Текст книги "Таблетка от всего"

Автор книги: Лора Патрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Лора Патрик

Таблетка от всего

1

– Мы уже это обсуждали, Джулия. Дела твоей матери меня больше не касаются.

– Но она встречается с этим типом...

– А это касается меня еще меньше. А также тебя и твоего брата. Твоя мать имеет право на личную жизнь.

Опять нужно смазывать косилку, удрученно подумал он. Хоть что-нибудь сегодня получится как надо?

Дочь следом за ним вошла под навес, где хранились инструменты.

– Но этот парень уговорил ее поехать в наше бунгало на уик-энд.

– Радость моя, сколько раз мы будем об этом говорить? Твоя мать имеет право назначать свидания любому мужчине здесь или в любом другом месте, раз ей этого хочется. Это и означает быть в разводе.

Он сунул шланг в новую банку с маслом и снова вышел под ослепительное солнце. Жара была страшная. Стричь газон хотелось примерно так же, как жевать гвозди. А Джулия следовала за ним по пятам.

– Но раньше она не ходила на свидания, пап. А этот парень и правда на нее давит...

– Твоя мать может о себе позаботиться. Поверь мне. На ринге между тяжеловесом и твоей матерью я бы поставил на нее.

– Не с этим парнем. Он примерно на миллион фунтов тяжелее, и я не доверяю ему, он мне не нравится, он меня пугает.

– Пугает? Чем он тебя напугал? – Крэйг резко выпрямился, забыв про масло. Пронизывающий взгляд уперся в лицо дочери. – Этот подонок поднял на тебя руку? Что-то тебе сказал?

– Не мне. Маме. Он ей врет, а она не понимает. Я думаю, ей не надо ехать с ним в бунгало. Там же никого нет. А ты знаешь, какая мама наивная.

– У твоей матери косточки нет наивной.

– Я думаю, он ей сделает что-то плохое.

– Радость моя, никто не сделает с твоей матерью ничего, чего она бы сама не хотела, по крайней мере, на этом свете. Она легко поставит на место любого, кто попробует.

– А тебя она ставила на место, па?

– Да.

Крэйг мрачно взглянул на дочь.

– И довольно об этом. Я сто раз тебе говорил: мы с тобой можем беседовать о чем угодно и когда угодно. Кроме как о твоей матери. Ясно?

– Мам? Завтра твоя очередь ехать в бунгало, да?

– Да. Только я сомневаюсь, что мы туда поедем. Слишком много дел накопилось по дому.

Карен грохнула на стол сумку с продуктами, поставила кейс и сбросила сумку с плеча. Ну и денек! На обед она что-то купила, хорошо было бы вспомнить, что именно.

– Отлично.

– М-м? Что отлично?

Отбивные на вертеле. Вот что она планировала на обед. Если только она сможет заставить проклятый вертел работать. Последний раз, когда она возилась с этой рухлядью, она опалила себе волосы и едва не подожгла веранду.

– Хорошо, что тебя там не будет, потому что, я думаю, папа забыл, что это твой уик-энд. Он уже планирует ехать в бунгало.

– Да? Вот и хорошо.

С двумя пакетами замороженных овощей в руках она двинулась к морозильнику, но тут нескладная фигура ее шестнадцатилетнего сына преградила ей путь. Он смотрел на нее виноватыми глазами и уже собрался выпить полгаллона молока.

– Не из пакета, Джон Джэйкоб. Ты не знаешь, Джулия еще у отца?

– Да-а. Сказала, что будет к семи. Мам, он кое-кого берет с собой. В бунгало. В этот уик-энд.

– Ну и ладно.

– Женщину.

– Ну и ладно, – рассеянно повторила Карен.

Она снова повернулась, на этот раз к шкафу у мойки. Вопреки законам логики и гравитации, ее сын ухитрился вновь возникнуть прямо у нее на дороге.

– Тебе все равно?

– Ну, Джон. Мы сто раз об этом говорили. Твой отец – свободный человек. Он имеет право на общение и что он делает со своей личной жизнью – его дело. Не твое и не Джулии. И уж решительно не мое. Больше не мое.

– А если у него будут неприятности?

