Текст книги "Дьявольские шутки"

Автор книги: Лизз Демаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 9

«ЯЗЫК ЦВЕТОВ»

Его помощь капитану Эйлерту Лиру перерастала все мыслимые и немыслимые границы. Рагиро знал это, однако не прекращал попыток сделать жизнь потерянного и найденного друга проще. Он старался быть осторожнее, хотя прекрасно понимал, что Морской Дьявол обязательно обо всем узнает. Не приближаться чересчур близко было не трудно – один корабль без парусов вдалеке, окруженный сизым туманом, вселял страх в возможных врагов «Пандоры», заставляя терять голову и попадаться в совершенно простые тактические ловушки будь то умелые руки бомбардира или коварные подводные рифы.

Пиратский фрегат вызывал у Рагиро щемящее чувство тоски – точная копия того самого корабля, увиденного им, человеком, в последний раз. Теперь разваленный, раскуроченный, как гниющая воспаленная рана, он еле-еле преследовал свою призрачную цель, и Рагиро просто не мог не помочь, приближаясь к запретной черте все ближе и ближе. Капитан «Пандоры» переставал его бояться, даже экипаж свыкся с мыслью о своем хоть и пугающем, но постоянном и в некоторой степени верном спутнике.

Туман не был подвластен Рагиро. Чёрный смог растворялся перед живым существом, превращая остальное пространство в сплошное тёмное марево. Корабль шел словно сквозь дым от пожара, только вода отливала ртутным свинцом и не горела. Рагиро не смотрел по сторонам, уже привыкший к мрачному юмору этих дьявольских мест: будешь слишком долго всматриваться в туман и увидишь тех, кто тебе дорог – кричащих от ужаса, извивающихся от невыносимой боли.

Вместо этого он невозмутимо рассматривал связанных людей, которых удерживали на коленях члены его команды. Лица искажались ужасом, рты были заткнуты – тысячи и тысячи раз слышал Рагиро разный бред: «я дам тебе все, что пожелаешь». Ему это до смерти надоело.

Тем более, что отныне никто не сможет дать желанное. Никто не в силах, разве что Бермуда. Но разве стал бы Морской Дьявол идти на поводу у того, кто сам когда-то отдал душу во власть тумана? Рагиро отогнал непрошенные мысли.

Он поочередно посмотрел на каждого из своей немногочисленной команды: странные, взбалмошные, каждый со своими причудами, они были до одури верные, но знали, что могли дорого заплатить за эту верность, и поэтому никогда никому не давали ни малейшего повода подумать о том, что готовы последовать за своим капитаном, куда угодно. Каждый из них был по-своему прекрасен и по-своему страшен. Конечно, не настолько страшен, как Бермуда.

Взаимопонимание между экипажем и капитаном было на высшем уровне. Они будто читали мысли друг друга, наверное, по этой причине никогда не разговаривали о происходящем – не для лишних ушей были все эти беседы о восставшем прошлом. Рагиро, в отличие от бездушных Маледиктов, чувствовал по взглядам, по мимике своих преданных соратников, насколько им не нравилась вся затея с капитаном Лиром.

Никто не хотел делать что-то во вред собственному капитану.

Рагиро оберегал «Пандору», и под этим покровительством она кое-как добралась до очередного архипелага. В этот же вечер на мачту «Гекаты», корабля Рагиро, сел чёрный как смоль, огромный ворон. Вороны – умные птицы, умеющие говорить. И голоса их удивительно похожи на человеческие.

– Острова ждут тебя, – донесся вороний баритон сверху; последнее слово умерло в хлопанье крыльев.

Рагиро поймал проницательный взгляд Летиции, которая, если бы имела право на такие открытые жесты, точно сказала бы холодным, уверенным голосом «Будьте осторожны, капитан». Но все, что она сделала, – это коротко поджала губы, покачала головой и отвернулась.

На горизонте за доли секунды обрисовался устремившийся копьями в небо темный камень гор, сверкая в лучах затуманенного солнца голыми крутыми склонами. Корабль, словно послушный зверь, с мягким толчком сам устремился в сторону бухты. Рулевой меланхолично рассматривал тени кружащих над ними чаек и изредка поглядывал на тонкие длинные ноги одной из девушек в его команде, так и не притронувшись к штурвалу. Девушка с темно-рыжими волосами носила короткое оборванное платье и не пыталась прикрыть оголенные части тела привычным черным плащом, совершенно этого не стесняясь.

