Текст книги "Наречённая ветра"

Автор книги: Литта Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 13
Страшные тайны

Лицо ветра оказалось совсем близко, и Эвинол наконец смогла разглядеть его глаза. Выходит, ей не почудились отблески радуги в серых, как грозовое небо, глазах. Это было так странно и в то же время завораживающе красиво. Инослейв вообще был безумно красив, но какой-то нечеловеческой красотой. Слишком правильные черты, длинные волосы удивительного цвета, казавшиеся то темными, то светлыми. Во всем его образе чувствовались переменчивость и пластичность. Непостижимым образом он умудрялся каждое мгновение выглядеть по-разному, оставаясь все тем же. Одно слово – ветер.

Эвинол обхватила запястья ветра и убрала его ладони от своего лица. Как бы он ни был хорош собой и добр к ней, она не даст себе так просто забыть события последних месяцев, к которым Инослейв приложил руку… раз уж у него есть руки.

– Инослейв, я вижу, ты хочешь восстановления прежней дружбы между нами.

– Можно сказать и так, – он снова улыбнулся своей загадочно-беззаботной улыбкой, от которой у Эви кружилась голова.

– И что ты сделал для восстановления этой дружбы? Стал разрушать мою страну ураганами, озлобил мой народ и пробудил в нем ненависть ко мне, тем самым вынудив меня выйти за негодяя ради спасения положения. И да, еще утвердил меня в мысли, что я должна умереть, чтоб хоть как-то все исправить. И все это во имя нашей прекрасной былой дружбы.

– Сколько сарказма, моя принцесса. А ты можешь быть той еще язвочкой, если захочешь. В детстве ты так не умела.

– Подобные таланты развиваются временем и обстоятельствами, – парировала Эви.

– Эвинол, не трать напрасно слова, пытаясь воззвать к моей совести. У меня ее нет. Я ветер, и мое видение жизни сильно отличается от вашего. Мне плевать на страдания твоего народа. Все эти люди – ничто для меня. Единственный человек, который для меня важен, – это ты. Да, я хотел спасти тебя и забрать. Жертвоприношение было единственным способом это сделать. И добровольность жертвы – обязательное условие. Что мне оставалось, кроме как вынудить тебя пожертвовать собой во имя драгоценной страны и людишек, ответственность за которых ты взвалила на себя? Мой расчет оказался верным.

– Это ведь ты швырнул мне тогда на балкон листок со словами о жертве? – Эви осенило запоздалое прозрение.

– Я, – Инослейв улыбнулся так довольно, словно она его не упрекнула, а похвалила. – И я же разбрасывал такие листочки на площадях, в тавернах, на порогах домов. Как легко оказалось пробудить в людях память о давно позабытых богах! Они с радостью ухватились за эту простую мысль: убить королеву во имя собственного благополучия.

– Я не понимаю, ты гордишься этим? – у Эвинол дыхание перехватило от гнева.

– Не то чтобы горжусь, просто отдаю должное удачной идее, которая сработала. Не стоит сердиться на меня, Эви. В твоих глазах меня должно оправдывать то, что я хотел спасти тебя.

– Кстати, с чего ты решил, что я не больна? – лучше сменить тему, раз уж упреки на него не действуют.

– А ты сама не заметила, что стала поправляться в последнее время?

– Заметила, но… Я думала, все дело в природе и горном воздухе.

– Думаю, это лишь ускорило твое выздоровление, но истинная причина в том, что тебе перестали давать яд.

– Что?!

– Не знаю, Эви, чему учил тебя отец целых четыре года, если тебе самой не пришла в голову столь простая мысль.

– Но ведь ты же тоже не понял, – тут же нашлась Эвинол.

– Но меня и не готовили в правители, – парировал Инослейв. – Я ветер, мне все ваши человеческие подлости и интриги чужды. Зато твой герцог сразу понял, что к чему. Должно быть, сам из той же породы.

– Айлен знал?! – это откровение поразило Эви чуть ли не сильнее первого.

– Знал. И, если честно, именно он спас тебя, – нехотя признал ветер.

