Текст книги "Наречённая ветра"

Автор книги: Литта Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 15
Прошлое и настоящее

Эвинол открыла глаза. Под щекой – знакомая подушка из лебяжьего пуха. Шелк одеяла и простыни приятно холодит кожу. Эви чуть подняла голову и огляделась. Когда взгляд ее уперся в знакомые шторы, она вздохнула от облегчения, к которому примешивалась толика разочарования. Значит, страшные и невероятные события – лишь сон. Ей не пришлось приносить себя в жертву, Шанари не пытался ее отравить, а Айлен не вел себя, как последний подонок. Эви поймала себя на сожалении, что Инослейв так и останется выдумкой и сказкой. Во всем этом кошмаре только его реальность была светлым пятном. Несмотря даже на то, что ветер оказался бессовестным и беззаботным убийцей.

Эви продолжала бездумно смотреть на шторы, пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль, вызывающую смутное беспокойство. Что-то не так. И наконец она поняла: кусочек окна за шторами был совсем не тем, к которому она привыкла. Эвинол тут же приподнялась на локте и принялась сосредоточенно оглядывать комнату. Это совсем не ее спальня! Вместо светлых шпалер с цветочными узорами здесь каменные стены. Нет ни шкафов, ни кресел, ни изящных столиков на витых ножках, ни люстры из розового хрусталя. В этой комнате было довольно светло за счет больших окон, выходящих на все стороны света, но в целом она казалась довольно мрачной. Единственным предметом мебели служила огромная кровать из темного дерева.

Но что на этой кровати делают ее простыни и одеяла? И главное, что здесь делает она сама? Ответов на вопросы не находилось. Эвинол попробовала встать, но тут же ее словно что-то опрокинуло обратно в подушки. Не успела она опомниться, как увидела на краю кровати весело ухмыляющегося Инослейва.

– Мне кажется, тебе рановато еще подниматься, моя принцесса. Но я очень рад, что ты пришла в себя.

– Так это все не сон? – растерянно пробормотала Эви.

– А ты хотела бы, чтоб это оказалось сном? – ветер придвинулся ближе, чересчур пристально вглядываясь в ее лицо.

– Пожалуй, да. Все, кроме тебя, – подумав, добавила она.

– Серьезно? – Инослейв обворожительно улыбнулся. – Так ты больше не сердишься на меня, Эви?

– Ужасно сержусь. Но я все равно хочу, чтоб ты был настоящим, – чтоб преодолеть смущение, она тут же сменила тему: – Что это за комната? Как я здесь оказалась? Почему тут мои вещи?

– Как много вопросов, – рассмеялся ветер. – Попробую ответить на все. Эта комната находится в моей башне. Теперь она твоя. Твои вещи я утащил из дворца в Гвиринте. Прости, что не захватил мебель, но для этого нужна сила урагана, а я намерен соблюдать данную тебе клятву.

– Я благодарна тебе за это, – серьезно сказала Эвинол. – За то, что оставил Илирию в покое, – уточнила она. – Хотя и за вещи тоже. Очень мило с твоей стороны подумать о том, что они могут мне понадобиться.

– О, как оказалось, тебе может понадобиться гораздо больше, чем я ожидал. Вам, людям, нужно так много! Не только кровать, но и одеяла с подушками. Не только еда, но и посуда. Не только кров, но и мебель. С ума можно сойти с вашими потребностями, – ветер притворно вздохнул.

– Ну, извини, – Эви слегка обиделась. – Я ничего не просила.

– Конечно, не просила. Ты ведь была больна. Три дня провалялась без памяти. А мне пришлось осваивать сложную науку заботы о живом человеке. Заметь, я обходился без твоей помощи и подсказок, поскольку ты лежала без сознания. При этом, мне кажется, я неплохо справился, раз уж ты идешь на поправку.

– Спасибо тебе, Инослейв, – она совсем смутилась. – Я и не знала, что пролежала так долго и что была больна. Думала, что просто спала. Как же ты вылечил меня?

– Для начала я прихватил снадобья у одного ворчливого аптекаря. А еще научился разогревать воду на огне и заваривать травы. Имей в виду, я считаю это настоящим достижением.

– Вот уж не знала, что ты окажешься таким заботливым, – Эви поймала себя на том, что в голосе звучит восхищение и даже нежность.

