Текст книги "Наречённая ветра"

Автор книги: Литта Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 17
Между жизнью и смертью

Этого просто не может быть! Он не может вот так уйти и бросить ее! Она же дорога ему. Он говорил, что дорога. Или это больше не имеет значения?

Боль захлестывала Эвинол, накатывая волнами. Она уже не могла разобраться, была боль душевной или физической – так все смешалось. Отвратительно осознавать, что сейчас ей намного хуже, чем тогда, когда Инослейв признался в убийстве Фарна. Выходит, смерть брата ранит ее куда меньше, чем предательство ветра. Инослейв – безжалостный убийца, чудовище, а она страдает от того, что ему больше нет до нее дела. Стоило обвинять его в эгоизме, если она по сути ничуть не лучше?

Эвинол сделала маленький шаг к обрыву, оказавшись на самом краю. Одно неловкое движение, и она полетит вниз. А почему бы и нет? Что ей терять? Разве она не потеряла уже все, что можно? Захлопнув дверь за прошлой жизнью, она и в новой не нашла себе места.

Эви заглянула вниз, проверяя свою решимость. Дно расщелины было скрыто туманом, зато отчетливо виднелись острые выступы скал. Вглядываясь в смертоносный оскал пропасти, Эвинол ужаснулась. Ей не хотелось жить, но шагнуть туда…

Она обернулась, ища глазами Инослейва. Но его уже не было. Скорее всего, обернулся ветром. Может, смотрит сейчас за ней? Однако ни одна ветка, ни одна травинка не колыхалась поблизости. Значит, все-таки ушел, бросив ее на произвол судьбы… или, что вернее, на произвол ее собственного решения. Эви вновь глянула вниз. На этот раз она не отводила взгляда, пока не ощутила головокружение и легкую дурноту. Когда картина мира перед глазами смазалась, Эвинол инстинктивно подалась назад…

И в этот миг все изменилось. Резкий толчок, сердце, подскочившее к горлу, тело, словно разрываемое пополам. Дышать было нечем, мир перед глазами слился в серо-коричневые полосы. Эвинол поняла, что сейчас умрет. Она хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука. Еще через мгновение и без того смазанный пейзаж перевернулся вверх ногами, а чуть позже стал красным – это подол платья накрыл Эви лицо. Так лучше, она хотя бы не увидит…

Тело наткнулось на что-то твердое. В первый миг Эви поразилась тому, что все еще жива, в следующий – тому, что изламывающая боль отпустила. Она хотела вдохнуть, но не смогла: ткань платья плотно залепила рот и нос. А она даже не могла откинуть его, потому что не чувствовала рук, не понимала, где верх и где низ. Две-три судорожные попытки, и воздух наконец ворвался в опустошенные легкие, а заодно мир снова стал видимым.

Первым, что увидела Эви, было склоненное над ней лицо Инослейва. Вторым – острые края скал и ставший совсем близким туман. Значит, ветер поймал ее, вырвав у смерти в самый последний момент. Эвинол хотела сказать хоть что-нибудь, но по-прежнему не могла произнести ни слова. Только смотрела на Инослейва ошарашенными глазами, с безумной силой обхватив его шею. Она даже не заметила, когда и как успела вцепиться в него. А еще она не знала, что Инослейв может летать в человеческом обличье. Хотя сейчас он не летел, а скорее застыл в воздухе, не спеша подниматься обратно. Он словно давал ей возможность полюбоваться местом, где ей надлежало умереть, а заодно осознать последствия собственной безрассудности.

Эви осознала. Она еще судорожнее сжала шею ветра, уткнувшись лицом ему в грудь, не в силах видеть это ужасное место.

– Глупенькая, – нежно прошептал он ей в ухо, – неужели ты думала, что я позволю тебе погибнуть?

– Ты позволил мне спрыгнуть, – наконец-то она вновь обрела голос и не нашла ничего лучшего, чем укорить своего спасителя.