– Да уж, спаситель, – растерянно пробормотала она.

В голове все перепуталось. Слишком много ошеломляющих известий разом. Ее медленно убивали, а спасителем оказался тот самый человек, которого она успела яростно возненавидеть. Боль острыми лезвиями принялась кромсать ее сердце. Она привыкла испытывать к Айлену симпатию и благодарность. Если бы не сомнения в искренности его чувств, возможно, даже полюбила бы. Зато узнав, чего стоила его любовь на самом деле, какой темной и порочной она оказалась, Эвинол позволила жгучей ненависти без остатка вытравить все прежние чувства. И вот теперь получается, что она обязана жизнью тому, кого считает злейшим своим врагом.

– Лучше бы ты этого не говорил, – растерянно пробормотала Эвинол.

– Возможно. Я понимаю, как тебе тяжело.

– Вряд ли. Для того, чтобы понять, нужно быть человеком.

– Тебе совсем не интересно, кто тебя травил? – ветер казался удивленным.

– И кто же?

Едва задав вопрос, она поняла, что не хочет знать ответа. Каждая раскрытая тайна несла в себе боль.

– Шанари.

– Нет! Это неправда! Он любил меня!

Даже зная, что правда ранит ее, Эвинол и представить не могла, насколько. Она знала, что ветру незачем врать, но при этом поверить оказалось выше ее сил.

– Это какая-то ошибка, – она продолжала упорствовать, зная, что выглядит жалко. – Шанари не мог…

– Еще одна вещь, которой лучше не знать? – в голове ветра звучало искреннее сочувствие.

Она не ответила. Закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь сдержать подступившие слезы. Не хватало еще во второй раз расплакаться. Когда-то давно мысль поплакать на плече у Инослейва могла показаться заманчивой. В те времена она поверяла ветру и свои детские радости, и горести. Но сейчас перед ней незнакомец. Негоже показывать ему свою слабость. Она лучше прибережет эти слезы до того времени, когда останется одна… если, конечно, он позволит ей остаться одной в этом странном месте.

– Эви, ты плачешь? – ветер осторожно отвел ее руку от лица.

– Нет!

– Зря. Тебе стало бы легче.

– А я не хочу, чтобы мне становилось легче. Меня предал человек, которому я верила всю свою жизнь. Это куда больнее, чем предательство Айлена. Но зачем он это делал? Ты знаешь?

– Говорил что-то о благе страны, о том, что негоже женщине править, предлагал Райн’яру безраздельную власть. Но тот отказался и пригрозил казнью, если канцлер не перестанет травить тебя.

– А ты-то как об этом узнал?

– Подслушал их разговор, когда стал следить за герцогом.

– За герцогом? Не за Шанари?

– Теперь я считаю себя дураком, но мне и в голову не приходило следить за канцлером. В отличие от Райн’яра, он не вызывал подозрений. А зря. Если бы я раньше понял, что задумал старый мерзавец…

– Не говори о нем так! – с болью воскликнула Эви.

– Но он ведь хотел тебя убить, – напомнил Инослейв с искренним недоумением.

– Я помню. И по-своему он был прав. Если бы отец четыре года назад послушался Шанари, все было бы по-другому. Я не прощу его, но теперь он мертв, а потому… – она оборвала себя на полуслове. – Смерть Шанари – такая внезапная и нелепая… это Айлен устроил, да?

– Нет.

Ветер смотрел на нее, чуть прищурившись, сохраняя на лице безмятежное выражение и легкую полуулыбку. В его спокойной уверенности читался вызов, и Эви все поняла.

– Это был ты? – спрашивая, она уже знала ответ.

– Я.

– Да как ты смел?! – взорвалась она. – Кто ты такой, чтоб решать, кому жить, а кому умереть?

– Я – ветер, Эви. И я принимаю решения, исходя из своих интересов и принципов. Уж прости, что не спросил твоего позволения убить Шанари. У меня был личный счет к этому человеку. Он посягнул на нечто бесценное для меня – на тебя, и поплатился за это жизнью.

– Как все просто!

