Текст книги "Художники в Удомельском крае"

Автор книги: Лия Кац

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Их было пятеро

Прошло всего несколько лет после смерти Левитана, и вновь на берегах Удомельского озера и в его окрестностях появились зонты и мольберты художников. Все это произошло случайно, стихийно, но в самой этой случайности была своя закономерность. Ведь здешнее место – одно из немногих, где можно «слушать тишину».

...Они подружились еще в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, пятеро художников:

А. С. Степанов, Н. П. Богданов-Бельский, В. К. Бялыницкий-Бируля, С. Ю. Жуковский и А. В. Моравов. Любовь к природе, увлечение охотой, стремление познать жизнь народа во многом явились тем общим (при разности взглядов, темпераментов, характеров), что сблизило их на долгие годы. После окончания училища все они были приняты в Товарищество передвижных художественных выставок. Впоследствии А. С. Степанов и С. Ю. Жуковский входили в «Союз русских художников». Каждый из этих пяти художников по-своему продолжал и развивал традиции реалистической живописи.

О том, как начиналась их жизнь в Тверской губернии, живо и увлекательно рассказал В. К. Бялыницкий-Бируля в письме к А. А. Моравову:

«Все мы бывшие ученики уч. живописи Алексей Степанович Степанов, Николай Петрович Богданов– Бельский, Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля, Станислав Юлианович Жуковский, Александр Викторович Моравов... и вот судьбе угодно было соединить, сблизить нас сначала в Училище живописи и ваяния. После училища, где преподавателями были художники-передвижники... мы все поименованные были приняты в Товарищество передвижников – членами товарищества...

Началась наша жизнь, указанных пятерых друзей, в Тверской губернии, Вышневолоцком уезде. В девятисотом году я с покойной моей женой Ольгой Ивановной, как-то летом посмотрев на карту, избрали самое близкое расстояние от Москвы до Волги, и увидели на линии Москва – Савелово, на той стороне Волги, село Кимры. Недолго думая, забрав ящик с красками, холсты, охотничью собаку, чудесную – пойнтер, мы тронулись в путь. Приехав в Савелово, на пароме переехал я с женой Ольгой Ивановной на другой берег в село Кимры со старинными церквями и соборами. Поместились мы в номерах. На следующий день пошли гулять вдоль берега Волги, взяв с собой собаку и ящик с красками... Когда мы подходили к своим номерам гостиницы, нас встретил приятный, высокий человек, сказав, что издали любовался, как я с собакой охотился и набивал сумку дичью. Он отрекомендовался Николаем Ильичом Колокольцовым, рассказав, что служит податным инспектором в Кимрах, а на станции Троица Вышневолоцкого уезда Тверской губернии (ныне Удомля), на озере Кезадра, находится его имение.

– Вот куда вам собраться как художнику и охотнику. Дом у нас громаднейший, близ озера, и охота сказочная.

В тот год нам не пришлось использовать это предложение, так как близилась осень... Весной следующего года мы с женой отправились туда... На следующий день приезда в Ворониху – имение Колокольцовых, я понял, что это не во сне, а все я вижу наяву. Жили они в чудесном обширном доме, срубленном из вековых сосен казенного леса. Я словно сейчас слышу этот смолистый запах от стен дома, а главное – громадные высокие комнаты и старенькая уютная мебель... Чудесный сад и парк кругом окаймляли казенные леса, из озера вытекала река Устье... У реки было имение Пожинки петербургского художника Галкина, очень веселого и милого человека... Когда наступало лето, то расстояние в 4 версты от имения Галкина Пожинки до Воронихи, как для нас, так и для них, перестало существовать. Наша коммуна художников часто бывала в Пожинках, и, наоборот, обитатели Пожинок мчались к нам в Ворониху. Все мы были преступно молоды, здоровы, веселы, а главное, как много мы работали! Ну и пошли в творческой работе всех нас пятерых плодотворные годы и целые десятилетия. Вполне понятно и естественно, что каждый из нас пятерых именовался сокращенно: Степанов – Степаша, Богданов-Бельский – Богдаша, Жуковский – Жуковини, Моравов – Моравец, Бялыницкий-Бируля – Бирулец, или ласково Бирулька, и эти присвоенные каждому имена остались за нами до последнего дня нашего.

