Текст книги "Агнесса. Том 1"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
И Джек сидел, как в наваждении, не в силах отделаться от мыслей о призрачном блеске того, что открывало кратчайший путь в мир богатства и счастья.
Керби, впервые за много дней накормленный досыта, лежал в своем углу, часто поглядывая на спящую хозяйку. Ее неподвижность показалась ему чересчур продолжительной и, выбрав минуту, когда хозяин отвернулся, пес прыгнул к кровати, быстро поставил передние лапы на край постели и коснулся шершавым теплым языком щеки Агнессы. Последовавший за этим шлепок заставил Керби отскочить в сторону, но дело было сделано: глубоко вздохнув, Агнесса открыла глаза.
От слабости она почти не могла ни двигаться, ни говорить и все же, заметив тревожный взгляд Джека, пошевелилась и прошептала:
– Я долго спала… Сейчас ночь?
– Вечер. Тебе нужно принять лекарство, Агнес. Я помогу тебе подняться, хорошо?..
Она опустила ресницы, соглашаясь; Джек наклонился, немного приподнял Агнессу и ощутил неровное биение ее сердца.
– Что сказал доктор? – спросила девушка.
– Он сказал, что ты скоро поправишься, – солгал Джек, – возможно, через пару недель будешь на ногах. Выпей вот это… Или нет, сперва съешь хотя бы одну ложку…
Она помотала головой: при одной мысли о еде к горлу подступила тошнота.
– Совсем немножко, – с мягкой настойчивостью произнес Джек. – Я попросил миссис Бингс приготовить это для тебя. – И, поддерживая ее голову, заставил проглотить пару ложек какого-то кушанья, совсем не похожего на ту отвратительную пищу, которой они вынуждены были довольствоваться все последнее время: Агнесса почувствовала это, несмотря на непроходящую горечь во рту. То было что-то сладкое и нежное, запомнившееся еще со времен детства.
Потом он протянул ей лекарство, Агнесса сделала глоток из чашки.
– Горькое… ужасно!
– Потерпи, будь умницей!
Она облегченно вздохнула, когда Джек наконец опустил ее на постель. Он натянул толстые шерстяные чулки на ее ледяные ноги, поправил подушки и убрал с лица волосы. Он возился с ней, пока не заметил, что она смотрит на него сквозь слезную завесу.
Джек схватил ее за руку.
– Не плачь же, маленькая! Клянусь, я не лгал, ты выздоровеешь, и очень скоро! Все будет в порядке!
Он наклонился, и, обняв его, Агнесса разрыдалась. Джек почувствовал, как по всему телу от ног до корней волос пробежала волнующая быстрая дрожь; совсем не нужно было слов, он это понимал, и успокаивал Агнессу лишь ласковыми прикосновениями.
– Господи, как не вовремя все случилось…
Джек с удивлением встретил ее виноватый взгляд.
– О чем ты, Агнес, милая?
– Но ведь мы… У нас ничего нет, – с трудом выговорила Агнесса.
Джек заставил себя улыбнуться.
– Все хорошо, Агнес, не волнуйся. У нас есть теперь золото и будет… будет еще. Мы уедем, и сбудется все, о чем ты мечтаешь, обещаю тебе!
Агнесса закрыла глаза.
– Посиди со мной, Джекки. Когда ты рядом, мне легче.
– Я не собираюсь никуда уходить. Спи спокойно! Я просижу здесь всю ночь, а утром к тебе придет Элси.
– Ты пойдешь на прииск?
Его колебание было столь кратким, что Агнесса ничего не заметила.
– Да, Агнес, на прииск.
– Где Керби? – спросила Агнесса.
Пес, услышав свое имя, обрадованно завертел хвостом и подошел к постели девушки. Агнесса погладила его, вытянув руку, и Джек тоже приласкал собаку.
Пес так и не отошел от хозяйки и, когда она заснула, продолжал сидеть возле кровати вместе с хозяином. Незадолго до рассвета, когда Джек почувствовал, что если не отдохнет хотя бы немного, то просто не сможет никуда пойти, человек и собака покинули свой пост и устроились в углу комнаты. Постелив на пол полушубок, Джек лег рядом с Керби и не рассердился, когда пес положил на его плечо свою лохматую рыжую морду.