Рагиро не любил Проклятые – иронично, что люди называли их именно так – острова. Непонятно откуда взявшиеся на этом клочке земли вороны, вроде как не любившие морскую воду, вечно галдели на разные голоса и следили за каждым шагом рабов своих желаний горящими красными глазами. Песок был похож на пепел, хотя ни один горный пик не являлся вулканом. Помосты блестели от воды и должны были прогнить сотни лет назад, но вместо этого гнили не они, а каждый, кто хоть раз ступил на чёртову землю.

Этот пейзаж мог поменяться по щелчку пальцев. Окутывающий тяжелый дым мог рассеяться и остаться в виде чёрной росы на внезапно выросшей траве, скрыться в зеленых кронах деревьев, устремиться ввысь, в сиренево-голубое, отчего-то пустое и мёртвое небо. Даже волны океана могли исчезнуть, даже земля под ногами, даже сам пират – и не заметить, как это произошло.

Весь этот мир существовал только благодаря своему демиургу. Бермуда заменял здесь и Бога, и Дьявола. Его влияние простиралось слишком глубоко для обычного смертного. Он был самим сердцем этих островов. Люди не знали об этом, как не знали о том, что когда-то он тоже был человеком, а сейчас превратился в живую легенду, очерненную естеством Морского Дьявола. Он стал самой сутью проклятых островов. Самим проклятием, от которого нельзя было скрыться. Ведь можно сбежать от жизни, но не от смерти, наступающей на пятки.

Его имя вселяло намного больше ужаса, чем имя Призрака, ведь даже Призрак должен был преклонить колени перед Дьяволом.

Безмолвные тени Маледиктов делали свое дело машинально, подвязывая швартовы к кнехтам и спуская трапп. Пленных выводили тоже Маледикты, чем вызывали у несчастных ещё больший ужас, нежели команда самого Рагиро, которая недолюбливала острова не меньше. Никто не спешил прерывать молчание – это место располагало к разговорам так же, как кладбище.

Рагиро собирался справиться со всеми формальностями как можно быстрее, вырваться из когтистых лап островов и поскорее скрыться в спасительных водах. Однако его планам не суждено было сбыться. Последняя пойманная душа, ещё находясь в границах своего тела, скрылась в недрах скал, когда один из Маледиктов прикоснулся к его предплечью и кивком головы указал в направлении подземелий – места, особенно вызывающие дрожь из-за детских воспоминаний.

– Господин Бермуда? – одними губами спросил Рагиро, уже привыкший общаться с теми, чьи остекленевшие глаза на обезображенных лицах вроде бы ничего не должны видеть. Маледикт кивнул.

– Палачи скоро вернутся? – задал второй вопрос Рагиро. Маледикт помотал головой.

Единственное, что сегодня обрадовало Рагиро. Он усмехнулся и, закутавшись в свой плащ, побрел по темному помосту, извилистой лестницей ведущему через скалы прямо в основные владения Бермуды.

Рагиро слышал, что главная обитель для всех людей разная. Для кого-то это халупа из плохо сложенных червивых досок, для других – роскошный замок в лучших традициях готики Франции, для третьих это и вовсе склеп на дне темнеющего озера. Порождение ли это самых худших кошмаров или потаенных желаний, Рагиро не знал. Его местом всегда были и есть темные длинные подземные коридоры, не освещаемые даже факелами.

Однако в этот раз кое-что все же изменилось. Рагиро не покидало ощущение, что кто-то упорно вскрывал его голову, считывая каждую проскользнувшую в ней мысль, и все его скрытые надежды, мечты, недосказанные слова – все это стало тем, что он видел сейчас перед собой. Неуютные темные стены теперь покрывал цветистый ковер из свисающих гроздьев амаранта, тут же примыкающих к низкорослым кустам белых шипастых роз. Чувствовался нежный запах лаванды, но самих цветов видно не было.