На самом деле она скорее упала, чем прыгнула, но это не так уж важно. Этого не случилось бы, если бы он не ушел.

– Позволил, – он не стал спорить. – Я сделал это нарочно.

– Но зачем?!

Эвинол подняла лицо, спрятанное в складках его серебристой рубашки, чтоб взглянуть ветру в глаза. Сейчас они казались грифельно-серыми.

– Затем, чтоб дать тебе осознать очень важную вещь, – на его задумчивом лице играла чуть заметная улыбка.

– Какую?

– Ценность жизни, Эви. Ты должна была понять, насколько сильно хочешь жить. Ты ведь поняла?

Она молча кивнула. Спорить было глупо. Те несколько мгновений, показавшиеся ей вечностью, заставили многое переоценить. Теперь уже казалось странным, как она могла дважды смириться с мыслями о смерти и даже находить в них какое-то мрачное упоение. Но стоило попробовать смерть на вкус, чтобы понять, насколько жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. Случись это падение раньше, вряд ли она бы с такой отчаянной легкостью решилась принести себя в жертву ветру.

А еще, побывав в шаге от небытия, Эвинол ощутила прежние горести мелкими и незначительными. Ей было стыдно за то, что гибель Фарна больше не кажется ей столь страшной трагедией, а уж смерть Шанари – и подавно. Неужели она настолько эгоистична? Возможно, позже, придя в себя, она станет думать об этом по-другому, но сейчас все существо Эви затопляла лишь безумная радость от того, что она жива. Эта радость вытеснила даже запоздалый ужас и живописные картины, в которых она видела свое изломанное тело на дне ущелья.

– Ты больше не считаешь, что чужие смерти – веская причина для собственной? – ветер словно мысли ее прочитал.

– Я не знаю, – в ответ пробормотала Эвинол. – Но если умирать так страшно, то любая смерть – трагедия. Правда, ощутить мы можем лишь собственную. А ты – и вовсе никакой. Ты бессмертен, Инослейв, и не можешь знать, каково это – заглянуть в глаза собственной гибели. Оттого так легко относишься к чужим жизням, забирая их не только ради прихоти, но даже ради развлечения.

– Я никогда не убиваю ради развлечения, – возразил он. – Не нахожу ничего привлекательного в том, чтоб упиваться чужими страданиями.

– А как же жертвы твоих ураганов?

– Я просто не думаю о них. Или ты считала, что я смакую каждую смерть?

– Тогда, пожалуйста, впредь думай о них.

Она больше не обвиняла, не требовала, а просила. Просила, как друг, который смеет надеяться, что будет услышан.

– Я уже обещал тебе прекратить ураганы и намерен сдержать слово. Хотя, по сути, у меня нет выбора, – немного помолчав, он добавил: – Не буду я убивать, если тебе это так не нравится. Мне по-прежнему плевать на человеческую жизнь, но ради тебя я постараюсь щадить смертных.

– Благодарю тебя!

Эвинол заметила, что они медленно поднимаются, оставляя позади страшное место, едва не ставшее ее могилой. Теперь она могла оценить скалы, которые до этого проносились перед ее взором размытым пейзажем. Эви невольно зажмурилась, гоня от себя мысли о том, что могло случиться, не спаси ее ветер.

– Я не знала, что ты можешь летать, оставаясь человеком.

– Могу, здесь ничего сложного. Но вообще-то не очень люблю. Это сильно ограничивает возможности.

Ветер опустился на землю, продолжая прижимать Эвинол к себе. Он осторожно поднял ее лицо и заглянул в глаза.

– Очень испугалась, маленькая? – спросил он с нежностью в голосе.

Она только и смогла, что молча кивнуть в ответ.

Инослейв гладил ее по волосам, как ребенка.

– Эви, прости меня за смерть брата.

– Я не вправе прощать чужую смерть, – она покачала головой.

– Но ты можешь хотя бы не смотреть на меня с ненавистью и осуждением?

– Я постараюсь.

