Текст книги "Домик в прерии ч.2"

Автор книги: Лора Инглз Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Домик в прерии.

.

На Запад

Много лет назад, когда все нынешние дедушки и бабушки были маленькими мальчиками и девочками, или грудными младенцами, или даже совсем еще не родились на свет, папа, мама, Мэри с Лорой и Крошка Кэрри покинули свой домик в Больших Лесах штата Висконсин. Они уехали, а их домик, пустой и одинокий, остался на лужайке под высокими деревьями, и они никогда его больше не видели.

Они отправились на Индейскую Территорию.

Папа сказал, что в Больших Лесах стало слишком много народу. Лора часто слышала звонкий стук топора, но топор был чужой, а не папин. Иногда до нее доносилось эхо ружейного выстрела, но и ружье было тоже не папино. Тропинка, что проходила мимо их дома превратилась в большую дорогу. Чуть ли не каждый день, заслышав скрип колес. Мэри с Лорой переставали играть и с любопытством смотрели, как по ней проезжает какой-нибудь фургон.

Дикие животные не хотели оставаться в краю, где живет так много людей. Папа тоже не хотел здесь оставаться. Ему нравились места, где дикие звери никого не боятся. Он любил наблюдать, как оленихи с оленятами подглядывают за ним из тенистых зарослей, а ленивые жирные медведи лакомятся ягодами на лесных опушках.

Долгими зимними вечерами он рассказывал маме про дальний Запад. Там совсем нет деревьев, а на гладких равнинах растут высокие густые травы. Дикие животные свободно пасутся на огромных пастбищах, которые простираются намного дальше, чем видит человеческий глаз. Белых поселенцев на Западе нет, там живут одни лишь индейцы.

Однажды, когда зима уже подходила к концу, папа сказал маме:

– Если ты не против, я решил отправиться посмотреть Запад. Я нашел хорошего покупателя на наш дом. Больше мне никто не даст, а этих денег как раз хватит, чтобы устроиться на новом месте.

– Как, Чарльз, разве уже пора? – спросила мама. На дворе было еще так холодно, а в теплом домике так уютно.

– Если мы хотим ехать в нынешнем году, надо отправляться сейчас, – отвечал папа. – Когда вскроется лед, нам уже не перебраться через Миссисипи.

И папа продал дом. Корову с теленком он тоже продал, Из ветвей орешника-гикори он изготовил большие дуги и прикрепил их к бортам фургона, а мама помогла ему обтянуть их белой парусиной.

Ранним утром мама тихонько разбудила Мэри и Лору. Было еще темно. В комнате горел очаг и мерцали свечи. Мама умыла, причесала девочек и надела им все теплое – длинные рубашки из красной фланели, шерстяные нижние юбки, шерстяные платья и длинные шерстяные чулки. Кроме того, они надели еще теплые пальтишки с капюшонами из заячьего меха и красные вязаные рукавички.

Все домашние вещи были уложены в фургон. В доме остались только столы, стулья и кровати. Брать их с собой было незачем – на новом месте папа– всегда сможет сделать новые.

Землю припорошил редкий снежок. Было тихо, темно и холодно. Сквозь голые ветви деревьев проглядывали звезды. Но на востоке морозное небо уже посветлело, а в темном лесу замелькали фонари. Это приехали на фургонах дедушка с бабушкой, дяди и тети со своими детьми.

Мэри и Лора прижимали к груди своих тряпичных кукол. Двоюродные братишки и сестренки, молча глядя на девочек, стояли вокруг. Бабушка и все тети без конца целовали Мэри и Лору и желали им счастливого пути.

Ружье папа повесил над самым сиденьем, чтобы оно всегда было под рукой. Мешочек с пулями и рог с порохом висели пониже. Футляр со скрипкой папа засунул в подушки, чтобы тряска ей не повредила.

Дяди помогли папе запрячь лошадей. Тети велели детям поцеловать на прощанье Мэри и Лору. Папа взял девочек на руки, посадил на узлы с постелью в задней части фургона и помог маме забраться на сиденье, а бабушка протянула ей Крошку Кэрри. Папа уселся рядом с мамой, а пятнистый бульдог Джек побежал за фургоном.