– Твой отец создан для неприятностей. Он обожает неприятности. Поверь мне, он может о себе позаботиться. А теперь давай назовем это запретной темой и оставим ее.

– Ее зовут Дейдре.

– Джон...

– Действительно редкая штучка. Длинные ноги, волосы по спине, фигура – глазам не поверишь...

– Джонатан Джэйкоб...

– И молодая.

– Молодая.

Слово жалило, как оса, заставив Карен сжать пальцами виски. Голова еще не болела, но она уже чувствовала приближение приступа.

– Я не хочу больше слушать, – сказала она твердо и стала искать картошку. Не могла же она быть в овощном и забыть купить ее. Новый приступ головной боли заставил ее застонать.

– Она кажется и вправду милой, но совсем не милая, мам. Душится так, что можно задохнуться. А ногти у нее, как когти.

Ее сын изобразил классическую позу Дракулы.

– Она смотрит на папу, и в глазах у нее загораются доллары. Она за ним охотится так, что ты не поверишь. И знаешь, что она сказала Джулии?

– Нет, и мне безразлично, что она сказала твоей сестре. Разговор окончен. И на этот раз совсем.

Наконец она обнаружила пакет с картошкой.

– Так она сказала Джулии, что в этот уикэнд вернется из бунгало с кольцом на пальце.

– С кольцом?

– Она сказала, что папа будет просить ее выйти за него замуж.

Карен не собиралась так сильно грохать картошку на кухонный стол. Это вышло случайно, в результате чего пластиковая сумка лопнула, достойно подытоживая абсолютно кошмарный день. Двадцать фунтов картофеля в беспорядке полетели на стол, в мойку, на пол.

С каждым виражом Карен уезжала все дальше от цивилизации. В горах было прохладно и тихо. Поселки оставались позади, дороги исчезали. Пихты и ели, растущие на крутых склонах, бахромой окаймляли хребты. Еще выше воздух был настолько чист и разрежен, что больно сдавливал легкие. Она уловила блеск воды внизу. Блики на воде напоминали россыпь алмазов. Карен поняла, что она почти на месте.

Олень метнулся через шоссе перед последним поворотом. После этого оставалось проехать всего четверть мили грунтовой дороги. Она старалась не смотреть вниз, боясь свалиться прямо в глубокий овраг.

«К черту овраг!» – подумала она, смотрясь в зеркало заднего вида. Вчера, несмотря на жутко занятый день, она выкроила время для парикмахерской, а также обошла весь магазин в поисках новейшей косметики.

Никто не мог сказать, что она расфуфырилась. Она выглядела так, как хотела выглядеть – женщиной, собравшейся на уик-энд за город. На ней была рубашка ее любимого цвета розовых кораллов, джинсы цвета хаки хотя и сидели в обтяжку, но были практичны. Искусно наложенный грим смотрелся как естественный загар. Помада защищала ее губы от солнца. Ресницы были красиво подчеркнуты, а волосы выглядели так естественно, что ни одна женщина не догадалась бы, что они у нее не всегда смотрятся так эффектно.

«Выглядишь ты потрясающе», – уверяла она себя. Однако морщинка на лбу не хотела исчезать, и Карен понимала, что никакие уговоры касательно уверенности в себе не сделают ее моложе своих тридцати шести, не прибавят пару дюймов к ее ста шестидесяти двум сантиметрам или волшебного очарования ее внешности.

Имя Дейдре грызло ее, как зубная боль. Воображение разукрашивало картину, нарисованную сыном. Женщина по имени Дейдре должна быть высокой, стройной, сексуально рафинированной. Да Крэйг и не стал бы тратить время на обычную шлюху. Эта женщина – тонкая штучка. В постели, наверное, – чудо творчества. Длинные волосы. Молодая.

Показалось бунгало. Карен закусила нижнюю губу. Пыльный белый джип «чероки» уже был наверху, так что Крэйг приехал. Вероятно, выехал вчера вечером. С ней.