Ну, об этом я много написал и еще больше буду писать. И есть что писать о каждом из пяти... Каждый из этих художников отдал всю жизнь искусству».

Действительно, Бялыницкий-Бируля не ошибся: каждый из этих художников отдал всю жизнь искусству. И в их жизни, и в их искусстве Тверская губерния сыграла далеко не последнюю роль.

Слушать тишину...

1

Дольше всех прожил в Удомле и больше всех там сделал Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля(1872—1957).

В бытность учеником Московского училища живописи, ваяния и зодчества ему посчастливилось пользоваться советами и указаниями Левитана. «Трогательна была любовь Левитана к нам, молодым художникам. Он горел энтузиазмом вдохновить нас и помочь»,– вспоминал Бялыницкий-Бируля.

Необыкновенно чуткий, Левитан первый почувствовал в этюдах Бялыницкого-Бирули умение молодого художника не только вглядываться в природу, но и прислушиваться к ней. Вот отзыв Левитана о конкурсной картине Бялыницкого-Бирули: «А где ваш слух? Вот в этюдах именно то, что я привык всегда у вас видеть,– слух. А на картине он у вас пропал». Не отсюда ли пошло любимое выражение Бялыницкого-Бирули: «Слушать тишину»? И он умел ее слушать и передавать это ощущение тишины в своих произведениях.

В. К. Бялыницкий-Бируля приехал в Удомлю в 1901 году, приглашенный Николаем Ильичом Колокольцовым, владельцем имения Ворониха на берегу озера Кезадра. Сначала художник жил в Воронихе, потом в Островне, Сигове, Гарусове. В 1912 году на высоком берегу Удомельского озера он построил дачу «Чайка», где прожил более четырех десятилетий.

В. К. Бялыницкий-Бируля.  Осенний ветер. 1902 г.

Орловская областная картинная галерея

«Чайка» стала своеобразным культурным центром, куда тянулись «на огонек» художники, музыканты, артисты. Радушные хозяева – сам Витольд Каэтанович, его вторая жена Нина Александровна и дочь от первого брака Любовь Витольдовна – всегда приветливо встречали своих гостей. «Все знавшие Витольда Каэтановича искренно его любили, любили местные крестьяне, любили и люди искусства,– писал А. А. Моравов.– Это был в самом глубоком и точном смысле обаятельный человек. Его сердечное отношение к людям, его гостеприимство и доброту, наверное, и сейчас еще помнят на Удомле. Нередко за его столом в «Чайке» собирались художники, артисты, музыканты и местные жители – крестьяне, рыбаки, охотники. И здесь проявлялся совершенно исключительный дар Витольда Каэтановича сделать так, чтобы всем было легко и приятно. Не отпускал он никого из своих гостей, чтобы не напоить чаем, пусть, за неимением лучшего, с черными сухарями, но и они, предложенные им с трогательной сердечностью, казались вкуснее многих яств. Не было, наверное, случая, чтобы он не послал что-нибудь детям своих деревенских друзей, а ведь в двадцатые годы и кусок сахара был большой радостью для ребятишек... Эта его доброта была так неподдельно искренна, что глубоко трогала людей».

Человек широкой натуры, Бялыницкий-Бируля любил радости жизни, отдал дань многим увлечениям, среди которых одно из первых мест занимала охота.

Об отношении его к природе во время охоты рассказывал А. А. Моравов: «Охотой он увлекался, но совсем иначе, чем большинство современных охотников, видящих в ней лишь спортивную забаву. В охоте всегда проявлялось его чуткое понимание природы, он точно знал, где в то или иное время года или дня, при той или иной погоде, находится дичь. Вероятно, в этом он никогда не ошибался, и, когда другие охотники возвращались домой, даже не повидав дичи, ягдташ его был всегда полон... Вспоминая и рассказывая об охоте, он всегда говорил о природе, о ее состоянии, а сам процесс охоты и ее трофеи отступали на второй план».

