Текст книги "Темный альянс"

Автор книги: Лиза Джейн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

15

Клаус завопил; этот вопль напомнил Бонни о древних хищниках, о саблезубых тиграх, о мамонтах. Одновременно с воплем из его рта вырвалась пена, а красивое лицо превратилось в искаженную яростью маску.

Он завел руку за спину, стараясь ухватиться за ясеневое копье и выдернуть его. Но оно вонзилось слишком глубоко. Бросок был сильным.

– Дамон, – прошептала Бонни.

Дамон стоял на краю поляны, между дубами. Она наблюдала, как он делает шаг в сторону Клауса, потом другой. Он шел упругой поступью хищника, готового убивать.

Он был в ярости. Одного взгляда на его лицо хватило бы, чтобы Бонни со всех ног пустилась наутек, но мышцы отказались ее слушаться. Никогда раньше ей не приходилось видеть такое яростное, едва сдерживаемое бешенство.

– Отойди… от моего… брата, – повторил он почти шепотом, не сводя глаз с Клауса, и сделал еще один шаг.

Клаус снова закричал, но его руки перестали лихорадочно ощупывать спину.

– Идиот! Нам незачем драться! Я же говорил тебе там, в доме! Каждый из нас может просто не замечать другого и идти своей дорогой!

Голос Дамона не стал громче:

– Отойди от моего брата…

Бонни чувствовала, что в нем растет Сила, мощная, как цунами. Он договорил так тихо, что Бонни пришлось напрячь слух, чтобы его расслышать:

– …пока я не вырвал у тебя сердце.

Наконец Бонни смогла пошевелиться и отпрянула на шаг.

– Я тебе говорил! – заорал Клаус, выплевывая пену. Дамон не обратил на его слова никакого внимания. Казалось, он видит перед собой только горло Клауса, только его грудь, где бьется сердце, которое он собрался вырвать.

Клаус подобрал свой уцелевший шест и ринулся на Дамона.

Несмотря на потерю крови, у светловолосого вампира явно осталось еще много сил. Он кинулся на Дамона так неожиданно и быстро, что увернуться было практически невозможно. Бонни увидела, как он занес над Дамоном копье, и невольно зажмурилась, но через секунду открыла глаза, услышав хлопанье крыльев.

Клаус проскочил то место, где только что был Дамон, а над ним парил черный ворон. Вниз медленно летело перышко, Бонни видела, как Клаус, не останавливаясь, пробежал через всю поляну и исчез в темноте.

Мертвая тишина воцарилась в лесу.

Оцепенение прошло, и Бонни сначала сделала несколько шагов, а потом стремглав помчалась к лежащему на земле Стефану. Он не открыл глаза, когда она подбежала, – видимо, был без сознания. Бонни опустилась рядом с ним на колени и ощутила, что все ее тело пронизывает мертвящий холод, как у человека, который долго находился в ледяной воде и наконец почувствовал первые признаки переохлаждения. Если бы не череда прежних потрясений этой ночи, Бонни с криком убежала бы прочь или забилась в истерике. Теперь же это был просто последний шажок к тому, чтобы соскользнуть за пределы реальности. В мир, которого не должно быть, но который все-таки существует.

Потому что дела были плохи. Очень плохи. Настолько, что хуже не бывает.

Она еще никогда не видела таких страшных ран. Даже раны, от которых умер мистер Таннер, выглядели не так ужасно. И никакие советы Мэри ничем не могли помочь. Даже если бы Стефан сейчас лежал на носилках у дверей операционной, это все равно ничего бы не изменило.

Все в том же состоянии пугающего спокойствия она подняла глаза и увидела в лунном свете взмахи мерцающих крыльев. Дамон оказался рядом с ней, и она спросила на удивление спокойно и рассудительно:

– Если поделиться с ним кровью, это поможет?

Казалось, он не слышал ее. Его глаза были абсолютно черными, словно состояли из одних зрачков. Безумная ярость, бешеная энергия – все это отступило, осталось позади. Он присел на корточки и дотронулся до лежащей на земле головы брата.

