Текст книги "Шамиль (СИ)"
Автор книги: Лия Рой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава 12
Зря я так.
Пока шел к машине, а затем ехал по пустынным улицам Москвы, никакая другая мысль в голове так и не появилась.
Зря я с ней так.
Я доехал до набережной, остановил машину и полночи по ней бродил. Завтра наметился один выходной. Первый полноценный с момента возвращения в столицу. Если повезет, смогу растянуть его на два.
Я зажег сигарету и уставился куда-то вдаль. Рядом никого, хорошо…
В Москве никогда не темнело совсем. Наверное, будь я каким-нибудь умником вроде Ульяны, я бы понимал суть таких явлений, но я был простым, обычным парнем, поэтому для меня это говорило лишь о том, что столица никогда не засыпает. Она наблюдает за тобой, оценивает каждый твой шаг. Этот город… он был как огромный живой механизм. Стремящийся захватить твой разум и подчинить себе.
Наверное, мой она уже подчинила, потому что я изменился.
За последние три года, что я прожил тут, я точно стал другим и понимал это не только потому, что так говорили друзья или сестра, эти изменения чувствовал я сам.
Жизнь в наших краях и здесь… она была настолько разной, насколько разными могут быть серый и красный цвета. У нас все было совсем иначе. Пресно, строго, скучно, серо, а Москва… она была такой завораживающей, такой пленительной…
Стоило огромных усилий сохранить себя, свое «Я», пускай и частично.
Впервые я осознал, что я уже не прежний, когда обнаружил, что после шести месяцев в столице совершенно не хотел ехать домой. Да, там были друзья, сестра, но будь моя воля и в тот момент я притащил бы их сюда, но не ехал бы обратно в наше «село».
К сожалению, у отца было иное мнение, а ослушиваться его всегда было дороже всего. Он хотел проверить, как я тут справляюсь воочию, так сказать, но оставлять Фатиму одну надолго не решался, поэтому с тех пор так и завелось, если папа ехал сюда, мне нужно было возвращаться домой.
Фатима тогда сразу заметила изменения во мне. Я вернулся более свободным, чуть более гибким, стал немного иначе говорить, допускать мысли, которых раньше никогда не допускал…
Фатима… моя единственная отдушина в этом мире. Я помню, как радовался в тот день, когда ее, еще совсем крохотную, принесли домой. Торжественно представили мне и доверили взять на руки…
Я и сейчас очень отчетливо помню, как страшно мне было тогда, ведь она была совсем маленькой, совсем беззащитной и в тот момент внутри меня что-то включилось и это что-то можно было смело назвать «защищать».
С того дня и по сей час за сестру я готов был сложить голову в случае необходимости.
Мать была с нами до семилетия Фатимы, а затем ушла. Исчезла. Ее не было несколько дней, а затем появились какие-то незнакомые люди, они заполнили дом, прибывая с каждым часом все в большем и большем количестве. Сестра тогда ничего еще не понимала, а мне уже было почти четырнадцать. Я знал, что так люди собирались на похороны.
Отец долгое время скрывал, как все обстояло на самом деле и лишь к восемнадцати годам я узнал, что произошло. Мама не была мертва, глубоко внутри я всегда это знал, потому что на поминках не было тела. Папа говорил всем, что мать погибла в автокатастрофе в Питере, куда уезжала лечиться, и доставлять домой для захоронения было уже практически нечего, что пришлось хоронить ее там, вдали от родной земли и близких людей.
Марианна была вполне себе жива. Папа признался мне в один из вечеров, после очередного скандала, который я устроил из-за того, что мне не разрешали сватать Зару. Он рассказал мне, что эта «падшая женщина» влюбилась в приезжего мужчину из Турции. Познакомилась, закрутила любовь и укатила с ним в Измир, где и жила по сей день.
Я тогда отказывался верить, пока отец не показал мне фото вполне себе живой матери в обнимку с этим… человеком. Это действительно была она. Годы взяли свое и Марианна изменилась, но это точно была она… с другим мужчиной.
Мне пришлось потратить много, очень много времени, чтобы понять, что к чему. Чтобы постараться понять ее и вравшего всем отца.
Марианна хотела любви и свободы. В какой-то мере я винил и не винил ее одновременно. По началу я просто ненавидел. Когда папа рассказал, что она сбежала, бросив четырнадцатилетнего меня и, самое ужасное, семилетнюю Фатиму, я ненавидел ее так сильно, что был рад тому, что укатила она далеко.