– Да, Эви, – из его голоса исчезла мягкость. – У ветров все просто. Нам чужды человеческие сложности. Вот взять хотя бы тебя. У тебя есть все основания ненавидеть Шанари, но ты вместо этого ненавидишь меня. За то, что я убил того, кто хотел убить тебя. Где логика?

– Тебе не понять, – она обреченно махнула рукой. – Будь добр хотя бы сказать, почему ты…

– Довольно пока вопросов, моя принцесса, – Инослейв приложил палец к ее губам. – Тем более что я уже давно вытащил последнюю занозу из твоей пятки. Думаю, тебе стоит отдохнуть. Ты слишком много пережила за последний день. Выспишься, восстановишь силы, тогда и вернемся к разговорам.

– Высплюсь? – Эвинол в недоумении уставилась на него. – Да я только недавно глаза открыла.

– На мой взгляд, обморок – плохая замена сну, – ответил ветер, подхватывая Эви на руки. – Кроме того, ты, должно быть, хочешь остаться одна.

– Хочу, – согласилась она.

Надо же, какая тактичность! Только что не моргнув глазом признался в убийстве, а теперь проявляет трогательную заботу о ее состоянии и душевном покое. Надо бы спросить, куда он собирается ее тащить, но Эвинол не хотелось разговаривать с ветром.

– Я отнесу тебя в башню, – ответил на незаданный вопрос Инослейв.

– Куда хочешь, – равнодушно отозвалась она.

Она ощутила, что и впрямь бесконечно устала. Ноги саднили от ран, голова болела, глаза горели от невыплаканных слез. Но в сравнении с душевными муками заботы тела казались мелочью. На душе было даже не тяжело, скорее пусто. Будто все, что было дорого и важно, внезапно выбросили, не оставив взамен ничего. Но даже думать об этом не было сил.

Когда Инослейв обернулся ветром и понес ее над землей, Эви не испытала прежнего изумления и восторга. Если бы ветер со всей силы ударил ее о землю, Эвинол и это приняла бы как должное.

Как и обещал, Инослейв отнес ее в башню, точнее, на ее вершину. Ажурные зубцы и каменные плиты, которыми был вымощен пол, были прекрасны, не говоря уже о горных вершинах на ярко-синем небесном фоне. Но сейчас Эвинол не было дела до красоты мира. Ей не было дела ни до Инослейва, ни до себя самой.

Вновь обернувшийся человеком Инослейв понес Эви к сплетенному из разноцветных нитей гамаку, закрепленному между двумя каменными зубцами.

– Мое любимое место, – с улыбкой сообщил он. – Я готов уступить его тебе, если не испугаешься, конечно.

– Я больше ничего не боюсь.

Лишь ответив, Эви поняла, что ветер поймал ее в ловушку. Не упомяни он про страх, она, без сомнений, отказалась бы спать на «его любимом месте». А теперь отказ сойдет за трусость. Впрочем, ей все равно. И пусть она во сне сверзится с огромной высоты, тем лучше. А если у Инослейва есть причины жалеть о ней, пусть мучается, он заслужил.

Когда ветер опустил ее на шаткое ложе над бездной, Эвинол, вопреки решимости, ощутила жуткий страх. Она боялась шевельнуться и вздохнуть, а сердце, казалось, забыло, что ему положено биться.

– Боишься? – спросил ветер, не скрывая довольства в голосе. – Не бойся, маленькая. Ты не упадешь, обещаю.

И тут же, опровергая собственные слова, Инослейв исчез. Несколько минут назад Эви мечтала избавиться от его общества, а теперь молила его вернуться. Но молила про себя, не желая унижаться. Она бы слезла, если бы не опасалась, что любое движение грозит падением. Гамак качнулся, и Эви до боли вцепилась пальцами в скользкие шелковые нити. Он качнулся сильнее, и она зажмурилась, приготовившись к худшему. И вдруг ощутила на коже знакомое прикосновение, несущее тепло и прохладу.