– Стефан.

Бонни закрыла глаза.

«Дамону страшно, – думала она. – Дамону страшно, Дамону! – и я – боже мой, я не понимаю, что делать. Теперь ничего уже не изменить, все закончилось, мы все погибли, а Дамону страшно за Стефана. Он не скажет, что нам надо делать, потому что сам этого не знает, а значит, принять решение должен кто-то другой. Господи, пожалуйста, помоги мне, потому что я очень боюсь, Стефан умирает, Мередит и Мэтт ранены, а Клаус вот-вот вернется».

Она открыла глаза и посмотрела на Дамона. Он был белым, и его лицо с широко раскрытыми глазами выглядело пугающе молодым.

– Клаус сейчас вернется, – сказала она тихо. Она больше не боялась Дамона. Не было охотника, которому сотни лет, и семнадцатилетней девушки, застывших у края мира. Были просто два человека, Дамон и Бонни, которые старались сделать все, что в их силах.

– Я знаю, – сказал Дамон. Он спокойно держал Стефана за руку, будто происходящее ничуточки его не волновало, и это казалось вполне осмысленным и логичным. Бонни понимала, что он переливает Стефану Силу, и чувствовала, что ее слишком мало.

– Кровь ему поможет?

– Не очень. Разве что чуть-чуть.

– Если поможет хотя бы чуть-чуть, надо попытаться.

– Нет, – прошептал Стефан.

Бонни вздрогнула. Она думала, что Стефан потерял сознание. Но теперь его глаза были открыты, они были живыми, и в них сиял зеленый огонь. Впрочем, глаза были единственным, что в нем осталось живого.

– Не глупи, – сказал Дамон, и его голос стал суровым. Он сжал руку Стефана так, что костяшки пальцев у него побелели. – Ты тяжело ранен.

– Я не нарушу обещания. – Непоколебимое упрямство, звучавшее в его голосе, было написано на его бледном лице. А когда Дамон снова открыл рот, явно собираясь сказать, что Стефан сейчас заткнется и нарушит обещание, а не то он, Дамон, сломает ему шею, Стефан добавил:

– Особенно если в этом все равно нет никакого смысла.

В наступившей тишине Бонни старалась отогнать от себя суровую истину этих слов. В том жутком измерении за пределами обычного мира, где они сейчас очутились, любая благородная ложь или попытка вселить надежду не имели смысла. Годилась только правда. И Стефан говорил правду.

Он по-прежнему смотрел на брата, а тот смотрел на него, пристально, яростно, с бешенством, как перед этим смотрел на Клауса. Как будто это хоть чем-то могло помочь!

– Я не просто тяжело ранен. Меня уже нет, – жестоко сказал Стефан, и его взгляд схлестнулся с взглядом Дамона. «Последняя и величайшая борьба воль», – подумала Бонни.

– А ты должен увести отсюда Бонни и остальных.

– Мы тебя не бросим, – вмешалась Бонни. Она могла так сказать, потому что это тоже было правдой.

– Вы должны! – Стефан не отводил взгляда от брата. – Дамон, ты знаешь, что я прав. Клаус может вернуться в любую секунду. Не рискуй своей жизнью. И не рискуй ихжизнями.

– Мне наплевать на их жизни, – прошипел Дамон. «И это тоже правда», – подумала Бонни, как ни странно, совсем не обидевшись. Была только одна жизнь, которая интересовала Дамона, – его собственная.

– Тебе придется, – резко ответил Стефан. Он сжал руку Дамона с такой яростью, словно боролся с ним и хотел таким способом заставить сдаться. – У Елены было последнее желание. Так вот, теперь слушай мое. У тебя есть Сила, Дамон. Я хочу, чтобы ты использовал ее, чтобы помочь им.

– Стефан… – безнадежно прошептала Бонни.

–  Обещай мне, – сказал Стефан Дамону, и его лицо исказила гримаса боли.

Бессчетное количество секунд Дамон молча смотрел на него сверху вниз. Потом он сказал:

– Обещаю.

