держала меня неподвижно.

– А зачем тебе, чтобы я открыла рот? Какая тебе разница?

– Ты сильна, Анита, очень сильна. Стены твоей внутренней крепости высоки и крепки, но они не непреодолимы.

Я начинала злиться и не знала, как это скажется на моей внутренней крепости и ее стенах. Мне не хотелось, чтобы зверь проснулся, пока мы все еще представляемся друг другу. Медленно вдохнув, я так же медленно выдохнула, но сказала именно то, что подсказывала мне злость:

– Либо отпусти меня, либо пробей эти стены, но эта сцена кончится в любом случае.

– Почему так?

– Я выполнила все требования этикета вампиров, так что либо ты меня отпустишь, либо я позову своих стражей, и они тебя заставят.

– Тебе нужна помощь, чтобы от меня освободиться? – спросила она снова тем же певучим голосом.

– Если я не собираюсь в тебя стрелять, то да.

Подошедший сзади Грэхем сказал тихо:

– Анита, скажи одно слово, и мы ее уберем.

В его голосе слышалась большая охота это сделать – или же просто злость. Его можно понять – Теа перешла от рисовки к явной и вульгарной грубости.

– Теа, – сказал подошедший с другой стороны Сэмюэл, – не надо так.

Она обернулась и посмотрела на него:

– А как надо?

– Наверное, можно было просто попросить.

По ее лицу пробежало такое выражение, будто бы это ей просто в голову не приходило, а потом она засмеялась – резко, пронзительно, будто я слышала смех чаек.

– Вот так просто, милый мой Сэмюэл, вот так просто! – Она ослабила хватку на моих волосах, что уже было хорошо, но еще оплетала меня, хотя и не так сильно. Все равно слишком близко, чтобы мне не напрягаться, но уже не так враждебно. – Мои глубочайшие извинения, Анита. Настолько давно я не встречала никого, кто мог бы противостоять моим желаниям, что продолжала действовать силой по инерции. Прости меня.

– Отпусти меня, и я тебя прощу.

Она снова рассмеялась тем же смехом – нет, мне не показалось. Это были крики чаек и шелест прибоя. Она отпустила меня, отступила на шаг. В тот же момент уровень напряжения в комнате буквально рухнул. Все телохранители всех сторон решили, что дальше будет торжественное провозглашение мира. Я тоже так решила.

Она поклонилась:

– Мои глубочайшие извинения. Я недооценила тебя, и мне стыдно за мои действия.

– Я принимаю твои извинения.

Она распрямилась, глядя на меня черными глазами с бело-золотистого лица – будто хрупкой фарфоровой кукле приделали глаза киношного демона.

– Тебе известно, что мы предлагаем тебе своих сыновей для выбора pomme de sang.

Я кивнула:

– Жан-Клод мне говорил, и это для меня честь.

На самом деле это была для меня жуть, но я понимала, что это должно считаться честью.

– Но известно ли тебе почему?

Тут я запнулась, потому что ответ был такой:

– Жан-Клод сказал, что вы хотите более тесного альянса между нашими поцелуями.

– Хотим, – присоединился к жене Сэмюэл, – но есть причина, по которой моя жена столь непреклонно настаивала, чтобы к твоему столу мы привели всех трех сыновей.

– И эта причина?.. – спросила я.

Мне не хотелось поднимать эту тему, пока на моей стороне не будет побольше вампиров, но, похоже, выбора не было.

Вдруг рядом со мной оказался Мика, держа меня за руку. И мне стало лучше. Я не одна, мы сможем. Пусть нет с нами вампиров, но зато мы друг у друга есть. Натэниел подошел сзади, не беря меня за другую руку – на случай, если мне придется хвататься за оружие, – но достаточно близко, чтобы ощущаться линией жара у меня за спиной. Еще лучше.

– Я – сирена, – сказала Теа.

– Я знаю, – кивнула я.

– Ты понимаешь, что это значит среди моего народа?

– Я знаю, что почти всех русалок, проявляющих способности сирен, морской народ убивает до того, как они войдут в полную силу.

– А почему, ты знаешь?