Инослейв развлекался, раскачивая ее над пропастью. Это кем же надо быть, чтоб так издеваться над измученным человеком? Однако, несмотря на злость, его присутствие успокоило Эви. Вряд ли ветер позволит ей упасть, раз уж приложил столько усилий, чтоб затащить в свою обитель. Эвинол закрыла глаза и ослабила хватку, теперь лишь слегка держась за края гамака. Было что-то странно-упоительное в том, чтоб доверить свою жизнь ветру. Тем более ей не впервой.

Глава 14
Новые заботы

Эвинол беспокойно металась, иногда вскрикивала или тихо стонала. Бедная! Сколько же ей пришлось пережить за последний день. Неудивительно, что боль не отпускает ее и во сне.

Инослейв еще крепче обнял ее. Человеческие объятия не сравнятся с объятиями ветра. Разве сможет человек обнять любимую от макушки до израненных пальчиков на ногах? Разве способен он ощутить любое движение, поймать каждое дыхание? Человеческие прикосновения приятны и могут в какой-то мере отражать чувства, но никогда не передать им единения, возможного только в объятиях ветра. Впрочем, Эви вряд ли могла оценить разницу, по крайней мере, находясь во власти своих кошмаров.

Инослейв почувствовал легкую дрожь, сотрясающую тело Эвинол. С каждой минутой она усиливалась, пока Эви не заколотило в настоящем ознобе. Чтобы согреть ее, ветер сделался теплым, наполняя свои потоки воспоминаниями. Он окутал Эви послеполуденным июльским маревом, уютным жаром от ночного костра, ласковым теплом первых весенних лучей. Согретая Эвинол постепенно перестала дрожать и затихла, и даже лицо ее вместо страдания озарилось умиротворением.

Однако Инослейв не спешил радоваться. До него постепенно доходило, сколько заботы понадобится хрупкой человеческой девушке. Эвинол – не ветер, ей нужно есть, спать, одеваться. Она может мерзнуть и даже болеть. Недостаточно просто забрать ее и притащить сюда, тем самым защитив от всех невзгод. Безопасность – далеко не единственная потребность живых людей. Непросто же ему будет научиться думать обо всех этих мелочах, важных для смертных. Но если начинать, то лучше прямо сейчас, пока Эви спит.

Вздохнув, ветер обхватил тело девушки и медленно, стараясь не потревожить ее сна, опустил вниз, к подножию башни. И речи быть не могло о том, чтоб оставить ее качаться наверху. Она так мечется во сне, что в лучшем случае свалится на каменный пол башни, а в худшем – на землю. Будить же Эви тоже не хотелось по двум причинам. Во-первых, измученному телу нужен покой, во-вторых, лучше бы девочке пока не оставаться здесь без присмотра. Инослейв рассчитывал вернуться до ее пробуждения.

Запечатлев последний поцелуй на слишком горячем лбу Эвинол, ветер отправился прочь. Он нырнул в толщу облаков, растворяясь в волнах влажного тумана. Затем спустился ниже и понесся к ближайшему городу, по пути играя верхушками деревьев, вздыбливая воды речек и озер, колыхая море трав. Инослейв нарочно усмирял свои порывы, помня, что обещал Илирии спокойствие. Конечно, устраивать ураганы весело, и он будет скучать по безумному разгулу, но клятва, данная Эви, священна.

В небольшом городке ветер ощутил себя мелким воришкой. Он унес пару еще теплых вафель с уличного прилавка пекарни, стянул кувшин сидра у зазевавшейся торговки, а с подоконника таверны утащил целый мясной пирог, который поставили там остывать.

Ветра издавна обладали способностью прятать в своих потоках похищенные у людей вещи, делая их невидимыми. Перед тем, как покинуть город, он завернул в лавку аптекаря. Влетев через открытую дверь, Инослейв принялся метаться по полкам, выискивая нужные лекарства. Благо педантичный аптекарь снабдил все свои склянки и мешочки бумажными этикетками, где красивым почерком было выведено название хвори, от которой помогает снадобье. Ветер утащил мазь от ран и, подумав, захватил настойку от жара.

Именно в этот момент хозяин лавки вошел в помещение и как назло тут же заметил прорехи в плотных рядах лекарств.

