Текст книги "Возвращение магии"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
Пораженная его реакцией, Алина в ответ кивнула.
– Небо. – Кровь еще сильнее прилила к его лицу. – Что если бы все было наоборот, и пострадал я? Ты бы оставила меня?
– Нет!
– Тогда почему ты ждала от меня меньшего?
Эта бурная вспышка заставила ее вжаться в кресло. Маккенна наклонился вперед следом за ней, теперь к его ярости примешивалась горечь. – Черт бы побрал тебя, Алина! – Он сжал ее лицо дрожащими руками, его длинные пальцы гладили ее щеки, глаза влажно блестели. – Ты – моя половинка, – хриплым голосом произнес он. – Как ты могла подумать, что не нужна мне? Ты заставила нас обоих пройти через ад без всякой причины!
Как ты могла подумать, что не нужна мне? Ты заставила нас обоих пройти через ад без всякой причины!
Конечно, он не понял истоков ее страха. Обхватив его широкие, твердые запястья, Алина крепко стиснула их, горло ее задвигалось.
Маккенна посмотрел на нее с обжигающим, свирепым волнением. – Что такое? – Одну руку он продолжал держать у ее щеки, другой приглаживая волосы с ее лба.
– Одно дело было заниматься любовью со мной, когда ты не знал о моих ногах. Но теперь, когда ты знаешь… тебе будет трудно, возможно, даже покажется невозможным…
Глаза Маккенны загорелись, что насторожило ее. – Ты сомневаешься в моей способности заниматься с тобой любовью?
Алина поспешно натянула юбки на ноги, испытав бесконечное облегчение, когда они, наконец, снова оказались прикрыты. – Мои ноги ужасны, Маккенна.
Он пробормотал ругательство, поразившее ее своей непристойностью, и сжал ее голову в ладонях, заставив посмотреть на себя. В голосе его звучало тихое бешенство. – Двенадцать лет я жил, подвергаясь непрерывной пытке, я хотел сжимать тебя в объятьях и знал, что это невозможно. Ты нужна мне по тысяче причин, не имеющих никакого отношения к твоим ногам, и… нет, черт возьми, ты нужна мне по одной простой причине, что ты – это ты. Я хочу проникнуть глубоко в тебя и оставаться в тебе часами… днями… неделями. Мне нужны утро, день и вечер с тобой. Мне нужны твои слезы, твои улыбки, твои поцелуи… запах твоих волос, вкус твоей кожи, твое дыхание на моем лице. Я хочу видеть тебя в мой смертный час… лежать в твоих объятьях, когда вздохну в последний раз. – Он покачал головой, смотря на нее, как приговоренный на палача. – Алина, – прошептал он, – ты знаешь, что такое ад?
– Да. – Из глаз ее потекли слезы. – Пытаться жить, когда твое сердце вырвано из груди.
– Нет. Ад – это знать, что у тебя так мало веры в мою любовь, что ты бы приговорила меня к пожизненной пытке. – Лицо его внезапно исказилось. – К чему-то хуже, чем смерть.
– Мне жаль. – Голос ее прервался. – Маккенна…
– Не достаточно жаль. – Он прижался своим мокрым лицом к ее, его рот прошелся по ее щекам и подбородку лихорадочными, жестокими поцелуями, словно ему хотелось проглотить ее. – Совсем не достаточно. Ты говоришь, тебе пришлось жить без сердца… как бы тебе понравилось лишиться еще и души? Я проклинал каждый день, который мне приходилось жить без тебя, и каждую ночь, которую проводил с другой женщиной, желая, чтобы это ты была в моих объятиях…
– Нет… – простонала она.
– Желая, – с жаром продолжил он, – чтобы был хоть какой-нибудь способ остановить воспоминания, пожирающие меня, пока внутри ничего не осталось. Я нигде не находил себе места, даже когда спал. Даже в снах… – Он прервался и набросился на нее голодными, яростными поцелуями. Вкус его слез, его губ сводил с ума, возбуждал, голова Алины кружилась от волн наслаждения. Казалось, Маккенна одержим страстью, граничащей с яростью, грудь его тяжело вздымалась, руки сжимали ее лицо с силой, грозившей оставить синяки на ее нежной коже. – Боже, – сказал он с пылом человека, который пережил слишком много, – За последние несколько дней я прошел через адовы муки, и с меня довольно!