Она остановила машину за джипом и повернула ключ зажигания. Нервы танцевали в районе желудка, как комары. Это был ее уикэнд в бунгало; она имела полное право приехать. Ребята были пристроены у деда. Она много раз проводила здесь по нескольку часов одна. У Крэйга не было причин подозревать, что ее появление странно. Сумка, набитая яблоками, выглядела так, как будто в ней смена платья. Карен в ней не нуждалась. Она пробудет не больше десяти минут. Достаточно, чтобы установить свое алиби, показать, что Крэйг перепутал очередь, а заодно и взглянуть на эту Дейдре.

Карен взяла сумку и вылезла из машины, чувствуя себя рассудительной и добродетельной женщиной. Каждая хорошая мать готова на жертвы ради детей. Лично ей эта женщина абсолютно безразлична. Они уже целый год в разводе. Если Крэйг счел нужным подцепить эгоистичную и жадную сексуальную амазонку – это его проблема. Но если речь идет о потенциальной мачехе и связь серьезная, то она, очевидно, отразится на детях.

Карен попросту хотела поглядеть на товар. Ради детей. Ни одна мать не сделала бы меньше.

Она втянула живот, выпрямила спину и зафиксировала спокойную, безмятежную улыбку зрелой женщины. Если они еще в постели, она не выдержит. На часах было почти одиннадцать. Она очень старалась не приехать раньше, надеясь, что это время достаточно позднее, чтобы оба давно встали.

Ворон пролетел над головой. Мрачное предзнаменование, подумала Карен. Солнце пробивалось через листву, золотя мощеную дорожку. Дом стоял на холме, глядя на обрывы и долину в отдалении. Через несколько недель осины во дворе станут совсем золотыми. Теперь, в начале сентября, листья их трепетали при малейшем дуновении ветра.

Карен ощущала какое-то нежное родство с осинами. Сердце колотилось, как у пойманной кошки, ладони вспотели. Она окинула взглядом построенный из дикого камня дом.

Только эта связь и осталась от их брака. Дом официально принадлежал им обоим. Оба их юриста объясняли, что с юридической точки зрения это невозможно и ужасно. И ей, и Крэйгу было все равно. Дети любили дом. Ни один из родителей не хотел лишаться права привозить их сюда. Они установили очередь и, не сталкиваясь друг с другом, вместе вели дом. Крэйг обновил крышу, всегда оставлял наколотые дрова. Она делала мелкий ремонт, следила, чтобы всегда был запас продуктов. Договор работал. Возможно, что когда дети будут взрослыми, они устроят здесь все иначе, но пока это время еще не наступило.

Мысль о детях всегда укрепляла в ней решимость. Что тут, собственно, нервничать? Через десять минут ее тут не будет, любой может пережить десять минут.

Она пересекла широкую каменную террасу. Наружная дверь стояла открытой, но внутренняя, с жалюзи, как ни досадно, не позволяла видеть, что происходило внутри. Она заколебалась, не зная, как вести себя естественно в ситуации, в которой не было ничего естественного, этичного и правильного, – шпионить за бывшим мужем.

Карен напомнила себе еще раз, что она здесь не ради Крэйга, но ради детей. Коротко и громко постучав в дверь, она всунула голову внутрь.

– Крэйг?

Голос прозвучал резко, как будто квакнула лягушка. Виноватая лягушка.

– Крэйг? – позвала она снова.

– Карен?

Она решила, что у него болит горло, потому что у него тоже с голосом было что-то неладное. Ее бывший муж обычно говорил богатым грудным тенором. Теперь же слышался скрежещущий баритон с искусственными интонациями.

Ей понадобилось около минуты, чтобы глаза приспособились к полутьме после солнечного света, но то, что Крэйг только что встал, она поняла быстро, слишком быстро. Когда он обернулся на ее голос, он стоял у печки с совком в руке. Растрепанные темно-русые волосы, обнаженная бронзовая грудь, старые джинсы. Все.

Она мгновенно отвела взгляд от его голой груди. Они начали говорить одновременно, но Карен едва слышала его. Слова полились, как ручей:

– О боже, как мне неловко! Я видела твою машину, но до того момента и понятия не имела, что ты здесь. Я думала, это мой уик-энд...

Двери в обе спальни были открыты. В одной она заметила синий спальный мешок, но в нем никого не было.

