Текст книги "Возвращение магии"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Тогда я постараюсь быть и приятным, и занимательным, – ответил Адам с небрежной улыбкой. Он изящно склонился над рукой Алины.
– Пойдемте, вы прогуляетесь со мной по саду, – предложила она, ее пальцы крепче сжали его.
– Какая превосходная идея. – Адам протянул руку к одному из букетов, сложенных на столе у входа, сорвал красивый бутон цвета слоновой кости и засунул его в петлицу сюртука. Предложив Алине руку, он направился с ней через холл к французским дверям в задней части дома.
Сады сияли летней магией, пухлые подушки из незабудок, мелиссы и ярких, желтых красодневов окружали розовые кусты, в которых то и дело проглядывали темно-красные клематисы. Длинные ряды серебристых колокольчиков тянулись между большими каменными урнами, полными восточных маков всех цветов радуги. Спустившись по ступеням террасы, Адам и Алина пошли вдоль гравийной дорожки, ведущей мимо искусно обрезанных тисовых деревьев. Адам был одним из тех редких людей, с которыми было просто молчать, он терпеливо ждал, когда она заговорит.
Умиротворенная безмятежностью сада и ободряющим присутствием Адама, Алина глубоко вздохнула. – Розы были от Маккенны, – наконец сказала она.
– Я это понял, – сухо ответил Адам.
– И еще было стихотворение. – Она достала его из-за корсажа и передала ему. Адам был единственным человеком на Земле, которому она могла позволить прочитать нечто столь интимное. Остановившись посреди дорожки, Адам развернул листок бумаги и пробежал глазами строки.
Посмотрев на нее, он, видимо, прочел утонченную смесь боли и удовольствия в ее глазах. – Очень трогательно, – сказал он искренне, возвращая ей стихотворение. – И что ты собираешься делать?
– Ничего. Собираюсь отослать его прочь, как и планировала с самого начала.
Внимательно обдумав ее слова, Адам, казалось, хотел высказать свое мнение, затем, похоже, раздумал и пожал плечами. – Если ты считаешь, что так будет лучше, да будет так.
Никто из ее знакомых не ответил бы подобным образом. Алина взяла его за руку и крепко держала, пока они продолжали прогулку. – Адам, одна из черт, восхищающих меня в тебе больше других, это то, что ты никогда не советуешь, что мне делать.
– Я презираю советы – они никогда не срабатывают. – Они обогнули фонтан с фигурой русалки, который сонно журчал посреди высоких клумб дельфиниума.
– Я думала рассказать Маккенне все, – призналась Алина, – но это плохо обернется, как бы он ни ответил.
– Как так, милая?
– В ту минуту, когда я покажу Маккенне мои шрамы, он либо посчитает их слишком ужасными, чтобы принять их, либо хуже, он меня пожалеет, и почувствует себя обязанным сделать мне предложение из чувства долга или благородства… а затем он постепенно начнет жалеть о своем решении, и стремиться от меня избавиться. Я не смогу так жить, смотреть ему в глаза каждое утро и задаваться вопросом, не сегодня ли тот самый день, когда он навсегда бросит меня.
Адам издал тихий, сочувствующий звук.
– Я поступаю неправильно? – спросила она.
– Я никогда не определяю подобные вопросы такими словами как «правильно» и «неправильно», – отозвался Адам. – Нужно сделать лучший выбор, возможный в данных обстоятельствах, и после не менять решения ради своего же собственного душевного равновесия.
Алина не могла не сравнить его с Маркусом, который так свято верил в идеалы – правильное и неправильное, плохое и хорошее – и рот ее искривила сладостно-горькая улыбка. – Адам, дорогой, последние несколько дней я обдумывала твое предложение…
– Да? – Они тотчас снова остановились, смотря друг на друга и держась за руки.
– Я не могу принять его, – сказала она. – Это будет нечестно по отношению к нам обоим. Положим, что если я не могу выйти замуж по-настоящему, мне следовало бы довольствоваться его имитацией. Но все равно я предпочла бы искреннюю дружбу с тобой фиктивному браку.