Алину вдруг почувствовала, как ее вытащили из кресла и прижали к груди, словно она ничего не весила. – Что ты делаешь? – ахнула она.
– Несу тебя в постель.
Алина стала выворачиваться и вырываться из его рук. Она отчаянно пыталась понять, как объяснить ему, что ей к этому нужно привыкать постепенно, а не прыгать вот так с головой. – Нет, Маккенна, я еще не готова к этому! Пожалуйста. Я хочу сперва поговорить…
– Я устал от разговоров.
– Я не могу, – в отчаянии сказала она. – Мне нужно время. И я устала… я не спала, как следует, несколько дней, и…
– Алина, – резко перебил он, – силы неба и ада вместе взятые не смогут удержать меня от того, чтобы заняться с тобой любовью прямо сейчас.
Его слова едва ли оставляли место неопределенности. Дрожа, Алина почувствовала, как пот снова выступил на ее лице.
Маккенна прижался поцелуем к ее влажной щеке. – Не бойся, – прошептал он. – Только не со мной.
Она ничего не могла с этим поделать. За долгие двенадцать лет она привыкла к уединению и замкнутости. И понимание того, что он не позволит ей отступить, отказать, заставило ее сердце бешено заколотиться, пока Маккенна целеустремленным шагом нес ее в соседнюю комнату. Дойдя до кровати, он поставил ее на ноги, и наклонился, чтобы стянуть парчовое покрывало. Когда Алина посмотрела на ровную гладь свежевыстиранных белых простыней, живот ее словно налился свинцом.
Маккенна потянулся к пуговицам на ее платье, его пальцы двигались вдоль передней застежки, расстегивая корсаж. Позволив расстегнутому платью упасть на пол, Маккенна ухватился за сорочку Алины и снял ее через голову. Она вся покрылась гусиной кожей, пока, голая и дрожащая, стояла перед ним. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы не попытаться прикрыться, спрятать такие несравнимо разные части своего тела.
Маккенна коснулся тыльной стороной ладони ее груди, и его пальцы двинулись вниз к ее подрагивающему, напряженному животу. Он погладил ее прохладную кожу, затем удивительно ласково обнял ее, шепча что-то нежно и неразборчиво в ее растрепанные волосы. Она ухватилась за лацканы его сюртука, уткнувшись лицом в его накрахмаленную рубашку. Он был бесконечно нежен, вытаскивая шпильки из ее волос, и роняя их на устланный ковром пол. Вскоре длинные пряди свободно висели, щекоча ее спину тяжелым шелком.
Скользнув ладонью под ее подбородок, Маккенна запрокинул ее голову и прижался ртом к ее губам в долгом, обжигающем поцелуе, от которого у нее подогнулись колени. Он подхватил ее, крепко прижав к своему телу, кончики ее грудей мягко терлись о тонкую ткань его сюртука. Губы ее беспомощно приоткрылись под его губами, но Маккенна хотел большего, продолжая чувственно посасывать и целовать ее влажными, горячими поцелуями, пока язык его врывался в теплые глубины ее рта.
Его ладонь собственнически пробежалась по ее спине к округлым ягодицам. Обнаружив чувствительное местечко чуть ниже позвоночника, он прижал ее еще ближе к груди, пока она не ощутила набухшую выпуклость его возбужденного естества, натянувшую его брюки. Он намеренно неторопливо потерся о нее, словно хотел продемонстрировать ярую готовность своей плоти соединиться с ее. Она слегка всхлипнула у его губ. Не дав ей времени подумать, Маккенна скользнул рукой к ее ягодицам и между ее бедер, одной ногой умело раздвинув ее ноги. Он надежно прижимал ее к своему телу, а его пальцы разделили ее сокровенную плоть, лаская и поглаживая ее потаенную мягкость и оставляя ее открытой и уязвимой.
Балансируя на его руке, Алина слегка выгнула спину, когда он скользнул в нее двумя пальцами. «Еще», требовало ее тело, извиваясь, чтобы втянуть его глубже. Она хотела чувствовать всего Маккенну над собой, рядом с собой, внутри себя, наполняющего пустоту. Еще больше его и еще, пока между ними не останется ни единого мучительного миллиметра расстояния.