Она невольно поднесла руку к сердцу. Застрелиться бы, подумала она. Дверь ванной тоже была открыта настежь. Внутри – ни шороха. Больше спрятаться было негде. Главная комната была большая и открытая, гостиная и кухня вместе, с камином в одном конце и дровяной печкой в другом. Среди дубовых стен находились: громадный диван, кресла, индейские коврики, керамика, старинный ломберный столик, на котором они иногда играли в карты и в шахматы. На кресле валялась мужская рубашка. Ничего женского – ни следа. На кухне медные котелки и сковородки. За круглым дубовым столом находились маленькие шкафчики. Дверь кладовки была закрыта, но Карен знала, что она слишком забита спортивным инвентарем и одеждой, чтобы там спрятаться.

Крэйг хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ч-черт! Это твой уик-энд? Наверное, я перепутал числа. На работе совершенно собачья неделя. Я не поглядел на календарь. Извини...

– Все в порядке. Не обращай внимания. Честно говоря, я с удовольствием уеду. Я и приезжать-то не собиралась. Просто выдалось несколько свободных часов, а дети у папы и...

– Карен, что у тебя с шеей?

– С шеей?

Она невольно поднесла руку к горлу, но Крэйг уже не смотрел на нее. Он заглядывал ей за спину – сначала слева, потом справа, потом, искоса, через входную дверь. С ее шеей все было в порядке. Вот он выгибал шею, как страус.

– Ты что-то ищешь?

Он мгновенно выпрямился.

– Кого-то ищу? Почему, черт возьми, я должен кого-то искать?

Смутившись, она провела рукой по волосам.

– Я не спрашивала, кого ты ищешь. Я спросила, что ты ищешь.

– Да ничего я не ищу. Я как раз готовил завтрак. Я приехал вчера вечером, после работы... Карен, что у тебя с шеей? Растяжение?

– Ммм?

Где же эта проклятая баба? Единственные башмаки в пределах видимости были явно сорок третьего размера. Она могла пойти искупаться в ручье, но Крэйг ни за что не отпустил бы ее одну. Течение было слишком быстрым, вода – ледяная. Много лет назад, когда Карен улизнула поплавать одна, Крэйг скатился с обрыва, готовый шкуру с нее спустить. Она еще помнила...

– Если ты что-то оставила в машине, доставай, не стесняйся.

Она снова взглянула ему в лицо, недоуменно хмурясь. Ее бывший муж никогда не говорил с ней таким странным голосом. Его замечание было бессмысленно. Она похлопала по сумке.

– Это все, что у меня с собой. Я же приехала на несколько часов. И даже если я что-то оставила в машине, зачем мне это приносить. Я же говорю, что я уезжаю. Неважно, что ты перепутал даты. Мне дома нужно переделать тысячу вещей, так что нет причины, чтобы тебе тут не остаться... Крэйг, чего ты ищешь?

– Его.

Слово вырвалось внезапно, неожиданно, как будто он нечаянно выболтал секрет.

– Кого его?

Крэйг имел миллион недостатков, и все она отлично знала, но приступов помешательства среди них не было.

– Ради бога, о ком ты говоришь?

– О нем, Карен. О, черт...

Он стремительно подошел к входной двери и резко распахнул ее.

Она тоже сделала шаг к двери, и оба выглянули наружу. Ее «Сьерра» тихо стояла рядом с джипом. Сияло солнце. Ветерок шуршал в верхушках деревьев. Но, кроме белки, прыгающей через двор, вокруг не было заметно абсолютно никакого движения.

– Ты с собой никого не привезла?

Крэйг все еще смотрел во двор. Карен чувствовала, что он готов глядеть куда угодно, только не на нее.

– Никого. Почему я должна кого-то с собой привозить? Я же сказала – дети у папы...

Она заколебалась, а потом спросила:

– А ты, случайно, никого не привез?

Крэйг решительно захлопнул дверь.

– Нет, я приехал один. А у тебя есть причина думать, что я кого-то привез?

– Да нет же, господи! Мне и в голову никогда не приходило. Я... просто поддерживаю разговор. В конце концов, ты же мог кого-то привезти и...