Заметив промелькнувшую в ее глазах печаль, Адам потянулся и сжал ее в сильных, теплых объятиях. – Милая девочка, – пробормотал он, – мое предложение остается неизменным. Я буду твоим настоящим другом до конца своих дней. И если ты когда-нибудь передумаешь насчет брака, тебе нужно только щелкнуть пальцами. – Он насмешливо улыбнулся. – Я обнаружил, что имитации иногда могут быть чертовски привлекательны, если не можешь позволить себе настоящего.
Глава семнадцатая
Ливия провела в Лондоне примерно семь ночей и привезла с собой огромное количество свертков и коробок в качестве подтверждения тому, что она ездила в город за покупками. Все женщины-гости с радостью разглядывали некоторые из покупок Ливии… маленькую, высокую шляпку, украшенную цветными перьями… перчатки с вышивкой и бисерным узором на запястьях… шали из кружева, кашемира и шелка… массу набросков и образцов ткани от лондонской модистки, которая делала ей платья.
Естественно, Сьюзан Чемберлэйн поинтересовалась, видела ли Ливия мистера Шоу и Маккенну во время своего пребывания в Лондоне, и Ливия ответила с беззаботной небрежностью. – О да, мы с моей компаньонкой миссис Смедли провели замечательный вечер с ними в Столичном Театре. Места в ложах и великолепный вид на сцену – мы были абсолютно очарованы!
Однако неважно насколько обыденным было поведение Ливии, ее слова были встречены вскинутыми бровями и многозначительными взглядами. Казалось, все подозревают, что большую часть истории от них утаили.
Алина услышала детали визита в Лондон, как только Ливия вернулась. Она пришла в комнату Ливии, когда ее сестра уже переоделась в ночную рубашку, и они вдвоем уселись на кровать с бокалами вина. Алина прислонилась к массивному резному кроватному столбику, а Ливия устроилась на подушках. – Я была с ним каждую ночь, – сообщила она Алине, щеки ее залились румянцем. – Семь ночей абсолютного блаженства.
– Значит, он хороший любовник? – спросила Алина с улыбкой, не сдержав острого любопытства.
– Самый великолепный, самый замечательный, самый… – Не в силах придумать точное определение, Ливия вздохнула и глотнула вина. Разглядывая Алину поверх изящного ободка бокала, она удивленно покачала головой. – Как странно, что он, будучи таким непохожим на Эмберли, все же подходит мне точно так же. А в некоторых смыслах, может, даже лучше.
– Ты собираешься выйти за него? – спросила Алина, почувствовав странную боль в груди, радуясь за сестру и все же в то же время размышляя о том, как далеко находится Америка. И если быть честной с собой, она вынуждена была признать, что завистливый голосок внутри нее настойчиво требовал ответа на вопрос, почему она сама не могла получить то, чего хотела больше всего.
– Вообще-то он сделал мне предложение, – сказала Ливия. А затем огорошила Алину, мрачно добавив, – Я ему отказала.
– Почему?
– Ты знаешь, почему.
Алина кивнула, взгляд ее встретился с взглядом Ливии, и, казалось, целый молчаливый разговор проскочил между ними. Глубоко вздохнув, она опустила глаза и провела кончиком пальца по краю бокала. – Я уверена, что это было верное решение, дорогая, хоть и непростое.
– Нет, не было. – Около минуты они сидели молча, пока Ливия не спросила, – Ты не спросишь о Маккенне?
Алина уставилась в свой бокал. – Как он?
– Тихий. Немного сбитый с толку. Мы… говорили о тебе.
Тревожный звон раздался в голове Алины, когда она расслышала виноватые нотки в осторожном признании Ливии. Она быстро подняла глаза, лицо ее застыло. – Что ты имеешь в виду, вы говорили обо мне?
Ливия сделала большой глоток вина. – На самом деле все обернулось довольно-таки хорошо, – сказала она сдержанно. – По крайней мере, все кончилось не плохо, хотя нельзя с уверенностью сказать, как он отреагировал…
– Ливия, ну хватит! – Потребовала Алина, похолодев от тревоги. – Что ты ему сказала?