Рагиро немного нервно огляделся: раньше здесь не росли цветы, потому что Бермуда не переносил любые проявления излишней красоты, и тем не менее запах лаванды непривычно витал в воздухе, а амаранты, так поистине прекрасно сочетающиеся с белыми розами, будто бы предвещали беду.

– Ты знаешь, что означают на языке цветов амаранты? – раздался холодный, непреклонный голос хозяина островов.

Рагиро не двигался, но и он, и Бермуда прекрасно знали, что Рагиро насторожено ждал полного появления демиурга. Ждал, когда тот скажет истинную причину, по которой вызвал его сюда. Он не ответил: лишь неотрывно смотрел на свисающие лиловые цветы, на периферии сознания слыша приглушенный смех Бермуды.

– Они означают, – тем временем продолжал Бермуда, довольный тем, что вновь заставлял сердце Рагиро бешено биться, а его самого ломаться в беспомощных попытках привыкнуть к смертоносному холоду подземелий. – Неумирающую любовь и безнадежность. Понимаешь, на что я намекаю?

Рагиро понимал. Слишком хорошо понимал, чтобы по-прежнему держаться напускного спокойствия, но показывать собственные эмоции при Бермуде означало похоронить себя заживо. Он не мог этого допустить, не мог дальше продолжать доставлять Бермуде радость.

– Нет, – жестко отрезал Рагиро, желая как можно скорее закончить этот разговор. – Не понимаю.

Он давно привык играть в кошки-мышки. Разница была лишь в том, что на суше – будь то в Сент-Люси или здесь, на островах Маледиктус – он был мышью, беспомощной, беззащитной, загнанной в угол. А в море он был котом, грациозным, сильным, свободным. В море ему не было равных. Кроме Бермуды.

– Не понимаешь? – Бермуда усмехнулся. Рагиро услышал это, но по-прежнему не видел его, только чувствуя, как чьи-то невидимые руки с силой сжали ему горло. – Если ты и впрямь не понимаешь меня, то я пожалею, что тогда забрал тебя, и отдам на растерзание Палачам. Если же лишь делаешь вид, то ты безнадежный дурак, Рагиро, и мне искренне тебя жаль.

– Не лучше и мнить себя всезнающим, – процедил Рагиро как можно тише, не в силах сдержать в себе отчаянный бунт. Уже намного громче, когда невидимые руки отпустили его, он добавил: – Я действительно не имею ни малейшего понятия. Я никого не люблю. А положение мое безнадежно последние тринадцать лет и останется таким ещё ближайшие семь.

И Бермуда появился, облаченный в чёрный плащ. Лицо его скрывала белая маска, и за все эти тринадцать лет Рагиро ни разу не видел его без нее. От этого страх перед Бермудой был в разы сильнее.

Бермуда рассмеялся: он был охотником, Рагиро – жертвой. Охотник знал, в какой момент должна была умереть Жертва.

– Какая ирония, – откликнулся властитель морей, потом немного помолчал и продолжил так же насмешливо. – А белые розы? Знаешь, у белых роз множество значений. Например, вечная любовь. Или тоска. Молчание. Смирение. Скрытность. Ты до сих пор не понимаешь, к чему я клоню?

– А что означает лаванда? – резко перебил его Рагиро, будучи уже не в состоянии слушать всю эту глупость о цветах. Конечно, Бермуда все знал. Конечно, Бермуда хотел предупредить. Конечно, Бермуда не просто угрожал – он давал знак, что более не потерпит таких вольностей.

– Вечную память, – Бермуда словно глубоко вдохнул навязчивый аромат, и только на выдохе продолжил. – И бесплотные мечты о встрече.

– Так вот оно что. Как я раньше не подумал, – сквозь плотно сжатые зубы прошипел Рагиро. Больше всего на свете ему сейчас хотелось ударить Бермуду по лицу, а потом воткнуть в его сердце меч или выстрелить из револьвера, но он стоял, смотря в темные прорези для глаз, и такой контакт доводил до состояния молчаливой истерики.

– Я предупредил тебя. – Холодно отозвался Бермуда, срывая одну белую розу. Цветок сразу же увял, стал черным и отвратительно мерзким, мёртвым.

Рагиро пробрала мелкая дрожь.