Слово прозвучало стремительно и резко, как удар кинжалом. Он отпустил руку Стефана, встал и повернулся к Бонни:

– Уходим.

– Мы не можем его оставить.

– Можем. – Теперь в лице Дамона не осталось ничего молодого. Никакой незащищенности. – Ты и твои друзья-люди уходят отсюда насовсем. Я– потом вернусь.

Бонни помотала головой. Она смутно понимала, что Дамон не предает Стефана – просто ставит его идеалы выше, чем его жизнь, но все это было для нее слишком мудрено и непостижимо. Она этого не понимала и не желала понимать. Она знала только одно: нельзя оставлять Стефана здесь.

– И вы уйдете немедленно, – сказал Дамон, протянув к ней руку, и в его голосе зазвенела сталь. Бонни уже приготовилась сопротивляться, но тут произошло то, что сразу лишило смысла любые препирательства. Раздался звук, похожий на щелчок гигантского хлыста, на миг стало светло, как днем, и Бонни ослепла. Когда к ней вернулось зрение, она увидела пламя. Огонь вырывался из только что появившейся дыры в основании ствола и полз вверх по дереву.

Клаус вернулся. Вернулся с молниями.

Затем Бонни увидела и его самого. В этом застывшем мире двигались лишь его фигура да пляшущие языки пламени. Как кровавым трофеем, Клаус размахивал окровавленной палкой белого ясеня, которую вытащил из раны у себя на спине.

«Как громоотвод», – мелькнула у Бонни безумная мысль, а потом что-то обрушилось сверху.

С безоблачного неба огромными сине-белыми зигзагами блеснула молния, осветившая все вокруг, словно полуденное солнце. Бонни видела, как молния бьет в одно дерево, потом в другое, все ближе и ближе. Языки пламени поднимались среди листьев, как голодные красные гоблины.

Два дерева справа и слева от Бонни взорвались с таким громким звуком, что она не столько услышала сколько почувствовала взрывы – они больно ударили по барабанным перепонкам. У Дамона глаза были чувствительнее – он вскинул руку, чтобы прикрыть их.

Закричав: «Клаус!» – он прыгнул на белокурого вампира. Это не было осторожное движение охотника, преследующего добычу, – это был удар на поражение. Стремительный прыжок волка или тигра.

Молния настигла его в прыжке.

Бонни закричала и вскочила на ноги. Вокруг разлилось голубое сияние раскаленного газа, воздух наполнился запахом гари, а Дамон лежал ничком и не шевелился. Бонни видела, что от него, как от пораженных молнией деревьев, поднимаются вверх тоненькие струйки дыма.

Онемев от ужаса, она смотрела на Клауса.

Клаус шагал через поляну, держа в руках окровавленную палку, как клюшку для гольфа. Проходя мимо лежащего без сознания Дамона, он слегка наклонился к нему и улыбнулся. Бонни снова захотела закричать, но у нее перехватило дыхание. Похоже, в ее легких не осталось воздуха для крика.

– С тобойя разберусь потом, – бросил Клаус бесчувственному Дамону и повернулся к Бонни.

– Ты, – сказал он. – Тобой я займусь прямо сейчас.

Лишь мгновение спустя Бонни поняла, что он обращается не к ней, а к Стефану. Небесно-голубые глаза Клауса смотрели прямо ему в лицо, потом их взгляд остановился на его окровавленном теле.

– Сейчас я съемтебя, Сальваторе.

Бонни осталась одна. Она единственная могла держаться на ногах. И ей было страшно.

Но она знала, что должна делать.

Ее колени дрогнули, и она опустилась на землю рядом со Стефаном.

«Вот так все и закончится», – подумала она. Ты стоишь на коленях рядом со своим рыцарем и встречаешь врага лицом к лицу.

Она посмотрела на Клауса и сделала движение, словно пыталась защитить Стефана. Клаус как будто впервые заметил ее и нахмурился, будто обнаружил в салате паука. На его лице плясали оранжево-красные отблески пламени.