Семья тронулась в путь, оставив свой маленький бревенчатый домик позади. Его окна были закрыты ставнями, и потому он не видел, как они уезжают. Он остался за бревенчатым забором, на лужайке, где росли два высоких дуба, в тени которых Мэри и Лора любили играть летом.

Папа обещал Лоре, что на Западе она увидит индейчонка.

– Что такое «индейчонок»? – спросила Лора, и папа сказал, что это маленький краснокожий индеец.

Они долго ехали по заснеженным лесам и наконец добрались до города Пепин. Мэри с Лорой один раз там уже были, но тогда город выглядел совсем не так, как теперь. Двери лавки и всех других домов были заперты. Раньше на улицах играли дети, но теперь их нигде не было видно. Пни были покрыты снегом. Между ними стояли аккуратно сложенные поленницы дров. На улицах им повстречалось всего двое или трое мужчин в высоких сапогах, меховых шапках и куртках в разноцветную клетку.

Пока мама и Мэри с Лорой, сидя в фургоне, ели хлеб с патокой, а лошади жевали кукурузу из торб, папа сходил в лавку и выменял на шкурки разные вещи, которые могли понадобиться в дороге. Долго задерживаться в городе было нельзя, потому что в этот день им предстояло непременно переправиться через озеро.

Огромное белое озеро простиралось до самого края серого неба. Следы от колес тянулись по ровному снегу и исчезали где-то вдали.

Папа направил фургон прямо на лед и поехал по этим следам. Снег заглушал стук подков и хрустел под колесами фургона.

Оставшийся позади город становился все меньше и меньше, и наконец даже высокая лавка превратилась в смутную серую точку. Вокруг не было ничего, кроме безмолвной белой пустыни. Лоре она совсем не нравилась. Но на облучке сидел папа, за фургоном бежал Джек, а раз папа с Джеком здесь, значит, с ней ничего не может случиться.

Наконец фургон снова поднялся на высокий берег и впереди снова показались деревья. Среди них стоял маленький бревенчатый домик, и Лоре сразу стало легче.

В домике никто не жил: это было место, где путники могли передохнуть. Домик был крошечный и совсем непохожий на другие дома. В нем был большой очаг, по стенам стояли голые скамейки, но когда папа развел огонь, в домике стало тепло. Мэри, Лора и Крошка Кэрри вместе с мамой легли спать на полу перед очагом, а папа пошел ночевать в фургон, чтобы караулить лошадей и вещи.

Ночью Лору разбудили какие-то странные звуки. Они напоминали выстрелы, но были более долгие и пронзительные. Звуки повторялись снова и снова. Мэри и Крошка Кэрри спали, но Лора никак не могла уснуть. Наконец в темноте раздался голос мамы.

– Спи, Лора. – прошептала она. – Это лед трещит.

Утром папа сказал:

– Хорошо, что вчера мы успели переправиться. Я не удивлюсь, если сегодня лед вскроется. Нам повезло, что он не вскрылся, когда мы были на самой середине.

– Я вчера только об этом и думала, Чарльз, – тихо проговорила мама.

Лоре это раньше не приходило в голову, но теперь она ясно представила себе, как лед под колесами трескается и все они проваливаются в холодную воду посреди этого огромного озера.

– Тише, Чарльз, ты кого-то напугал,– заметила мама.

Папа подхватил Лору на руки, обнял и весело воскликнул:

– Мы перебрались через Миссисипи! Не бойся, глупышка! Ты же хотела поехать на Запад, где живут индейцы!

– Хотела,– согласилась Лора.– А разве здесь уже живут индейцы?

– Нет, мы пока еще только и Миннесоте,– отвечал папа.

До индейской Территории было еще очень-очень далеко. Почти каждый день лошади проходили столько, сколько у них хватало сил, и почти каждый день папа с мамой разбивали новый лагерь. Иногда им приходилось задерживаться по нескольку дней в одном месте, потому что впереди разливалась река, и, пока вода не спадала, через нее нельзя было переправиться. Рек было так много, что Лора давно потеряла им счет.