Маккенна прижимал ее тело, пока его копье не расположилось прямо у укромной расселины между ее бедер, слегка потершись об нее в такт медленным движениям пальцев. Он притянул ее к себе, потирая о твердокаменный выступ своих чресел, лаская ее изнутри и снаружи в ленивом, но безостановочном ритме. Он прижался щекой к ее волосам, и губы его целовали темные локоны, пока не добрались до влажных от пота корней. Алина чувствовала, как напряглось и затрепетало ее тело, удовольствие усиливалось, и она была почти на пороге высвобождения. Его рот снова завладел ее губами, его язык мягко проникал в нее в поцелуе, от которого ее затопило мучительным блаженством. О, да… о да…
К ее разочарованию, Маккенна отнял свой рот от ее губ и убрал пальцы как раз в тот момент, когда нарастающее ощущение почти достигло апогея. – Не сейчас, – прошептал он, когда она неистово задрожала.
– Ты мне нужен, – сказала она, едва находя силы, чтобы говорить.
Его влажные пальцы обвели плавную линию ее шеи. – Да, я знаю. И когда я выпущу тебя из постели, ты, наконец, поймешь, как сильно ты нужна мне. Ты узнаешь все способы, какими я хочу тебя… и до какой степени ты принадлежишь мне. – Маккенна приподнял ее и уложил на кровать, на выглаженные льняные простыни. Все еще полностью одетый, он склонился над ее обнаженным телом. Его темная голова опустилась, и она почувствовала прикосновение его губ на своем колене.
Это было последнее место, где она хотела ощутить его рот, на самом уродливом из своих шрамов. Похолодев, Алина запротестовала и попыталась откатиться от него. Маккенна с легкостью поймал ее, сжав ее бедра ладонями. Придавил ее к матрасу, а его рот вернулся к ее колену. – Ты не должен делать это, – сказала Алина, сжавшись. – Мне бы не хотелось, чтобы ты так делал… правда, не нужно доказывать…
– Заткнись, – нежно сказал Маккенна, продолжая целовать ее ноги, принимая ее шрамы, как сама она так и не смогла сделать. Он прикасался к ней повсюду, руки его гладили и ласкали ее съежившуюся плоть. – Все хорошо, – пробормотал он, потянувшись вверх и погладив ее упругий живот успокаивающими круговыми движениями. – Я люблю тебя. Всю тебя. – Его большой палец обвел ее пупок, и он начал покусывать нежную кожу на внутренней поверхности ее бедра. – Откройся мне, – прошептал он, и она отчаянно покраснела. – Откройся, – настойчиво повторил он, и бархатные поцелуи дерзнули двинуться выше.
Застонав, она раздвинула ноги, чувствуя, как желание снова растет. Рот Маккенны зарылся в незащищенный грот, языком обводя набухшую почку ее плоти, затем скользнул ниже, чтобы исследовать пахнущий солью вход в ее тело. Алина почувствовала, как потяжелело ее тело, чувства хлынули потоком, все ощущения сконцентрировались на осторожных, мучительно легких прикосновениях между ее ног. Маккенна отодвинулся и слегка подул на ее влажную плоть, затем дотронулся кончиком языка до бутона ее плоти. Руки ее сжались в кулаки, голова откинулась назад, она приподнимала бедра, в горле ее закипали умоляющие стоны. Когда она подумала, что больше не сможет выносить эту искусную пытку, он проник в нее тремя пальцами, жесткие костяшки впивались в скользкий тоннель. Она не могла думать, не могла двигаться, тело ее затопило удовольствием. Он продолжал посасывать ее плоть, а его сплетенные пальцы двигались, проникая в нее, пока она не издала резкий крик, содрогаясь от исступленного восторга.
Пока она задыхаясь лежала на постели, Маккенна встал и стащил сюртук, взгляд его был прикован к ее распростертому телу. Он раздевался перед ней, сбросив рубашку, открывая мускулистую грудь, поросшую черными волосами. Его крупное тело, безусловно, было создано для силы, а не для изящества. И все же в длинных линиях его мышц и сухожилий и его широких плечах была какая-то природная грация. Он был мужчиной, с которым женщина чувствовала себя в безопасности, и в то же время восхитительно уязвимой.
Присоединившись к ней на постели, Маккенна скользнул большой ладонью по ее шее и навис над ней, раздвигая ее ноги. Дыхание Алины перехватило, когда она почувствовала, как его обнаженное тело полностью прижимается к ней… твердые, покрытые волосами руки и ноги, поразительно широкая грудь и места, где атласная кожа обтягивала вздувшиеся мускулы. Маккенна сжал ее правое бедро, осторожно, чтобы не задевать шрам на колене.