– Ничего особенного. – Ливия бросила на нее виноватый взгляд. – Я наконец смогла извиниться перед ним за то, что сделала с вами двумя так давно. Ну, ты знаешь, когда я рассказала Отцу о…
– Ливия, тебе не следовало этого делать, – сказала Алина, слишком рассерженная и испуганная, чтобы кричать, горло ее сжало. Руки ее так сильно дрожали, что вино грозило пролиться.
– Нет причин так расстраиваться, – сказала Ливия, приводя ее в еще большую ярость. – Я не нарушила обещания, данного тебе, – я ничего не сказала о несчастном случае, или о шрамах. Я просто рассказала ему о своей роли в случившемся, и о том, как наш отец манипулировал всеми и… ну, я случайно упомянула о том, что ты отослала его прочь, чтобы защитить его, потому что Отец угрожал причинить ему вред…
– Что? Я хотела, чтобы он никогда не узнал об этом. О Боже, Ливия, что ты наделала?
– Я только рассказала ему крошечный кусочек правды. – Казалось, Ливия разрывалась между раскаянием и неповиновением, лицо ее ярко горело. – Мне жаль, что я расстроила тебя. Но как говорится, честность – лучшая политика, и в этом случае…
– Я никогда такого не говорила! – Взорвалась Алина. – Это самый изживший себя, самый предвзятый афоризм на свете, и это – абсолютно точно не лучшая политика в этой ситуации. – О, Ливия, неужели ты не понимаешь, как ты усложнила все для меня? Насколько труднее мне будет расстаться с ним снова, теперь, когда он знает… – Она неожиданно замолчала. – Когда ты ему сказала?
– Во вторую свою ночь в Лондоне.
Алина устало закрыла глаза. Цветы прибыли двумя днями позже. Так вот, почему Маккенна прислал подарки и стихи. – Ливия, я убить тебя готова, – прошептала она.
Очевидно, решив продолжить наступление, ее младшая сестра решительно заговорила. – Я не понимаю, что такого ужасного в том, чтобы уничтожить одно из препятствий между тобой и Маккенной. Единственное, что теперь тебе осталось сделать, это рассказать ему о своих ногах.
Алина ответила ледяным взглядом. – Этого никогда не будет.
– Ты ничего не потеряешь, рассказав ему. Ты всегда была самым смелым человеком, которого я когда-либо знала до сих пор, когда тебе, наконец, выпал шанс стать счастливой, а ты отбрасываешь его, потому что ты слишком упряма и боишься…
– Я никогда не была смелой, – резко парировала Алина. – Смелость хороша тогда, когда у тебя есть выбор. Единственная причина, по которой я не бросалась на землю и не рыдала каждый день последние двенадцать лет, это знание, что когда я поднимусь с земли, ничто не изменится. Мои ноги всегда будут ужасны. Ты едва можешь заставить себя посмотреть на них – как смеешь ты считать, что я веду себя трусливо, не желая показывать их Маккенне? – Она встала с кровати и отставила свой бокал. – Ты – поразительная лицемерка, Ливия – ты, похоже, ожидаешь, что Маккенна должен принять меня, не взирая на мои недостатки, когда сама отказываешься сделать то же для мистера Шоу.
– Это нечестно, – в негодовании возразила Ливия. – Эти ситуации абсолютно непохожи. Твои шрамы навряд ли можно сравнить с его пьянством – и как ты смеешь намекать на то, что я смалодушничала, отказав ему?
Кипя от ярости, Алина направилась к двери. – Просто оставь меня в покое. И не смей говорить Маккенне ни о чем ни слова. – Она едва сдержалась, чтобы уходя не хлопнуть дверью.
Алина с Ливией всегда жили в относительном согласии. Возможно, это было из-за разницы в возрасте в семь лет, отчего Алина была вынуждена исполнять обязанности матери для своей младшей сестры. В редких случаях в прошлом, когда они спорили, они начинали сторониться друг друга, давая себе остыть, и стараясь притвориться, что ничего не произошло. Если ссора была особенно ожесточенной, они обе по отдельности отправлялись к миссис Фэйрклоз, которая всегда напоминала им, что нет ничего более важного, чем их сестринские узы. На этот раз, однако, Алина не пошла к экономке и думала, что Ливия тоже. Вопросы были слишком личными. Вместо этого Алина пыталась вести себя как обычно, обращаясь с Ливией с холодной вежливостью, поскольку больше ей ничего не удавалось. Она понимала, что ей следует смягчиться и извиниться… но извинения никогда не давались ей легко, и они, скорее всего, застрянут у нее в горле. И Ливия, по-видимому, тоже не намерена была предлагать оливковую ветвь, хотя, конечно же, была виновата. За три дня Алине и Ливии удалось достичь мирного соглашения, хотя между ними все еще сохранялась некоторая холодность.