ГЛАВА VII
– Черт возьми, сколько можно тут торчать? А если дилижанс вообще сегодня здесь не проедет? – ворчал Фрэнк, который раз выглядывая из-за ветвей.
Они уже довольно долго наблюдали за дорогой, и холод пробирался сквозь одежду.
Лошади стояли наготове в укрытии. Неподалеку Дэвид, сидя на поваленном дереве, продолжал начатый рассказ:
– Так вот, значит, у моего отца было девять детей, я старший. Однажды папаша сказал мне: «Дэвид, все. Тебе уже тринадцать лет, ты должен помогать мне кормить семью». Я был послушным сыном, пошел работать. Трудился от зари до зари, да еще дома приходилось возиться с малявками… Словом, парни, не жизнь была, а сущий ад! Вставать приходилось до ужаса рано: вечером только глаза закроешь – бац! – уже толкают: вставай, Дэвид, корми семью! А есть мне давали не больше других, иной раз и меньше: мать все для младших старалась… До семнадцати лет я так жил, а потом понял наконец, что это пожизненная каторга! Тогда я разом все отрубил: собрался и удрал, сначала на Запад, а потом сюда. И не жалею! Здесь я сам себе хозяин, птица вольная и главное – ни за кого не в ответе! А там… До сих пор не забыл, как орут младенцы ночью. Представьте: ты только уснул – и вдруг этот нудный плач, он выводит из себя, это хуже всякой пытки! Сколько лет я просыпался от него! Кошмар! Вот почему я никогда не женюсь; женишься – и получишь кучу ребятишек, а хуже этого, поверьте, парни, ничего нет!
– Куда ты денешься! – подошедший Фрэнк. – Рано или поздно тебя соблазнит какая-нибудь юбка!
– Врешь! Сказал ведь, век не женюсь! Фрэнк рассмеялся.
– Но, Дэвид! Ораву детей можно заиметь и не будучи женатым!
– Ну нет! Это уж будет не мое дело!
– Как это не твое? – удивился Фрэнк. – А чье же? Твое, Дэвид, очень даже твое!
– Да ну тебя! – отмахнулся тот. – Кончай издеваться!
Джек не прислушивался к их разговору. Он был в страшном напряжении, его приезд сюда вовсе не означал, что выбор окончательно сделан: Джек все еще мучился сомнениями, готовый в любую минуту сорваться и повернуть прочь с этого места, с этого пути. Он хотел бы спросить у своих спутников, что они чувствовали тогда, когда в первый раз… Но был уверен, что его не поймут: они вели себя так невозмутимо, спокойно, словно вовсе не собирались вершить неправый суд над людскими жизнями, не затевали кровавую бойню, а просто так… вышли на прогулочку. Джек не понимал, в чем тут дело: внешне эти люди вовсе не казались жестокими или злыми.
И лишь чуть позже мелькнула у него смутная догадка: ребята не смотрели на творящееся зло как на преступление, они – и, возможно, это было даже страшнее – воспринимали происходящее как должное, как составную часть своей жизни; эти поездки стали для них рутиной, самыми что ни на есть обычными событиями.
Фрэнк, в очередной раз проверив дорогу, вернулся к приятелям.
– А что, поедем завтра куда-нибудь повеселимся! – предложил он и обратился к Джеку: – У тебя есть девчонка?
Джек хотел что-то ответить, но его опередил Дэвид.
– Да уж, конечно, есть! – воскликнул он. – Тащи ее с собой, вот увидишь, будет весело!
Он подмигнул Джеку, который, сам того не замечая, смотрел на него, как на умалишенного. Агнесса и эти люди!.. Они болтают о каком-то веселье, совсем не думая, что завтра, быть может, превратятся в груду мяса и костей… Да что там завтра, сегодня, возможно, через несколько минут! О нет, надо сматываться отсюда!
На повороте дороги возникло темное пятно.
– Едет, – прошептал Фрэнк и, присмотревшись, добавил:– А охраны-то, охраны!..
– Без паники! – бодро отозвался Дэвид. – Как всегда, по паре на каждого. А, да с нами же еще Джек! Тогда и того меньше… По коням!