Но самым первым, самым главным увлечением в жизни Бялыницкого-Бирули была живопись. Он любил и умел работать. Умел «слушать тишину», наблюдая тонкие, едва уловимые состояния природы. Умел передавать их на холсте с удивительным живописным мастерством. И испытывал при этом высокую, ни с чем не сравнимую радость. Послушаем самого художника: «В жизни бывают радости, которые мы называем «нечаянными», или, попросту говоря, «случайными». Эти радости нас особенно волнуют. Нами овладевает порой неизъяснимое состояние, в быту обыкновенно определяемое как «хорошее расположение духа». Оно приходит обычно, когда бываешь один, сам с собой, особенно когда бродишь весной или осенью по нашим бесконечным полям и перелескам с красками или, что еще чаще, с ружьем и без собаки, которая зачастую вспугивает тишину, а с ней и нахлынувшие воспоминания и чувства.

И вот в этих молчаливых созерцаниях вечера, сумерек, рассвета слушаешь тишину и биение своего сердца» [5]5
  Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля.– В сб.: Мастера советского изобразительного искусства: Произведения и автобиографические очерки. Живопись. М.: Искусство, 1951, с. 48.


[Закрыть].

2

На удомельской земле Бялыницкий-Бируля написал огромное количество работ, которые впоследствии рассеялись как по музеям, так и по частным собраниям. В нашей стране нет почти ни одного художественного музея, где не было бы работ Бялыницкого-Бирули. Удалось установить, что в советских музеях разного профиля находится более двухсот его работ, созданных только в Удомле (и это далеко не окончательный список). Выявить же его работы в частных собраниях и за рубежом не представляется возможным.

Любимыми временами года Бялыницкого-Бирули были весна, осень, зима, они и нашли свое воплощение в его многочисленных работах. Летние сюжеты у него встречаются редко, да и то в них, как правило, изображены хмурые, пасмурные дни. Пожалуй, нет художников, равных Бялыницкому-Бируле по умению почувствовать и передать красоту этих переменчивых состояний природы. Он любил неоднократно возвращаться к понравившемуся ему мотиву. Например, есть три варианта картины «Голубая часовня» (Рыбинский историко-художественный музей, Государственный художественный музей БССР, Калининская областная картинная галерея – под названием «Зимний пейзаж»).

В. К. Бялыницкий-Бируля. Голубая часовня.

На этюде «Последние астры» (1908 г., Калининская областная картинная галерея) изображен парк в имении Бережок Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, принадлежавшем профессору-окулисту Белларминову. Еще один этюд под таким же названием находится в Смоленском государственном объединенном историческом, художественном и архитектурном музее-заповеднике. На основе этих этюдов написана картина «Последние астры» (Куйбышевский городской художественный музей) [6]6
  Картина Куйбышевского музея датируется 1909 годом. Дата неверна, так как картина экспонировалась на 37-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок в Москве в 1908 году, а в 1909 году – в Петербурге. Следовательно, она, так же, как и этюд Калининской галереи, написана не позднее 1908 года.


[Закрыть].

В. К. Бялыницкий-Бируля.  Последние астры.

Куйбышевский городской художественный музей

 И все же, несмотря на близость мотивов, каждая его картина несет в себе свое особое настроение, пронизанное тишиной. У Бялыницкого-Бирули нет картин «шумных», бурных, напряженных по внутреннему действию. Каждая из них – это по-новому услышанная тишина, по-новому подсмотренная, подчас неуловимая для равнодушного глаза изменчивая красота природы. Поэтому один и тот же мотив может быть воспринят как совсем другая картина.

Творчество Бялыницкого-Бирули сложилось рано и мало менялось в течение всей его долгой творческой жизни. Одна из ранних его картин – «Зима» (1904 г., Калининская областная картинная галерея) – уже несет в себе все характерные для художника черты.