В конце концов, Фарна уже не вернуть, а Инослейв только что пообещал ей не убивать без веских причин. Не такая уж плохая сделка – множество сегодняшних жизней в обмен на одну уже завершенную. Она чувствовала, что предает память брата, но при этом следует заветам отца. Король Хидвир всегда учил ее выбирать меньшее зло. Чужие жизни слишком часто становятся разменной монетой в политических играх, не говоря уже о войнах. Отец говорил, что король может и должен пожертвовать одним ради многих, десятками и сотнями – ради тысяч. Однако он же учил, что человеческие жизни не равноценны. Если на одной чаше весов жизнь принца, а на другой – множества простолюдинов, Хидвир велел бы выбрать принца. Но Фарн мертвый, а простолюдины – живые. Так что выбор был очевиден.

– Я не хочу, чтобы ты видела во мне чудовище, Эвинол. Ветра живут вне рамок человеческих законов и морали. Мы можем вредить людям, даже губить их. Но разве сами люди не занимаются тем же? Ты ведь не считала чудовищами отца и брата?

При упоминании родных Эви вздрогнула, поскольку только что думала о них.

– За что мне считать их чудовищами? – едва произнеся вопрос, она предугадала ответ.

– Сильные мира сего тоже убивают. Изредка лично, но чаще чужими руками. Войны, подавление мятежей, убийства неугодных претендентов на престол, – ветер многозначительно посмотрел на нее.

– Но они убивают во имя каких-то значимых целей, – попробовала возразить Эви, сама не считая приведенный довод убедительным.

– Да ну? – ветер насмешливо изогнул бровь. – Скажи-ка мне, ради какой такой значимой цели твой отец вел последнюю войну? Ах да, ради куска земли. Земли, заметь, никогда не принадлежавшей Илирии. А твой брат, усмиряя мятеж на Севере, отнял столько бесценных человеческих жизней, сколько я не забираю за десятилетия. Но их же ты смогла простить. Даже не простить, ты просто не задумывалась об этом, правда? Войны и политические интриги для принцессы – не более чем издержки королевской власти. То ли дело ураганы!

– Хватит, – тихо попросила она. – Я поняла твою мысль, Инослейв. И ты прав, я никогда не давала себе труда по-настоящему задуматься о жертвах королей. Это было нечто само собой разумеющееся, печальная, но неизбежная правда жизни. Впрочем, отец и брат довольно долго берегли меня от нее. Однако, приняв власть, я рано или поздно пошла бы тем же путем.

– Не думаю, – ветер легким движением убрал прядь от лица Эви и заправил ей за ухо. – Не в твоем духе развязывать захватнические войны или заливать провинции кровью, убивая тех, кого не в состоянии прокормить. Ты не такой человек, Эви. Иначе не убивалась бы из-за народа, пострадавшего от моих ураганов, и уж тем более не стала бы приносить себя в жертву ради этого сброда.

– Я не знаю, – тихо ответила Эвинол. – Не знаю, что за королева бы из меня вышла. Теперь это уже неважно, правда?

– Правда, Эви. Ты жалеешь об этом?

– Уж точно не сейчас, – она передернула плечами. – После твоих напоминаний меньше всего хочется нести ответственность за жизни и благополучие тысяч людей. Хотя переложить свое бремя на плечи такого человека, как Айлен…

– Забудь о нем. Я присмотрю за Илирией ради тебя, обещаю.

– И что ты сделаешь?

– Уж я что-нибудь придумаю, – усмехнулся он.

– Это ты можешь, – вздохнула она.

– Ты видишь, насколько я кроток и покладист, пытаясь заново заслужить твое доверие и дружбу? – по тону ветра было сложно разобрать, серьезен он или насмешничает.

– Я благодарна тебе, – осторожно ответила Эвинол.

– В бездну благодарность! Скажи лучше, что готова принять меня таким, как есть.

– Я попробую.

