Текст книги "Память сердца"

Автор книги: Лия Лилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Лия Лилина
ПАМЯТЬ СЕРДЦА

ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
(Вместо пролога)

Давно отгремели военные грозы. Но жива о них память. Те, кто были рядом на фронте и в тылу, навсегда связаны крепкой дружбой. Теснее всяких родственных уз объединяет пережитое в войну.

В этот мирный день, спустя много лет после войны, я спешила в один из новых домов на Нижегородской улице не по срочному вызову. Меня уже давно не приглашают к больным. Шла на семейный праздник к людям, с которыми навсегда породнили суровые военные годы.

Вот и нужный дом. Лифт бодро тянет наверх. Нажимаю кнопку звонка. Дверь открывает бабушка Уля:

– Пришла, касатка!

За большим обеденным столом шумно, тесно… Плечом к плечу – четыре поколения Ивановых, работавших и работающих сегодня на 1-м Государственном подшипниковом заводе, их гости с родного предприятия. Среди черных и русых голов выделяется устоявшаяся, мудрая седина главы рода – Никифора Ивановича. На добротных пиджаках и военных кителях – золото орденов, бронза солдатских медалей. У Михаила Ивановича Иванова – внука деда Никифора – медаль лауреата Государственной премии.

Меня захватывает поток приветственных возгласов бесконечно дорогих мне людей. Здороваясь с каждым, обхожу стол.

– Садись рядом, ягодка! – усаживает бабушка Уля. – Самое почетное место: между собой и Петей, – замечает Михаил.

– Теперь полный кворум, – торжественно объявляет дед Никифор и оглядывает из-под хохлатых бровей застолье. Но не удержался: вздохнул. Нет за этим столом сына Ивана – отца Михаила и Петра. Погиб, защищая столицу. Порадовался бы сейчас на орлов-сыновей. Дед Никифор смотрит на внуков поочередно, и я ловлю себя на том, что следую за его взглядом.

Смотрю на Петю – Петра Ивановича Иванова. Это он виновник сегодняшнего торжества. Защитил диплом инженера, а его бригаде присвоено звание коммунистической.

Как он хорош сейчас! Широкоплечий, голубоглазый. Глянул на меня, засмущался. А мне припомнился далекий 1943-й. На белом желобе медицинских весов захлебывается плачем новорожденный. Его хрупкое, слабое тельце так легко вычеркнуть из жизни первой же болезни. Но доктор Миловидова уверенно говорит:

– Не плачьте, мамаша, вытянем вашего Петю. Вот рецепт на донорское молоко и питательные смеси.

И еще одно событие пришло на память. В сорок четвертом, на дне рождения годовалых, который мы справляли в детской консультации, Петя, сидя в ряду пяти именинников, так яростно дудел на красной дудочке, что свалился с табуретки. Давно это было. Ой как давно…

Один из почетных гостей поднимает бокал с шампанским.

– Поздравляю тебя, Петя, и твоих родных не только с тем, что в вашей большой семье, где столько разных профессий, одним инженером стало больше. Это заслуга и семьи, и нашего Первого подшипникового завода, где большинство Ивановых работало или работает. И тост мой не только за Петра, но и за всех вас, за ваш доблестный труд, доброту и любовь к людям!

Слева от бригадира во весь рост поднялись семь подтянутых, ладно скроенных парней.

– За Петра! – в один голос сказали они.

– За Петра! – хором ответили Ивановы и, чокнувшись с Петей строго по старшинству, снова сели за праздничный стол.

Дед Никифор ласково глянул на внука.

– Вот ты теперь дипломированный специалист, бригадир одной из лучших на заводе коммунистических бригад. В общем, человек сложившийся, совсем взрослый. Скажи, какая у тебя генеральная линия жизни?

– Генеральная линия? – Петр не ожидал такого вопроса, но ответил сразу: – Как и у всего народа. Жить и работать по-ленински.

– Молодец, внук! – похвалил дед. – Дельно говоришь, бригадир.