Мягкий пушистый снег запорошил землю, тонкие, хрупкие, будто дрожащие от холода, березки, зеленые ели в глубине, разъезженная темная дорога, ведущая к утонувшей в снегах деревеньке, хмурое бессолнечное небо – все написано широко, свободно, с большой любовью к этой неброской, но вошедшей в сердце художника природе.

В. К. Бялыницкий-Бируля. Зима. 1904 г.

Калининская областная картинная галерея

Впоследствии, на склоне своих лет, в статье «Из записок художника» Бялыницкий-Бируля высказал словами свое отношение к пейзажу, то самое, которое он утверждал всем своим творчеством. «В основе таланта пейзажиста всегда лежит искренняя любовь к природе,– писал он.– Понять, почувствовать природу, суметь подслушать ее говор не всем дано. Всю свою жизнь я много работал, учился, наблюдал и прислушивался к молчанию и говору природы.

И сейчас, в своем одиночестве, я всегда наблюдаю ее вечно изменчивую жизнь. Природа будит в человеке различные по своему характеру чувства и переживания. Различные состояния в жизни ее по-различному отзываются в душе». Читаешь эти строки и будто видишь сидящего у окна в «Чайке» старого больного художника с тонкой, отзывчивой на красоту и по-прежнему молодой душой.

Но пока до старости еще далеко. Неутомимый охотник бродит по лесам и полям, наблюдает, слушает... А потом – с мольбертом и кистями стремится уловить на холсте то звенящую морозную тишину, то хрупкость тающих весенних льдинок, то умиротворенный осенний покой полей, то удивительную гармонию в сочетании старой архитектуры с окружающим ее пейзажем.

В Калининском государственном объединенном историко-архитектурном и литературном музее хранится картина «Церковь на Удомельском озере» (1910 г.). На ошибку в названии картины указал А. А. Моравов: на самом деле здесь изображена церковь на озере Кезадра. Суровым и холодным выглядит этот пейзаж. Взяв точку зрения снизу, художник сумел придать величественность зданию церкви, которая своими скупыми темными объемами четко рисуется на фоне серого облачного неба. Вокруг церкви редкие тонкие березки с трепещущими кое-где последними желтыми листьями. Перед ней – покосившиеся кресты убогого деревенского кладбища. Пусто, одиноко, заброшенно. Это ощущение подкрепляется сдержанной гаммой красок, где едва ли не самым ярким пятном являются уже пожухшие желтые листья.

В. К. Бялыницкий-Бируля. Церковь на Удомельском озере. 1910 г.

Калининский государственный объединенный историко-архитектурный и литературный музей

Совсем другое настроение в картине «Осенний пейзаж» (1915 г., Калининская областная картинная галерея). Церковь здесь белая, а не темная, и ее здание кажется легким, пронизанным светом. На белой стене будто дрожит легкая лиловатая тень от стоящей неподалеку березки с пожелтевшей листвой. Воздух прозрачен, по-осеннему свеж, небо ясное. Настроение картины, тихое и светлое, будит в зрителе такие же светлые чувства.

Имение Ушаковых Островно не раз изображалось художниками. Островенский дом не сохранился до наших дней. О том, каким он был со стороны фасада, обращенного к Островенскому озеру, мы узнаем из картины Бялыницкого-Бирули «Дом с клумбой перед ним» (1912 г., Калининская областная картинная галерея) [7]7
  Сведения, что на картине изображен островенский дом, почерпнуты из старой инвентарной книги Калининского областного краеведческого музея, где картина находилась до 1937 года.


[Закрыть]. Серый дом с шестью белыми колоннами по фасаду, небольшая открытая терраса, в мягких вечерних сумерках уже засветились окна. Дом служит как бы фоном, на котором изображена большая круглая клумба с высокими раскидистыми стеблями голубых и сине-лиловых дельфиниумов. Удивительно тонко и гармонично передано сочетание серых, голубых и синих тонов, создающих ощущение тихих летних сумерек.