Белый-белый, словно осыпанный снегом, Арагон ждал в кустах, чутко прислушиваясь к далеким крикам одиноких птиц и замирающему где-то там, в вышине, скрипу голубых ветвей, с которых временами срывался и падал вниз танцующий снежный дождь. Белое на белом не сливалось в одно, оно все же имело какие-то контуры, тогда как темное во тьме, черное во мраке не было различимо, – так и у Джека в душе все смешалось; тревога за близкого человека, боль от неудач и досада на судьбу боролись с последними колебаниями еще не до конца побежденного сердца. В последний момент Джек так и не смог разобраться, каких мук он боится больше: телесных или тех, что способны разорвать душу; осуждения других людей (а что если узнает Агнесса?!) или суда своей собственной совести.
Он погладил лошадь и мягко опустился в седло. Пригибаясь к холке коня, выехал на обочину. Впервые он дрожал от страха за свою жизнь, дрожал, потому что знал: если его убьют, некому будет позаботиться об Агнессе.
Все было рассчитано верно. Не успевшие опомниться охранники с трудом отбивались от нападавших. Дэвид, Фрэнк и Джек отвлекли их внимание в первые секунды, а с другой стороны уже мчались, пересекая равнину, Кинрой, Руди, Генри и Линн.
Дэвид отшвырнул убитого им кучера и, усевшись на козлах, сдерживал четверку распаленных лошадей, истошное ржание которых смешивалось с выстрелами и яростными криками сражающихся.
Рядом Фрэнк сцепился с пожилым охранником – за ними уже тянулся по снегу неровный алый след. Кинрой и Линн, вскочив на крышу дилижанса, стреляли вправо и влево, метко и хладнокровно.
Генри, одетый в рыжую лисью шубу и сидевший на подходящей по масти лошади, держался поодаль, наблюдая за схваткой. Он изредка лениво постреливал, нимало не заботясь о том, достигнут ли выстрелы цели.
Руди перескочил в чужое седло, одновременно сбросив всадника. Поверженный наземь противник, опомнившись, вскинул оружие, но Руди выстрелил, опередив его, и дикий вой раненного насмерть человека пронесся по дороге.
Размышлять было некогда. Джек чуть замешкался с непривычки, и тут же кто-то схватил его сзади, намереваясь стащить с седла. Перед лицом мелькнуло дуло револьвера. Джек услышал щелчок – осечка! – это спасло ему жизнь. Он рванулся в сторону и свалился в снег вместе с нападавшим. Тот при падении ухитрился оказаться сверху и теперь, крепко прижав Джека к земле, шарил вокруг в поисках оружия, выбитого из рук мгновенье назад. Револьвер валялся неподалеку, но Джек яростно сопротивлялся, не давая противнику дотянуться до оружия.
Разъяренный охранник вцепился Джеку в горло, желая задушить его голыми руками, но не рассчитал и был отброшен в сторону. Почувствовав себя свободными, они одновременно бросились к оружию: охранник первым схватил револьвер, но выстрелить не успел – блеснула сталь клинка, и он рухнул на землю, не издав ни звука, лишь продолжая судорожно сжимать рукоятку револьвера.
Дымящаяся кровь медленно расползалась по лезвию, и падающие вниз тяжелые капли крови казались живыми… Живая человеческая кровь!.. Джек вздрогнул, внезапная тошнота, головокружение охватили его – такого еще никогда не бывало; какие-то неясные видения промелькнули перед глазами, он не мог вздохнуть – словно собственная смерть улыбнулась ему. Позднее он забыл эти первые ощущения, но сначала они часто возвращались, и Джек будто бы видел себя самого, как он стоит посреди красного на белом, и с клинка его кинжала, в тот момент точно слившегося с рукой, как ее продолжение, катятся капли крови человека, который никогда уже не будет живым.
Потом он очнулся и увидел: все кончено. На равнине валялись тела убитых, а новые приятели Джека суетились, распрягая лошадей, роясь в дилижансе.
– Ну как? Ничего, порядок? – спросил Руди, проходя мимо новенького.
Джек кивнул и, пошатываясь, побрел к коню.
Арагон смирно стоял в стороне и при виде нового хозяина радостно повел глазами из-под пушистой челки. Волнистые пряди длинной гривы коня спадали набок; переступая точеными ногами, он встряхивал ею, как и пышным, струящимся до земли хвостом.
– Ишь, как ты его выхолил! – восхитился Руди. – Не конь, а игрушка!
Джек дал Арагону кусок сахара.
– У тебя есть еще? – спросил очутившийся рядом Дэвид. – Моя старушка тоже заслужила.
– Возьми.