– Прочь с дороги.

– Нет.

«Это начало конца. Вот так, очень просто, одно-единственное слово, и сейчас, этой летней ночью, ты умрешь. Летней ночью, когда светят месяц и звезды и горят огни, похожие на те, что разжигали друиды, вызывая души умерших».

– Бонни, уходи, – преодолевая боль, сказал Стефан. – Беги, пока еще есть возможность.

– Нет, – сказала Бонни. «Прости меня, Елена, – думала она. – Я не смогла его сберечь. Это единственное, что я могу сделать».

– Прочь с дороги, – сквозь зубы процедил Клаус.

– Нет. – Ей оставалось лишь тянуть время, чтобы Стефан умер от ран, а не от зубов Клауса, впившихся в горло. Разница невелика, но больше ничего она сделать не могла.

– Бонни… – прошептал Стефан.

– Ты хоть знаешь, кто я такой, девчонка? Я прогуливался с дьяволом. Если ты уберешься с дороги, я, так и быть, подарю тебе быструю смерть.

Бонни не смогла выговорить ни слова. Она лишь молча мотнула головой.

Клаус вскинул голову и расхохотался. По его лицу пробежала тоненькая струйка крови.

– Что ж, – сказал он, – будь по-твоему. Тогда вы уйдете вместе.

«Летняя ночь, – подумала Бонни. – Канун солнцестояния. Когда граница, разделяющая два мира, становится прозрачной».

– А теперь скажи: «Спокойной ночи, милый».

Не было времени входить в транс. Не было времени ни на что, только на один отчаянный крик.

–  Елена! – закричала Бонни. – Елена! Елена!

Клаус отшатнулся.

На секунду показалось, что одного этого имени было достаточно, чтобы напугать его. Или он ждал, что после крика Бонни что-то должно произойти? Он стоял и вслушивался.

Бонни собрала все оставшиеся силы и вложила их в свое желание, в свой призыв, обращенный в пространство.

И… ничего не почувствовала.

Кроме треска пламени, ничто не нарушило покоя летней ночи. Клаус обернулся к Бонни и Стефану и усмехнулся.

И тогда Бонни увидела, как что-то стелется вдоль земли.

Нет… это не туман. Возможно, дым от огня? Тоже нет… это не похоже ни на то, ни на другое. Нечто,вихрясь, поднималось в воздух, словно маленький смерч или пыльный столб, постепенно складываясь в какую-то фигуру примерно с человека ростом.

Неподалеку возник еще один маленький вихрь. Потом Бонни заметила третий. Они поднимались повсюду.

Туман рос из-под земли, плыл из-за деревьев. Пятна тумана, каждое само по себе, каждое – отчетливо различимо. Застывшая в молчании Бонни видела, что они прозрачные; сквозь них она могла разглядеть языки пламени, дубы, кирпичи дымохода. Клаус уже не улыбался, не шевелился – он тоже наблюдал.

Бонни повернулась к Стефану, не зная даже, как сформулировать вопрос.

– Неупокоившиеся души, – хрипло сказал он, внимательно глядя на поляну своими зелеными глазами. – Солнцестояние.

И тут Бонни поняла.

Они приближались. Они подступали с другого берега реки, где было кладбище. Они двигались из леса, где было бессчетное количество братских могил, вырытых на скорую руку, чтобы тела не сгнили под открытым небом. Неупокоившиеся души солдат, которые сражались и погибли здесь в Гражданскую войну. Духи этого места откликнулись на ее зов.

Фигуры возникали повсюду. Их были сотни.

Теперь Бонни могла различить проступающие в тумане черты их размытых, словно нарисованных акварелью лиц. Она видела пятна синего, мерцание серого. Солдаты Союза и солдаты Конфедерации. Вот Бонни разглядела пистолет, заткнутый за пояс, блеск роскошного меча. Нашивки на рукаве. Черную окладистую бороду, еще одну бороду – тонкую, ухоженную. Маленькую, размером с ребенка, фигуру, с черными дырами вместо глаз и барабаном, висящим у бедра.