По дороге они видели необыкновенные холмы и леса и еще более необыкновенные места, где совсем ничего не росло. Через реки они переезжали по длинным деревянным мостам, но однажды впереди показалась широкая желтая река, а моста через нее не было.

Это была река Миссури. Папа въехал на паром, и все тихо сидели в фургоне, пока паром, раскачиваясь, отходил от берега и медленно переплывал мутный, желтый от глины поток.

Еще через несколько дней они снова очутились среди холмов. Проезжая по одной из долин, фургон увяз в глубокой черной грязи. Шел проливной дождь, гремел гром, сверкали молнии. Разбить лагерь и разжечь костер было негде. В фургоне все отсырело, стало зябко и неуютно, но пришлось сидеть внутри и есть холодные остатки припасов.

Утром папа нашел на склоне одного холма подходящее место для лагеря. Дождь перестал, но еще целую неделю пришлось ждать, пока вода в реке спадет, а грязь высохнет. Только после этого папе удалось вытащить увязшие в грязи колеса, и можно было ехать дальше.

Однажды, когда они сидели и ждали хорошей погоды, из леса верхом на черном пони выехал высокий худой человек. Он поговорил с папой, а потом они вместе отправились в лес и вскоре вернулись обратно, оба верхом на черных пони, которых папа обменял на своих усталых гнедых лошадей.

Маленькие лошадки были очень красивые. Папа сказал, что это вовсе не пони, а западные мустанги. Они сильны, как мулы, и ласковы, как котята. У лошадок были большие добрые глаза, длинные хвосты и гривы, а их стройные ноги были короче и проворнее, чем у лошадей Больших Лесов.

Когда Лора спросила, как зовут этих мустангов, папа сказал, чтобы они с Мэри сами дали им имена. Мэри назвала одну лошадку Пэт, а другой Лора дала имя Пэтти.

Когда разлившаяся река перестала шуметь, а земля подсохла, папа вытащил фургон из грязи, запряг в него Пэт и Пэтти, и они поехали дальше.

В своем крытом фургоне они проделали весь долгий путь из Больших Лесов Висконсина через Миннесоту, Айову и Миссури. И всю дорогу Джек бежал за фургоном. Теперь им надо было пересечь Канзас.

Канзас был бесконечной плоской равниной, поросшей высокими травами, которые непрерывно колыхались на ветру. День за днем путники ехали по Канзасу и не видели ничего, кроме волнующихся трав и огромного неба. Ровный круг неба опускался на плоскую землю, и фургон все время оставался в самом центре этого круга.

Пэт и Пэтти целыми днями то бежали рысью, то шли шагом, то опять переходили на рысь, но выбраться из центра круга все никак не могли. Когда солнце клонилось к закату, край неба розовел, а фургон все равно оставался в центре. Потом земля постепенно чернела. В траве уныло завывал ветер. Огонек костра был как искорка, затерянная в огромной пустыне. Но небо усыпали крупные звезды, Они мерцали совсем близко, и Лоре казалось, что ей ничего не стоит достать их рукой.

Наутро земля была такой же, небо было таким же, и круг тоже ничуть не менялся. Лоре и Мэри все это надоело. Делать им было нечего и смотреть тоже не на что. Они сидели в задней части фургона на постели, аккуратно застланной серым одеялом. Края парусины, натянутой поверх фургона, с боков были скатаны и привязаны к дугам, так что ветер с прерии свободно трепал гладкие темные волосы Лоры и золотистые локоны Мэри, а яркий свет больно бил им в глаза.

Временами по волнистой траве длинными скачками проносился большой заяц, Джек не обращал на него ни малейшего внимания. Бедняга Джек тоже устал, лапы у него стерлись и болели от долгого пути. Фургон все трясся и трясся, парусина все хлопала и хлопала на ветру. Еле заметная колея все так же тянулась вслед за фургоном, постепенно исчезая вдали.