Получив лакомство, кобыла для порядка прошлась взглядом по карманам хозяина.
– Ну-ну! – любовно похлопал ее по спине.
– Не баловали б вы их! – Фрэнк.
– Пусть, – убежденно произнес Дэвид. – Что они, хуже людей? Нам – золото, лошадкам – сахар. Все справедливо.
– Поехали! – кричал Линн, размахивая кнутом. – Живее давайте, живее!
– Куда теперь? – спросил Джек у садящегося на лошадь Дэвида. Он все еще находился в странном, заторможенном состоянии, затуманенное сознание его никак не могло постичь до конца сути происходящих вещей, он смотрел на все, точно сквозь грязное стекло.
– Как куда? – удивился Дэвид. – Выручку делить! Тут в лесу есть одно местечко, где мы всегда собираемся. Едем, узнаешь!
Все сели по коням и понеслись вперед, радостные и оживленные: выручка обещала быть знатной.
Джек пришел в себя. Он много раз видел и грязь, и убийства, и кровь и не слишком сокрушался бы, если бы год назад прирезал бы в портовой драке парочку местных громил. Но то, что совершал он сейчас, было совсем иным. Джек остро чувствовал разницу. Он понимал, что переступил через невидимую грань и стал совершенно другим, растоптал то, что нужно было беречь и гибель чего Агнесса – его сердце и его солнце – никогда не сможет ни понять, ни простить. И, как ни странно, он думал сейчас почему-то больше всего о том, что даже не запомнил лица этого человека, первого человека, которого он лишил жизни.
А между тем в маленькой, затерянной среди снежного леса хижине было жарко от топившейся печи и шумно от неутихающих бурных споров
– Взвешивай правильно! Правильно взвешивай! – горячился Руди, напирая на хранящего невозмутимость Линна.
– Я на глаз вижу.
– Врешь! Фрэнку больше пошло!
– Нет, все верно.
Руди схватился за край мешка, дернул на себя – и встретился взглядом с вошедшим в дверь Кинроем.
– В чем дело? – резко спросил тот.
– Дели сам, Кинрой. Мне тут каждому не угодить, – Линн отошел от стола
– Вот как? – Кинрой медленно оглядел свою братию. Потолки были низки, свет едва пробивался сквозь оконце, фигуры сгрудившихся возле стены людей были совсем черны и отбрасывали вокруг сплетенные плотным узлом фантастические тени.
Фрэнк бросал в печь дрова, Генри глядел в полузамерзшее стекло, Дэвид вставлял в револьвер патроны.
Все молчали.
– Что встал? Получил свое и отваливай! – Кинрой оттолкнул Руди. – Что таращитесь на меня? Я уже говорил, как будем делить. Подходи, Дэвид.
– Фрэнку больше досталось, – процедил Руди, отходя в сторону.
Кинрой сверкнул глазами.
– Заткнись, скотина! Фрэнк первым под пули полез. В следующий раз поменяетесь, получишь больше. Закон!
– А знаешь, Кинрой, – произнес, не поворачиваясь, Генри. – Мне на твои законы – вот! – Он сплюнул на пол, – опять меня обделишь, всех вас продам, понял?
Кинрой гневно дернулся, но остался на месте, однако, поглядев на своих «ребят» (Дэвид и Фрэнк понимающе переглянулись), с затаенной смертельной ненавистью произнес:
– Поговори мне! Видел я, как ты работал сегодня: шкуру свою бережешь! Следующий!
– Почему так мало? Меньше всех! – Джек поднял глаза от лежавшего на столе золота.
Кинрой презрительно усмехнулся.
– И ты недоволен? Хватит с тебя на первый раз.
Из угла вынырнул Дэвид.
– Правда, Кинрой! Смотри, в два раза меньше моего! Мы же вместе были.
– Ты свое получил? – спросил Кинрой, глядя через плечо.
– Получил.
– Вот и не суйся. А тебе, – повернулся к Джеку, – тебе я сказал: достаточно.
– Но я так не согласен. – Джек не сводил глаз с Кинроя.
– А мы твоего согласия спрашивать не обязаны! – кинул с места Линн. – Давно ли ты среди нас?.. Мы тебя еще толком не знаем, так что бери сколько дают и не выступай!
– Это вы сговорились, я знаю, – сказал Фрэнк – Чтобы самим больше получить!
– Тебя, рыжая собака, не спросили, – заметил Линн.