В субботу вечером Маркус устроил вечер под открытым небом, который вскоре оказался под угрозой из-за сгущавшихся в небе туч. Небо окрасилось в цвет чернослива, и первые капли дождя упали на головы гостей, садовые фонари протестующе зашипели. Толпа задвигалась к дому, а Алина бегала вперед-назад, раздавая указания слугам, пока они усердно трудились, занося закуски, бокалы и стулья в гостиную. Посреди этой суматохи она увидела то, что заставило ее застыть на месте. Ливия разговаривала с Гидеоном Шоу, который должно быть, только что вернулся из Лондона. Они стояли у дверей, Ливия прислонилась к стене. Ливия смеялась над каким-то его замечанием, лицо ее сияло, руки она сжала в замок за спиной, словно ей приходилось удерживать себя, чтобы только не прикоснуться к нему.
Если бы у Алины были хоть какие-то сомнения в том, что Ливия любит Гидеона Шоу, они бы тотчас же исчезли. На ее памяти только на одного человека ее сестра смотрела так же. И хотя выражение лица Шоу отсюда не было видно, его как будто защищающая поза говорила сама за себя. Какая жалось, подумала Алина. Было ясно, что, несмотря на различия между ними, оба нашли друг в друге что-то необходимое.
Она отвлеклась от своих размышлений, почувствовав странное тепло, растекавшееся по каждому дюйму ее тела, до самых корней волос. Словно прикованная к месту, она стояла не двигаясь, пока люди стремительно проносились мимо нее к укрытию, поскольку буря продолжала собираться. Воздух казался влажным и пульсирующим энергией, вызывая мурашки по всему ее телу.
– Алина.
Глубокий голос раздался откуда-то из-за ее спины. Она на мгновение опустила глаза, яростно уставившись в землю, поскольку мир, как будто сошел со своей оси. Обретя, наконец, способность двигаться, она развернулась и увидела Маккенну всего в нескольких футах от нее.
Было трудно поверить, что другое человеческое существо могло быть так ей необходимо, что томление могло довести ее почти до экстаза. Ей приходилось прикладывать отчаянные усилия, чтобы дышать, а ее сердце молотом неровно стучало где-то в легких. Они стояли на краю сада, словно пара мраморных статуй, пока остальные гости спешили прочь.
Он знает, подумала она, нервы ее натянулись до предела. Что-то в нем изменилось, произошло какое-то внутреннее превращение, которое, словно освободило его от напряжения. Он смотрел на нее так, как делал это в юности, глаза его горели неприкрытым желанием. Это вызвало в ней чувство, которое мог пробудить только он, какое-то сказочное волнение, от которого, казалось, ожили все ее ощущения.
Алина молчала и не двигалась, холодная капля дождя упала ей на щеку и скатилась к уголку ее рта. Маккенна медленно подошел к ней. Его рука поднялась, и он поймал каплю подушечкой большого пальца, и растер влагу пальцами, как будто это был драгоценный эликсир. Она инстинктивно отступила назад, прочь от него, от своего собственного неутолимого голода, но он с легкостью поймал ее, одной рукой обхватив ее спину. Он медленно потянул ее за собой в укрытие тисовой изгороди.