Глава 18
Боги и люди

Как обычно, вернувшись, Инослейв не спешил принимать человеческий облик. Ему нравилось, как в былые времена, наблюдать за Эви, оставаясь незамеченным. Сейчас он нашел ее в башне. Эвинол сидела на подоконнике своей спальни и играла на флейте. С того злополучного дня, когда принцесса узнала о смерти брата, прошло уже несколько недель. Ветру очень хотелось, чтобы Эви сыграла для него, но он слишком хорошо помнил скрипку, выпавшую из ее рук. Он не станет просить ее, пока она сама не захочет подарить ему музыку. А слушать он может и так, кружась чуть поодаль, чтоб не выдать свое присутствие.

Эви сидела на краю окна, свесив одну ногу, и вдохновенно выводила мелодию. Вдруг она сбилась с мотива и отложила флейту.

– Инослейв, перестань подслушивать. Я знаю, что ты здесь.

Он тут же оказался на окне рядом с ней.

– И как ты это поняла? Я был безмолвен, как стая рыб.

– Не знаю, – она пожала плечами. – Просто чувствую.

Инослейв не удержался от довольной улыбки, но предпочел сменить тему.

– Ты уверена, что стоит сидеть вот так, на самом краю? Мне казалось, что после падения ты будешь бояться высоты.

– А я и боюсь, – призналась Эвинол. – И сижу нарочно, чтобы справиться с этим страхом. Понимаешь, я всю жизнь любила высоту. Впрочем, кому я это рассказываю? – усмехнулась она. – Ты и сам знаешь.

– Знаю. И все же давай ты не будешь так рисковать, по крайней мере, когда меня нет рядом, – он взял ее за руки и заглянул в глаза.

– Но тебя почти все время нет, – возразила Эви, и в голосе ее слышался едва уловимый упрек.

– Скучаешь? – хитро спросил ветер.

Она тут же состроила гримасу, очевидно, придумывая какой-нибудь едкий, остроумный ответ.

– Можешь не отвечать. Я и так знаю, что скучаешь, – не дав ей возразить, он продолжил уже серьезнее: – Я тоже скучаю, Эви. Хотелось бы мне проводить больше времени здесь с тобой, но кто-то же должен крутить крылья мельниц, разносить семена, приносить тучи, дающие дождь. Люди, о которых ты так печешься, без ветров окажутся в довольно плачевном положении.

– Тебя послушать, так это не я, а ты о них печешься, – хмыкнула Эви.

– Приходится. Люди и сделали из нас богов, но при этом умудрились поставить к себе на службу.

– Что ты говоришь? – Эвинол в недоумении уставилась на него. – Люди сделали из вас богов? Как такое возможно?

– А ты, должно быть, думаешь, что все наоборот и боги создали людей?

– Так было бы логичней, но я об этом не думала. Хотя бы потому, что вообще не верила в богов, пока ты не устроил все это представление с жертвами. И вообще, раз уж зашла речь, объясни мне наконец, кто ты: ветер или божество.

– И то, и другое. Впрочем, сейчас ветра утратили большую часть божественных возможностей. Ты уверена, что хочешь выслушать теологическую лекцию?

– Можно подумать, меня отвлекает куча неотложных дел. Или ты считаешь, что я недостаточно умна, чтоб понять?

– Я не хотел тебя обидеть, Эви. Просто это действительно довольно сложно. Но я попробую объяснить. Итак, ветра были всегда. Задолго до того, как люди появились в мире. Не очень-то приятно это признавать, но в те далекие времена мы не были разумными существами. Однако мощи ветров хватало на то, чтобы люди начали нас бояться. Тогда они еще не мнили себя хозяевами мира, как теперь, а смиренно признавали свою зависимость от сил природы. Прежде всего от нас. Ты видела, что даже теперешний цивилизованный народ готов удариться в дикость и начать поклоняться чему угодно, стоит возникнуть реальной опасности. А далекие ваши предки были по-настоящему дикими, оттого поклонение было для них естественным.

– И они начали поклоняться ветрам? – догадалась Эви.