– А ты…
Потоки отборной ругани прервал смех Генри.
– Что ржешь? – обернулся Кинрой.
– Так вы до утра не поделите. Лучше банк метнуть, сразу станет ясно, что к чему.
– Давай! – подскочил Руди. – Давай, ребята!
Генри достал откуда-то колоду.
– Знаем мы твою крапленую. Убери! – отмахнулся Кинрой. – Вон у Линна есть.
Стол расчистили, придвинули стулья. Пылавшие секунду назад страсти улеглись, назревали другие.
Кинрой вынул из кармана плоскую бутылку и потянул из горлышка.
– Сдавайте!
– Может, сперва по глотку? – предложил кто-то.
– Можно.
Бутылка пошла по кругу.
– Сыграешь? – спросил Джека Дэвид, и тот отрицательно покачал головой.
– Почему?
– Могу проиграть.
– Можешь и выиграть!
– Если тебе так нужны деньги, Джек, лучше не рискуй! – вдруг бросил, проходя мимо него, Генри и подмигнул. – Или, если хочешь, я могу сыграть за тебя тоже.
Джек повернулся и, встретившись с ним взглядом, понял, что Генри все понимает. Он тоже не был похож на Дэвида, Руди и Фрэнка (не желал зарабатывать деныи, рискуя жизнью; проматывать их, зарабатывать вновь и – гори оно все синим пламенем! – проматывать опять, жить легко, беззаботно и весело), Генри тоже имел свою цель, цель высшего порядка, так же, как и Джек: выр-рваться, победить; рожденную, правда, не столь безвыходной ситуацией и тщательно скрываемую от других. Генри улыбался, но глаза его, словно бы имеющие второе тайное – дно, хранили неистребимое в своей силе темное чувство.
– Не учи нас! – отозвался Дэвид и заметил: – Он жулик, не слушай его!
– Готово, – сообщил Линн.
Игроки, все, кроме Джека, заняли свои места.
– А ты? – спросил Линн.
– Не буду.
– Не по-приятельски, – сказал Фрэнк.
«Вы мне не приятели», – хотел ответить Джек, но промолчал.
– Давай я сыграю на твое золото, – снова шепнул ему Генри.
– А если проиграешь?
Генри засмеялся.
– Я не умею проигрывать! – И обратился к остальным:– все золото новенького: на удачу!
Дэвид подтолкнул Джека.
– Не дури, вели ему заткнуться!
– Отвяжись, не твое дело! – огрызнулся Джек, сосредоточенно глядя на игроков.
Игра началась. Кинрой хладнокровно повышал ставки, постепенно прибирая к рукам банк. Проиграл Фрэнк, рядом Руди кусал губы, не решаясь ни признать поражение, ни продолжать игру, и только Генри беспечно улыбался, свысока разглядывая противников.
Пришла пора открыть карты. Кинрой швырнул свои на стол: его карта была бита.
Проигравший Фрэнк отбросил стул и вышел на воздух. За ним последовал Рудн.
Генри подошел к Джеку.
– Держи, – и передал ему потяжелевший мешочек.
– Возьми себе половину, – предложил Джек.
– Только четверть. Остальное – тебе.
Джек смотрел ему в глаза.
– Ты в самом деле не умеешь проигрывать? Генри усмехнулся.
– Если б не умел, меня бы здесь давно уже не было!
– Я твой должник.
– Брось об этом! Просто я чувствовал, что сегодня карта пойдет, и использовал шанс кое-кому насолить. Заодно и тебе помог.
Джек взял золото и пошел к выходу.
– Уже уходишь? – спросил Дэвид.
– Да, пора.
– Еще бы! – Линн. – Сорвал куш – и сматываешься!
– Что пристал-то! – вступился Дэвид.
– Подожди. – Джек отстранил его и обратился к Линну: – Что тебя не устраивает?
– Ты же слышал!
– Я что, у тебя украл?
– Да пошел ты!..
Джек схватил его за рукав и повернул к себе так сильно и резко, что Линн едва устоял на ногах.
– А давай выйдем вместе!
Линн опять покачнулся. Перед ним стоял Джек – оборотень, Джек – волк, а точнее, то безымянное создание, что блуждало в потемках непонятного мира, в котором умение защищаться равно способности выживать, только теперь оно возмужало, выросло, как и все его прежние чувства, и порой становилось опасным.