А затем, взрослея и становясь старше, я возненавидел еще и отца.
Папа женился на женщине, что была моложе него почти на пятнадцать лет. По словам родственников со стороны Марианны, она никогда не любила папу и никогда не хотела за него замуж, она хотела уехать в крупный город, учиться, развиваться, искать свою любовь... Совместная жизнь у них не заладилась и чем дальше, тем было хуже. Папа ходил налево, Марианна это отказывалась терпеть, и каждая такая ссора заканчивалась тем, что потом она неделями ходила в синяках.
Наверное, она и нас с Фатимой никогда не хотела…
Один раз, наверное, лет пять тому назад, я хотел с ней связаться. Поговорить, может быть, спросить, почему она поступила так, как поступила… но делать этого не стал. Наверное, было уже поздно для таких вещей. Какой толк в беседах, если детство прошло без любимой матери, если ее не было рядом, когда ты болел или приносил медаль из школы, если ее не было рядом, когда требовался ее совет или поддержка, ласка или слова успокоения…
В этом уже не было нужды. Времени назад не отмотать, прошлого не изменить, воспоминания не переписать. Лучшим выбором было смириться. И я смирился.
А для Фатимы, как и для всех остальных, лучше всего было продолжать думать, что она мертва.
Она и была мертва для нас всех. Она умерла для меня.
Я дал слово отцу, что пока жив и нахожусь в здравом уме, никогда не расскажу об этом ни одной живой душе. Для него и его репутации сбежавшая жена шалава стали бы ударом, поэтому в какой-то степени я его понимал и даже жалел. Но больше всего жалел Фатиму. Я не хотел, чтобы сестра жила с пониманием того, что мать променяла ее на чужого мужика.
Из мыслей о прошлом меня вытянул приглушенный звук пришедшей смс-ки. Потянулся к карману и увидел надпись «Любимая».
«Тебя сегодня ждать, родной?»
«Нет, сладкая, ложись спать, сегодня не смогу приехать.»
Вранье. Конечно, мог, просто не хотел. Не хотел сейчас ничего. С момента женитьбы все пошло наперекосяк, я странным образом успел запутаться.
Жениться на Громовой я не хотел. Ульяна не знала, но я тормозил нашу свадьбу почти год, сопротивлялся, как мог. Ее дядя и мой отец задумали этот брак давно, а мы должны были стать разменными монетами.
Взаимовыгодный симбиоз.
У нас были деньги, но не было нужных связей, многие все еще считали нас дикарями и выходцами с гор, с которыми опасно иметь какие-либо дела. Русская жена из верхов кардинальным образом меняло положение дел. У семьи Ульяны было положение и вес в обществе. Как я понял, отец у нее был крутым мужиком, бизнес сколотил сам, с нуля, раскрутил его так, что на момент гибели мог спокойно прикупить себе остров где-нибудь в Греции и при этом не почувствовать, что денег стало меньше. Я был почти уверен, что ушел он не своей смертью, но лезть в дела прошлого не собирался. Деньги и бизнес перешли к его брату и до сих пор он медленно, но верно разваливал то, что старший брат строил годами.
Былых денег у них уже не было. Нет, конечно, до бедности им было далеко, но если брать активы за год, пять или десять лет назад, то тенденция была на лицо. Бизнес рушился и нужны были не просто денежные вливания, чтобы хотя бы поднять его на ранее достигнутый уровень, нужен был человек, который сможет все это сделать.
Будь проклят тот момент, когда я решил учиться на финансового аналитика, а затем на юриста, а не на врача, как мечтал в детстве.
Я снова отвлекся, когда пришла очередная смс-ка.
«Я очень скучаю. Пожалуйста, приезжай завтра, тебя будет ждать все то, что ты любишь…»
Я не стал отвечать, убрал телефон обратно в карман и зажег новую сигарету. Если говорить на чистоту, то в последнее время больше всего на свете я любил поспать. Дядя Ульяны был настолько узколобым и, не побоюсь этих слов, тупым безграмотным идиотом, что моментами я мечтал вырвать его позвоночник и забить им его до смерти. Честно, мне кажется даже сама Ульяна справилась бы с делами лучше, чем этот тупой хрен.