Семейное торжество продолжается. Бьют в потолок пробки от шампанского, звучат пожелания Петру самого наилучшего. Предоставил Никифор Иванович и мне слово.

Встаю. И вдруг горло перехватывает волнение. Передо мной не сегодняшнее семейное застолье, а далекий сорок первый год, настороженная, заснеженная Москва.

Слышу гул станков, шум прессов, тяжелое дыхание роликового цеха 1-го Государственного подшипникового завода. И вдруг будто меня окликают по имени. Надо брать свой фибровый чемоданчик со списком больных и средствами первой помощи и идти туда, куда зовут, где очень нужна.

Ко мне внезапно возвращается наша военная молодость…

Память выхватывает, высветляет из казалось бы забытого, давно прошедшего времени отдельные яркие эпизоды, и они, выстраиваясь цепочкой, воссоздают картину тех грозных дней – самоотверженный труд москвичей во имя одной великой цели – победы над врагом. А где труд, там и жизнь. Обычная жизнь обычных людей: с горестями, радостями, болезнями…

Попробую рассказать об этих людях…

ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВОЕННЫЙ РАССВЕТ

Первый подшипниковый завод по-военному суров. Окна корпусов – в белых бумажных крестах, с крыши заводоуправления, где еще так недавно сверкала эмблема 1-го ГПЗ – вращающийся подшипник, глухо бьет зенитка. Завыла сирена воздушной тревоги и, перекликаясь с ней, где-то под мостом загудел бронепоезд. Над головой – вой вражеских моторов. Разгораясь, зловеще шипят сброшенные врагом зажигалки. Ухают взрывы фугасок. Это самый сильный налет. Но дежурные МПВО, вооруженные совками и ведрами с песком, начеку. Голубоватые щупальца прожекторов шарят по черному небу. Скрестив лучи, передают друг другу крестик фашистского самолета. Враг ожесточенно бомбит завод, пытаясь вывести из строя жизненно важные цехи.

На территорию завода были сброшены сотни фугасных и зажигательных бомб. Вражеские летчики целили прежде всего в главный корпус. Рабочие-подшипниковцы не растерялись, не дрогнули, всю ночь отстаивали свой завод от огня. Особенно отличились комсомолка Аня Кочкина, бойцы Шароваров и Шариков, начальник МПВО кузнечного цеха М. Савоськин, командир связи кузнечного цеха И. Евстифеев и многие другие.

И все же, несмотря на стойкую борьбу с огнем, сгорели два деревянных склада, депо мотовозов, здания столярно-токарного цеха, котельной, пострадали другие сооружения. Тяжелая бомба разрушила измерительную лабораторию ОТК с ценным оборудованием.

К нам, в стационарный пункт медицинской помощи, развернутый под фабрикой-кухней, то и дело поступают пострадавшие. Хорошо, что нет тяжелораненых. В основном – ушибы, травмы, ожоги.

– Товарищ политрук, – слышу по телефону торопливую речь дежурного по заводу Александра Алексеевича Алексеева, – направляем вам женщин и детей, раненных в Дубровском поселке. Вы готовы?

– Готовы– Присылайте.

Вот когда пригодились нам, медикам, и работникам завода знания и навыки, полученные на занятиях и тренировках в осоавиахимовских кружках. Мы в считанные минуты приготовились к приему пострадавших.

На «Шарикоподшипнике» вообще хорошо была поставлена оборонно-массовая работа. Еще в 1936 году сорок три работника завода окончили Центральный аэроклуб, а комитеты ВЛКСМ и Осоавиахима организовали на предприятии летные курсы, которые без отрыва от производства окончили многие юноши и девушки. Теоретической и практической подготовкой будущих летчиков руководил Герой Советского Союза А. В. Юмашев.

За короткое время из числа комсомольцев было подготовлено три инструктора парашютного спорта, двадцать пять парашютистов, более ста шестидесяти человек стали «ворошиловскими стрелками». Юноши, девушки, да и люди старшего возраста сдавали нормы ГТО, ходили на лыжах, участвовали в кроссах.