– Пошли, – согласился Лини с заметно убывшим пылом.
С ненавистью взглянув друг на друга, они направились к дверям, на ходу вынимая оружие. Рисковать Джек не хотел, по злость взяла верх.
– Эй, вы! – Из темноты выступил Кинрой. – С ума посходили! Давайте без шуток, иначе я сам вас перестреляю! Оставь его, – сказал он Линну, – твое какое дело – пусть убирается, если хочет. Еще чего выдумали: поединки устраивать! Здесь вам не кабак!
– В другой раз, – Линн жестко улыбнулся Джеку.
– Ладно, – так же ответил тот. Перед отъездом собрались все вместе.
– Чисто поработали сегодня, – похвалил Кинрой. – Хорошая добыча и ни одной царапины! Да, на следующей неделе собираемся у меня. Тащите девчонок, повеселимся!
– Слушайте, ребята, – сказал Дэвид Фрэнку и Джеку, – поехали выпьем, а?
Все трое уже садились на лошадей с намерением возвратиться в поселок.
– Я проиграл все, – угрюмо произнес Фрэнк.
– Ну и что! У меня-то есть деньги! – ответил Дэвид («добрая душа» – вспомнил Джек слова Гейл). – А ты поедешь, Джек?
– Не знаю, – ответил тот, обдумывая способ отделаться от них.
Выручил его подошедший Руди.
– Слушай, Джек, – сказал он, – не мое это дело, но хочу все-таки тебя предупредить: не связывайся ты с Генри! Вот и ребята могут подтвердить!
– Верно, – кивнул Дэвид. – Он скользкий тип. Кинрой его терпеть не может, а держит только потому, что у Генри какие-то связи; благодаря им мы знаем, когда и где безопаснее и вернее перехватить добычу.
– Да, – Руди, – но я вот все думаю: а не скажет ли он рано или поздно кому о том, как лучше перехватить нас? Он, гад, чуть что – грозится нас продать!
– И продаст, черт его возьми! – подхватил Фрэнк. – Когда-нибудь точно продаст!
Дэвид засмеялся.
– Погоди, Кинрой его раньше придушит!
– Да он Кинроя-то первого выдаст со всеми потрохами!
– А заодно и нас…
Они продолжали спорить, а Джек отошел от них. Он сел на Арагона, готовый тронуться в путь. Он заметил, что уже намного меньше думает о том, что совершил: ощущения ослабели. «В чем тут дело? – вяло подумал Джек. – Золото заслоняет человека?» Добро и зло никогда не перестают бороться и во внешнем мире, и в каждом человеке в отдельности… Иногда большой и малый мир скрещивают шпаги, и… кто-то обязательно побеждает!
Кошмар был позади. Теперь нужно забыть, просто забыть.
– Ну, как тебе наше дело? – он голос. Кинрой остановил своего вороного бок о бок с Арагоном.
Джек промолчал.
– Что не отвечаешь?
Вдали послышался вой.
– Волки? – произнес Джек.
– Волки, или, – Кинрой засмеялся, – наши мертвецы водят хороводы вокруг дилижанса. Забавно, правда?
«Забавнее некуда!» – подумал Джек, а вслух сказал:
– Не думаю, что еще раз поеду с вами. Коня я тебе верну.
– Вернешь? – переспросил Кинрой, словно не понимая, о чем идет речь, а после добавил: – Зря ты! Ты же не трус, я видел. Конечно, твое дело, но хочу тебе сказать: у нас так не принято. Если ты с нами, то с нами до конца, иначе не получится! Ни один еще не приходил к нам и не уходил от нас, кроме как в могилу!
Он говорил довольно спокойно. Они ехали рядом по рыхлому снегу; огней поселка еще не было видно, но Кинрой знал дорогу. Уже совсем стемнело, луна не светила, и ни конца ни края не было этой темной равнине, слитой воедино с синезвездным небом. Взбодренные холодным воздухом, успевшие отдохнуть, кони рвались вперед, несмотря на мрак и ветер; их не пугало одиночество снежной пустыни, они надеялись на людей, куда более слабых, беспомощных, чем они сами.
– Силой ты меня не удержишь!
– Да, – согласился Кинрой. – И все-таки подумай… Кстати, не только о себе! Говорят, у тебя есть девчонка, которую ты очень любишь…
Джек дернул повод коня на себя и подался в сторону Кинроя. Их взгляды скрестились, и Кинрой усмехнулся ему в лицо.