– О господи, – прошептала она. – Боже мой! – Это не был шепот отчаяния. Скорее что-то вроде молитвы.

Нельзя сказать, что она их не испугалась. Испуг был. Ведь у нее на глазах оживали все страхи, связанные со старым кладбищем. Происходящее напомнило ей первый сон про Елену, где что-то выползало из черных ям. Только сейчас клочья тумана не ползли, а летели, скользили, плыли по воздуху, а потом, закружившись в вихре, принимали человеческие очертания. То, что Бонни чувствовала на старом кладбище: что оно живое, что в нем полно внимательных глаз и что в его напряженной тишине таится Сила, – все это оказалось правдой. Земля Феллс-Черч исторгала из себя свою кровавую память. Духи погибших снова шагали по земле.

И Бонни чувствовала, что они в ярости. Эта ярость испугала ее, но у нее в душе шевельнулось и другое чувство, от которого перехватывало дыхание. Она крепче вцепилась в руку Стефана. Потому что у призрачной армии был предводитель.

Эта фигура плыла перед всеми остальными, ближе всего к месту, где стоял Клаус. У нее пока еще не было ни формы, ни черт лица, но она сияла мерцающим светло-золотым пламенем, похожим на пламя свечи. А потом, прямо на глазах у Бонни, она словно соткалась из воздуха, каждую секунду все ярче светясь неземным светом, который был ярче полыхавшего вокруг пожара. Он был таким ярким, что Клаус отшатнулся от него, а Бонни заморгала, но, услышав слабый звук и обернувшись, она увидела, что Стефан смотрит на него без страха, широко раскрыв глаза. Он слабо улыбался, как будто был рад, что в конце своей жизни видит именно этот свет.

У Бонни уже не оставалось никаких сомнений.

Клаус выронил копье. Он отвернулся от Бонни и Стефана, чтобы встретиться лицом к лицу со светящейся фигурой, парившей над поляной, как ангел мщения. Золотые волосы развевались от невидимого ветра. Сверху вниз на него смотрела Елена.

– Она пришла, – прошептала Бонни.

– Ты вызвала ее, – пробормотал Стефан. Его голос сорвался, перейдя в хрип, но улыбка не сходила с его губ. Его глаза были прозрачными.

– Не смей приближаться к ним, – сказала Елена, и ее голос звучал и в ушах Бонни, и в ее сознании. Он был похож на звон десятков колокольчиков, одновременно и далеко и вблизи. – Все кончено, Клаус.

Но Клаус быстро пришел в себя, он прервал дыхание и расправил плечи. Впервые за все это время Бонни заметила на его кожаном плаще отверстие в том месте, куда вошло ясеневое копье. Вокруг него виднелись темно-красные пятна, а когда Клаус раскинул руки, там выступила новая кровь.

– Думаешь, я испугаюсь вас? – прокричал он, закружился на месте и расхохотался, глядя на бледные фигуры. – Думаете, я испугаюсь хоть кого-нибудь из вас? Вы все мертвы! Вы – пыль на ветру! Вы ничего мне не сделаете!

– Ты ошибаешься, – произнесла Елена голосом, похожим не то на дуновение ветра, не то на звон музыкальных подвесок.

– Я из Древних. Из Изначальных! Вы хоть понимаете, что это значит? – Клаус снова повернулся, обращаясь ко всем сразу, и в его небесно-синих глазах плясали рыжие огоньки пламени. – Я никогда не умирал!Вы все мертвы, вы, кучка глупых привидений. А я – нет. Смерть не может прикоснуться ко мне. Я непобедим!

Последнее слово он выкрикнул с такой силой, что оно эхом отозвалось среди деревьев. Непобедим… непобедим… непобедим.Бонни слышала, как звук, слабея, слился с голодным ревом пламени.

Елена подождала, пока затих последний отзвук эха. А потом сказала просто:

– Не совсем.

Она обернулась и обвела взглядом окружившие ее призрачные фигуры.