Бермуда был очень зол. Только что роскошные заросли амаранта теперь свисали безжизненными плетями, засохшими и застывшими как в последней судороге; розы почернели и осыпались, выступая теперь только острыми шипами, за которые цеплялся плащ Рагиро. В воздухе витал кисловатый запах перегноя. Былая красота испарилась, исчезла, словно ее и не было вовсе. Была уничтожена, растоптана жестокой прихотью Бермуды.

Рагиро, держа спину излишне прямо, а подбородок даже по-дерзки вверх, всем видом кричал: я тебя не боюсь. Но опасался, недолюбливал, терпел, глотая недовольство. Он был рабом, подвластным своему господину. Пусть и с относительной свободой. В месте, где в подчинении Бермуды находился каждый камушек, каждая пылинка, нужно было знать свое место.

Бермуда не спеша приблизился к Рагиро, вкрадчиво и даже грациозно ступая по опавшим лепесткам. Не сразу, но Рагиро заметил, что после него коридор, обвитый по потолок цветами, стремительно менялся: лозы амаранта и зеленые кусты осыпались пеплом, сгорая за секунды, исчезая и растворяясь в набежавшем порыве ветра. Маленькие частички, гонимые вихрями сквозняка, метались под ногами Рагиро – цветы позади него тоже уничтожались тёмной силой.

Бермуда отряхнул руки, избавляясь от остатков погибших цветков. В два шага преодолев отделявшее расстояние, он встал напротив своего слуги.

– Все ещё плохо понимаю, о чем ты.

– Нет, напротив. Ты слишком хорошо понимаешь, о чем я.

Рагиро хотел усмехнуться, но что-то – ледяной тон ли, явственный холод ли, пробравший до костей, – заставили его потеряться на миг, упустить момент. Он сдал свою позицию. Его нападки выглядели как оскал щенка или раненного зверя. Раньше такого не было. Бермуда видел, как Рагиро ступал по тонкому льду, пытаясь скрыть свои мысли и чувства, пытаясь навлечь беду только на себя и ни на кого более.

– Не вижу смысла продолжать этот абсурдный диалог.

– Какая строптивость, – вроде бы удивленно, но бездушно произнес Бермуда. – Знаешь, я не получаю никакого удовольствия, отрывая тебя от порученной тебе миссии.

– Тогда какого чёрта ты меня вызвал? – прикрикнул Рагиро. Чувство самосохранения покинуло окончательно.

– Я сделал из тебя своего капитана по трём причинам. Первая – твоя сила. Вторая – твой ум. Третья – твоя воля. Последняя приказала тебе согласиться на мои условия. Твоя колоссальная сила всё ещё прогрессирует. Но твой ум… Ох, неужели я тебя переоценил?

Рагиро не успел понять, что произошло. Бермуда только что стоял рядом, но тут же через секунду он исчез. Крепкая рука схватила его за ворот плаща, будто нашкодившего котёнка, и швырнула о стену. Миг – он уже лежал на полу, ещё миг – тяжелый сапог ударил его под дых. Рагиро закрылся руками, нападение прекратилось. Как только тёмные пятна перестали всплывать перед глазами, он увидел, что Бермуда сидит перед ним на корточках. Появилось чувство, будто он осматривал его почти сочувственно.

– Мне казалось, я довольно доходчиво объяснял тебе твои обязанности и твои полномочия. Я не одобряю твоё увлечение этим молодым капитаном. Ты меня понял?

– Мы заключили сделку, – прохрипел Рагиро, поднимаясь на колени и утирая кровь с уголка рта. Он, избегая прямого взгляда, добавил: – Двадцать лет моей службы тебе в обмен на его жизнь. Что по истечению двадцати лет Лерт будет жить.

Бермуда кивнул, а после, как показалось Рагиро, едва ли не промурлыкал, смакуя какую-то одному ему понятную радость:

– Ты собственной кровью подписал договор. Тебя никто не заставлял. Двадцать лет. Они мои.

– Он жив.

– Жив.

– Жив! А значит...

Бермуда смеялся, и в этих коротких, лающих смешках гулом от стен отражались худшие кошмары людей: детские крики и плач, слышанные им в детстве у Инганнаморте, рыдания женщин при вести о том, что их мужей, сыновей, отцов похитил Морской Дьявол, отчаяние тех, чьи души, чья воля отныне им не принадлежали, тех, кто обречен на смерть. Этот смех перебирал натянутые до предела нервы Рагиро. Его бросило в холодный пот.