– Да нет, приятель, ты не о том подумал: просто золота, сколько б его ни было, всегда мало, тем более если ты не один!
Джек стегнул коня и помчался прочь, он слишком устал, он не хотел и боялся размышлять о том, что так и лезло в голову, будоража чувства, осаждая душу: когда все это перегорит, забудется, присыплется пеплом… Быть может, Кинрой окажется прав!
Гейл, поникнув, сидела у огня. Она чувствовала себя опустошенной, лишенной всего на свете, и неоткуда ей было ждать помощи и утешения. Гейл была одна. Она смотрела на спящую Агнессу и поражалась тому, как можно без содрогания прикасаться к этой тонкой, хрупкой, словно зимняя ветка, руке, как не страшно глядеть на такие бескровные губы, запавшие глаза, спутанные волосы, падающие на лицо подобно темной сетке. А между тем она, в отличие от Гейл, полной красоты и жизни, любима! Гейл не могла понять, почему и как получилось, что любовь обошла ее стороной. Она грезила о мужчине, о человеке той же неутомимой и хищной породы, что и она сама, который любил бы ее до самозабвения, так же, как и она его; пусть бы он был сильнее, злее, пусть бы даже терзал и временами ненавидел ее, но все-таки любил и шел бы за нею на край света. Гейл казалось, что ради такого человека и такой любви она не пожалела бы ничего.
Она даже не повернулась, когда в комнату вошел Джек.
– Почему ты здесь? – спросил он. – Где Элси?
– Не знаю.
Джек подошел к постели больной.
– Агнес!
– Она спит, – сухо произнесла Гейл, поднимаясь.
Джек положил золото на стол и сел. Он сидел неподвижно несколько минут; бессонные ночи и дневное напряжение доконали его: голова кружилась от усталости. Он с трудом заставил себя открыть глаза – Гейл все еще была тут.
– Что? – спросила она. – Участвовал в деле?
– Да.
– Браво, Джек! – с издевкой произнесла девушка. Одетая в тонкую кофту, она съежилась от холода, сжала руки на груди; черные глаза ее яркими пятнами выделялись на бледном лице. – Смог все-таки! Поздравляю! Только ты что-то неважно выглядишь, на тебе прямо лица нет! Учти, твоя новая работенка не для слабаков.
Его нервы не выдержали.
– Заткнись! – оборвал Джек. Это ее взбесило.
– Ого! – выпалила она. – Кое с кем ты повежливее говоришь! Не забывай, между прочим, кто тебе помог. Если б не я, ничего бы ты, дружок, не имел! – А потом, мучительно застонав, сжимая кулаки, проговорила сквозь зубы: – Ты получил именно то, что хотел, сделал то, на что только и был способен! Ты такой же, как и Кинрой: что тебе убить человека, испачкаться в крови – пустяки!!! Но за все на свете надо платить, запомни! Следующие поздравления ты примешь от Агнессы!
Она ринулась к выходу, но Джек быстро преградил ей путь.
– Попробуй только ей рассказать! – В его голосе зазвучала угроза.
– Расскажу!
– Не посмеешь! Я заставлю тебя молчать! – Он запахнулся на нее.
Гейл даже не отшатнулась.
– О! Ты можешь ударить женщину? Молодец, делаешь успехи!
Опомнившись, Джек опустил руку.
– Обещай, что не сделаешь этого…
– А ты ударь меня! – посоветовала она и злобно рассмеялась:– И пообещаю!
Он схватил ее за руку.
– Я жду!
– Жди, – ответила Гейл, не делая попытки высвободиться и презрительно усмехаясь.
Он заглянул в ее бездонные глаза, вспомнил полутемную маленькую комнату, мягкий свет пламени, заслоняемого телами людей, жаркие объятия Гейл, ее неожиданную злость и невольно с силой сжал руку девушки.
Гейл вскрикнула от боли, из глаз ее брызнули слезы.
– Дрянь, изверг, убийца! – зашипела она. – Убийца! – Болезненная гримаса исказила ее лицо. – Ненавижу тебя, ненавижу! И отомщу тебе, слышишь, отомщу за все!
Пошатываясь, она вышла за дверь. Джек слышал, как прошуршали по коридору ее неуверенные шаги. После все стихло.