– Потому что в полной силе вы способны подчинять себе морской народ с помощью магии.

– Как некроманты могут подчинять себе все виды нежити, – сказала Теа.

Я пожала плечами:

– Да, у меня есть власть над многими видами нежити, но назвать ее полным контролем нельзя, да и не на всех она действует.

– Как и моя не на каждую русалку, хотя на многих. Но знаешь ты, в чем основа этой власти?

Я покачала головой:

– Нет.

– Секс. Или, быть может, соблазн.

Я вопросительно выгнула бровь:

– И что это конкретно значит в данном контексте?

– Это значит, что во мне живет нечто вроде того ardeur’а, который есть у тебя и Жан-Клода. Это привлекает ко мне и моих соплеменников, и смертных, как привлекает к тебе ardeurмертвых, ликантропов и смертных.

Я наморщила лоб:

– Да, много мужчин хотят ощутить полный вкус ardeur’а, попробовав кусочек случайно. – Я подавила желание оглянуться на Грэхема. – Но он не привлекает их ко мне.

Снова этот смех – чайки и прибой.

– Ты не знаешь, кто ты, Анита. Сам по себе ardeurне делает тебя суккубом или Жан-Клода – инкубом. Я встречала носителей ardeur’а, но мало у кого из них был следующий уровень силы. У тебя он есть. У твоего мастера есть. Именно это привлекает к тебе. Само касание твоей кожи уже может порождать зависимость.

Я посмотрела на нее, подняв брови:

– Как это делает касание твоей кожи?

– Да.

Я постаралась не улыбнуться, но это не совсем получилось. Облизнув порезанную ее стараниями губу, я сказала:

– Не хотела бы, чтобы это звучало оскорблением, но я не томлюсь по твоему прикосновению.

– Нет, ты сопротивлялась. И победила.

– Что же ты хочешь от меня?

– Я считаю, что мои сыновья унаследовали мои силы, но для сирены есть только один способ родиться полностью. Ввести ее в силу должна другая сирена.

Тут я поняла, к чему это все клонится, – или испугалась, что поняла.

– И если я правильно понимаю, то единственный способ ввести их в силу – это секс.

Она кивнула.

– А ты не могла бы найти другую сирену для этой работы?

– Я – последняя в моем народе, Анита. Последняя сирена. Если только ты не найдешь в себе силы пробудить моих сыновей.

Мика сильнее сжал мне руку, Натэниел придвинулся так, что наши тела соприкасались от плеча до бедра.

– Знаешь, если честно, меня несколько смущает, что ты сдаешь мне сыновей.

– Что значит «сдаешь»?

Я вздохнула. Как раз тот момент, когда хочется объяснять сленговые выражения.

– Это значит продавать кого-то для сексуального использования, – выручил меня Натэниел.

Она нахмурилась, помолчала и ответила:

– Не могу спорить с таким определением. Я хочу, чтобы у тебя был секс с моими сыновьями, и это даст нам и вам более тесный союз. Они от этого получат силу. Так что, если это продажа, я не могу спорить со словом «сдавать».

– Но если ты всего лишь носитель ardeur’а, а не истинный суккуб, то ты не сможешь выполнить желания Теа, – сказал Сэмюэл.

Я посмотрела на обоих:

– И как же нам узнать, есть ли во мне то, чего хочет Теа?

Я не смогла скрыть в голосе настороженность.

Натэниел потрепал меня по плечу, как успокаивают занервничавшую лошадь, но я его не оттолкнула. Я ощущала напряжение и старалась не разозлиться.

– Убери свои внутренние стены и дай моей силе попробовать твою.

Она это сказала так, будто это легко, мелочь.

Я покачала головой:

– Не знаю…

– Мысль о том, что я сдаю своих сыновей тебе, вызывает у тебя неприятие?

– Да.

– Если твоя сила недостаточно близка к моей, то мы останемся на балет и всю программу увеселений, но ты не должна будешь смотреть на них как на pomme de sang. Мы их увезем домой, и тебе не придется волноваться по поводу этого неудобства.

Слишком легко это получалось.