– Он хочет устроить здесь новое кровопролитие.

Послышался другой, бесцветный голос, от которого по позвоночнику Бонни словно пробежала струйка ледяной воды.

– А я так скажу: здесь было уже многовато смертей. – Это был солдат Союза в мундире с двойным рядом пуговиц.

– Да уж, предостаточно, – отозвался еще один голос, прозвучавший, словно далекий отзвук барабанного боя. Солдат Конфедерации со штыком в руках.

– Пора положить этому конец, – старик в домотканом мундире орехового цвета.

– Нельзя допустить, чтобы это продолжалось, – мальчик-барабанщик с черными дырами вместо глаз.

– Больше тут не пропьется кровь! – подхватило множество голосов одновременно. – Довольно убийств! – Крик прокатился от одного к другому, заглушая рев пламени. – Довольно крови!

–  Вы не сможете встать у меня на пути!Вам не убить меня!

– А ну-ка взять его, ребята!

Бонни не слышала, кто отдал последнюю команду. Но ее исполнили все, бок о бок солдаты Конфедерации и солдаты Союза. Они взмывали вверх, парили и растворялись в тумане – темном тумане с сотнями рук. Этот туман обрушился на Клауса, как океанская волна, нахлынул на него и поглотил. Все руки вцепились в него, и, как Клаус ни отбивался, он не смог справиться с ними: их было слишком много. В считанные секунды они окружили его, захлестнули и погребли в темном тумане, который взвился вверх, кружась как торнадо. Из его глубины доносились едва различимые крики:

– Вы не сможете меня убить! Я бессмертен.

Торнадо исчезло во тьме, и Бонни его уже не видела. Вслед ему протянулась тоненькая полоса призраков, похожая на хвост кометы, и тоже исчезла в ночном небе.

– Куда они его понесли? – Бонни не собиралась говорить это вслух; слова просто сорвались с ее языка раньше, чем она успела подумать.

Но Елена ее услышала.

– Туда, где он уже никому не причинит вреда, – сказала она, и выражение ее лица было таким, что Бонни почла за благо не вдаваться в подробности.

С противоположной стороны поляны донеслось какое-то не то завывание, не то блеяние. Бонни обернулась и увидела, что Тайлер поднялся на ноги в своем жутком получеловеческом-полузверином обличье. Палка Кэролайн не понадобилась. Глядя на Елену и на нескольких оставшихся призраков, Тайлер причитал:

– Пожалуйста, скажите им, чтобы они меня не забирали! Скажите им, чтобы меня не забирали вместе с ним!

Не успела Елена произнести хоть слово, как Тайлер развернулся, окинул взглядом пламя, которое поднялось выше уровня его головы, а потом ринулся прямо в него, прорываясь в лес. Бонни разглядела между языками пламени, как он упал на землю, сбил с себя огонь, потом поднялся и снова рванул вперед. Пламя поднялось выше, и больше Бонни уже ничего не видела.

И тут она вспомнила. Мередит и Мэтт. Голова Мередит покоилась у Кэролайн на коленях, и глаза были открыты. Мэтт по-прежнему лежал на спине. Он был ранен, но не так тяжело, как Стефан.

– Елена, – обратилась Бонни к светлой фигуре, а потом посмотрела на Стефана.

Сияние приблизилось. Стефан не моргал. Он смотрел прямо на свет и улыбался.

– Он остановлен. Благодаря тебе.

– Нас вызвала Бонни. А Бонни не смогла бы сделать это в нужный момент и в нужном месте, если бы не ты и все остальные.

– Я старался сдержать обещание.

– Я знаю, Стефан.

Бонни не понравился этот разговор. Слишком уж напоминал прощание – прощание навеки. В голове у нее зазвучали собственные слова: Он может отправиться в какое-то другое место – или просто в небытие.А ей не хотелось, чтобы Стефан вообщекуда-то отправлялся. Он ведь так похож на ангела…

– Елена, – сказала она, – ты можешь… можешь сделать что-нибудь? Ты можешь помочь ему? – Ее голос дрогнул.