– А это значит, что веселенькая получилась шуточка. Давно на своем веку я такой не встречал, разве что с одним человеком, на которого ты удивительно похож. Но, мой мальчик, мой милый мальчик... – и тон Бермуды с насмешливо-открытого вновь превратился в ледяной, угрожающий, наполненный до краев тёмной убийственной силой. – Твоя жизнь принадлежит мне. Твоя душа принадлежит мне. Твоё сердце принадлежит мне. И даже твои чувства принадлежат мне. Во всяком случае ещё на семь лет. А дальше… дальше все будет зависеть от тебя.

Цветы исчезли, оставляя за собой запах гари. Бермуда, напоследок коснувшись ладонью щеки Рагиро, растворился в дыму.

ГЛАВА 10

«МАСТЕР МОНРО»

Монро жил затворником. В маленьком домике где-то в самом отдаленном уголке, один с псом, которого подобрал, и двумя кошками. На острове его любили, хоть и говорили, мол «мужик немного не в себе». Но у всех он все равно вызывал улыбку. Никто к нему особо не лез, да и сам Монро не старался ни с кем подружиться. Общества трех зверей и – иногда – Ханны ему вполне хватало. К ведьме он заходил за ее настойками, от которых у нормальных людей глаза выкатывались.

Издалека его жилище Эйлерту и Грэму показалось полуобвалившимся, но на деле оказалось просто маленьким и очень старым. Из-за дома шел дым и пахло чем-то паленым. У входной двери лежала черная собака, слабо виляющая хвостом, и две кошки, недовольно поглядывающие в сторону непрошенных гостей. Одна кошка потянулась и зевнула, махнула хвостом и грациозно завернула за дом. Эйлерт уставился на животных, Грэм – на дым.

Послышался мужской голос, но разобрать, что он говорил, было невозможно: что-то шумело, будто лошадь, не прекращая, стучала копытами о дерево. Эйлерт и Грэм переглянулись и направились туда, откуда доносился звук.

Монро оказался невысоким мужчиной с кудрявыми темными волосами и в очках, у которых одно стекло было треснуто. Он недоумевающе оглядывался по сторонам в попытке что-то найти и совершенно не замечал прибывших незнакомцев. Кошка ткнулась лбом ему в ногу; он, улыбнувшись, погладил ее и только потом заметил обломанную деревянную палку с куском тонкой ткани. Обрадовавшись, Монро поднял вещицу, смахнул остатки песка и непонимающе уставился на Эйлерта и Грэма.

– Добрый день, господа! Чем могу вам помочь? – без тени смущения произнес Монро.

Он улыбался, а о его ногу терлась кошка, громко мурча.

– Он чокнутый, – почти не размыкая губ, прошептал Грэм.

Эйлерт услышал, но отвечать не стал: Монро действительно выглядел не многим страннее Ханны, но внушал доверие и казался добродушным. В отличие от гадалки, которая норовила взять все в свои руки, доказывала свою правоту, а потом сама же отступала со своим «судьбу можно изменить». Лерта даже не напрягала чудная обстановка в виде поломанных деревяшек. Некоторые смутно напоминали корабли в уменьшенном размере с чем-то тряпичным по бокам. От некоторых шел пар из всех щелей, некоторые были в крайне плачевном состоянии и вряд ли подлежали восстановлению.

Эйлерт пригляделся и у парочки таких вещиц обнаружил что-то похожее на крылья. К бортам были приделаны деревянные палки, поперек от них торчали тонкие гнущиеся прутья. И по всей этой конструкции была натянула ткань.

– Здравствуйте, – кивнул Эйлерт. – Мы недавно навестили вашу знакомую Ханну…

– О, Ханна! Как она поживает? У нее все хорошо? А то я не был у нее уже, кажется, месяц. Надо бы навестить, а то мои запасы ее чудесных настоек заканчиваются! – перебил Монро. Он подхватил на руки кошку и поспешил в сторону дома, не оборачиваясь на гостей.