– Правильно, моя принцесса. Могли выбрать что угодно: солнце, море, молнии, – но выбрали нас.

– И что?

– А вот тут начинается самое сложное. Люди верили в наше могущество и нашу разумность. Они настолько крепко уверовали в это, что постепенно мы обрели разум и силы, превышающие обычные возможности потоков воздуха.

– Только за счет человеческой веры? – в ее голосе слышалось сомнение.

– Не только, – вздохнул Инослейв. – По большей части за счет жертв. Заметь, Эви, люди сами решили приносить нам жертвы. Они же решили, что в обмен мы должны щадить их и помогать. Это они выдумали правила игры, а мы лишь следовали им, причем поначалу невольно. Сложно постигнуть до конца суть ритуала, позволяющего ветрам наполняться жизненными силами жертвы, обретая взамен могущество, обремененное обязательствами перед людьми. Впитывая добровольные жертвы, мы становились разумнее и сильнее. Постепенно ветра приобрели возможность принимать человеческий облик и говорить с людьми. И вот тогда мы стали настоящими богами. Мы поделили между собой весь мир и стали считать себя хозяевами определенных земель. Но даже будучи богом, ветер не мог нарушить требование, в обмен на которое приносилась добровольная жертва. Однако мы научились обходить это правило, время от времени устраивая ураганы.

– Да уж, – многозначительно протянула Эви.

– Да, моя принцесса, я использовал именно эту тактику, желая заполучить тебя, каюсь.

– И как ураганы позволяли вам обойти клятвы?

– Ты не поняла. Мы их не обходили, а честно выполняли. Просто мы вынуждали людей брать с нас в обмен на жертвы те клятвы, которые нам выгодны. Ну согласись, куда приятнее просто прекратить веселиться, чем заботиться о том, чтоб на полях созрел урожай или войско одного царя одержало победу над войском другого. Мы не хотели служить людям, мы хотели пользоваться их жизненной силой, не давая ничего взамен. Ничего сверх возможности жить. Само собой, мы позволяем им пользоваться нашей силой, но подчиняясь, а не повелевая.

– Это как? – не поняла Эвинол.

– Например, ловить дующий ветер парусами кораблей или крыльями мельниц. Ловить, а не приказывать, в какую сторону дуть. Понимаешь разницу?

Эви кивнула.

– Удивительно, – задумчиво проговорила она. – Я и представить не могла, что в людях, оказывается, столько могущества.

– В людях? – удивленно переспросил Инослейв.

– Конечно, раз их вера и жизненные силы наделили бестелесные сущности разумом и превратили в богов. Разве тебя это не поражает?

– Нет. Я тысячи лет воспринимаю это как данность. Но ты, должно быть, гордишься? Только имей в виду, что такие вещи были вам под силу лишь на заре времен, когда человеческая вера была столь сильной и незамутненной, что могла перекраивать реальность. Нынешним такое не под силу. Люди лишились возможности создавать настоящих богов, поставив себя на их место, и в то же время не стали ими сами.

– А Шанари говорил, что во время бедствий они возвращаются к первобытному страху перед природой и божествами.

– К страху – возможно, – согласился ветер. – Иначе как бы мне удалось убедить их требовать жертвоприношения? Но либо страх не способен породить сейчас истинную веру, либо он был недостаточно сильным. Быть может, если напугать их сильнее… Впрочем, мне хватило и того, что есть. Тебя принесли в жертву.

– Очень мило! – Эви скривилась. – Кстати, о добровольных жертвах. Мою, например, лишь условно можно назвать таковой. Неужели люди по доброй воле скармливали себя ветрам? Даже во имя благой цели не так-то легко пожертвовать собственной жизнью. Уж я-то знаю! Я вряд ли решилась бы отдать себя, если бы не думала, что смертельно больна. Так где же вы находили столько «добровольцев»?