Заводской ячейкой Осоавиахима, членами которой состояли более восьми тысяч человек, руководил большой энтузиаст военно-спортивной работы, отличный организатор Федор Михайлович Солодов.

Будучи членом парткома завода, работая в тесном контакте с секретарем парткома Ф. К. Лимно, комитетом комсомола, председателем завкома А. Н. Шклюковым, Солодов проводил конференции и доклады о международном положении, организовывал различные соревнования, являлся организатором военно-технических кружков, походов, кроссов. Но больше всего внимания уделялось тренировкам по отражению и защите завода от налетов вражеской авиации, умению тушить пожары и зажигалки. Много тренировались в противогазах, ходили в них походами, учились ликвидировать последствия воздушного нападения противника, учились и такому делу, как руководство действиями людей в боевой обстановке, налаживание связи со штабами МПВО района и города, подготовка укрытий, щелей.

…Бесконечной казалась та ночь. Скупые строки утренней сводки ПВО завода расскажут о ней так: «В ночь с 22 на 23 июля в результате массированного налета было сброшено вражеской авиацией около 3000 зажигательных бомб, десятки фугасных. Прямое попадание в шлифовальный цех, ЦМС-1 и в здание центрального склада готовой продукции. Погибли две шлифовщицы и командир отделения ВОХР Сорокин».

Незабываем для нас тридцать первый военный рассвет…

В ТАГАНСКОМ ИСТРЕБИТЕЛЬНОМ

В грозные дни октября 1941 года в соответствии с решением партийного актива столицы, согласно которому все районы города должны были сформировать по батальону, вооружить его и отправить на фронт, началось формирование батальона и в Таганском районе. Формирование проходило в школе № 474. С 1-го ГПЗ сюда пришли около ста человек. В частности, восьмая рота почти целиком состояла из шарикоподшипниковцев.

Батальон Таганского района был включен в 3-й Московский рабочий полк, который входил в состав 3-й Московской Коммунистической дивизии (позднее 130-я стрелковая дивизия).

Москвичи дрались мужественно и умело, увлекая своим личным примером остальных бойцов на ратные подвиги во имя великого и благородного дела защиты столицы.

На «Шарикоподшипнике» многие тогда знали гимн защитников Москвы, написанный композитором Б. А. Мокроусовым на слова А. А. Суркова. Там были такие слова:

 
Не смять богатырскую силу.
Могуч наш заслон огневой.
Мы выроем немцу могилу
В туманных полях под Москвой.
 

Кроме этого батальона, еще в последних числах июля Таганский район сформировал 13-й истребительный батальон для борьбы с диверсантами и вражескими парашютистами в прифронтовой полосе. В него тоже вошло немало добровольцев с 1-го ГПЗ, в частности кладовщик инструментального цеха Б. Сергеев, шлифовщик М. Пронин, контрольный мастер по оборудованию Н. Смирнов. В формировании батальона активное участие принял и руководитель заводской ячейки осоавиахима Ф. М. Солодов, он же стал и его комиссаром.

Пока батальон находился неподалеку от Москвы, в деревне Татаровка, Федор Константинович Лимно, заместитель секретаря парткома по пропаганде Василий Семенович Павлов, председатель местного комитета профсоюза цеха № 2 точных подшипников Алексей Петрович Калганов и другие руководители не раз его посещали: привозили подарки воинам от рабочих завода, узнавали, как учатся военному делу бывшие станочники.

…Если бы не тягачи и пушки, Татаровка имела бы вполне мирный вид. На загородках белыми рыбинами трепыхались на ветру выстиранные солдатские рубахи. Возле колодца бравый старшина поливал из жестяного ведра своего дружка. Тот, покрякивая от удовольствия, мотал головой с коротко остриженными волосами, приговаривал: «Студеная водица. В такой бы утопить фрица!» Посверкивая голыми пятками, неслись за машиной загорелые ребятишки.