Не в силах смотреть на него, Алина опустила голову, даже когда Маккенна подтянул ее поближе. Он двигался очень осторожно, прижимая ее к своему телу, пока ее лицо не оказалось у его воротника. От восхитительного запаха его кожи она ощутила под ребрами болезненный укол, острая боль быстро перетекла в жидкое тепло. Это было гораздо лучше сексуального наслаждения, стоять в его объятиях, одна его рука – на спине, вторая – на затылке. Это было блаженство. Абсолютное. Жар его прикосновения просочился сквозь ее кожу и проник глубже в самую ее душу. А он обнимал ее, просто обнимал, его рот прижался к ее виску, и горячее дыхание обдавало кожу. Их тела были так близко, и все же недостаточно. Она с радостью отдала бы всю оставшуюся жизнь за одну ночь полнейшей близости, чтобы ощущать его обнаженным, тело к телу, сердце к сердцу.
– Спасибо, – прошептала Алина спустя много времени.
– За что? – Его губы нежно двигались по ее лбу.
– За подарки, – удалось сказать ей. – Они были прелестны.
Маккенна промолчал, вдыхая аромат ее волос. В отчаянной попытке спастись, Алина попыталась завязать беседу. – У вас все прошло хорошо в Лондоне?
К ее облегчению, Маккенна ответил. – Да. – Он отклонил ее голову назад, все еще сжимая ее затылок ладонью. – Мы получили права на швартовку у Сомерсетской Транспортной Компании, и заручились твердой поддержкой всех потенциальных инвесторов.
– Включая моего брата?
Это вызвало у него короткую улыбку. – Он дал понять, что поддержит их решение.
Она облегченно вздохнула. – Это хорошо.
– Теперь, когда все устроилось, я должен ехать в Нью-Йорк. Там очень много работы, и нужно принять множество решений.
– Да, я… – Голос ее затих, и она беспокойно посмотрела на него. – Когда вы уезжаете?
– Во вторник.
– Так скоро? – прошептала она.
– Мы с Шоу вернемся в Нью-Йорк. Чемберлэйны, Кайлеры и остальные хотят отправиться заграницу. Сначала они поедут в Париж, потом в Рим.
Алина молча впитывала информацию. Если корабль отплывает во вторник, значит, Маккенна и Шоу, скорее всего, покинут Стоуни Кросс послезавтра. Ей не хотелось верить, что она потеряет его так скоро.
Дождь застучал сильнее, сверкающие капли усеяли густые черные пряди волос Маккенны, и стекали с них как с тюленьей шкуры. – Нужно идти домой, – сказала Алина, потянувшись и стряхнув несколько капель с чернильных прядей. Он поймал ее руку, обхватил ее пальцы своими и прижал костяшки ее пальцев к губам.
– Когда я могу поговорить с тобой? – спросил он.
– Мы разговариваем сейчас.
– Ты знаешь, чего я хочу, – послышался тихий шепот.
Алина не сводила глаз с изгороди за его широкими плечами. Да, она точно знала, что он намеревался обсудить с ней, и она отдала бы что угодно, лишь бы этого избежать. – Рано утром, до того как проснутся гости, – предложила она. – Встретимся в конюшнях, и куда-нибудь пройдемся…
– Хорошо.
– Значит, завтра, – сказала она, нагнув голову, и стала обходить его.
Маккенна без труда поймал ее, снова крепко прижав к себе. Он схватил ее уложенную косу и потянул ее голову назад, рот его накрыл ее губы. Алина часто задышала, когда он стал исследовать ее своим языком, наполняя ее рот так, как он хотел наполнять ее тело.
Чувствуя ее растущее желание, Маккенна сжал ее бедра и скользнул коленом между ее ногами. Он прижимал ее к себе, снова и снова, пока ее сердце бешено не заколотилось, и кожа ее не загорелась везде, даже несмотря на то, что прохладный дождь пропитал ее кожу и одежду. Пытаясь устоять на ногах, она ухватилась за его плечи, а он целовал и шептал неразличимые слова в ее приоткрытые губы. Он тянул ее на себя, пока она полностью не уселась верхом на его колено, руки его двигали ее в восхитительном ритме. Это размеренное трение, именно там, где ее тело стало набухшим и горячим… наслаждение нарастало слишком быстро, и она изо всех пыталась бороться с ним, пока у нее не вырвался стон.
Маккенна отпустил ее, неровно дыша. Они смотрели друг на друга, стоя под дождем как парочка умалишенных. Стащив сюртук, Маккенна, удерживая его над Алиной вместо зонта, повел ее за собой. – Домой, – пробормотал он. – В нас ударит молния, если мы будем стоять здесь. – Кривая улыбка появилась на его лице, и он лукаво добавил, – Хотя сомневаюсь, что я бы заметил.