– Мирта, разорви тебя ветра, где настойка боярышника и дикой цинии? Ты продала ее, не записав в расходную тетрадь, негодница? Хочешь прикарманить мои денежки?

– Клянусь, сударь, нет, – дородная женщина, до этого мирно дремавшая в уголке, смешно хлопала глазами, напоминая сову. – Да и не заходил никто со вчерашнего вечера. Кому бы я, скажите, продала вашу настойку?

– А куда же она делась? – щуплый аптекарь грозно наступал на помощницу, которая при желании могла пришибить его одним ударом. – Скажешь, ветер унес?

– А может, и ветер, я почем знаю, – оправдывалась та. – Сами велите дверей не закрывать, чтобы прохлада была. Ветер по всему дому гуляет.

– И ворует мои лекарства? – взвыл вконец взбешенный аптекарь. – Да ты сбрендила, женщина!

Инослейв пожалел, что не может обернуться человеком, чтоб расхохотаться в лицо этим двоим. Все-таки у людей есть определенные преимущества, такие как возможность говорить и смеяться. Ну ничего, теперь он сможет отвести душу в обществе Эви.

Пролетая мимо служанки, развешивающей простыни на веревках, ветер подумал, что Эвинол наверняка понадобится постель. Для начала – хотя бы парочка теплых одеял. Как ни крути, ущербная природа людей делает их зависимыми от своих привычек, а его маленькая принцесса привыкла к комфорту. Вряд ли она будет так уж счастлива спать в гамаке на краю башни, согреваемая лишь теплым дыханием ветра.

Инослейв уже было собрался поискать самый богатый дом в округе и поживиться там одеялами, как ему в голову пришла другая мысль. А почему бы не слетать в Гвиринт? Там он сможет прихватить постельные принадлежности с собственной кровати Эвинол. А заодно и посмотреть, что творится во дворце после пропажи королевы.

Кружа над озером Тайелис, ветер не устоял перед искушением заглянуть на скалу, откуда накануне забрал Эвинол. Колышек с обрывком цепи стоял на прежнем месте. Следуя знакомой дорогой до дворца, Инослейв размышлял, сильно ли будет Эви тосковать по этим местам.

В королевской спальне все было перевернуто вверх дном. Да уж, порезвился он тут вчера вечером. Даже жаль. Такая милая была комната. Как часто он залетал сюда ночами, дыша на спящую принцессу прохладой, наполненной запахами ночных цветов и луговых трав! Ему нравилось смотреть, как она спит, подложив ладошки под щеку, легко касаться ее лица, играть распущенными волосами. Было ужасно досадно, что нельзя проникнуть в ее сны.

Внезапно Инослейву пришла мысль забрать из разнесенной спальни все, что может представлять ценность для Эви, и устроить ей комнату в башне. Пусть девочка поймет, что она действительно в гостях, а не в плену. Ветер принялся носиться по комнате, хватая все, что, как ему казалось, может пригодиться Эвинол или порадовать ее. Немного подумав, он сорвал даже шторы с окон. Должно быть, слуги удивятся, когда придут. Впрочем, им и без того есть чему удивляться.

Закончив, по сути, обворовывать королевскую спальню, ветер вспомнил о более важной цели, которая привела его сюда. Отыскать короля Илирии оказалось несложно. Айлен, ставший теперь Райнаром, занял ни много ни мало покои бывшего короля Хидвира. При виде новоявленного монарха Инослейву захотелось обвиться вокруг его шеи с такой силой, чтоб сломать позвонки. Почувствовать бы, как тот задыхается и корчится в агонии. Инослейва прямо бешенство брало при мысли, что вместо заслуженной кары мерзавец будет восседать на троне. Впрочем, счастливым король не выглядел. Скорее, наоборот. Посеревшее лицо, изрядно тронутое щетиной, синева под запавшими глазами, искусанные губы. Интересно, что не дает покоя Райнару: муки совести или страх?

Король нервно заламывал пальцы, еле слышно бормоча что-то невнятное. Занимательную беседу с самим собой прервало явление посетителя – судя по всему, кого-то из сановников.