Гостей ждали. Крепко пожал руку прибывшим комиссар батальона Федор Михайлович Солодов. Военная форма подчеркивала могучую стать бывшего председателя заводского комитета Осоавиахима. Большие серые глаза казались особенно яркими на волевом, до черноты загорелом лице. Рядом с ним командир батальона капитан Меркудий Семенович Малый выглядел совсем молодым и еще не очень уверенным в себе офицером. Но это только на первый взгляд.

– Познакомьтесь, товарищи, начальник штаба батальона капитан Шашуков, – представил он гостям стоявшего рядом с Солодовым рослого военного.

Познакомились. Комбат пригласил всех в блиндаж.

– Как наши подшипниковцы? – усаживаясь на лавку, спросил Лимно.

– Военной выучки пока маловато, а в общем – отличные ребята! – улыбнулся Шашуков. – С такими в самую пору идти до Берлина.

Забегая вперед, надо сказать, что многие из «подшипниковцев» участвовали в освобождении от фашистов стран Восточной Европы. Ведь дивизия народного ополчения, в которую вошел батальон, была включена в состав действующей армии и освобождала от оккупантов Польшу, Чехословакию, Румынию, Венгрию, Австрию.

Парторгом батальона в первые дни после формирования был Павел Иванович Филиппов – бывший инструктор Таганского райкома партии. Несмотря на военную форму, он имел еще сугубо гражданский вид.

Войдя в блиндаж, Филиппов сделал шаг вперед:

– Разрешите обратиться, товарищ командир батальона.

– Докладывайте.

– Комплектование Таганского истребительного батальона закончено, – отчеканил Филиппов и протянул командиру список личного состава.

– Добро. Можете быть свободны, товарищ парторг.

– А вы говорили – военной выучки у наших ребят маловато, – улыбнулся Лимно комбату и обратился затем к комиссару: – А как наш Сергей Минаев? Хотелось бы повидаться.

– Командир пулеметного взвода Минаев находится на задании.

– Жаль, – покачал головой Лимно. – Ну тогда самое время передать вам наши подарки.

Калганов и Павлов принесли и взгромоздили на стол солидный ящик.

– Бойцам Таганского истребительного от подшипниковцев, – торжественно объявил Алексей Петрович Калганов.

Из пакетов и свертков выглядывали круги копченой колбасы, печенье, флаконы одеколона.

В одном из пакетов лежало письмо. Комиссар развернул белый треугольник, прочел вслух: «Дорогие наши защитники! Бейте фашистских захватчиков, гоните их с нашей священной земли! А мы, подшипниковцы, обещаем дать фронту самые лучшие, самые точные подшипники!

До скорой Победы! По поручению комитета комсомола завода Екатерина Барышникова».

Письмо начало переходить из рук в руки. Кое-кто, как оказалось, знал Барышникову лично.

– Молодцы наши комсомольцы, – сказал Солодов.

– Тыл вас не подведет, – заверил Федор Константинович Лимно. – Заводы работают на полную мощность, вовремя выполняют все заказы, хотя за станками все больше женщин, девушек, подростков.

– А где сейчас Капитон Юдин? – спросил Шашуков.

На 1-м ГПЗ Юдина знал каждый. Он первым из подшипниковцев получил орден Ленина.

– Капитон Юдин – комиссар семьдесят первого гвардейского штурмового авиаполка. Доброволец с первого дня войны. – В голосе Лимно прозвучала гордость за одного из воспитанников заводской партийной организации.

На прощанье крепко пожали друг другу руки.

– Будете проводить митинг, – напутствовал Солодов, – передайте подшипниковцам: Таганский истребительный батальон выполнит свой долг.

МЫ РОДОМ С «ШАРИКА»

Главная «улица» завода, как большая река. Семь притоков слева. Семь – справа. Вот и цех точных подшипников № 2. Сейчас здесь яростно гудят станки, словно торопя: «скорей, скорей…» Сизыми змейками вьется из-под резцов стружка. Капельки пота и брызги эмульсии увлажняют лица работниц. Да, за станками в основном женщины. Золотая гвардия подшипниковцев – на фронтах Великой Отечественной войны. Многие семьи эвакуированы в Куйбышев и Томск, где развертывают цехи новые заводы – меньшие братья 1-го ГПЗ.