– Ну, раз уж я втянул тебя во все эти неприятности и заманил к себе, то теперь должен по меньшей мере о тебе заботиться.

– Ты неплохо справляешься, – улыбнулась она.

– А вот ты справляешься плохо, – выдержав паузу и насладившись ее недоумением, ветер продолжил: – У тебя совсем не получается злиться на меня.

Эвинол открыла было рот, чтоб возразить, но поняла, что он прав. Что-то неуловимо изменилось за время ее болезни. Будто между ней и прошлой жизнью выросла стена – прозрачная, но крепкая. Все, что было, не исчезло, не стерлось из памяти, но перестало иметь значение. Прошлое должно оставаться в прошлом. У нее появился шанс начать новую жизнь, так стоит ли отказываться во имя сожалений о прежней?

Да и о чем ей жалеть? О возможности править? Но она никогда этого не хотела. О народе, брошенном на произвол судьбы? Но разве не они требовали, чтобы она принесла себя в жертву? О муже? Будь он проклят после того, что собирался сотворить с ней. О Шанари? Воспоминание о канцлере резануло сильнее, чем все остальные. Сердце болело и потому, что он хотел отравить ее, и потому, что был убит, и потому, что убил его Инослейв. Но разве первое обстоятельство не должно умерить боль от двух других? В словах и действиях ветра, пусть и жестоких, есть свой резон. Шанари принял на себя роль ее убийцы, так стоит ли так страдать из-за его смерти? Нет, место этой боли там, в прошлой жизни, за которой пора захлопнуть дверь.

– Хорошо. Ты победил. Я уже почти не злюсь, – она улыбнулась.

Ветер, не скрывая довольства, придвинулся еще ближе и взял руки Эвинол в свои.

– Есть хочешь?

Только услышав этот вопрос, Эви поняла, насколько голодна.

– Если честно – очень.

– Прости, я боялся тебя оставить, а потому могу предложить лишь скромную трапезу. Есть вафли, хотя, надо полагать, за такой срок они превратились в печенье.

– Пойдет, – бодро ответила она, боясь показаться капризной. – Поможешь мне подняться?

Вместо ответа Инослейв откинул край одеяла и, обхватив Эви за талию, приподнял, а затем осторожно поставил на пол.

– Как твои ножки? Не болят? Идти сможешь?

Эвинол прислушалась к своим ощущениям, невольно опустив взгляд на ступни, но тут же забыла о них, едва увидев, что стало с ее платьем. Венчальный наряд стал короче на несколько дюймов и теперь едва прикрывал колени. Ветер проследил ее взгляд.

– Это я обрезал, – ничуть не смущаясь, заявил он. – Подол внизу был порван в клочья, испачкан пылью и кровью. И, между прочим, обрезать твое платье каким-то древним мечом было совсем не просто. А ножниц у меня не водится.

– Да уж, – вздохнула Эви. – Древний меч явно захватил чуть больше ткани, чем нужно. Оно теперь слишком короткое.

– Ну так надень другое, – ветер пожал плечами. – Тем более что вид твоего венчального платья мне не слишком приятен.

– А мне и подавно, – она поморщилась, отгоняя тягостные воспоминания. – Я бы с радостью переоделась, но не во что. Разве что ты одолжишь мне что-то из своей одежды.

– Моя будет тебе несколько великовата. Но, может, тебя устроит что-то из этого?

Он отошел к окну и через мгновение вывалил на кровать ворох платьев. Ее собственных платьев!

– Быть не может! Ты и их прихватил!

Она схватила верхнее платье из стопки, прижала к груди и в восторге закружилась с ним по комнате, попутно отметив, что ноги уже почти не болят. Забота Инослейва очень тронула Эви. Если она намерена дальше разыгрывать обиду и праведный гнев, то это будет сплошное притворство. Не то чтобы она вновь стала безоглядно доверять ветру, просто чувствовала, что полузабытая детская дружба крепнет с каждым мигом, вытесняя довольно свежую вражду, еще не успевшую пустить глубокие корни.

– Инослейв, ты не мог бы оставить меня ненадолго? – попросила она. – Мне нужно переодеться.

– Переодевайся, – при этом он не двинулся с места, все так же рассевшись на ее кровати.

– Я попросила тебя выйти, – напомнила Эви.

– Зачем? – он состроил непонимающую гримасу.