Эйлерт и Грэм последовали за ним, немного потоптались на пороге, но так и не получили приглашения и зашли сами.

–…она в порядке. Монро, мы хотели спросить….

Эйлерт резко замолчал и, сделав пару шагов вперед, остановился, ошеломленно оглядываясь. Грэм затормозил сразу на пороге и нервно вздрогнул, когда услышал, как дверь позади захлопнулась. Дом внутри совершенно не соответствовал тому, что они увидели снаружи. Помещение оказалось огромным, с виду дорогие ковры расстилались на полу. На стенах висели картины, парочка из которых Эйлеру и Грэму показались слабо знакомыми.

– А может быть, вы согласитесь к ней заглянуть ещё раз? Возьмете для меня парочку бутылок, а вот эти, – Монро указал на целую груду пустых бутылок, – вернете Ханне? Уж очень не хочется отвлекаться от работы, чтобы идти в город, а настойки моей дорогой Ханны так помогают!

И Эйлерт, и Грэм с крайне глупым видом осматривали дом и никак не могли понять, как такое возможно. В здании было светло, даже ярко – не от дневного солнечного света и не от свечей, а просто так. Обстановка напоминала если не замок, то чье-то дорогое поместье.

– Как это… какого… – начал было Грэм, но нужные слова никак не приходили на ум. Монро внимательно посмотрел на него, явно не понимая, что так обеспокоило гостя. – Что это такое?! – наконец воскликнул старпом и развел руками.

Монро пожал плечами:

– А что такое?

При этом в нем чувствовалось искреннее удивление, будто все маленькие старые дома внутри были похожи на дворцы.

– Ваш дом крайне необычный, – с долей предосторожности заговорил Эйлерт. Его мысли были схожи с мыслями Грэма, но выражать у него получалось чуть более вежливо. – Мы ни разу не видели… подобного.

– Ах, вы об этом! – махнул рукой Монро. – Подумаешь, дело-то пустяковое. Я магию не ради этого получил, а ради науки! Видели те крохотные модели крылатых кораблей? Я пока не придумал им название, но надеюсь в будущем сделать реальный летающий корабль. Вы, конечно, сейчас подумаете, что…

Они ничего не думали. Они просто слушали Монро, а в голове не было ни одной разумной идеи. И неразумной тоже.

–…магией можно добиться всего, но это не так. Особенно если ты не был рожден с ней, как, например, наша дорогая Ханна.

В какой момент та ненормальная ведьма стала «нашей дорогой» никто не понял, кроме самого Монро.

– Вы там что-то говорили, кажется, да? Кстати, как вас зовут? – обратился Монро к Эйлерту и Грэму. Один растеряно оглядывался и пытался взять себя в руки, потому что пришли они по одному конкретному делу, а второй готовился в любой момент быстро вылететь за порог, не думая о разрушенной «Пандоре».

– Ханна сказала, что вы – лучший корабел. Понимаете, мой корабль потерпел крушение, и мы едва добрались до берега. Мы готовы заплатить вам.

– Ну, разумеется-разумеется, – засуетился Монро. – Лучший корабел, серьезно? Только отнесите ей бутылки, ради высших сил! И возьмите хотя бы парочку новых, молю! Иначе вам не видать корабля, а мне – здравого ума.

Грэм буркнул что-то неразборчивое в ответ, Монро запихал бутылки в мешок и сунул его старпому, а через секунду того уже не было в доме – он направлялся к Ханне, решив, что она менее чокнутая, чем Монро.

– Значит, вы почините наш корабль? – проводив недовольного Грэма взглядом, спросил Эйлерт. – Сколько вы хотите?

– Конечно, починю, что за вопросы. А может, хотите его усовершенствовать? – глаза у Монро загорелись. Трещина в его очках придавала ему какой-то особенности. Хотя он и так был особенным.

– Нет, не думаю, что это хорошая идея, – Эйлерт не очень хорошо понимал, что означало «усовершенствовать», но точно не хотел позволять умалишенному незнакомцу, обладающему магией, проводить эксперименты над его фрегатом.

– Да брось, мальчик, ты ещё вернешься ко мне с этой просьбой, – пожал плечами мужчина, а потом снял очки. Глаза у него оказались зелеными, а зрачки – расширенными. Стало немного жутко от исходившей то ли угрозы, то ли предупреждении.