В. К. Бялыницкий-Бируля. Дом с клумбой перед ним. 1912 г.

Калининская областная картинная галерея

В. К. Бялыницкий-Бируля. Тетерева. 1910-е гг.

Калининская областная картинная галерея

В. К. Бялыницкий-Бируля. Вешние воды.

Государственный Русский музей

Изображены пустоши за «Чайкой».

В. К. Бялыницкий-Бируля пришел в советское искусство уже сложившимся художником, с выработанными художественными приемами, с определенным мировоззрением.

В трудные первые годы Советской власти молодая Советская Республика принимала все меры, чтобы искусство стало достоянием народа, чтобы художники могли отдать этому делу все свои силы. В декрете Совнаркома, опубликованном в «Известиях ЦИК» от 21 сентября 1918 года за № 205, указывалось, что дача художника В. К. Бялыницкого-Бирули «Чайка» «уплотнению и реквизиции не подлежит». На основании этого декрета Народным Комиссариатом по просвещению 9 октября 1918 года Бялыницкому-Бируле было выдано удостоверение, в котором излагалось содержание декрета и далее говорилось: «Одновременно и мастерская его для обучения детей местных граждан при условии бесплатного обучения не подлежит закрытию и реквизиции, в случае надобности Отдел Изоб. Искус, просит тов. Бялыницкому-Бируля оказывать возможное содействие как в производстве художественных работ, так и в школьных занятиях» [8]8
  Фотокопия удостоверения В. К. Бялыницкого-Бирули передана мне директором Вышневолоцкого районного краеведческого музея Г. Г. Монаховой, за что автор выражает сердечную благодарность.


[Закрыть]. О том, что Бялыницкий-Бируля в 1918 году обучал рисованию крестьянских детей, ни в каких других источниках не упоминается. Этот факт добавляет еще один штрих к гражданскому облику художника.

В. К. Бялыницкий-Бируля. Ранняя весна.

Ставропольский краевой музей

Кроме того, Бялыницкий-Бируля передал под общеобразовательную школу часть своего дома. Об этом говорится в документе, хранящемся в Калининском областном архиве. В протоколе № 35 заседания президиума Удомельско-Рядского волисполкома от 5 августа 1924 года указано, что обсуждался вопрос «О передаче гр. Бирюля дома при бывш. его имении «Чайка» под школу». Постановили: «Означенный дом при им. «Чайка» под школу взять и так как таковой еще не оборудован, поручить тов. Смирнову договориться с гр. Бирюля о занятии еще двух комнат в его доме, впредь до окончательного ремонта переданного под школу дома».

При Советской власти Бялыницкий-Бируля прожил 40 лет, и все эти годы (кроме тех, когда он тяжело болел) были наполнены большой творческой работой. В это время созданы его лучшие произведения. Подлинной вершиной творчества художника являются картины «Лед прошел» (1930 г.), «Вечер юного мая» (1940 г.), «Задумчивые дни осени» (1932—1943 гг.). Все картины проникнуты высокой поэзией, трепетной любовью к родной земле. Они хранятся в Государственной Третьяковской галерее.

В. К. Бялыницкий-Бируля. Вечер юного мая. 1940 г.

Государственная Третьяковская галерея

В. К. Бялыницкий-Бируля.  Лед прошел. 1930 г.

Государственная Третьяковская галерея

До глубокой старости Бялыницкий-Бируля не выпускал из рук кисти, хотя жизнь в «Чайке», находящейся в глухом месте, при бездорожье и значительной оторванности от культурных центров, была для старого художника нелегкой.

«Мне пришлось в «Чайке» прожить тягчайший период, который когда-либо был,– писал он в декабре 1952 года.– Конечно, не только дело в ужасном лете, но также и осени, которая причинила нам в «Чайке» невероятные осложнения благодаря непрерывным дождям, порою ливням, и Удомля вышла из берегов выше на полтора метра... были затоплены на лугах стога сена... И вот ветры были прямо ураганные и все наши на берегу дрова разбросало волнами и унесло к плесу... К тому же, если прибавить отсутствие керосина и недостаток свечей [9]9
  В то время дача «Чайка» еще не была электрифицирована.