– Неужели не ясно? – она начинала злиться всерьез. – Я хочу снять одно платье и надеть другое. И мужчине не подобает на это смотреть.

– Чего я там не видел? – хмыкнул ветер.

– Что?!

– Эви, маленькая моя, мы знакомы с тобой семь лет. За это время я бессчетное количество раз видел, как ты одеваешься и раздеваешься. Может, двери девичьих спален и закрыты от мужчин, но не от ветра.

– Ты, ты… – она не находила слов, чтоб высказать возмущение и обиду. – Да как ты смел?!

– Не понимаю, почему это так тебя задевает. Ну же, Эвинол, успокойся. Тебе не за что на меня сердиться, принцесса. Я нахожу тебя прекрасной в любом виде. В одежде и без нее, с волосами распущенными и убранными в косы, в золотом венце и в венке из полевых цветов. Что бы ни было на тебе надето, ты всегда остаешься самой красивой девочкой на свете.

Ну вот зачем он так говорит? После таких откровений ветра Эви уже не могла сердиться на него с прежним пылом, хотя щеки ее все еще пылали от смущения. Она чувствовала себя ужасно неловко, но в глубине души ей были приятны слова Инослейва. В них было искреннее, чистое восхищение и никакой двусмысленности. Хотя, конечно, негоже мужчине видеть девушку неодетой.

– И все-таки выйди, – она старалась говорить твердо. – Я ужасно зла на тебя за то, что ты подглядывал раньше, и больше этого не допущу. Если не уйдешь, придется мне ходить в подвенечном платье, пока оно не превратится в тряпку.

– Хорошо, хорошо, – он примирительно поднял руки ладонями вверх. – Как скажешь, моя принцесса. Ухожу.

– И если я почувствую хоть малейшее колыхание воздуха… – угрожающе начала она.

– Понял, понял, – рассмеялся Инослейв. – Я не стану оборачиваться ветром, чтоб взглянуть на тебя лишний раз. Говорю же, чего я там не видел?

Эви схватила подушку и с силой запустила в Инослейва. Он, разумеется, успел исчезнуть раньше, и подушка, не достигнув цели, шлепнулась на ковер, любезно прихваченный из королевской спальни. Не имея возможности проверить, сдержал ли ветер данное обещание, Эвинол постаралась переодеться как можно быстрее. Она выбрала коралловое платье, которое лежало на самом верху стопки.

– Чудесно, – одобрил Инослейв, благопристойно входя через дверь, когда Эви натягивала туфли. – Кстати, я захватил кое-что еще. Посмотри под платьями.

Эвинол послушно откинула ворох одежды, а под ним блеснула знакомым лаковым боком любимая скрипка. Рядом лежала флейта.

– Ох, Инослейв! – Эви прижала скрипку к сердцу. – Я не знаю, как тебя благодарить!

– Очень просто. Сыграй мне. Но сначала поешь. Если ты не против, можем поесть на улице.

– Ты тоже будешь есть? – удивилась она.

– Нет, но я составлю тебе компанию.

Не успела Эвинол высказаться на эту тему, как ветер подхватил ее и бесцеремонно вытащил сквозь широкое окно. Инослейв уже не в первый раз нес Эви, но сейчас радость полета охватила ее с невиданной силой. Ни на что не похожее чувство безумной свободы и единения со всем миром переполняло ее. Оставалось лишь пожалеть, что на этот раз ей пришлось побыть в воздухе совсем недолго. Ветер отнес ее на полянку чуть поодаль от башни. Не успела Эвинол устроиться на траве, расправив юбки, как он обернулся человеком и принялся раскладывать перед ней еду. В основном это были фрукты: груши, персики, гранаты. Кроме того, на бархатном покрывале, заменявшем скатерть, красовалась пара подсохших вафель и кувшин вина. Посуда, однако, была не под стать скромным кушаньям. Серебряные тарелки, кувшин и кубки, инкрустированные драгоценными камнями, – даже семья Эвинол редко ела из такой посуды, предпочитая фарфор и хрусталь.

– Ты заглянул еще и в королевскую сокровищницу? – поинтересовалась Эви, откусывая грушу.

– Да, только пару столетий назад. Иногда я прихватываю у людей вещи, которые мне нравятся, даже если понятия не имею, как их использовать. Впрочем, посуде вот нашлось применение. Как и вину, которому, если не ошибаюсь, лет сто. Как бы оно не оказалось для тебя чересчур крепким, принцесса.