– Звучит это просто, но до того, как я соглашусь: какие возможны побочные эффекты от исследования моей силы твоей силой?

Она глянула озадаченно:

– Не уверена, что поняла вопрос.

– Анита спрашивает, – пояснил Мика, – что может случиться плохого, если она это позволит?

Теа задумалась примерно на минуту.

– Это должно быть только соприкосновение сил. Как два левиафана в океанских глубинах встречаются, касаются боками и расходятся в темной глубокой воде.

Мне стало спокойнее – будто я ощутила эти темные, мирные глубины.

–  Должнобыть, – повторил Мика. – А что еще может случиться?

– Это может вызвать на поверхность твой ardeur,и ты будешь вынуждена его питать.

Вдруг я снова стала напряженной. Спокойствие темных глубин развеялось, как дым на ветру.

– Нет, – сказала я.

Натэниел шепнул мне в ухо:

– Анита, ты сможешь покормиться от меня без полового акта. А это способ от них отвязаться.

Мика посмотрел на меня:

– Только ты можешь решить, стоит ли того риск, что придется кормить ardeurздесь и сейчас, Анита.

Я посмотрела на сыновей. Близнецы смотрели на меня, улыбались то ли радостно, то ли смущенно. Но смущались они как подростки, когда вдруг мамочка делает что-то такое, чего они стесняются. А старший, за креслом, смотрел так, будто бы чувствовал себя как и я – чертовски неуютно.

– Ты, наверное, Самсон, – сказала я.

Он удивился, потом кивнул:

– Да, это я.

– И что ты обо всем этом думаешь? В смысле, хочешь ли ты сделаться сиреной?

Он опустил глаза, потом посмотрел на меня:

– Ты знаешь, что ты первая спросила меня, что я по этому поводу думаю?

Я не смогла скрыть удивления.

– Это не упрек моим родителям. Они меня любят – любят всех нас. Но отцу больше тысячи лет, а мать еще старше. Браки по сговору не кажутся им странными, и оба они были бы рады, если бы кто-то из нас обрел те же силы, что и мать. Это укрепило бы нашу власть на всем Восточном побережье. Я все это понимаю, иначе бы меня здесь не было.

– Но? – спросила я.

Он улыбнулся, и это была улыбка его отца.

– Но я тебя не знаю. Мысль о принуждении к сексу с кем бы то ни было, это… это неправильно.

Я посмотрела на близнецов:

– А вы – Томас и Кристос?

Они кивнули.

– Что вы об этом думаете?

Они переглянулись, один покраснел, другой нет. Тот, кто не покраснел, сказал:

– Я Томас. Том, когда мама не слышит, потому что ей не нравится. – Он улыбнулся ей, глядя отцовскими карими глазами. – До нашего приезда я видел твои портреты. Я знал, что ты хорошенькая и… – Теперь уже он покраснел, прикусил губу и заговорил снова: – Я был бы рад иметь предлог для секса с тобой. И это правда.

– Сколько тебе лет? – спросила я.

Он покосился на родителей:

– Не смотри на них, отвечай мне.

Ответил Самсон:

– Им по семнадцать.

– Семнадцать, – сказала я. – Боже ты мой, это же против закона!

– В Миссури это законно, – возразила Теа. – Мы проверили перед тем, как сюда их везти.

Я посмотрела на нее. Не знаю, что отразилось на моем лице, но по ощущениям – ничего приятного.

– Я с подростками не сплю. Черт побери, и не спала никогда, даже когда сама была подростком.

– Тогда пусть моя жена проверит твою силу, Анита, – предложил Сэмюэл. – Вполне вероятно, что твоя сила – не то, чего мы ищем. Суккубы близки к сиренам, но это не одно и то же. Если твоя сила не узнает силу Теа, то мы отпустим Самсона домой без ущерба для его нравственности. И разочаруем Томаса.

Это мне кое о чем напомнило:

– Кристос, ты ничего не сказал, что ты об этом думаешь.

Тот, который покраснел, поднял на меня глаза. Этого хватило – смущение, даже страх, но глубоко под этим – мучительный интерес. Этот взгляд начисто выдавал девственника. Очень мне не хотелось лишать кого-то девственности. Совершенно я не собиралась этого делать, а от того, что родители его поощряли, только хуже было.