Она удивленно коснулась рукой его щеки, погладив гладковыбритую кожу. Момент был таким нежным, таким прекрасным, что из глаз ее полились слезы. – Маккенна… я никогда не смела и мечтать об этом.
Его густые ресницы опустились, и он прижался лбом к ее лбу. – А я смел, – хрипло сказал он. – Тысячи ночей я мечтал о том, как буду заниматься с тобой любовью. Ни один мужчина на свете не ненавидел рассвет так, как я. – Он поцеловал ее губы, шею, розовые кончики ее грудей. Слегка подвинувшись, он начал языком ласкать ее сосок, и когда она в ответ затрепетала, он протянул руку вниз, чтобы направить себя в нее. Он вошел в нее, наполняя, пока они не прижались друг к другу, бедром к бедру. Оба ахнули в момент единения, твердая плоть погруженная в мягкую, глубокое, невыносимо сладостное слияние их тел.
Алина прошлась руками по изогнувшейся спине Маккенны, когда он скользнул ладонями ей под спину, ловко притягивая ее к себе в ритме сильных толчков. – Никогда не сомневайся в моей любви, – неровным голосом произнес он.
Она, ненасытно вздрагивая с каждым его влажным, безжалостным выпадом, покорно прошептала сквозь распухшие от поцелуев губы. – Никогда.
Лицо Маккенны одновременно блестело от пота и светилось от волнения. – Ничто в моей жизни не сравнить с тем, что я чувствую к тебе. Ты – все, чего я хочу… все, в чем нуждаюсь… и это никогда не изменится. – Он глухо застонал, когда началась бурная разрядка. – Боже… скажи мне, что знаешь это… скажи…
– Знаю, – прошептала Алина. – Я люблю тебя. – Острое наслаждение пронзило ее снова, и его сила заставила ее замолчать, вынуждая ее плоть сжимать его пульсирующим жаром.
Позже Алина смутно осознала, что Маккенна уголком простыни стер тонкую пленку пота и слез с ее лица. Прижавшись к его голому плечу, она закрыла глаза. Она чувствовала себя пресыщенной, измученной, и переполненной всеобъемлющим облегчением. – Я так устала, Маккенна…
– Спи, любовь моя, – прошептал он, гладя ее длинные волосы, приподнимая влажные пряди на затылке. – Я буду здесь и присмотрю за тобой.
– Ты тоже поспи, – сказала она слабым голосом, ее ладонь медленно скользнула по его груди.
– Нет. – Маккенна улыбнулся и нежно поцеловал ее в висок. Его голос был хриплым от удивления. – Не сейчас, когда реальность все равно лучше того, что я могу увидеть во сне.
Была середина дня, когда Гидеон Шоу вернулся в свои апартаменты в «Ратледже». Он чувствовал себя уставшим, раздраженным, лицо его посерело, и ему так хотелось выпить, что он едва мог мыслить. Но вместо этого он осушил столько чашек кофе, что его хватило бы, чтобы потопить баржу. И еще он курил, пока от запаха сигар его не начало тошнить. Было очень странно, чувствовать усталость и одновременно возбуждение. Однако, обдумав альтернативу, он решил, что придется привыкать к этому ощущению.
Войдя в резиденцию, Гидеон тут же наткнулся на своего камердинера, который сообщил ему поразительную новость. – Сэр… похоже, мистер Маккенна не отплыл в Нью-Йорк, как было запланировано. Собственно говоря, он пришел сюда. С женщиной.
Гидеон бесстрастно посмотрел на камердинера. Надолго задумавшись над известием, он озадаченно нахмурился и потер подбородок. – Осмелюсь спросить – это была леди Алина?
Камердинер незамедлительно кивнул.
– Будь я трижды проклят, – тихо сказал Гидеон, его угрюмость сменилась улыбкой. – Они все еще здесь?
– Да, мистер Шоу.
Улыбка Гидеона стала еще шире, когда он задумался над непредвиденным поворотом событий. – Значит, он все-таки получил то, чего хотел, – пробормотал он. – Ну что я могу сказать, Маккенне лучше поскорее тащить свою задницу в Нью-Йорк. Кто-то же должен построить чертову литейную.
– Да, сэр.