Папа сгорбился, отпустил поводья, и ветер трепал его бороду. Мама сидела спокойно и прямо, сложив руки на коленях. Крошка Кэрри спала среди мягких узлов.

– А-а-х‚– зевнула Мэри, а Лора сказала:

– Мама, можно, мы слезем и побежим за фургоном? У меня ноги устали сидеть.

– Нет, Лора, нельзя,– ответила мама.

– А лагерь мы скоро разобьем? – спросила Лора. Ей казалось, что прошло уже очень много времени после полудня, когда они пообедали, сидя в тени фургона.

– Нет, не скоро. Еще слишком рано,– отозвался папа.

– А я хочу сейчас! Я устала!

– Лора! – Мама больше ничего не сказала, но Лора поняла, что жаловаться нельзя. Поэтому вслух она больше не жаловалась, но про себя придумывала всякие жалобы и ворчала.

Ноги у нее болели, волосы беспрестанно трепал ветер. Трава колыхалась, фургон трясся, н очень долго конца всему этому не было видно.

– Впереди ручей или река, – вдруг сказал папа. – Видите там деревья?

Лора поднялась, ухватилась за дугу и увидела далеко впереди смутное темное пятнышко.

– Это деревья, – пояснил папа. – По теням видно. В этих краях деревья растут только у воды. Там мы сегодня и разобьем лагерь.

Переправа через реку

Пэт и Пэтти побежали быстрее, словно они тоже обрадовались. Лора встала, крепко держась за дугу. Фургон сильно трясло. Через папино плечо, далеко за волнующейся травой она разглядела деревья, но они были совсем не похожи на те, какие она видела раньше. Они были не выше кустов.

– Ай-ай-ай! – вдруг сказал папа.– Куда ж нам теперь ехать?

Дорога в этом месте разветвлялась. По еле заметным следам колес в траве нельзя было разобрать, какая колея наезжена больше. Одна вела на запад, вторая, спускаясь под уклон, уходила к югу, и обе вскоре исчезали в высокой волнующейся траве.

– Я думаю, лучше ехать вниз. Там течет река. Эта дорога, наверное, ведет к броду,– решил папа и повернул на юг.

Дорога то опускалась, то снова поднималась по склонам невысоких холмов. Деревья теперь стали ближе, но по-прежнему были очень низкими. Вдруг Лора вскрикнула и изо всех сил вцепилась в дугу. Почти под самым носом у Пэт и Пэтти уже не колыхалась трава, да и земли тоже не было. Лора увидела край обрыва и верхушки деревьев.

В этом месте дорога поворачивала. Некоторое время она тянулась по самому краю обрыва, а потом резко пошла вниз. Папа дернул вожжи, Пэт и Пэтти осадили назад и почти присели. Колеса заскользили, и фургон стал медленно спускаться вниз по крутому склону. По обеим сторонам вздымались рыжие земляные уступы. На их зубчатых краях колыхалась трава, но на крутых, покрытых трещинами склонах совсем ничего не росло. Они были такие горячие, что Лоре пахнуло жаром в лицо. Наверху по-прежнему дул ветер, но в глубокой расщелине было тихо. Тишина казалась пустой и непонятной. Потом фургон снова выбрался на ровное место, узкое ущелье расширилось и перешло в долину. Здесь росли высокие деревья. верхушки которых Лора видела сверху из прерии. На холмах тут и там зеленели тенистые рощи. Под деревьями отдыхали олени. В густой тени их едва можно было разглядеть, Олени повернули головы к фургону, а любопытные оленята поднялись на ноги, чтобы получше его разглядеть.

Лора удивлялась, что все еще не видно никакой речки, Низина была очень широкая. Здесь внизу, среди небольших пологих холмов и солнечных лужаек, было жарко и тихо. Земля под колесами фургона была мягкая, трава на лужайках короткая и редкая, потому что ее объели олени.

Некоторое время позади фургона еще поднимались рыжие уступы. Но когда Пэт и Пэтти остановились, чтобы напиться из речки, уступы почти совсем скрылись за деревьями и холмами.