Отец подвязал меня помогать ему. Бросил все силы, чтобы восстановить семейный бизнес Громовых, потому что при идеальном стечении обстоятельств можно было сколотить целую империю. Империю Громовых-Цахаевых.
Благо, я был не один, были свои ребята, проверенные и неглупые, и они помогали, но нагрузка все равно была большая. Я ел раз в день, спал, в лучшем случае, по пять часов в сутки. И чем дальше все это заходило, тем сильнее я понимал, как отец был прав.
Чем дальше в лес, тем сильнее запутывался клубок.
С женитьбой я поторопился. Сделать никях и перевести сюда Зару было поспешным решением и этого было мало. Мужем можно было назвать того, кто был рядом, кто мог выслушать, защитить, направить на верный путь, а не того, кто просто давал деньги и иногда спал с ней.
Причин жениться на Заре было много, но какая была главной, я не знал.
Любовь… самой собой любовь была, я был влюблен в нее с первого взгляда, с той самой секунды, когда новую девочку завели нам в класс. Я как сейчас помню тот момент… опущенную голову, длинную косу, густые ресницы и взгляд, который она подняла и бросила на меня. Она посмотрела на меня. Ни на кого-то другого, на меня… Посмотрела и пленила на многие годы.
Так мы и стали сидеть с ней вместе. Помню, как она давала мне списывать сочинения, как дожидалась на заднем дворе на большой перемене, когда я закончу нарывать цветов из соседних домов и принесу ей букет весь грязный и извалявшийся в земле. Как давала провожать себя до дома и позволяла целовать свои руки на прощание.
Кто бы только знал, как я был в нее влюблен и как сильно хотел жениться. Сразу, как закончу школу, думал, засватаю, сделаю своей, но…
Не вышло. Отец не разрешил, у него всегда были свои планы. А моя Зара… она тогда сказала, что будет ждать меня столько, сколько нужно, что никогда и никому другому не позволит к себе прикоснуться, что я единственный на всем белом свете мужчина и остальные для нее просто не существуют.
Мы продолжили тайно общаться. Я поступил в университет и стал учиться. Через два года после поступления уехал на год в Эмираты, получать обмен и прочее. Вернувшись, понял, что не могу без нее и снова начал уговаривать отца дать мне разрешение быть с любимой. И снова отказ.
В тот момент я совершил роковую ошибку. Год без ее улыбки, год без ее ласковых рук, пускай меня осудят все, но я не сдержался. И она тоже.
Сейчас, годы спустя я бы никогда не повторил этого. Ни при каких обстоятельствах. Именно близость стала поворотной точкой в наших отношениях. После того, как я обесчестил ту, что искренне любил всем сердцем, пути назад уже не осталось. Я дал себе слово, что возьму ее в жены, чего бы мне это не стоило. Рано или поздно.
Я испортил ей жизнь, и я прекрасно это понимал. На всей их семье лежал позор. И из-за дочери, что легла в постель к чужому мужчине до свадьбы, и из-за родителей, которые взяли «откуп» за честь своей дочери.
Я знал, что на Заре больше никто не женится. Даже при том, что теперь они являлись зажиточной семьей со своим бизнесом. В наших краях это был позор, и никто в здравом уме не стал бы пятнать себя в таком.
А, впрочем… Спустя несколько лет после нашей близости, я решился. У меня уже было два диплома на руках, опыт самостоятельного проживания, пускай и заграницей, я знал четыре языка, и кое-что успел скопить. Денег на первое время должно было хватить, а там, дальше… не пропадем, решил я.
Я собирался украсть Зару и переехать с ней в какой-нибудь большой город. Москва, Питер, без разницы, любой бы подошел. Собирался начать работать, снимать квартиру, все, как у всех. Мне не нужна была роскошь, в которой мне предстояло купаться без Зары. Но… наверное, это и впрямь была судьба. Точнее, не судьба.
Отец ударил так, как я не ожидал. Сильно, хлестко, в самое слабое место.
Мне было плевать, что он собирался лишить меня наследства, плевать на то, что хотел отречется от меня, как бы ужасно это не звучало, но сестра… он пообещал не просто запретить мне общаться с ней, он пошел дальше. Сказал, что никогда не даст ей получить образования, а это в той или иной мере означало повторения истории нашей матери.