Голос у Карен осел, как проколотый воздушный шарик. Она сглотнула, внезапно осознав близость Крэйга. Он отпрянул назад в то же мгновение, что и она, впервые взглянул ей прямо в глаза. Он не улыбался, но юмор искрился в его проницательных карих глазах – юмор и откровенность. Они уже очень давно не были откровенны друг с другом.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – прошептал он.

Она перевела дыхание.

– Не знаю.

– Неладно что-то в Датском Королевстве. У тебя нет такого чувства?

Она осторожно кивнула.

– Ты думала, что у меня здесь женщина?

Когда доходило до дела, Крэйг всегда был прямолинеен как кирпич. Она быстро заговорила:

– Я знаю, это не мое дело, и ужасно сожалею, что вторглась в твою личную жизнь. Это непростительно, глупо и ужасно. Просто Джон мне сказал...

– Карен! – Он перебил ее, и фальшивая хрипота исчезла из его голоса. – Джулия сказала мне, что ты привезешь сюда на уик-энд мужчину.

Наступило неловкое молчание. Наконец Карен нарушила его:

– Я не понимаю, я понятия не имею, почему она тебе это сказала.

– Она также сказала, что человек этот опасен. Что ты влопалась по уши и что она боится этого парня.

Карен покачала головой. Она все еще не стряхнула замешательства.

– Крэйг, это смехотворно. Я ни с кем не связана, у меня свиданий-то не было с тех пор, как...

Она еще раз перевела дух.

– Короче, Джон сказал мне, что Дейдре рвет на ходу подметки. Что она хищница, фокусница. И это, конечно, не мое дело, но она ему, видимо, не нравится, и он был страшно расстроен, и я начала беспокоиться...

– Дейдре?

Это было сказано каким-то странным тоном. Она начала было кивать, потом остановилась.

– Насколько я понимаю, Джон Джэйкоб слегка преувеличил неминуемость вашей свадьбы?

– Наш сын построил все это из воздуха. Я не знаю никакой Дейдре и никогда не назначал ей свиданий. Ни разу за всю свою жизнь не встречал женщины по имени Дейдре.

Карен смутно припомнила, как в первом классе она плюхнулась на пол на сцене во время представления рождественской пьесы. Кажется, с тех пор она так по-дурацки себя не чувствовала.

– Я не вполне понимаю, чего дети хотели добиться этой милой шуткой, – сказала она медленно, – но, если ты не возражаешь, я собираюсь поехать прямо домой и убить их обоих на месте.

– Отравить, – процедил он.

– Я бы предпочла, пожалуй, медленно удавить.

– Хорошая идея. Просто отличная. Завтракала? – спросил он рассеянно.

– Что?

– Ты завтракала? Я тут как раз доставал еду, а ты провела два часа за рулем. Перекусить перед дорогой тебе явно не помешает. Хотя бы чашку кофе.

Он предложил это чисто импульсивно. Она сомневалась, что ему этого хочется...

– Крэйг, я не хочу тебе мешать.

– А ты мне и не мешаешь. И я полагаю, решение о том, в какую исправительную колонию мы отправим наше потомство, следует принимать совместно?

У нее задрожали губы. Карен видела, что он смущен так же, как и она. Ничего не будет страшного, если они позавтракают вместе, особенно когда тема для разговора обеспечена. Они всегда находили общий язык, когда речь заходила о детях. Правда, обычно обсуждался вопрос о том, что для них сделать хорошего.

Совместное планирование заточения и казни обожаемых потомков показалось Карен до невозможности забавным нововведением. В конце концов она примчалась сюда только ради детей.

2

Они ели блинчики со сладкой голубикой. Карен съела семь штук, Крэйг – пять. Карен сидела у стола, подсунув под себя ногу, с глазами темными и мягкими, как ягоды, поглощая его блинчики с явным наслаждением. Он все забыл. Бывшая жена всегда имела слабость к некоторым вещам. В том числе к блинчикам.

– Я объясняла им, что такое развод, сотню раз.

– Я тоже. Я знаю, им было трудно адаптироваться. Но мне и в голову никогда не приходило, что они будут вынашивать идеи о нашем воссоединении.

– Ты думаешь, они поэтому и сочинили эти истории? Столкнуть нас здесь в одно и то же время?