У шлифовального станка молодая работница Настя Талдыкина. Вся ее плотно сбитая фигура пышет здоровьем, силой. На улыбчивом лице россыпь оспинок, но они делают девушку еще миловиднее. Стерев капли масла с крепких ладоней, она до боли пожимает мне руку. Еще в дни боев с белофиннами Настя стала донором. С тех пор ее кровь спасла жизнь многим тяжело раненным бойцам.

– Ты не забыла, Настенька, что сегодня день донора нашего завода?

– Разве такое забудешь?! – В ее голосе нотки обиды.

С первых дней войны на базе заводского донорского пункта был организован Дом донора Таганского района. Когда вспоминаешь об этом периоде, кажется, что у нас, медиков донорского пункта, «отбоя» никогда не было. Зато Таганский район в Москве числился в ряду первых по пропаганде донорства и сдаче крови фронту.

Перед войной на 1-м ГПЗ было всего семьдесят семь доноров. Летом 1941 года – семьсот. Сотни, тысячи литров донорской крови получали раненые бойцы. А давали ее подчас до предела утомленные люди.

Грохот прессов, гул станков заглушали голоса, но мой вопрос – не забыл ли кто о донорском дне – всем ясен и без слов. И в ответ – утвердительный кивок головой, улыбка.

Сейчас даже не верится, как много работали тогда эти девушки и женщины. В дни, когда лживая геббельсовская пропаганда, надрываясь, трубила о разгроме русских, коллектив 1-го ГПЗ обратился с призывом к трудящимся Москвы и области о развертывании социалистического соревнования в честь 24-й годовщины Великого Октября. Инициативу подшипниковцев поддержал Московский комитет партии, она нашла широкий отклик по всей стране. Несмотря на то, что большая часть оборудования была вывезена на восток, завод наращивал выпуск оборонной продукции.

Так, в помещении технического училища № 11 был создан цех по выпуску оборонных заказов, в ремесленном училище, что располагалось на улице П. Осипенко, делали затворы к автоматам, боеприпасы изготовлялись в цехе разных деталей. На тысячах танков и самолетов устанавливались, как и прежде, подшипники с известной маркой 1-го ГПЗ.

В первую военную зиму на заводе появились свои «тысячники», внедрялись интересные рацпредложения, позволяющие значительно увеличить выпуск продукции.

Партия и правительство высоко оценили трудовой подвиг подшипниковцев – восемнадцать человек получили ордена и медали, а И. Д. Мишин, старейший производственник, член КПСС с 1917 года, был удостоен ордена Ленина.

Двадцатиминутка обеденного перерыва. В широком коридоре поликлиники – длинная очередь доноров. Начальники цехов нетерпеливо поглядывают на часы. За эти спрессованные в тугую пружину минуты надо еще успеть накормить людей.

Донор… По словарному определению это человек, дающий свою кровь для переливания больным и раненым. Но в грозные дни боев словом «донор» выражена человеческая самоотверженность, патриотизм. Кровь труженников тыла бьется в артериях тысяч спасенных от смерти раненых и больных. Разве медики одни могли бы справиться с возвращением в строй всех этих людей?

Девушки из комитета комсомола и завкома профсоюза со значками Общества Красного Креста ведут запись, тревожатся: успеем ли мы управиться с приемом крови в коротенький пересменок? Но очередь убывает быстро.

Дверь кабинета распахивается. Шура Николаева! Донор с первого дня войны.

– Вот, привела свою младшую сестренку Лену. Работает сборщицей.

Медикам донорского пункта завода это не в новинку. Стремление помочь фронту так велико, что к нам приходят семьями. Мать приводит дочь. Брат – брата. Старшая сестра – младшую, да еще подружку с собой прихватят.