Наверное, Фатима была единственным человеком, которого я готов бы ставить выше Зары, который был дороже, чем возлюбленная…
И я смирился. Уставший и измотанный годами борьбы, осуждаемый родней Зары и своей собственной, я сдался, поняв, что того, о чем мы так мечтали, никогда не будет. И не ошибся.
Отец пытался женить меня последние несколько лет, но в последний он вцепился в меня так сильно, что я понял – это бесполезно. Он год трещал мне о Громовых, так или иначе подводя меня к мысли, что такой выгодной партии будет уже не сыскать, если я упущу этот шанс.
– Молодая, красивая девочка, наследница огромного состояния, думаешь, не найдется тех, кто быстренько ее захомутает? А ты так и останешься в дураках, потом женишься на какой-нибудь нищенке, или проживешь свою жизнь в мечтах о ненаглядной Заре! Ни то баба, ни то мужик! – как сейчас помню слова разгневанного отца, уставшего «аккуратно» навязывать мне Громову.
– Слабак… – выдохнул я вслед за кольцом дыма.
Я сдался. Подчинился. Уступил отцу.
Не было разницы, кто – Ульяна или еще кто-то другой. Все они не были Зарой. Моей ласковой, милой Зарой, которая ждала меня целых десять лет. Ждала по сей день, прямо сейчас, когда я уже не мог дать ей того, что должен был, что обещал, чего она так отчаянно долго ждала.
Моя любовь к ней не исчезла, нет, она осталась, но больше не горела ярким пламенем костра, готовым испепелить неосторожно глянувшего в его сторону, она тлела и догорала в предрассветных лучах нового дня…
Я женился на Заре действительно по многим причинам. Я был тем, кто взял за нее ответственность, когда впервые уложил в постель. Я был тем, кто смешал ее и ее семью с грязью и позором. Я был тем, кто сломал ей жизнь, потому что, если бы не я, она давно могла выйти замуж, иметь детей и жить счастливой, непринужденной жизнью.
Я знал, что она останется одинокой, презираемой братьями и родителями и при этом никуда не сможет деться из этого ада. Без образования, без опыта, без самостоятельности, к которой ее никто не приучил, она бы так и осталась жить в нашем городе, обсуждаемая и опозоренная. Осталась бы существовать, не жить.
Я не мог лишить ее надежды и, наплевав на все, женился, взял ее второй женой. Я знал, что отец придет в бешенстве, но сделать уже ничего не сможет. Технически я сделал все, как он велел. Громовы уже были нашей родней, частью нашей семьи, он получил то, что хотел и теперь у меня тоже был рычаг давления, чуть что не по моему и первое, чем я собирался ему пригрозить – это разводом с Ульяной. Но до этого не дошло.
В тот вечер, когда мы ругались с ним в его кабинете, мне показалось, что он скорее был раздосадован моим поступком, нежели зол или разочарован. А затем заявил, что справиться даже с одной женой чертовски сложно, что уж говорить о двух.
И тут он оказался прав, отдаю ему должное.
Я знаю, что Зара заслуживала лучшего и я хотел дать ей лучшее. С того самого дня, как впервые увидел ее, но все, что я мог, я уже сделал. Мы оба понимали, я видел и чувствовал, что ее это не устраивало. Она хотела быть, если не единственной, то хотя бы первой. И чем больше времени проходило, тем чаще мы ссорились, тем чаще она упрекала меня в том, что когда-то я ее не украл, тем чаще плакала.
А я… я приходил к ней, наверное, чтобы она не чувствовала себя одинокой в этом огромном городе. Я приходил к ней по привычке. Я приходил к ней, потому что в постели она давала мне больше, чем способна была дать Ульяна.
Я корил себя за то, что продолжил спать с ней после того случая… Наша связь растянулась в годах и бесчестие расползлось ядом, отравляя нашу любовь, чистую и невинную вначале, отравляя наши отношения и нас самих.
Остановись я тогда, десять лет назад и сейчас все было бы проще. Намного.
Я не знаю, что чувствовал к Ульяне, но наши с ней отношения не были бы обречены на провал, как сейчас. Я прекрасно осознавал, что у нас не сложится крепкого и счастливого брака просто потому, что такая, как Лана не захочет мириться с тем, что она вторая или есть другая…
Я не был уверен в том, что мне вообще хочется делать ее счастливой, но зато заметил другое – мне определенно не нравилось, когда она плакала.