– Ну-ну, Кара. Почему же еще?

Она невольно взглянула ему в глаза, потом снова уставилась в чашку кофе. Он не нарочно назвал ее «Кара». Старое любовное прозвище было произнесено чисто случайно.

Крэйг резко встал, положил сковородку в раковину и постарался отвлечься, так как думал он совсем не о детях.

Примчаться сюда, чтобы спасти свою бывшую жену от некоего Дон Жуана, было дурацкой идеей. Правда, его доход выражался шестизначными цифрами, он имел руководящую должность и все ловушки, которые из этого следуют. Но его высшим достижением всегда были классические по идиотизму маневры вокруг Карен.

Юридически он потерял право о ней тревожиться в момент, когда были подписаны последние документы, касающиеся развода. Он и не тревожился до тех пор, пока их дочь не рассказала, с каким подонком Карен встречается.

Никто, ни одна женщина на свете не могла быть более ранимой, более уязвимой для определенного рода мужчин, чем его бывшая жена. Он-то знал это.

Вчера вечером, по дороге через горы, воспоминания следовали за ним так же неотступно, как хвостовые огни. Он слишком хорошо помнил их первую встречу. Был первый день занятий. Шел урок истории. Она вошла и села с Риком Уиллмингом – ее дружком в ту пору. И Крэйг забыл обо всем. Он в жизни не видел такой красивой девочки. Она была вся золотая: волосы, кожа, позлащенная солнцем, голос, как струящийся мед. Но свидания она ему упорно не назначала.

У нее никогда не было неприятностей, пока она его не встретила. Был вечер, когда он твердо решил, что все пойдет идеально. Вечер, когда они в первый раз занялись любовью.

Она больше не била его кулачками и перестала хлопать его по рукам. Она все еще боялась, но уже не отталкивала его, так же, как и он, чувствуя волшебство, которое возникло между ними. Только все происходило в середине зимы, в мороз и снежную бурю, а на заднем сиденье машины было дьявольски тесно. Он изо всех сил старался сохранять хладнокровие и делать все правильно, только он не знал, как хоть что-нибудь сделать правильно, и так сходил по ней с ума, что соображать был не в состоянии. Он сделал ей больно. Господи, он же не хотел этого. И когда она расплакалась, он чуть не умер.

Карен вынула из воды губку и вытерла стол.

– Почти все. Скоро закончим.

Она быстро улыбнулась ему и отвернулась.

Крэйг чувствовал, что ей с ним неловко. Его вина. Нужно было болтать о пустяках, а не пускаться в воспоминания. Однако они не были наедине бог знает сколько времени. Они были либо с детьми, либо не вместе.

Он понял, что не смотрел на нее, не видел ее как следует годы. Он знал семнадцатилетнюю девочку, а сейчас вдруг с болезненной остротой ощутил, что зрелая женщина, стоящая рядом с ним, была ему абсолютно не знакома. Он ее совсем не знал.

Рубашка цвета розовых кораллов и обычные джинсы соблазнительно облегали ее стройную фигуру. Даже в этой простой рабочей одежде в ней чувствовался стиль и природная элегантность. Она сохранила нежный овал лица, тонкие классические черты, но на лбу чуть виднелись морщинки, показывающие характер. Она двигалась с женской уверенностью, которой у Карен-девочки никогда не было. Он уже не знал теперь, как заставить ее засмеяться, не знал, любит ли она те же сладости, и понятия не имел, осталась ли она такой же дикой и нежной в постели с другим мужчиной.

Он ее не знает, повторил Крэйг про себя. Однако она стала еще красивее, чем раньше. И спутанные волосы, и кожа цвета меди. И в мягких голубых глазах остался еще намек на робкую девочку, которой она когда-то была. Девочку, которая верила в него, доверяла ему, шла за ним, в какие бы кошмарные неприятности он ее ни впутывал. Когда-то Карен любила и хотела его безрассудно. Да, они любили друг друга.

Боль была старой, остро знакомой. Как они это потеряли? Как два человека могли потерять такое сильное, редкое, особое чувство?

Он избавился от Рика. Вступил в дискуссионный клуб, поскольку она там состояла. Начал болтаться после школы в кондитерской старика Симпсона, так как там продавались ее любимые сладости.