Лена – полная противоположность широкой в плечах, крепкой, хотя и ладно скроенной Шуре. Лебединая шея, хрупкая фигурка. На синем бумажном джемпере значок «Готов к санитарной обороне». В больших серых глазах девушки робость, почти испуг: а вдруг ей откажут?

– Вы не смотрите, доктор, на внешность, – волнуется Шура. – Лена крепкая. Видите значок! – И, заметив нерешительность в моем взгляде, выкладывает последний козырь – Утром ей семнадцать исполнилось!

– Так бы сразу и сказала, – улыбаюсь я. – Поздравляем, Леночка. Расти большая, непременно счастливая! Кому хотела бы дать свою кровь – летчику, танкисту?

Лицо девушки заливает румянец, ярче проступают точечки веснушек, словно на дворе – май!

– Тяжелораненому, – отвечает Лена и вдруг добавляет шепотом: – Хотелось бы пехотинцу.

Пока я осматриваю следующую работницу, лаборантка Соня как-то особенно бережно колет иглой палец девушки, набирает в узкую стеклянную трубочку алую каплю. И поколдовав немного, объявляет:

– Первая группа. Универсальный донор! Семьдесят три, нет, почти семьдесят четыре процента гемоглобина!

– Что я вам говорила! Отличный будет донор, – торжествует Шура.

Еще мгновение любуюсь этой хрупкой девушкой, для которой лучший подарок в день рождения – отдать четыреста пятьдесят граммов своей крови для спасения раненого бойца.

Следующим в кабинет входит заместитель секретаря парткома по пропаганде Василий Семенович Павлов.

– Возьмите и меня в доноры, – говорит он, пряча за спину правую руку.

Я хорошо знаю, что на этой руке от большого пальца по ладони струится красный рубец. Других пальцев нет.

…В майский вечер 1937 года в термическом отделении роликового цеха возник пожар.

Из открытой пасти электропечи валил белый дым. Первым по тревоге прибежал термист Василий Павлов. «Пробиться к лебедке… Любой ценой… Закрыть электропечь крышкой», – пронеслось в его голове. Шагнул в завесу дыма. Ощупью добрался до лебедки. Ее механизм подчинился не сразу. Наконец черная громадина крышки вздрогнула и стала медленно опускаться, закрывая печь. Стало еще труднее дышать, и, чтобы не упасть, Павлов правой рукой ухватился за кромку печи. Кинжальная боль полоснула руку, прошла навылет сквозь сердце…

– Возьмите у меня кровь, – повторил Василий Семенович, близоруко щурясь.

Как отказать Павлову, чтобы не обидеть? Усаживаем его в единственное в донорском пункте кресло.

– Не сердитесь, пожалуйста, на нас. Доноров у нас достаточно, а вы уже отдали свою кровь, спасая цех.

Павлов молча встает и, пряча изуродованную руку в карман брюк, ссутулясь, выходит из кабинета.

Из репродуктора голос Левитана:

– Граждане, воздушная тревога!

Работаем в шесть рук, еще внимательней, чем прежде. В убежище нам нельзя – может свернуться донорская кровь. А в ушах звучит: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» И еще моя личная тревога: успела ли мама с моей маленькой дочкой добежать до бомбоубежища? За окном бьют зенитки. Нетерпеливо звонит телефон.

– Немедленно в укрытие! – приказывает начальник штаба МПВО завода Юрий Игнатьевич Дольский.

На столе растут деревянные штативы с пробирками крови. Дважды прибегают дежурные по комитету комсомола. Убеждают. Настаивают:

– За невыполнение приказа…

Наши руки двигаются все быстрее и быстрее. Молча показываем на штативы с кровью. Скольким раненым она спасет жизнь! И снова мысль о близких, и опять внимание переключается на работу.

Впрочем, на этот раз воздушный налет не состоялся. Защитники московского неба не позволили фашистским самолетам отбомбиться над столицей, и врагу пришлось сбросить свой смертоносный груз на поля Подмосковья.