– Почему ты все время зовешь меня принцессой? – она безуспешно пыталась разломить гранат. – Я ведь как-никак королева.

– Для меня ты всегда останешься принцессой. Пара месяцев – слишком мало, чтоб привыкнуть к твоему новому статусу. Дай-ка мне, – он забрал гранат, легким движением разломил на две половинки и вернул ей.

– Ты сыграешь мне, Эви? – напомнил ветер по окончании трапезы.

– Да, – она кивнула, чувствуя смущение.

Играть для слушателя из плоти и крови – не совсем то же самое, что для ветра. Она в задумчивости провела рукой по верхней деке, размышляя над выбором мелодии.

– И как я жил без тебя все эти годы, Эви? – Инослейв говорил так проникновенно, что у Эви защемило сердце. – Впрочем, я сам виноват. Если бы не моя ошибка, мы бы не разлучались.

– Какая ошибка? О чем ты? – не поняла Эвинол. – Ты тут ни при чем. Нашей дружбе пришел конец, когда отец объявил меня наследницей после гибели брата.

Какая-то неприятная мысль острой иголкой вонзилась в сознание. В связи с чем она недавно вспоминала смерть Фарна? Ах да, Шанари. Принц погиб схожим образом, только его убила не статуя, а рухнувшая мачта корабля во время морской прогулки. Внезапно страшная догадка оглушила Эвинол. Она резко вскочила и, пошатнувшись, выронила скрипку.

– Фарн! – лицо ветра расплывалось перед глазами. – Это ты его убил!

Глава 16
На краю

Она падала невообразимо медленно. Даже смычок, выпавший из ее руки, летел до земли, казалось, целую вечность. Инослейв подхватил Эви, теряющую сознание, и опустился с ней на траву. Он не пытался привести девушку в чувство, малодушно радуясь отсрочке.

Пока Эвинол в обмороке, можно придумать какое-нибудь объяснение смерти ее брата, соврать, наконец. Вот только девочка вряд ли поверит. Все знают, что на море в день гибели принца была буря, а мачту сломало ветром. В детстве наивная Эви не проследила связи, зато теперь эта связь слишком очевидна. А все потому, что ему хватило ума – вернее, глупости – признаться в убийстве Шанари. Теперь только дурак не заметил бы сходства между этими смертями. Что ему стоило промолчать о своем участии в кончине канцлера, а еще лучше – свалить на короля?

Ветра редко прибегают ко лжи, она им ни к чему. Люди лгут из жажды выгоды или из страха наказания. Инослейв ничего не боялся и ничего не хотел от людей… до тех пор, пока не появилась Эви. Впервые за бесконечно долгую жизнь ему было не все равно, что думает и чувствует человек. Но неужели для того, чтоб завоевать доверие Эвинол, нужно унижать себя враньем? Не станет он этого делать. Между ним и Эви никогда не будет лжи.

Девушка открыла глаза. Инослейв ждал потока обвинений, но она просто молча смотрела на него. И это безмолвное обвинение было сильнее тысячи гневных слов.

– Эви, не молчи, – не выдержал он. – Скажи, что ненавидишь меня.

– Ненавижу, – в ее голосе был лед. – Ты убил моего брата и сломал мне жизнь.

– Ты никогда не любила Фарна, а он не любил тебя. Я помню, как ты порой жаловалась на него. Он и братом-то тебе был лишь наполовину.

– Это ничего не меняет. Мы дети одного отца. Убив Фарна, ты разбил отцу сердце, а меня обрек на безрадостную участь наследницы. Скажи, это убийство было частью твоего плана – принести меня в жертву?

– Нет. Но я убил его из-за тебя.

– О нет! – простонала она.

– Между тобой и Фарном не было ничего общего. Вас разделяли не просто двенадцать лет разницы в возрасте, но нечто гораздо большее. Ты была маленькой светлой мечтательницей, а Фарн – бесчувственным прагматиком. Если уж говорить о жертвоприношениях, то он первый решил принести тебя в жертву. Ведь не кто иной, как принц Фарн, устроил брак своей маленькой сестренки с наследником Найенны. Он же настаивал на твоем отъезде в Найенну сразу же после помолвки, чтоб ты росла и воспитывалась в традициях страны своего будущего мужа. Король Хидвир был против этого плана. Отец любил тебя и, даже признавая выгодность устроенного брака, не желал расставаться с любимой дочерью раньше времени.