– Крис, – сказал он тихо, но отчетливо. – Меня зовут Крис.

Голос был как у мужчины, но взгляд совершенно детский.

Я хотела сказать вслух: «Первый раз должен быть с кем-то, кого ты любишь. Девственность надо отдать той, кто тебе дорога». Но не хотелось смущать его сильнее, чем он уже смутился, и потому я сказала:

– Ладно. – Посмотрела на Теа: – Пусть Теа испытает мою силу.

И промолчала о своей надежде, что сила эта ей не понравится, потому что ничто на свете не заставит меня выбрать любого из их сыновей.

Сыновей. Детей. Это слово напомнило о тесте на беременность, лежащем у меня в сумке. Когда-нибудь я тоже буду торговаться, чтобы организовать своему ребенку трах? В смысле, кто бы ни был отец, ни один из нас не является всего лишь человеком и почти все обладают пугающего размера силой. Черт, не стоило об этом думать.

Теа встала передо мной, наклонив голову, рассматривала мое лицо.

– У тебя тревожный вид, Анита, очень встревоженный, будто ты о чем-то новом подумала, о чем волнуешься.

Слишком это было проницательно. Надо мне тщательнее сегодня работать над выражением лица. Я попыталась сказать часть правды:

– Сэмюэл – всего лишь второй из известных мне мастеров вампиров, у кого есть взрослый ребенок или дети. Это… очень непривычно.

Мика чуть сильнее прислонился к руке, которую держал. Натэниел теснее прижался к спине, хотя пистолет мешал ему быть таким уютным, каким я хотела бы. Они знали, о чем я подумала, а может быть, подумали о том же – или чем-то очень близком.

Теа склонила голову на другой бок, и ничего водного это мне не напомнило. Это было движение хищной птицы, вымеряющей дистанцию до моего глаза.

Я поежилась. Господи, сделай так, чтобы я не была беременна.

Все еще горячечными пальцами она тронула меня за лицо.

– Не я проложила эту морщину печали между темной красотой глаз твоих.

Я отодвинулась от прикосновения.

– Очень поэтично. Давай займемся делом, Теа, луна уходит.

Она улыбнулась – точно как Том перед тем, как он покраснел, прикусил губу и признал, что хочет со мной секса. Близнецы были очень на нее похожи, если не считать глаз.

– Хорошо, но твоим мужчинам придется отойти. Я не знаю, какой может быть эффект, если в этот момент они будут к тебе прикасаться. Они могут всерьез пробудить ardeur, или…

– Или что? – спросила я.

– Или укрепить твои щиты, и я вообще не смогу проверить твою силу. – Она шевельнула бледными плечами, будто пожала, но движение не совсем такое. – Я буду обращаться с тобой, как обращаюсь с Сэмюэлом. Я тебе буду говорить правду, но я просто не знаю наверняка. Если бы ты была вампиром, я бы могла знать, но ты и больше, и меньше, чем вампир. Ты не просто одно или другое, а и то, и другое, и много еще что. И это, я думаю, меняет вокруг тебя правила силы и магии.

Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и кивнула. Потом я шагнула вперед, а Мика и Натэниел – назад, давая мне место. Не думаю, что кому-то из нас нравилась эта мысль, но если я ее требованиям не отвечаю, то тремя весьма неаппетитными яблочками у меня на столе будет меньше. Ура…

Она снова взяла меня в объятия, и я не отбивалась. Я ее даже сама обняла. На этот раз она не стала держать меня за голову – поверила, что я дам себя поцеловать.

Мне пришлось встать на цыпочки – то есть ее рост был ближе к шести футам, чем я думала. Я поймала себя на том, что тянусь к ее щеке ладонью, будто этого поцелуя хотела. Иногда я прикасаюсь к чужому лицу, потому что это интимно. Иногда потому, что рука на чужом лице позволяет контролировать поцелуй, чтобы он не вышел за рамки. Угадайте с двух раз, какова была на этот раз причина. Первая догадка не считается.