Лицо повернувшейся к Бонни Елены было нежным, но таким грустным, что ей стало еще страшнее. Оно кого-то ей напомнило, и Бонни тут же поняла, кого именно. Онорию Фелл. Такой взгляд был у Онории Фелл, которая словно видела перед собой все непреоборимое зло мира. Всю его несправедливость, все то, что не должно происходить, но все-таки происходит.

– Я могу сделать кое-что, – сказала Елена, – но не уверена, захочет ли он такой помощи. – Она снова повернулась к Стефану. – Стефан, я могу исцелить раны, которые нанес Клаус. Этой ночью у меня для этого достаточно Силы. Но я не смогу исправить то, что сделала Катрина.

Оцепеневший мозг Бонни некоторое время пытался осмыслить эти слова. «То, что сделала Катрина?..» Но ведь Стефан еще несколько месяцев назад оправился от пыток, которым Катрина подвергла его в склепе. Потом она поняла. Катрина сделала кое-что еще. Она превратила Стефана в вампира.

– Прошло слишком много времени, – сказал Стефан Елене. – Если ты это сделаешь, я обращусь в горстку праха.

– Да. – Елена не улыбалась, просто спокойно смотрела на него. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе, Стефан?

– Чтобы я и дальше жил в этом мире теней?.. – Голос Стефана понизился до шепота, а голубые глаза смотрели в никуда. Бонни захотелось схватить его и встряхнуть. «Живи!»– мысленно твердила она ему, но побоялась сказать это вслух, опасаясь, что тогда уж он наверняка решит по-другому. Но потом она еще кое-что вспомнила.

– Мы должны пытаться.И не оставлять попыток, – сказала Бонни, и оба они обернулись к ней. Она в ответ посмотрела на них, выпятив подбородок, и заметила, что на светящихся губах Елены начинает проступать улыбка. Елена повернулась к Стефану, и тень улыбки словно передалась от нее к нему.

– Да, – сказал он тихо и добавил, обращаясь к Елене: – Я хочу, чтобы ты помогла мне.

Она наклонилась и поцеловала его.

Бонни видела, как сияние рекой мерцающего света льется от Елены к Стефану и окутывает его полностью. Это алмазное сияние поглотило его, так же как перед этим темный туман поглотил Клауса, пока все его тело не засветилось, как у Елены. На мгновение Бонни показалось, что она видит, как его кровь становится совсем прозрачной, наполняет каждую вену, каждый капилляр и исцеляет все, с чем соприкасается. Потом сияние стало слабее и превратилось в золотую ауру, а потом и аура исчезла, словно впитавшись в кожу Стефана. Рубашка у него по-прежнему была рваной, но тело под ней было упругим и крепким. Бонни, у которой глаза расширились от удивления, не удержалась – она протянула руку и потрогала его.

На ощупь – кожа как кожа. Никаких ран.

Бонни громко засмеялась от счастья, а потом, посерьезнев, подняла глаза:

– Елена… Еще Мередит…

Но Елена уже двигалась через поляну. Мередит, голова которой лежала на коленях у Кэролайн, посмотрела на нее снизу вверх.

– Здравствуй, Елена, – сказала она почти нормальным, разве что слишком слабым, голосом.

Елена наклонилась и поцеловала ее. Снова потекла светлая струя, которая окутала Мередит. Когда она погасла, Мередит уже стояла на ногах.

То же самое Елена сделала с Мэттом, который успел очнуться и теперь в недоумении, но вполне осмысленно озирался по сторонам. Она поцеловала и Кэролайн; та перестала дрожать и выпрямилась.

Наконец она направилась к Дамону.

Он все еще лежал там, где упал. Мимо него летали призраки, не обращая на него никакого внимания. Свет Елены засиял прямо над ним, светящаяся рука дотронулась до волос. Елена наклонилась и поцеловала лежащую на земле голову.

Когда искрящийся свет потускнел, Дамон сел и тряхнул головой. Он увидел Елену и замер, а потом осторожно встал на ноги. Он ничего не говорил, просто смотрел, как Елена опять поворачивается к Стефану.