Глава восемнадцатая
Только после двух часов ночи, Ливия незаметно пробралась в темный домик холостяков и тотчас же столкнулась с кем-то в холле. Едва подавив удивленный крик, она вдруг оказалась прижатой к высокому мужскому телу. Это был Гидеон в шелковом халате. Ливия расслабилась в его руках и стала жадно отвечать на его поцелуи. Он целовал ее так, словно они не виделись несколько месяцев, а не несколько дней.
– Что тебя так задержало? – спросил он, и очень крепко сжал ее, прежде чем потащить в спальню.
– Нелегко делать что-то тайком в доме, полном гостей, – возразила Ливия. – Мне пришлось ждать, пока я не убедилась, что никто не увидит, как я пробираюсь в домик холостяков. Особенно, потому что мы уже под подозрением.
– Мы под подозрением? – Он остановился у кровати и стал расстегивать пуговицы на спине ее платья.
– Само собой, после того, как я отправилась в Лондон, именно когда там был ты. И, кроме того, то, как ты на меня смотришь, практически кричит о том, что мы спим вместе. Для такого якобы искушенного мужчины, ты совершенно не умеешь притворяться.
– Совершенно, – согласился он, притягивая ее руку к своему возбужденному телу.
Со смешком отскочив от него, Ливия скинула платье, под которым оказалась абсолютно голой. Застигнутый врасплох, Гидеон резко вздохнул, взгляд его был прикован к ней. – Я пришла подготовленной, – вызывающе сообщила ему Ливия.
Тряхнув головой, словно чтобы в ней немного прояснилось, Гидеон выронил халат и подошел к ней. Его ладони плавно заскользили по изгибам ее бедер, словно она была бесценной скульптурой. – И я тоже, если честно. Я привез кое-что из Лондона. – Его руки двинулись вверх к ее груди, большие пальцы слегка потерли кончики грудей. – Хотя тебе это может не понравиться.
Заинтригованная, Ливия обвила руками его шею, и он поднял ее и отнес на кровать. Он опустил ее на матрас, наклонился поцеловать гладкую кожу между грудями, затем потянулся за чем-то на ночном столике. Она удивилась, когда он вручил ей маленький пакетик из тонкой бумаги, в котором лежал непонятный предмет. Это было какое-то эластичное кольцо, затянутое тонкой, прозрачной кожей. Внимательно рассмотрев предмет, Ливия почувствовала, как краснеет от смущения, внезапно поняв, что это. – О… это…
– Точно. – Он пожал плечами и, похоже, немного смутился. – Рискуя показаться самонадеянным, я подумал, что есть надежда, что мы можем провести еще одну ночь вместе.
– И правда, очень самонадеянно, – сказала ему Ливия с притворной строгостью, сжимая презерватив в ладони.
– Ты раньше такой видела?
– Нет, хотя я о них слышала. – Она покраснела еще сильнее. – Это кажется странной … и не особенно романтичной идеей.
– Как и неожиданная беременность, – прямолинейно сказал Гидеон, стаскивая покрывала и садясь рядом с нею на постель. – Я бы не возражал, если бы ты забеременела, но только не когда ты этого не желаешь.
Мысль о том, чтобы вынашивать его ребенка… Ливия отвернулась от него, потому что не могла перестать желать того, что, казалось бы, никогда не произойдет. Гидеон затащил ее с собой под простыни и нежно поцеловал. – Ты хочешь попробовать так?
– Думаю, да, – нерешительно сказала Ливия, поднеся свернутый презерватив к лампе и посмотрев на свет сквозь почти прозрачную пленку.
Она почувствовала, как Гидеон затрясся от сдерживаемого смеха. – Это не больно, – сказала он. – И тебе может понравиться тот факт, что когда мужчина пользуется им, ему требуется гораздо больше времени, чтобы кончить.
– Вот как? Почему? Потому что ощущения не такие сильные?
– Верно. – Он лукаво улыбнулся. – Все равно что есть ужин через салфетку.