И сегодня я переборщил. Я знал, что переборщил. Нет, насиловать собственную жену в планы не входило, просто собирался поставить ее на место, потому что устал от постоянных истерик, но, кажется, зашел слишком далеко. Да и истерики у нее были не на пустом месте.
Я видел, что она старается. В силу своего воспитания, привычек, менталитета, она старается изо всех сил. Уступает, пытается привыкнуть, привязывается ко мне. Я отчетливо наблюдал эти трансформации, поэтому тоже шел ей на уступки. Мне не хотелось ломать еще одну девичью судьбу, но… иногда она переходила границы, это факт. Нет, Лана не была взбалмошной или чересчур истеричной, она не устраивала мне скандалов на пустом месте, но, когда повод появлялся, сдерживаться ей было сложно. Она была темпераментной, горячей, ревнивой…
Я улыбнулся, мысленно интересуясь, а понимала ли она, собственно говоря, как каждая ее эмоция отчетливо читается по лицу, мимике, жестам, словам?
Наверное, нет. Двадцать лет… она еще не была полностью сформированной личностью, бурлили гормоны, максимализм, ценности менялись, взгляды тоже…
Хороший возраст.
Сейчас из нее можно было лепить то, что хочется. Лана была гибкой и готова была идти мне навстречу, она легко могла бы в меня влюбиться, если бы я дал ей повод, но я отчего-то не хотел. Хотя, правильнее сказать, медлил, не давая нашим отношениям развиваться.
В начале я почему-то даже надеялся на то, что она окажется гулящей девкой. Об такую было бы легко вытирать ноги, и совесть при этом бы не мучила. Можно было бы просто жениться на такой и никогда больше не прикасаться, однако Лана оказалась другой.
Маленькая, напуганная зайчишка. Я ошибся, решив, что она отличная актриса.
Ошибся и когда недооценил ее ум, ее проницательность, ее чувственность и красоту. О, да, в последнем я знатно промахнулся. Долгое время я искренне считал, что ей далеко до Зары, но в тот вечер, когда мы собрались на деловую встречу, она изменила мое мнение на свой счет.
Ульяна была чертовски красивой, и отец был прав, такая бы долго незамужней не оставалась бы. Обязательно нашелся бы тот, кто захотел забрать себе столь лакомый кусок.
Правда тот раз был единственным. В обычные дни Ульяна не заморачивалась такими вещами. Она не старалась так, как Зара, которая всегда была при параде, укладке, макияже… кажется, она была занята учебой, в которой была сосредоточена вся ее жизнь.
Разумеется, я не собирался отнимать у нее это. Просто угроза, чтобы оказать давление и получить свое. Довольно низко, наверное, но по-другому ее было не поставить на место. Что я еще мог ей противопоставить? Чем еще было грозить? Тем, что заберу деньги? Так ее ими было не удивить, она росла в роскоши, ни в чем себе не отказывая, но при этом сумела остаться независимой от всех этих тряпок и безделушек. Или, нужно было пригрозить тем, что отправлю ее обратно родственникам? Так Ульяна с радостью бы ушла, напоследок помахав мне ручкой. Нет, все это с ней не сработало бы. Нужен был иной рычаг давления, и я его нашел. Лана была раскрытой книгой, она была чересчур открытой и не умела вести подковерных игр.
Наивная. Совсем еще молодая.
Но сегодня она меня задела. Тем, что принимала решения без меня. Важные решения. Тем, что кажется, не видела нас вместе в будущем. Тем, что не хотела от меня детей.
Нет, головой, я все понимал, но внутри меня что-то взбунтовалось против всего этого и я переборщил с запугиваниями.
Честно говоря, мне больше нравилось видеть ее улыбающейся. Или стонущей подо мной. Все остальное для нее не годилось.
Я осознавал свою неправоту, но так как извиняться у нас было непринято, да я и не умел, нужно было придумать что-то, что порадует ее. Благо, у меня было на это плюс-минус два дня.
Порешив на этом, я взглянул на часы и осознал, что на улице уже глубокая ночь. Докурив последнюю сигарету, я понял, что пора было ехать домой.
Я заснул на диване. Когда вернулся домой, на часах было начало четвертого утра и будить Лану не хотелось, более того, было лень подниматься на второй этаж, поэтому я просто скинул с себя обувь, рубашку и брюки и улегся спать прямо в гостиной. Зря, конечно, потому что через какое-то время почувствовал, что мерзну, а затем, вдруг, почему-то перестал. К одиннадцати часам, понял, почему. Кто-то заботливо укрыл меня пледом.