Размышляя, как долго Маккенна еще собирается пользоваться его гостеприимством, Гидеон направился к спальне и остановился у двери, когда понял, что оттуда не слышно ни звука. Только когда он развернулся, чтобы уйти, он расслышал, как кто-то коротко позвал его.
– Шоу?
Гидеон осторожно приоткрыл дверь и засунул в щель голову. Он увидел Маккенну, который лежал, опираясь на локоть, его загорелые грудь и плечи выделялись на фоне мерцающей белизны простыней. Леди Алину почти не было видно, лишь несколько прядей темно-каштановых волос свисали с края матраса. Она уютно расположилась под мышкой Маккенны и продолжала крепок спать, когда он заботливо накрыл ее обнажившееся плечо покрывалом.
– Опоздал на пароход, так? – спокойно поинтересовался Гидеон.
– Пришлось, – ответил Маккенна. – Похоже, я чуть не оставил кое-что важное.
Гидеон внимательно посмотрел на друга, пораженный происшедшей в нем переменой. Маккенна выглядел моложе и счастливее, чем когда-либо на памяти Гидеона. По сути, он казался таким беззаботным, с непринужденной улыбкой на губах и прядью волос упавшей ему на лоб. Леди Алина зашевелилась рядом с ним – ее сон потревожил звук их голосов – и Маккенна наклонился и прошептал что-то успокаивающее.
В прошлом Гидеону доводилось видеть Маккенну с женщинами и при гораздо более компрометирующих обстоятельствах, чем эти. Почему-то очевидная, нескрываемая нежность на лице Маккенны показалась ему невыразимо интимной, и Гидеон почувствовал, как к лицу его приливает незнакомый жар. Проклятие – он не краснел с тех пор, как ему исполнилось двенадцать.
– Что ж, – без всякого выражения сказал Гидеон, – поскольку ты не постеснялся воспользоваться моими апартаментами, похоже, мне придется найти, где остановиться на ночь. Конечно, я бы без колебаний выставил тебя вон… но для леди Алины я сделаю исключение.
– Отправляйся в Марсден Террас, – предложил Маккенна, и глаза его внезапно насмешливо блеснули. Взгляд его снова вернулся к лицу спящей леди Алины, словно для него было невозможным отвести взгляд дольше, чем пару секунд. – Уэстклиф там совсем один – он вряд ли будет возражать против компании.
– О, чудно, – кисло ответил Гидеон. – У нас с ним будет долгая беседа о том, что я должен держаться подальше от его младшей сестры. Хотя это не имеет значения, потому что через шесть месяцев Ливия совсем про меня забудет.
– Сомневаюсь, – сказал Маккенна и усмехнулся. – Не сдавайся. Нет ничего невозможного – Бог свидетель, я – тому доказательство.
Эпилог
Сильный февральский ветер ударил в окно гостиной, отвлекая внимание Ливии от письма в ее руке. Свернувшись в углу кушетки с шерстяным одеялом на коленях, она передернулась, сидя в приятном тепле гостиной, когда за окном такой сырой холодный зимний день. Перед ней стояла открытая шкатулка для писем из красного дерева, с одной стороны в ней лежала аккуратная стопка писем, с другой стороны – высилась гораздо более неровная кипа, перевязанная голубой ленточкой. Маленькая стопка была от ее сестры Алины, чьи письма из Нью-Йорка приходили удивительно регулярно, принимая во внимание ее известную многим нелюбовь к переписке.
Другая пачка писем была совершенно от другого человека, все они были написаны одним и тем же неразборчивым мужским почерком. Они были веселыми и трогательными, содержательными и поразительно интимными, эти письма рассказывали историю борьбы человека, который пытался измениться к лучшему. Они также говорили о любви, которая стала сильнее и расцвела за последние несколько месяцев. Ливии казалось, что она узнала совсем другого человека, а не того, с кем повстречалась в Стоуни Кросс, и хотя ее чувствам к прошлому Гидеону было невозможно противиться, бывший повеса превращался в мужчину, которому она могла доверять и на которого могла положиться. Протянув руку к голубой ленточке, она погладила кончиком пальца атласную поверхность, прежде чем вернуться к письму Алины.