Ливия вернула ему презерватив. – Значит, не надевай его, и мы сделаем это как обычно.
Гидеон решительно покачал головой. – Я больше не доверяю себе. Невозможно отступить в тот момент, когда больше всего мне хочется остаться внутри тебя. Вот… помоги мне надеть его. Стоит все попробовать хотя бы раз в жизни, я всегда так говорю.
Ливия стыдливо выполняла его тихие указания, раскатывая презерватив по всей длине его возбужденной плоти, и приладив его так, чтобы у головки осталось немного места. – Кажется довольно тугим, – сказала она.
– Он и должен прилегать именно так, иначе он соскользнет.
Отпустив его, она легла обратно на матрас. – Что теперь?
– Теперь, – сказала он, и тело его накрыло ее, – Я буду любить тебя так, как представлял себе все эти пять ночей.
Глаза Ливии закрылись, когда его голова опустилась на ее грудь, и язык его стал рисовать замысловатые узоры на ее коже. Он втянул в рот ее сосок и нежно покусывал и лизал его, пока тот не затвердел и не потемнел. Затем он перешел к другой груди, так же лаская ее, пока она не начала стонать и извиваться под ним. Он занимался с ней любовью с нежным мастерством, реагируя на каждое сокращение мышц и каждую дрожь. Ненадолго остановившись, Гидеон потянулся к чему-то на ночном столике. Она слышала, как он отвинтил крышку баночки, и его рука скользнула между ее бедер, тонким слоем размазывая шелковистый крем. Мягким кончиком пальца он осторожно скользнул сквозь нежные складки, и стал круговыми движениями обводить вход в ее тело.
– Гидеон,– сказала она возбужденно, – Я уже готова.
Он улыбнулся и продолжил лениво ласкать ее. – Ты слишком нетерпелива.
– Я нетерпелива, потому что я готова… о, ну почему тебе все время требуется так много времени?
– Потому что я люблю тебя мучить. – Он наклонился и поцеловал ее в шею, а кончики его пальцев тем временем пробрались сквозь влажные кудряшки. С трудом заставляя себя вытерпеть дразнящее исследование, Ливия потянулась к спинке кровати и крепко сжала жесткие и изящные деревянные прутья. Гидеон стал на колени между ее бедер и добавил еще скользкой мази, его пальцы проникли глубоко в нее.
В конце концов Ливии пришлось умолять. – Гидеон, пожалуйста, сделай это сейчас, пожалуйста…
Слова ее оборвались, потому что он осторожно вошел в нее, наполняя, пока она не застонала от облегчения. – Все хорошо? – спросил Гидеон, опираясь руками по обе стороны от ее головы. – Это ведь не неприятно?
Ливия приподняла бедра в ответ, тело ее переполняло удовольствие. С улыбкой посмотрев на ее напряженные от страсти черты, Гидеон слегка коснулся большим пальцем чувствительного бутона ее плоти, продолжая ласкать ее, когда начал двигаться глубокими, ритмичными выпадами, и ее накрыла волна блаженства…
– Ливия, – сказал он много времени спустя, крепко прижимая ее к груди, и играя блестящими прядями ее волос. – Что если я решу не возвращаться в Нью-Йорк?
У нее в голове помутилось. Размышляя, правда ли он только что сказал то, что она подумала, он сказал, она встала с постели и зажгла лампу. Гидеон остался лежать на боку, простыня свободно прикрывала его бедра.
Вернувшись в кровать, Ливия перекатилась на бок, заглянула ему в лицо и потянула простыню, зажав ее подмышками. – Ты думаешь остаться в Лондоне? – спросила она. – Как долго?
– По меньшей мере, на год. Я буду управлять лондонским офисом и расширять наш бизнес на европейском рынке. Я буду так же полезен здесь, как был бы в Нью-Йорке, если не больше.
– Но вся твоя семья в Нью-Йорке.
– И это еще одна основательная причина остаться здесь, – сухо сказал Гидеон. – Совершенно очевидно, что расставание пойдет на пользу как им, так и мне. Я устал играть роль главы семьи – им не мешало бы научиться самим разбираться с делами.