Эйлерт на секунду пожалел, что Грэм ушел. Пусть перемены в Монро не были значительными, но ему в миг стало неуютно. Особенно после гадания Ханны. Особенно после трех выпавших ему Дьяволов.

***

Ханна ждала Грэма на пороге, сидя с уже наполовину пустой бутылкой, и явно была пьяна. Исаак выглянул из окна как раз в тот момент, когда старпом подходил, и со счастливой улыбкой на лице помахал ему рукой. Грэм этот жест проигнорировал, а мальчик быстро скрылся в доме. Возвращаться к Ханне ему не хотелось, она с первых секунд их знакомства стала раздражать его, но Монро все же не нравился Грэму сильнее, поэтому выбор был очевидным.

Густые темные волосы ведьмы растрепались, глаза отчего-то казались чересчур широкими, а смуглая кожа блестела в лучах солнца. Ханна была красивой. Даже в своих обносках с заплатками и перьями. Но Грэм все ещё считал ее сумасшедшей, а значит, неспособной на нормальный разговор.

– Этот корабел попросил каких-то настоек, – посчитав, что здороваться с ведьмой повторно не нужно, Грэм сразу перешел к делу.

Ханна поморщилась, сделала большой глоток жидкости неприятного зеленоватого цвета и ещё раз поморщилась.

– Манерам бы тебя поучить, старпом, – и она протянула ему свою бутылку. Грэм взял её, но пить не стал: как никак, а напиток такого цвета далеко не каждый рискнет пить, и Грэм не был исключением. – А то ты вроде красивый мужчина, привлекательный. Бабы на тебя вешаются, наверняка. А ведешь себя… как свинья. Или это только со мной? – она икнула, прищурилась и рывком поднялась на ноги. Схватила Грэма за ворот рубахи и потащила в дом. На этот раз он не сопротивлялся.

Исаак отчего-то обрадовался такому скорому возвращению старпома, но старательно пытался этот факт скрыть. Мальчик улыбался, поглядывал в их с Ханной сторону и расставлял по полкам какие-то баночки, мешочки и книги.

– Слушай, я не намерен торчать у тебя до завтрашнего дня, так что…

– А хозяйка права, господин, – Исаак заговорил неожиданно и так же неожиданно оказался рядом с Грэмом. – Поучиться манерам вам действительно не помешает.

Грэм опешил, хотел что-то ответить, но в итоге просто отвернулся от ребенка к Ханне, которая сосредоточенно что-то искала в шкафу.

– Эй, ты меня слышишь, ведьма?

– Ханна! Меня зовут Ханна! Имя вроде бы не такое сложное, старпом, разве нет? Мог бы и запомнить! – на повышенных тонах, но без злости произнесла гадалка и подскочила к Грэму. – Дам я тебе настойки, угомонись. И не игнорируй Исаака! Мальчик не сделал ничего плохого! – она жестикулировала руками, указывая то на Исаака, то на Грэма, то просто вскидывая их вверх. И на лице у нее тоже отражалась каждая эмоция. В этом чувствовалась другая, особенная красота, и Грэм, сам того не желая, слушал Ханну внимательно и даже завороженно.

Не успел старпом как-то отреагировать, как ведьма уже вприпрыжку бежала ко входу в другую комнату и скрылась за занавеской, служившей дверью. Вернулась она с четырьмя настойками самых разных цветов, и Грэм про себя удивлялся, как она пьяная могла так резво скакать и не падать с тяжелыми бутылками в руках.

– Мешок с использованными сосудами положи вон туда в угол, – Ханна указала в сторону. – И отдай наконец мою настойку! Что ты в нее вцепился?

Грэм быстро поставил полупустую бутылку на стол и на всякий случай отошёл подальше. Потом заметил недовольный взгляд Ханны и расценил его, как молчаливый призыв забрать у нее то, за чем он пришёл, и сматываться из ее дома к чертям.

Кажется, он даже не поблагодарил ее. И не попрощался. Просто взял бутылки, положил их в протягиваемый Исааком мешок и вышел на улицу, хлопнув дверью.