[Закрыть], и при этом ужасные дни, вечера с завыванием ветра, и все это так тяжко влияло на больные обнаженные нервы. Но, как говорят, человек живуч, и проходит все, и вот живу в мастерской, конечно, только главным образом работаю, живу мечтами и надеждами...»

Несмотря на болезни и житейские невзгоды, художник продолжал работать. В мастерской стояли готовые картины, которые ждали отправки в Москву, на выставку. «Самый трудный момент был в «Чайке»,– читаем мы в уже цитированном письме,– когда нужно было отправлять картины в Москву, дороги были абсолютно непроезжие, ящики для картин некому было сделать, и когда, благодаря случаю счастливому, сделали, то самое трудное это было доставить до станции. Но и тут судьба послала... директора рыбхоза, который приехал в «Чайку» на моторной большой лодке и доставил Елену Алексеевну [10]10
  Елена Алексеевна– жена В. К. Бялыницкого-Бирули.


[Закрыть]  с картинами до берега, где рыбхоз, а там дал подводу, и вот счастливая удача помогла».

Картины были доставлены в Москву и экспонировались на выставке, посвященной 80-летию В. К. Бялыницкого-Бирули.

Шли годы, зима сменялась весной, и она приносила новую радость. С каким молодым восторгом описывает 83-летний художник приход весны: «Но природа может всегда делать человека счастливым! Ибо у нас, хотя запоздала пришедшая весна, но она пришла могучей, стремительной!»

Через всю свою жизнь пронес Бялыницкий-Бируля трогательную любовь к Левитану. Память о великом художнике проявилась и в стремлении сохранить любимые цветы Левитана. В том же письме мы читаем: «Она (Елена Алексеевна.– Л. К.) лелеет сад, цветы, которые много лет тому назад были мною пересажены из Горок Турчаниновой, и, представь себе, они росли, существовали как-то незаметно, не цвели, а в прошлом году первый раз робко зацвели! Розы, бывшие при Левитане, и красные лилии, и хочется нам верить, что в этом году они будут еще лучше... Во имя памяти Левитана с особенной любовью Елена Алексеевна решила сохранить те цветы, на которые он смотрел своими грустными темными бархатными глазами! ... Для меня является большой радостью, что этот куст роз вновь вернулся к жизни!»

В. К. Бялыницкий-Бируля. Задумчивые дни осени. 1932—1942 гг.

Государственная Третьяковская галерея

Как по-человечески тепло звучат эти слова! Как проявляется в них тонкая и трепетная духовная жизнь художника, подчас скрытая от постороннего взгляда повседневными заботами и переживаниями. В 1947 году известный советский художник А. М. Герасимов написал картину «Старейшие художники». На ней изображен и В. К. Бялыницкий-Бируля. О том, как создавалась эта картина, рассказал в книге «Жизнь русского гравера» один из ее персонажей, старейший советский гравер И. Н. Павлов: «И вот я привезен в мастерскую Герасимова в поселок Сокол, в уютный домик на улице Левитана, с небольшим садом, где разведены его любимые розы. Смотрю – в мастерской сидят Бакшеев и Бялыницкий. Несколько позже был привезен и Василий Никитич Мешков. Всем нам вместе было триста лет...

Витольд Каэтанович Бялыницкий-Бируля очень любил курить и частенько во время сеансов просил у Герасимова сигару:

– Саша, дай мне сигарку.

Так, с сигарой, Александр Михайлович и запечатлел этого нежного лирика русского пейзажа».

А. М. Герасимов. Старейшие художники. 1947 г.

Государственная Третьяковская галерея

Портрет глубоко и правдиво передает облик Бялыницкого-Бирули. Привлекает его спокойное, чуть ироничное лицо, живой блеск глаз, внимательное прислушивание к беседе. Не так ли он слушал и лесную тишину?