Ульяна.
К слову, после того как я не без труда встал, она обнаружилась на кухне. Готовила что-то, стоя за плитой.
Я невольно усмехнулся. Умница. Мне нравилось в ней это… то, что она не лезла на рожон, наоборот, в ней была послушность, которую я не ожидал в ней обнаружить от слова «совсем».
Мне нравилось, что она готова была где нужно уступить, где надо – подстроиться.
– Доброе утро, – протянул я, но в ответ неприятно удивился. Ульяна вздрогнула и как-то дёргано повернулась ко мне. В глазах застыли слезы.
– Я… я приготовила завтрак, – прошептала она, поспешно вытирая их, стараясь не показывать мне свою слабость. Все так же дергано разложила еду по тарелкам и поставила их на стол. – Что ты будешь – кофе или чай? Я не знала, что ты предпочитаешь, поэтому решила дождаться, когда…
– Почему плачешь? – Я подошел ближе, а Ульяна вжалась в столешницу позади себя. Опустила голову, покачала ею. – Ну…
– Пожалуйста, я буду послушной, буду делать все, что ты скажешь, только не лишай меня возможности учиться. Я прошу тебя, Шамиль…
Я забыл. Завалился вчера домой спать и совсем забыл про то, что запретил ей ходить на занятия. Это я понимал, что угроза пустая и ничего за собой не повлечет, а Ульяна восприняла ее всерьез.
Пугливая зайчишка… Я вспомнил просьбу Фатимы перед отъездом.
– Шамиль, Ульяна совсем одна. Родне на нее наплевать, родителей у нее нет, она еще совсем молодая, пожалуйста, не дави, будь помягче, милосерднее и, возможно, она тебя еще приятно удивит.
Что ж, сестра у меня всегда была мудрее меня. Ульяна удивляла.
– Все, не реви, – я притянул ее к себе и обнял, мягко поцеловав светлую макушку. – Будешь ты точить свои острые зубки о гранит науки.
– Правда?
Черт… когда она поднимала на меня свои зеленые глазища, а делать ей это приходилось постоянно в силу своего маленького роста, когда смотрела на меня немного напугано, чуть-чуть с надеждой и каким-то благоговением, я терялся. Думал, такого уже никогда не будет, что никто не сможет загнать меня в такой капкан, но ей удавалось.
Лана заставляла меня теряться. Пускай всего на мгновенья, но у нее выходило.
Я поцеловал ее. Сам. Снова.
Я не должен был, когда-то давно, когда я в очередной раз уезжал в Москву, Зара в слезах умоляла меня оставить ей хоть что-то. Зная, понимая, что долгими месяцами мою постель кто-нибудь, да будет греть, она отчаянно просила о малом. И это все, что я мог пообещать той, кого обрек на годы одиночества и позора. Я обещал, что целовать в своей жизни буду только ее. Что любить буду только ее. Все остальное не имело значения.
– Правда, – прохрипел, с трудом отрываясь от сладких уст жены. Так не должно было быть…
– Я… спасибо…
– Только старайся делать то, что я говорю, – добавил я, стараясь держаться выбранного направления. К слову, с каждым прожитым вместе днем, это становилось делать все сложнее и сложнее.
– Хорошо, – тут же выдохнула Ульяна, отчего-то отстраняясь от меня. Наверное, было неприятно или страшно после вчерашнего. И ведь теперь не объяснишь, что просто хотел припугнуть, проучить.
– Так что мне сделать – кофе или чай? – перевела разговор на другую тему Лана.
– Ничего не надо, садись и позавтракай со мной, а потом…
Потом нужно было устроить хоть что-то приятное той, кого я официально взял в жены и пообещал не только обеспечивать, но и оберегать. От всего. От внутренних терзаний в том числе.
– М?
– Поедем выбирать тебе кольцо. Ты вчера что-то говорила о нем…
– Да… – Лана бросила на меня удивленный взгляд. – У вас непринято, как я поняла…
– Мужчина не должен носить золотые побрякушки, а девушке не возбраняется. Поедем и выберем тебе то, что захочешь.
– Ладно… – Ульяна молча кивнула и повиновалась, садясь рядом, принимаясь за еду.
Черт. Заставить ее улыбнуться так и не удалось.