К тому моменту, как он вернулся к Эйлерту и Монро, корабел уже начал ремонт «Пандоры». Корабль был окутан тонкими дымчатыми линиями, а Монро казался ещё более обезумевшим. Линии не исчезали и не двигались, и Грэм подумал, что подчинялись они воле Монро. Как – дело десятое. Грэм не хотел знать. Он решил не травмировать себя лишний раз и не вдаваться в подробности, как они смогли так быстро переправить корабль. В конце концов, Эйлерт выглядел спокойным и был вполне доволен происходящим, а значит, причин для волнения и у него, Грэма, не должно было быть.

***

Беда никогда не приходит одна, а на море беда обычно приходит ещё и неожиданно, со спины и врезается в корабль на полной скорости.

Морские бури своенравны, как сварливые стервозные женщины, и делились на два типа: сразу заявляющие о своих отнюдь не благих намерениях и те, что готовили месть исподтишка. Мог ли подумать капитан Эйлерт Лир, глядя в небо, заволочённое лёгкими белыми облаками, что всего через час с небольшим на них извергнутся тонны гнева самого океана, что вспышки молний будут сверкать так сильно, будто бы огнями освещая им путь, что раскаты грома заглушат даже рев волн. А ведь они едва отошли от берегов безымянного острова и распрощались с Монро.

Буря налетела внезапно. «Пандора» натужно скрипела, терпеливо снося уготованные ей страдания. Поначалу паники не было – матросы работали слажено, им катаклизмы были не в первой. Однако постепенно океан темнел, грозовые тучи сгущались, ветер трепал паруса, и даже бодрые команды капитана перестали снимать напряжение с собственных подчиненных.

– Ларри, какой мощности будет этот чёртов шквал?

Голос Лерта с трудом прорывался сквозь грохот бури, ему даже показалось, что Ларри скорее прочитал по губам, чем услышал этот вопрос. Он был слишком занят помощью с натягиванием парусины, защитившего бы пушечные ядра от скольжения по палубе, поэтому просто поднял руку и показал капитану на пальцах.

Пять и четыре. Всего девять. Эйлерт поджал губы и выругался про себя – этот штормовой ветер нёс в себе слишком много опасности, даже несмотря на то, что их корабль теперь как новенький. Что и как сделал с ним Монро, Лерт не спрашивал, но после ремонта «Пандора» выглядела даже лучше, чем раньше.

– Убрать нижние брамсели и второй грот! Кажется, морской дьявол разбушевался не на шутку.

Команда справлялась до тех пор, пока пена, гонимая сильным ветром, не стала рассыпаться большими хлопьями в виде густых белых полос, а видимость не стала настолько паршивой, что Эйлерт не мог видеть своих людей, действовавших на противоположной стороне корабля. Крики заглушались рокотом волн, черное небо сливалось с совершенно черной поверхностью моря. «Пандору» лихо подбрасывало на новом гребне.

Палубу постоянно заливало, на ней было совершенно невозможно передвигаться. Олден как мог пытался сохранить корабль, но волны становились все выше и выше, пока, наконец, не достигли своего предела, почти сравнявшись с мачтой. Невнимательный матрос, увлекаемый жадным океаном, исчез за бортом.

Иногда Лерт успевал вглядываться в черноту бури. Искал другой корабль, всматриваясь до боли в глазах сквозь сокрушительные брызги.

Корабля без парусов нигде не было видно.

Эйлерт отвлекся на бездумную слежку и упустил драгоценные секунды на осознание своего положения. Корабль накренился так, что почти лёг на волны левым бортом, и он, не удержавшись, медленно покатился вниз, изо всех сил цепляясь за канат, за который ранее держался. Его хлестнуло волной, вжав в мокрое дерево, но Эйлерт сжимал кулаки до последнего. Он слышал, как Олден, перекрикивая ураган, обещал вернуть «Пандоре» нормальное положение.

На миг Лерту показалось, что он летел. Его приподняло, канат дернулся. Он почувствовал себя невесомым и расслабленным, будто бы в тёплой постели, но тут же его одним мощным рывком дёрнуло за ноги вниз. Океан распахнул свою пасть, протягивая алчные руки. Канат выскользнул из рук, порезав ладони, и Лерт упал на искусную резьбу борта. Воздух из легких выбило.