– Но при чем здесь ты? – перебила его Эвинол дрожащим от гнева голосом. – Какое тебе дело до моих отца и брата?

– До них – никакого. Зато мне было дело до тебя, Эви. Я не хотел тебя терять. Рано или поздно принц уломал бы отца и тебя отправили бы в Найенну. В тех землях я не властен, я не смог бы общаться с тобой.

– И ради этого ты совершил убийство?!

– Я совершил множество убийств по куда менее значимым причинам, а чаще всего – вообще без причин.

– Ты, похоже, гордишься этим? – прищуренные синие глаза сверлили его ненавидящим взглядом.

– Не горжусь и не стыжусь. Мне все равно. Принц и канцлер были чуть ли не единственными, кого я убил действительно за дело. Один продал тебя, другой хотел убить. И тот, и другой руководствовались лишь политическими выгодами.

– То есть ты ни капли не раскаиваешься?

– Раскаиваюсь, и еще как. Но не в том, что покусился на бесценную человеческую жизнь, а лишь в том, что смерть Фарна не спасла меня от разлуки с тобой – напротив, ускорила ее. Как я и ожидал, лишившись сына, король Хидвир не спешил расстаться с дочерью. Но вот чего я не мог предвидеть, так это того, что отец объявит тебя наследницей престола. В итоге нашей дружбе все равно пришел конец, хоть и по другой причине. Так что – да, я раскаиваюсь в том, что убил Фарна.

– Раскаиваешься лишь из эгоизма!

– Если желание быть с тобой – эгоизм, то да.

– Не смей, Инослейв! Не смей перекладывать на меня вину за свои убийства. Из желания быть со мной ты убил Фарна, Шанари, множество невинных людей, ставших жертвами твоих ураганов.

– Шанари я убил из мести, – поправил ветер. – И ты не должна испытывать вину ни за одну из этих смертей. Я хотел быть с тобой, но делал это ради себя. Ты права, это – эгоизм. Ветра – эгоисты, Эви. Мы думаем лишь о себе. Для нас нет иных законов, кроме наших желаний. Человеческие желания и даже жизни не имеют для нас никакой ценности.

– Прекрасно, – она резко поднялась. – Спасибо, что разъяснил. Выходит, и моя жизнь для тебя ничего не стоит. Я ведь тоже всего лишь человек.

– Это не так! Ты человек, Эви, но твоя жизнь для меня бесценна.

– Может, наконец объяснишь, почему? Ты убивал людей, чтобы быть вместе со мной, ты превратил в кошмар мою собственную жизнь. Ради чего? Зачем я тебе?

Инослейв вздохнул. Совсем не так он хотел бы объяснить Эви, что она для него значит. Не в ответ на яростные обвинения. Не глядя в глаза, полные боли и гнева.

– Эви, я живу почти бесконечно долго. Было время, когда передо мной трепетали и мне поклонялись. Люди приносили мне жертвы, надеясь что-то получить взамен. Они просили усмирить ураганы, пригнать тучи во время засухи, успокоить бурю в море или разогнать штиль. Вечный страх и надежда на помощь. Знала бы ты, как это утомляет. Поначалу быть богом – это даже забавно, но рано или поздно людское поклонение становится поперек горла. С моими собратьями произошло то же самое. Между ветрами и смертными никогда не было истинного общения. Люди служили нам, а мы, по сути, служили им, выполняя клятвы в обмен на жертвы. И все. Трудно поверить, но за тысячелетия ты первая, кто захотел дружить с ветром без малейшей корысти. Ты ничего не желала от меня и уж тем более не боялась. Тебе было довольно меня самого. Если честно, я был поражен. И как, скажи, я мог не принять твоего восхищения и дружбы, предложенной с чистым сердцем? А приняв, как мог не ответить тем же? Поначалу я, правда, и подумать не мог, как ты станешь мне дорога. Но когда у тебя за спиной вечность одиночества, истинная дружба пьянит и делает зависимым. Признаюсь, что со временем ты стала мне нужнее, чем я тебе. Когда отец забрал тебя для того, чтобы учить королевским премудростям, я ощутил пустоту, которую нечем было заполнить.

– И ты решил заполнять ее чужими смертями.