И все же она не соглашалась на свидание.

Он был звездой школьного футбола. Это производило впечатление на всех девчонок, кроме Карен. Возможно, он имел репутацию чересчур уж предприимчивого парня и она его побаивалась. Тогда Крэйг полностью изменил манеру поведения. Как примерный бойскаут, он провожал ее домой, нес учебники, звонил каждый вечер, но ни разу ни словом, ни делом не выдал, что гормоны кипели во всем его теле.

Через месяц – самый длинный месяц в его жизни – Карен наконец согласилась. Но лишь на один раз. Только в кино и при условии, что в десять она будет дома. Крэйг повел ее на диснеевский фильм, но даже тут не стал рисковать. Без пяти десять у заднего крыльца ее дома он поцеловал ее на прощание, но это был самый робкий, самый осторожный поцелуй в его жизни. И черт побери, абсолютно случайно его рука скользнула по ее груди.

Тут-то она ему и врезала. Маленьким золотистым кулачком. Прямо в глаз...

– Крэйг! Тут осталось кофе еще на чашку. Будешь?

Крэйг обернулся. Карен очистила тарелки и стояла рядом с посудным полотенцем в руке.

– Нет, спасибо. И не нужно этого делать.

– Ты что, не заметил, что я съела половину? Раз ты решил помыть посуду, я буду вытирать.

Она вскинула голову.

– Чего ты хмуришься? Еще думаешь о детях?

– Да нет. – Крэйг замялся. – На самом деле я подумал о походе на каноэ много лет назад. О мальчишке, который выставлялся перед своей девочкой, думая, что покажет ей, какой он настоящий мужчина и как здорово справляется с порогами.

Карен выхватила из сушилки белую тарелку и, склонив голову, старательно вытерла ее досуха. Солнце подчеркнуло нежную линию ее плеч.

– Если я правильно помню, мы изрядно вымокли.

Они не просто вымокли, а промокли до костей. Каноэ унесло, и они оба застряли на отмели неизвестно где. Потом из-за него у нее были неприятности в школе. А когда он однажды накопил денег, чтобы угостить ее шикарным ужином, на его старом драндулете лопнула шина, они попали под дождь и она испачкала свое любимое белое платье. В довершение всего ее родители устроили жуткий скандал, когда он наконец привез ее домой.

Карен бросила губку.

– Вот и все! – весело объявила она. – Завтрак грандиозный, большое тебе спасибо, но мне пора домой. Не беспокойся о ребятах, я сама с ними переговорю...

– Я тоже.

– О'кей.

– Нам, наверное, нужно будет встретиться и сравнить результаты. Я думаю, проблема такого рода, что требуется единый родительский фронт.

Карен согласно кивнула, но к двери бросилась так, как будто за ней гнался призрак. Если бы дверь была заперта, она бы ее, вероятно, вышибла. К счастью, ее нужно было только толкнуть. Она промчалась по террасе. За собой она слышала шаги Крэйга. Очевидно, он решил проводить ее до машины. Лучше бы он этого не делал.

Сердце бешено колотилось, нервы были на пределе. За завтраком в течение нескольких минут им было хорошо вместе. Теперь она чувствовала себя виноватой в том, что все испортилось. Она прервала разговор, позволила вклиниться неловкому молчанию, из которого выросла непреодолимая стена. Непреодолимая, по крайней мере, для нее.

Внезапно как удар ей пришла в голову мысль, что она мыла посуду с совершенно незнакомым человеком. Это не был мальчик, в которого она была безумно влюблена, но это был и не тот мужчина, за которого она когда-то вышла замуж. Этот высокий широкоплечий человек с искрящимися темными глазами был ей совсем не знаком.

Сколько же лет она на него не смотрела? По-настоящему не смотрела? Да, он всегда был подавляюще высокий, гибкий и мускулистый. Но теперь его сильные черты носили след жизненного опыта, а темно-русые волосы чуть поседели на висках. В движениях чувствовалась спокойная сила и несколько пугающее осознание всего, что происходит вокруг. У Крэйга-юноши было сверхактивное либидо и никакого самоконтроля. Крэйг-взрослый был сильным и сексуальным мужчиной, заряженным взрывчаткой, мужественным, полным жизни и уж совсем не растяпой. Карен внезапно подумала, что наверное очень немногие смели бросить ему вызов на заседаниях правления и что сотни женщин с восторгом бросили бы ему вызов в спальне.