– А как же твои литейные и твои деловое имущество…
– Я передам Маккенне полномочия принимать любые решения в мое отсутствие. Он доказал, что готов взять на себя обязанности – и я доверяю ему больше, чем своим братьям.
– Я думала, тебе не нравится Лондон.
– Я обожаю его.
Удивленная тем, что он изменил свое мнение, когда всего лишь на прошлой неделе она слышала, как он говорит совсем другое, Ливия едва подавила улыбку. – Почему ты вдруг так внезапно полюбил Лондон?
Гидеон протянул руку и погладил ее по волосам, аккуратно заправив за ухо шелковистый завиток. Он не сводил с нее глаз, в свете лампы в глазах его посреди мерцающей синевы загорались золотистые огоньки. – Потому что он рядом с тобой.
Ливия закрыла глаза, от этих слов ее кольнули неуверенность и внезапная надежда. Силы ее тоски, казалось, хватит, чтобы наполнить всю комнату. – Гидеон, – сказала она, – мы уже обсуждали…
– Я не прошу видеться с тобой или ухаживать за тобой, – быстро отозвался он. – На самом деле, я настаиваю на том, чтобы не видеть тебя хотя бы шесть месяцев, пока я не пойму, могу ли я совсем прекратить пить. Это неприятный процесс, говорят… какое-то время я вряд ли буду приличной компанией. По этой и другим причинам, нам будет лучше не встречаться.
Ливия онемела от удивления, поняв, что он пытается сделать, размеры требуемых усилий. – Чего ты хочешь от меня? – смогла спросить она.
– Дождаться меня.
И снова добровольное одиночество, подумала Ливия и упрямо покачала головой. – Я больше не могу оставаться запертой в Гемпшире, или мне грозит буйное помешательство. Я должна вернуться в общество, разговаривать, смеяться, ездить по разным местам…
– Конечно. Я не хочу, чтобы ты оставалась погребенной в Стоуни Кросс. Но не позволяй другим мужчинам… то есть, не обещай никому выйти за него и не влюбись в какого-нибудь чертова виконта… – Гидеон нахмурился при мысли об этом. – Просто оставайся свободной шесть месяцев. Разве я слишком много прошу?
Она обдумала просьбу, в нерешительности нахмурившись. – Нет, конечно нет. Но если ты делаешь это ради меня…
– Я бы солгал, сказав, что это вовсе не ради тебя, – откровенно ответил он. – Однако это и ради меня. Я устал брести по жизни в густом тумане.
Ливия пробежалась пальцами по сильной линии его предплечья. – Возможно, когда ты выберешься из тумана, ты больше не захочешь меня, – сказала она. – Твои ощущения могут стать другими… твои желания могут измениться…
Он поймал ее руку, их пальцы переплелись. – Когда ты планируешь начать?
– Ты имеешь в виду нечеловеческую пытку трезвостью? К сожалению должен сказать, я уже начал. Я не пью уже двенадцать часов. К завтрашнему утру я превращусь в отвратительную, трясущуюся массу, в дурном настроении к тому же, а еще через день я, наверное, кого-нибудь убью. – Он ухмыльнулся. – Так что хорошо, что я уезжаю из Стоуни Кросс.
Но его беззаботная манера не провела ее, Ливия устроилась на его груди и прижалась губами к его сердцу. – Жаль, что я не могу тебе помочь, – тихо сказала она, потершись щекой о темно-золотистую поросль. – Жаль, что я не могу перенести хотя бы часть этого за тебя.
– Ливия… – Его голос переполняли эмоции, рука мягко погладила ее волосы. – Никто не может помочь мне в этом. Это – мой крест – который я вырезал себе сам. И поэтому я не хочу, чтобы ты была причастна к этому. Но есть одна вещь, которую ты можешь сделать для меня, чтобы немного облегчить все это… кое-что, чтобы пережить худшие моменты…
Она отодвинулась и заглянула ему в лицо. – Что это?
Гидеон помедлил и напряженно вздохнул. – Я знаю, что ты не хочешь признавать, что любишь меня – и понимаю, почему. Но в свете того, что мне предстоят шесть месяцев ада, не могла бы ты дать мне хотя бы немного.