… говорят, что население Нью-Йорк-Сити через пару лет достигнет полумиллиона, и я верю этому, ведь сюда каждый день прибывают иностранцы вроде меня. Город так и пестрит множеством национальностей. У всех здесь, похоже, широкие, прогрессивные взгляды на вещи, и иногда мне начинает казаться, что мое мнение несколько провинциально. Я, наконец, начала привыкать к здешнему темпу жизни, и заразилась нью-йоркской манией к самосовершенствованию. Я занимаюсь сразу тысячей новых вещей, и научилась искусству принимать решения и делать покупки с такой скоростью, что ты несомненно удивишься, когда мы встретимся снова. Как ты, наверное, догадалась, миссис Фэйрклоз взяла в свои руки домашнее хозяйство, и, кажется, по-настоящему в восторге от рынков на западе Манхэттенвилля, здесь можно найти все мыслимое и немыслимое. По-настоящему удивительно, что всего в двух милях от возвышающихся восьмиэтажных зданий, можно найти сельскую местность с множеством крошечных ферм. Я только начала исследовать этот красивый город, но рада сказать, что здесь я за неделю успеваю сделать больше, чем делала за месяц в Стоуни Кросс.
Однако не хочу вводить тебя в заблуждение, признаюсь, что мы с Маккенной время от времени устраиваем себе выходные. Вчера мы ездили кататься по Вашингтон Сквер на санях, и серебряные колокольчики звенели в конской упряжи, а потом мы провели остаток дня, устроившись у камина. Я совсем запретила Маккенне работать, и он, конечно же, подчинился, так как в Америке главой семьи является жена (хотя мы умело создаем впечатление, что власть принадлежит мужу). Правда, я – великодушный диктатор, и Маккенну, кажется, полностью устраивает такое положение вещей…
Улыбаясь, Ливия подняла глаза от письма, услышав доносящиеся с улицы звуки подъезжавшего экипажа. Поскольку гостиная была удобно расположена в передней части особняка, она могла видеть всех, кто шел или ехал по подъездной аллее. Вид черной кареты с четырьмя сопровождающими едва ли был необычен для Стоуни Кросс Парка. Однако, рассматривая лошадей, дыхание которых вырывалось белым паром из ноздрей, Ливия почувствовала укол любопытства. Маркус ничего не говорил о гостях, которые могут сегодня приехать – и было слишком рано для визита.
Встав с кушетки, Ливия завернулась в одеяло и уставилась в окно. Один из лакеев подошел к парадной двери, пока другой открыл дверцу экипажа и отступил. Высокая, стройная фигура показалась из кареты, и, не воспользовавшись ступенькой, с легкостью спустилась на землю. Мужчина был одет в черное пальто и элегантную шляпу, из-под которой виднелись блестящие светлые волосы.
Вздрогнув от внезапного, глубокого волнения, Ливия внезапно перестала дышать. Она не мигая, наблюдала за ним, быстро подсчитывая… да, прошло шесть месяцев, с точностью почти до дня. Но Гидеон ясно дал понять, что не приедет к ней, пока не будет уверен в том, что может стать человеком, которого она заслуживает. «И я приеду с честными намерениями», – писал он – «к твоему сожалению».
Теперь Гидеон стал еще красивее, чем прежде, если такое вообще возможно. Морщины от усталости и цинизма разгладились, исчезли темные круги под глазами, и он казался таким полным жизни и энергии, что ее сердце глухо заколотилось.
Хотя Ливия не двигалась и не издавала ни звука, что-то привлекло внимание Гидеона к окну. Он посмотрел прямо на нее сквозь стекло, казалось, он не может отвести глаз от нее. Ливия встретила его взгляд, мучимая острым желанием. О, снова быть в его объятиях, – подумала она, прикоснувшись к окну, кончики пальцев оставили мокрые круги в тонком слое льда.
Медленная улыбка появилась на лице Гидеона, и голубые глаза его сверкнули, он приложил ладонь к груди, словно ее вид был больше, чем могло выдержать его сердце.
Лучезарно улыбнувшись, Ливия наклонила голову набок, указав рукой на парадный вход. Поторопись! – произнесла она сквозь стекло с четкой артикуляцией.
Гидеон тут же кивнул, бросил на нее многообещающий взгляд и зашагал прочь от окна.
Как только он исчез из виду, Ливия бросила одеяло на кушетку и обнаружила, что до сих пор сжимает в руке письмо сестры. Она разгладила лист бумаги и поцеловала его. Конец письма может подождать. – Позже, Алина, – прошептала она. – Я должна позаботиться о своей собственной счастливой развязке. – И тихо засмеявшись, она бросила письмо в шкатулку красного дерева, и стремительно вышла из комнаты.