– Эви, есть вещи, которые тебе лучше не знать, – поморщился ветер. – И да, ты права, добровольность наших жертв была очень условной. Я предпочту умолчать о способах, которыми людей принуждали приносить себя в жертву. Иначе ты вновь возненавидишь меня за дела далекой древности.

– Хорошо, не говори, – Эви согласилась так поспешно, словно боялась, что он все-таки расскажет. – Скажи лучше другое. Куда делось ваше былое могущество? Почему много веков назад ветра из богов превратились в легенды, а потом и они позабылись?

– Потому что порой среди людского стада рождаются действительно умные, – вздохнул Инослейв. – Много веков назад один такой не в меру умный правитель осознал, что человечество добровольно отдает ветрам силу, которую те используют против него же. Из страха перед ветрами люди делали их все сильнее и сильнее. И вот он решил положить этому конец, запретив в своей стране – а это была огромная империя – жертвоприношения. Ураганы жестоко трепали его земли, но правитель оставался непреклонен. За любую попытку устроить жертвоприношение он подвергал казни весь род добровольного мученика. В итоге, вдоволь натешившись, но ничего не добившись, ветра оставили империю в покое. По крайней мере, перестали разрушать так яростно. Так ценой несчетных человеческих жизней император купил своей стране независимость. Другие правители со временем последовали его примеру, и мы лишились источника силы. Правда, пробужденный однажды разум не покинул нас, как и возможность обретать телесность по желанию. Но мы уже не могли ходить в человеческом облике среди людей, а могли принимать его лишь в своих обителях. Утратили мы и другие свои возможности, зато обрели свободу от необходимости выполнять клятвы, которые люди требовали в обмен на жертвы. Не всех моих сородичей такое положение вещей устроило, но как по мне, так свобода без могущества лучше, чем могущество без свободы.

– Но ты же говоришь, что по-прежнему служишь людям, – напомнила Эви.

– На самом деле я просто делаю то, ради чего создан и без чего не мыслю существования, – дую. А уж если люди обращают мои порывы себе на пользу, то мне не жалко. Кроме того, я чувствую толику ответственности за твою страну, Эвинол, поэтому сейчас действительно помогаю твоим подданным. Но только ради тебя, а не потому, что от меня этого требуют.

– Я очень ценю это, – серьезно сказала Эви.

– Ты совсем меня заболтала, маленькая моя, – рассмеялся Инослейв. – Смотри, что я тебе принес.

Ветер достал горстку засахаренных фруктов и протянул ей.

– Мои любимые! – Эви просияла. – Где ты их раздобыл?

– Заглянул на дворцовую кухню в Гвиринте.

– Интересно, для кого их теперь готовят? – она вздохнула. – Неужели для нового короля?

– Новый король, поглоти его бездна, давным-давно в столице. И ты не поверишь, но, кажется, дворцовая повариха готовила эти сладости для тебя. Ну или кого еще она могла называть «бесстрашной девочкой» и «нашей дорогой спасительницей»?

– Я не понимаю, – растерянно пробормотала Эвинол, так и застывшая, не донеся до рта сахарную розочку.

– Знаешь, твой муженек рассказал народу, что ты принесла себя в жертву. Что довольно разумно с его стороны, поскольку иначе ему пришлось бы отбиваться от подозрений в убийстве своей жены и королевы. Не то чтобы рассказ сразу избавил его от подобных подозрений, но откровенный вызов королю никто так и не решился бросить. А дальше начинается самое интересное. Ураганы-то и впрямь прекратились. И вот, с каждым новым спокойным днем люди все больше проникались уверенностью, что их благополучие – заслуга юной королевы, принесшей себя в жертву жестокому ветру. И те самые языки, что обвиняли тебя в своих бедах и проклинали, теперь осыпают тебя благословениями. Люди буквально поклоняются тебе, Эви.

– Ну надо же, – недоверчиво усмехнулась она. – Не думаю, что мне есть до этого дело. А впрочем, пускай, если на дворцовой кухне будут по-прежнему готовить мои любимые лакомства.