– Ваше величество, о королеве по-прежнему никаких вестей, – лебезящий голос дрожал от явственного страха.

– Их и не будет! – рявкнул король. – Я же сказал, что королева принесла себя в жертву!

– То есть вы предлагаете именно так и объявить всем собравшимся?

– Именно так и объявить. Сначала собравшимся, а потом и народу на главной площади Ирайниса.

– Вы думаете, они поверят? – растерянно проблеял придворный.

– А почему бы им не поверить, если это правда? – было видно, что Райнар с трудом сдерживается, чтоб не орать. – Думаете, им, как и вам, недостаточно будет слова короля, который видел все лично?

– Н-н-надеюсь, что это всех удовлетворит, но…

– Что «но»?

– Просто конюхи болтают всякое… – смущенно пробормотал сановник, избегая взгляда короля.

– Что именно?

– Говорят, ее величество вчера вскоре после пира явилась на конюшнях в ужасном виде – босая, в разорванном платье, – вскочила в седло и ускакала, никому ничего не сказав. А ваше величество явились следом за ней и…

– Так все и было, – перебил Райнар. – Когда я увел жену с пира, она поделилась со мной своими планами принести себя в жертву. Разумеется, я воспротивился и попытался ее отговорить. Она и слушать не желала. Пришлось удерживать ее силой, но королева вырвалась и выпрыгнула с балкона. После этого она бросилась на конюшни, а я поспешил за ней. Увы, я настиг жену слишком поздно, когда ветер уже поднял ее в воздух, и ничем не мог ей помочь. Остается лишь надеяться, что жертва нашей королевы была не напрасной.

– Ах, – сановник заломил руки, – если бы у вас нашлись еще какие-нибудь свидетели…

– Вам мало свидетельства вашего короля?!

– Нет, разумеется, нет, – поспешил заверить несчастный, – но вы же знаете людей. Может, простолюдины и поверят в рассказ о жертвоприношении, но аристократия… Образованному человеку эта история может внушить некоторые сомнения, а ведь всем рот не заткнешь. Вот если бы хоть какие-то доказательства или свидетели…

– Там есть обрывок серебряной цепи на скале. Сегодня же поедете вместе со мной и убедитесь сами. Что же до свидетелей, мы их найдем. Я заставлю всех поверить, что Эвинол Райнар принесла себя в жертву ради страны. Но будь прокляты те, кто орал на площадях, заставив ее прислушаться. И пусть древние жестокие ветра оказались не выдумкой, я не прощу тех, кто вынудил мою королеву отдать им жизнь.

Инослейв не стал дослушивать окончание гневной тирады. До чего же любят мерзавцы рассуждать о чужой жестокости! И ведь наверняка дело не только в страхе. Райнар пытается заглушить голоса собственных демонов. Обвиняя других в смерти жены, можно забыть, как сам терзал и унижал ее. Конечно, куда проще, чем признаться себе в собственной жестокости, свалить все на жестокие древние ветра. Или на народ, требовавший жертвоприношения. Впрочем, народ Инослейв тоже презирал, хотя и сам подкинул им идею с жертвой. Уж слишком легко и охотно они ее подхватили.

Ветер поспешил прочь от дворца. Он и без того надолго оставил Эви одну. Пока принцесса не освоится в его обители, многое представляет для нее опасность. Даже хорошо, что у нее изранены ступни: по крайней мере, не отправится гулять без присмотра.

Вернувшись, Инослейв, как и опасался, нашел Эвинол проснувшейся. Она сидела, обхватив плечи руками, и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Приблизившись, он заметил лихорадочный румянец на ее щеках и услышал тяжелое дыхание. Едва коснувшись кожи Эви, ветер ощутил жар, и куда сильнее того, каким давеча пытался ее согреть. Девушка, казалось, не ощущала его прикосновений, продолжая все так же раскачиваться и смотреть прямо перед собой.

– Эви! – обернувшись человеком, он схватил ее за плечи. – Ты больна!

Ответом ему был замутненный невидящий взгляд.