В тишине было слышно, как журчит река. Деревья, росшие по берегам, наклонились к воде, окутали ее глубокой тенью, и только на середине быстрые голубые волны сверкали серебряными бликами.

– Вода в речке сильно поднялась, но, по-моему, мы сможем переправиться. По старым следам видно, что здесь брод. Как ты думаешь, Каролина?

– Решай сам, Чарльз‚– ответила мама.

Пэт и Пэтти подняли мокрые носы, навострили уши и, казалось, слушали, что говорит папа. Потом вздохнули, сдвинули носы и о чем-то зашептались. Чуть выше по течению Джек длинным красным языком лакал воду.

– Надо опустить крышу, – сказал папа.

Он слез с сиденья, размотал скатанную парусину и крепко привязал ее края к бортам фургона. Потом дернул за веревку и так сильно стянул края парусины, что сзади осталось совсем маленькое отверстие, через которое почти ничего не было видно.

Мэри зарылась в постель. Она боялась сильного течения, и поэтому ей совсем не хотелось переправляться вброд. А Лоре нравился шум и плеск воды. Папа снова взобрался на сиденье и сказал:

– На середине реки лошадям, наверное, придется плыть, но все будет в порядке, Каролина.

Тут Лора вспомнила про Джека и спросила:

– Можно, мы возьмем Джека в фургон, папа?

Папа ничего не ответил. Он натянул вожжи, а мама сказала:

– Джек умеет плавать, Лора. С ним ничего не случится.

Фургон медленно двинулся по мягкой земле. У колес заплескалась вода. Плеск становился все громче и громче. Фургон затрясся, потом всплыл и закачался на волнах, Лоре стало очень весело.

Вдруг плеск прекратился, и мама крикнула:

– Ложитесь, девочки!

Мэри и Лора с быстротой молнии бросились на постель. Когда мама говорила так строго, они не смели ее ослушаться. Мама укрыла их с головой одеялом.

– Лежите тихо и не шевелитесь! – приказала она.

Мэри лежала тихо и дрожала всем телом, а Лора все-таки вертелась. Ей очень хотелось посмотреть, что творится кругом. Фургон качался, поворачивался туда и сюда, плеск опять стал громче, потом опять затих. Вдруг папа сказал:

– Возьми вожжи, Каролина!

Он сказал это таким голосом, что Лора испугалась.

Фургон накренился, рядом вдруг послышался громкий плеск. Лора села и сбросила с головы одеяло.

Папа исчез. На сиденье осталась одна мама, Обеими руками она крепко держала вожжи. Мэри опять спряталась под одеяло, а Лора приподнялась повыше. Берега не было видно. Перед фургоном не было видно ничего, кроме воды. А из воды торчали три головы – голова Пэт, голова Пэтти и маленькая мокрая голова папы. В правой руке папа крепко держал уздечку Пэт.

Сквозь шум воды до Лоры едва доносился папин голос. Он звучал весело и спокойно, но слов она разобрать не могла. Папа разговаривал с лошадьми. Мама сидела бледная и испуганная.

– Ложись, Лора! – сказала она.

Лора легла. Ее знобило и тошнило. Она крепко закрыла глаза, но все равно видела страшную воду, а в воде папину темную бороду. Фургон долго качался и вертелся. Мэри беззвучно плакала, а Лору все сильнее тошнило. Вдруг передние колеса во что-то ударились и заскрежетали, а папа что-то крикнул. Фургон дернулся, затрясся, накренился назад, но колеса уже коснулись дна. Лора опять встала, ухватилась за сиденье и увидела мокрые спины Пэт и Пэтти, взбиравшихся на крутой берег. Папа бежал рядом с ними и кричал:

– Но-о, Пэт, но-о-о, Пэтти! Вверх, вверх! Гоп-ля! Умницы!

На берегу лошади остановились. Они тяжело дышали, и с них ручьем текла вода. Фургон, благополучно поднявшись на берег, тоже остановился.

Папа стоял рядом, Он тоже задыхался, и с него тоже ручьем стекала вода.