Ее ноги легко неслись по траве.

Во время своего поспешного ухода она вдруг представила своего мужа в спальне. Хуже того, себя вместе с ним – на крахмальных простынях. Внезапный приступ желания смутил ее до смерти, но, к счастью, Крэйг никак не мог узнать, что она чувствует. Она имела причины, чтобы срочно убраться подальше от своего бывшего мужа. Сейчас же. Моментально. С космической скоростью.

Хотя взрослый мужчина стал соблазнительным незнакомцем, в его улыбке еще таилась тень того задорного, нахального мальчишки, который когда-то втягивал ее в множество неприятностей. Тогда, давным-давно, у Крэйга не было ни мозгов, ни здравого смысла, он никогда не искал дно, прежде чем прыгнуть в воду, но она всегда была уверена в его любви. Любви беспричинной и бессмысленной. Они были психи и дурачки, но они любили друг друга.

Она думала, что больше не будет страдать. Она клялась, что не позволит, чтобы было больно. Развод был облегчением и освобождением – для них обоих. Она не хотела возвращения к отношениям, которые были столь отчаянно болезненными. Он тоже. Однако вопрос, на который никогда не было ответа, внезапно открылся в ее сердце как новая, незаживающая рана. Где они это потеряли? Как? Как могли два человека потерять такое невероятное волшебство?

Она, задыхаясь, достигла машины.

– Я как-то не заметил пожара.

Возьми себя в руки, Карен. Ты ведешь себя, как полная идиотка.

– Пожара нет, – весело бросила она. – Я просто сообразила, что ехать долго.

Хромированная ручка на дверце была уже в пределах досягаемости. Осталось только протянуть руку – и она будет в безопасности.

Крэйг преградил путь. Солнце сияло на его бронзовых плечах, на загорелой обнаженной груди. Она не хотела смотреть ему в глаза, но они притягивали как магнит. От его взгляда, острого, пронизывающего, мурашки побежали у нее по спине.

– Я тебя чем-то расстроил?

– Господи, конечно, нет. Я не расстроилась. Я просто должна ехать...

– Я понимаю. Но ты так спешила, что забыла сумку, Кара.

Кажется, он не заметил, что забылся и снова назвал ее Карой. Она сделала вид, что не слышала.

– Боже мой, где моя голова! Спасибо...

Она потянулась за сумкой, но в этот момент он ощупал сумку рукой, и на лице у него отразилось любопытство.

– Что, черт возьми, там такое?

– Ничего.

– Там что-то катается. Круглое...

Он пощупал сумку в нескольких местах, затем взглянул на жену снова.

Он этого так не оставит. Одним из худших недостатков Крэйга было и всегда будет ненасытное любопытство. Карен провела рукой по волосам, думая, что хорошо бы умереть, провалиться в преисподнюю и покончить с этим.

– Яблоки, – сказала она просто.

– Яблоки? Ты шутишь?

Он расстегнул молнию на несколько дюймов и сунул руку внутрь.

– Яблоки, – объявил он.

Его голос был лишен выражения, но она видела тень зловещей усмешки в уголках рта. Мальчишеской. Более порочной, чем первородный грех.

Она не хотела, чтобы он смеялся, по крайней мере, не над ней. Именно эта безрассудная, опасная усмешка развязала ее чувства миллион лет назад. Как могла она сохранить такую власть?

– У меня была вполне логичная причина взять яблоки, – пролепетала она, обороняясь.

– Какая? Ну, признавайся. Мне не терпится.

О, этот вкрадчивый голос...

– Одежда бы измялась. А яблоки – по весу и объему – напоминают то, что берут на ночь за город.

Проклятье. Ее щеки горели огнем.

– Ну ладно, ладно. Ты меня поймал. Я наврала. Я уже знала, что ты здесь, и не собиралась оставаться. Особенно если бы ты был... с женщиной.