Отбой воздушной тревоги.

В открытую фрамугу окна врывается шум сразу ожившей улицы. На стыках рельсов беспокойно позванивают трамваи. В репродукторе над входом в проходную снова звучит утренняя сводка Совинформбюро.

Катя Носова – сорок пятая. По срокам она уже может сдавать кровь. Но Катя бледна. Пульс частый. И этот неизвестно откуда взявшийся легкий шумок в сердце! Впрочем, известно: рабочий день стал двенадцать часов, питание скудное.

Медсестра ей ласково говорит:

– Ты же на больничном до понедельника.

Катя молитвенно складывает ладони:

– Возьмите у меня хотя бы полдозы! Мой Сережка на фронте, а я ничем не могу ему помочь. А вдруг его ранят, и некому будет дать ему кровь! – Она закрывает лицо руками.

– Не можем, девочка. После болезни ты еще не окрепла. Подождем немного…

– Я совершенно здорова, – настаивает Катя. – Спросите у моего мастера. Он вам скажет: план сборки выполняю на сто тридцать процентов. Гемоглобин у меня хороший. – Она с мольбой и надеждой смотрит на лаборантку, ища поддержки.

– Гемоглобин – шестьдесят процентов! – говорит Соня, помешивая в пробирке стеклянной палочкой. – И четыре миллиона эритроцитов в одном кубическом сантиметре.

– Вот видите! – радуется Катя.

Снова усаживаю девушку рядом с собой. Беру ее огрубевшие от тяжелой работы руки в свои.

– Подождем немного, Катюша. Вот аскорбиновая кислота, гематоген. Старайся получше питаться. И обязательно пей пивные дрожжи.

Катя опускает голову. Ее молчание давит на нас, как глыба льда.

– Хорошо. Приходи в следующий понедельник до начала смены. Если к тому времени ты окрепнешь…

Катино лицо проясняется. Улыбка трогает сухие губы.

За окном поликлиники уже густые лиловые сумерки. Но мы продолжаем работать.

– Можно войти!?

В пролете белой двери худощавый человек в линялой гимнастерке. Брюки цвета хаки заправлены в кирзовые сапоги.

Председатель цехкома ЦТП-2 Алексей Петрович Калганов, или Калганыч, как все его привыкли называть, – живая история завода. Есть люди, о которых говорят: «Родился в сорочке». О Калганыче можно сказать: «Родился пропагандистом».

– Доброго вам здоровья! – Калганыч аккуратно расправляет складки гимнастерки под тугим ремнем. Достав из кармана расческу, волосок к волоску причесывает начинающие редеть волосы.

– Сколько сегодня прошло доноров?

– Пятьдесят, Пятерым отказали: трое не дотянули по гемоглобину. Четвертый – Павлов из парткома. Пятый – тот, что вы прислали из цеха.

– А как Екатерина Носова?

«Все-то он знает!»

– Если окрепнет к понедельнику, разрешим ей сдачу крови.

Калганыч одобрительно кивает и как-то, словно со стороны, поочередно смотрит на нас.

– А вы сегодня обедали? Отдохнуть бы вам надо.

– Не успеваем. И так еле управляемся. Второго бы врача!

– Полегче будет на фронте, дадим, – утешает Калганыч. – Посмотрите-ка, – в его руках шуршит многотиражка. На первой странице рисунок – пес в эсэсовской фуражке, с Железным крестом на шее, как две капли воды похожий на Гитлера, пытается удрать от нацеленного на него штыка русского воина.

Мы смеемся. Молодец художник!

– Держитесь молодцом, – пряча газету, почти весело отмечает Калганыч. И подходит к Соне. – На фронт, говорят, просилась?

Та молчит, потом вскидывает на Алексея Петровича глаза:

– Другие-то воюют.

– Передовая проходит и здесь, на заводе, – отвечает Алексей Петрович. – И не забывайте, девчата: вы же с «Шарика». Без нашей продукции на фронте нельзя. Так что и вы работаете для победы.