На фоне огня был ясно виден его силуэт. Бонни даже не заметила, когда рыжее пламя разрослось так сильно, что почти перекрыло золотое сияние, исходящее от Елены. Но сейчас она наконец обратила внимание на огонь и страшно забеспокоилась.

– Мой последний подарок, – сказала Елена, и начался дождь.

Это была не гроза, а просто сильный ливень. Он погасил огонь, залив всю окрестность и промочив одежду Бонни до нитки. Дождь был прохладным и свежим, и, казалось, смыл весь ужас последних часов, уничтожив все следы недавно происходившего тут кошмара. Бонни, зажмурившись, подставила лицо дождю, ей захотелось раскинуть руки и обнять его. Потом ливень прекратился, и она снова повернулась к Елене.

Елена смотрела на Стефана, и теперь на ее губах не было улыбки. Безмолвная скорбь вернулась.

– Уже полночь, – сказала она. – Мне пора уходить.

Бонни тут же поняла: «уходить» ей придется не на время. Навсегда. Елена отправлялась туда, откуда ее уже нельзя будет увидеть ни во сне, ни в трансе.

Стефан тоже это понял.

– Всего несколько минут, – сказал он, протягивая к ней руки.

– Прости меня…

– Елена, подожди… Я должен сказать тебе…

– Я не могу! – В последний раз безмятежная ясность исчезла со светящегося лица – мягкая грусть сменилась на нем разрывающим душу отчаянием. – Я не могу ждать, Стефан. Прости меня. – Ее словно тянула какая-то сила, уносила в другое измерение, туда, где Бонни уже не сможет ее увидеть. «Может быть, туда, куда ушла Онория Фелл, когда выполнила свою работу, – подумала Бонни. – Туда, где ее ждет покой».

Но в глазах Елены не было спокойствия. Она впилась взглядом в Стефана и отчаянным жестом протянула к нему руку. Но их руки не встретились. В какое бы измерение ни уходила Елена, оно было слишком далеко.

– Елена… Прошу тебя! – таким же голосом он звал Елену тогда, в своей комнате. Голосом человека, у которого разрывается сердце.

– Стефан! – прокричала она, протягивая к нему обе руки. Но ее очертания таяли, расплывались.

Бонни поняла, что вот-вот расплачется, что рыдания уже комом подступают к горлу. Это было нечестно. Им хотелось одного – быть вместе. А теперь, когда Елена выполнила свой долг и спасла город, вместо награды ее навсегда разлучают со Стефаном. Это – нечестно.

– Стефан, – снова произнесла Елена, и теперь ее голос доносился откуда-то издалека. Сияние почти померкло, а потом Бонни увидела сквозь слезы, как оно погасло совсем.

Опять воцарилась мертвая тишина. Все исчезло. Исчезли призраки города Феллс-Черч, которые явились на одну ночь, чтобы спасти эти места от нового кровопролития. Светлый дух, который привел их, тоже пропал без следа, и даже месяц и звезды затянуло тучами.

Бонни понимала, что лицо у Стефана мокрое не из-за дождя, который снова полил с неба.

Стефан стоял выпрямившись, его грудь вздымалась. Он не отводил глаз от того места, где еще недавно было видно сияние Елены. И те боль и страдание, которые Бонни раньше порой видела на его лице, не шли ни в какое сравнение с тем, что было написано на нем сейчас.

– Это нечестно, – прошептала она. А потом крикнула в небо, даже не понимая, к кому обращается: – Это нечестно!

Дыхание Стефана все учащалось. Он тоже смотрел в небо, но не с гневом, а с невыразимой болью. Он вглядывался в облака, словно мог увидеть там хоть какую-то частичку золотого света, малейшую искорку погасшего сияния. Но там не было ничего. Бонни видела, что все его тело содрогнулось, словно от удара копья Клауса. И крик, вырвавшийся из его груди, был страшнее всего, что ей приходилось слышать в жизни:

–  Елена!