Инослейв вскипел. Неужели это все, что она может сказать в ответ на его признания? Он открывает душу, а она думает лишь о смерти каких-то людишек! Ветру захотелось задеть Эви, сделать ей еще больнее за то, что она причинила боль ему. А еще – схватить ее и поднять так высоко, чтоб сердце в груди трепетало от ужаса. Чтобы поняла, насколько он могущественен, и осознала, что полностью находится в его власти.

Пока он думал, как поступить, Эвинол развернулась и пошла прочь. Она брела наугад, медленно удаляясь от башни. Ветер хотел было ее удержать или пойти за ней, но остался на месте. Он не станет заискивать и молить о прощении. За убийство принца он и так наказан четырьмя годами разлуки. Чего же еще? Ему не в чем себя винить. Разве что в том, что не хочет мыслить, как человек. Но если Эви рассчитывала запихнуть ветер в человеческие рамки, то ей придется разочароваться. Лучше уж ей научиться мыслить шире и свободнее, раз она теперь подруга ветра.

Дав Эвинол скрыться из виду, Инослейв обернулся ветром и последовал за ней. Не желая разговаривать с Эви, он хотел убедиться, что с ней все в порядке. Это же все-таки горы. Здесь на каждом шагу расщелины и обрывы. На одном из таких обрывов он и обнаружил Эвинол. Она стояла на самом краю, задумчиво глядя вниз.

Первым порывом Инослейва было оттащить девушку подальше от пропасти, но он удержался. Вместо этого принял человеческий облик и уселся на краю, свесив ноги.

– Чего ты от меня ждешь, Эви? – ветер не обернулся к ней, задавая вопрос. – Извинений? Раскаяния? Обещания чтить святость короткой жизни смертных?

– Я ничего от тебя не жду, Инослейв, – она тоже говорила, не глядя на него. – Любые извинения или обещания были бы ложью.

– Ты права. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что правда обо мне причиняет тебе боль. Но нам обоим придется с этим жить.

– Нет, – Эви наконец обернулась.

– Что – нет? – не понял ветер.

– Я не хочу жить с этим. Не хочу жить, помня о том, что все, кто был мне дорог, предали меня: Шанари, Айлен и даже ты.

Проще всего было ответить, что он не предавал, но вместо этого Инослейв спокойно спросил:

– И что ты намерена делать?

– Придумаю что-нибудь, – Эви вскинула голову. – Вот прыгну с этой скалы…

В ее словах звучал вызов, но за ним слышалась мольба о том, чтоб ее удержали. Инослейва охватило злое веселье. Эвинол сама не знает, чего ждет от него, но наверняка твердо уверена, что он не даст ей прыгнуть. Однако ветер в этот раз не собирался ей подыгрывать.

– Что ж, – он пожал плечами, – если ты считаешь это лучшим выходом…

– Не лучшим. Единственным, – голос дрогнул, на глаза навернулись слезы. – Я не знаю, как жить с такой тяжестью на душе. Столько людей погибло из-за меня!

– Ты все же определись, кого винить в смерти твоих драгоценных людей: себя или меня.

– Я виновата не меньше. Выдумала себе дружбу с ветром. Она казалась такой чудесной, а в итоге привела многих к смерти, а меня – сюда, – Эвинол кивнула в сторону пропасти.

– Выдумала, значит, – ветер зло прищурился. – Ну, раз ты больше не дорожишь нашей дружбой, то и мне нет до нее дела.

Он понял, что лжет. Лжет из желания ранить Эви. Надо же, как быстро он схватывает человеческие слабости.

– Конечно, тебе нет дела до меня, – по щекам текли слезы, но она словно не замечала этого. – Смертным не дано занимать помыслы ветров.

– Кажется, я растолковал тебе, что ты для меня значишь, Эви. Хотя и без моих слов ты могла бы сделать выводы более разумные и логичные. Но ты предпочитаешь цепляться за мрачную картину, которую сама же нарисовала. Что ж, как знаешь.

Он повернулся и пошел в сторону башни.

– Ты уходишь?! – в ее голосе звучало отчаяние.

– Ухожу, – не оборачиваясь, ответил он. – Ты можешь пойти со мной или остаться здесь.

– Я не пойду с тобой!

– В таком случае, надеюсь, ты хотя бы задумаешься, прежде чем сделать шаг вперед.