Мама только и могла вымолвить:

– Ах, Чарльз!

– Полно, Каролина! Опасность миновала. Фургон у нас оказался очень крепкий. Правда, я еще в жизни не видел, чтобы вода так быстро поднималась. Пэт и Пэтти отлично плавают, но если б я им не помог, они бы навряд ли справились.

Если бы папа растерялся, если бы мама от страха не смогла править лошадьми, если бы Мэри с Лорой ее не послушались и стали ей мешать, то все они наверняка бы утонули. Вода бы накрыла их с головой, и их бы унесло течением, Все они пошли бы ко дну, и никто б никогда не узнал, куда они все подевались. Ведь еще много недель по этой дороге может никто не проехать.

– Ну что ж,– сказал папа‚– Все хорошо, что хорошо кончается.

А мама заметила:

– Ты же промок до нитки.

Не успел папа ей ответить, как Лора спросила:

– А где Джек?

Они совсем забыли про Джека. Он остался на том берегу страшной реки, и его нигде не было видно. Он, наверно, попытался поплыть вслед за ними, но и в воде его тоже не было.

Лора изо всех сил старалась не заплакать. Хоть она и понимала, что плакать стыдно, но внутри у нее все плакало. Весь долгий путь из Висконсина бедный Джек терпеливо бежал за фургоном, а они его бросили, и теперь он утонул, Он стоял на берегу, видел, как фургон уезжает, и думал, что до него никому нет дела. И теперь он уже никогда не узнает, как они его любили.

Папа сказал, что он даже и за миллион долларов не поступил бы так с Джеком. Если б он только знал, что вода так высоко поднимется именно в ту самую минуту, когда они доберутся до середины реки, он ни за что не позволил бы Джеку оставаться в воде. Но теперь ничего не поделаешь, сказал папа и стал ходить взад-вперед по берегу, подзывая Джека криками и свистом.

Но все было напрасно. Джек исчез.

Оставалось только ехать дальше. Пэт и Пэтти отдохнули. Пока папа искал Джека, одежда на нем высохла, он снова взялся за вожжи, и фургон стал подниматься вверх из поймы реки.

Всю дорогу Лора смотрела назад. Она понимала, что уже никогда не увидит Джека, но ей очень хотелось, чтобы он нашелся. Однако кроме низких холмов и тех странных рыжих уступов, которые возвышались на другом берегу реки, она ничего не увидела.

Вскоре перед фургоном выросли другие, такие же крутые обрывы. Они напоминали высокие земляные стены, а в расщелине между ними тянулись еле заметные следы колес. Пэт и Пэттн поднимались вверх, и узкая расщелина постепенно перешла в небольшую травянистую долину, а долина снова превратилась в бескрайнюю прерию.

Ни дороги, ни хотя бы еле заметных следов от колес или конских копыт нигде не было видно.

Казалось, здесь никогда не ступала нога человека. Высокие дикие травы покрывали эту бесконечную пустую землю, а над ней простиралось огромное пустое небо. Где-то далеко-далеко ободок солнца коснулся края земли. Солнце было очень большое, оно переливалось и вспыхивало ярким светом. По всему краю неба разлилось бледно-розовое сиянье, а над ним протянулась сначала желтая, а потом голубая полоса. Над голубой полосой все краски постепенно исчезали. Землю окутали густые лиловые тени, и в траве печально загудел ветер.

Папа остановил мустангов. Потом они с мамой вылезли из фургона и принялись разбивать лагерь. Мэри с Лорой тоже вылезли из фургона.

– Мама, ведь правда, Джек улетел на небо? – жалобно спросила Лора, – Он был такой хороший пес. Неужели его туда не пустят?

Мама не нашлась что ответить, а папа сказал:

– Конечно пустят, Лора. Раз Господь не забывает даже воробушка, он не позволит, чтобы такой хороший пес замерз в прерии.

Лоре стало чуточку полегче, но все равно было очень грустно. Папа работал молча, он даже не насвистывал, а через некоторое время сказал:

– Право, не знаю, что мы будем делать в этом диком краю без сторожевой собаки.