Текст книги "Литературная Газета 6454 ( № 11 2014)"

Ли Ша, или Цветок на песке

В России её звали Лизой. В Китае она стала Ли Ша. Это имя придумал для неё её муж, выдающийся китайский революционер, один из создателей Коммунистической партии Китая Ли Лисань. Первый слог имени Лиза стал фамилией, совпавшей с фамилией мужа, а для "Ша" был выбран иероглиф, состоящий из смыслового ключа «цветок» и фонетического компонента «песок». «Цветок на песке» – в новом имени оказался символический смысл. Как рассказывает сама Елизавета Павловна, долгие годы она ощущала под собой зыбучий песок и никак не могла врасти в незнакомую почву.

Я познакомилась с Елизаветой Павловной в Москве в 1986 году, куда она приехала после четвертьвекового перерыва. Тогда же узнала и о её удивительной судьбе. Потом была встреча в следующем году, уже в Пекине, в её доме, а в последние десять лет наше общение стало регулярным. И с каждой встречей я открывала и продолжаю открывать для себя личность поистине уникальную, из числа тех, о которых можно без преувеличения сказать, что они – чрезвычайное явление человеческого духа.

Вспоминаю случайную встречу на улице. Затерявшись в китайских переулочках, я на ломаном китайском обратилась к молодой девушке с просьбой объяснить мне, как пройти к метро. А в ответ, к моему изумлению, услышала русскую речь. Выяснилось, что девушка – аспирантка Пекинского института иностранных языков. Разговорились. Её научным руководителем оказался мой знакомый, известный профессор-русист Чжан Цзяньхуа. Я сказала об этом своей случайной собеседнице и добавила, что и самого первого педагога его знаю. «Как, вы знакомы с Ли Ша?» – в глазах девушки вспыхнуло неподдельное восхищение. – Это наша великая лаоши!» «Лаоши» – так в Китае звучит уважительное и гордое «Учитель».

Да, именно Учителем, Лаоши в самом высоком духовном смысле этого слова стала для многих китайских русистов русская женщина Елизавета Павловна Кишкина, Ли Ша. Сегодня её имя в Китае почти легендарно. Ей посвящены многочисленные газетные и журнальные публикации, о ней сняты фильмы, написаны книги. Но главную книгу своей жизни она написала сама. Это её воспоминания, вышедшие сначала на китайском языке здесь, в Поднебесной, а потом и на русском, у нас, в России (М.: Издательский проект, 2014). Маршрут книги получился как бы обратным жизненному маршруту её автора – из России в Китай. Именно так и названа книга с подзаголовком: «Путь длиною в сто лет».

Родилась Елизавета Павловна Кишкина в год начала Первой мировой войны в степной Саратовской губернии, в помещичьей усадьбе, в деревне со звучным названием Студёнка. «С детства, – рассказывает она, – я полюбила просторы, и чувство это живёт во мне до сих пор. Мне нравятся необозримые поля, морские дали и даже ширь городских проспектов и площадей». Её отец Павел Семёнович Кишкин происходил из потомственных дворян, ведущих свой род с XIV века, имел чин статского советника и занимал в уезде выборную должность мирового судьи. Позже дворянское происхождение не раз сыграет в судьбе Елизаветы Павловны роковую роль. Так же, как и долгие годы преследующее её имя двоюродного брата – Николая Михайловича Кишкина, комиссара Временного правительства в Москве, а позже и одного из его министров и даже на сутки, перед тайным побегом Керенского, – его главы.

Революция 1917 года фактически смела Студёнку. Арестовали отца. По дороге в ВЧК он принял цианистый калий. В 1920 году перед лицом надвигающегося голода семья вынуждена была покинуть родные места и перебраться в Москву к двоюродной сестре матери. Там, у Красных ворот, в 1-м Басманном переулке, в крохотной комнатке большой коммунальной квартиры, прошли следующие тридцать лет жизни Елизаветы Павловны. Было всё – нищета, голод, но в те годы так жили многие, семья Кишкиных не была исключением. После окончания школы-семилетки встал вопрос о работе, учиться дальше не позволяло материальное положение. Четырнадцатилетняя Лиза находит компромисс – поступает в Школу книжно-газетного ученичества при Госиздате, готовящую издательских технических работников, где учёба совмещалась с оплачиваемой рабочей практикой. Через три года, после окончания школы, семнадцатилетней девушкой Лиза, влекомая юношеской романтикой, по собственному выбору едет на Дальний Восток и начинает работать в качестве технического редактора в краевом издательстве. Этот выбор, как выяснилось впоследствии, во многом и определил её будущую судьбу.

В те годы много китайцев работало и в Дальневосточном краевом издательстве, в его китайской секции, и во Владивостокском филиале, куда позже перешла Лиза. Со многими из них у неё сложились самые добрые отношения, сохранившиеся на долгие годы. Так, совсем в ранней юности, Лиза впервые соприкоснулась со страной, которой в будущем суждено было стать её второй родиной. Но могла ли она в то время об этом даже подумать? Хотя сейчас, по прошествии десятков лет, ей кажется, что судьба уже тогда подавала ей знаки. В память врезалось впечатление – фотография в «Огоньке», картинки в котором она девчонкой любила рассматривать. Огромная площадь, запруженная народом, на возвышении оратор – высокий худощавый человек в длиннополом халате с энергично простёртой рукой. Особенно поразил её этот жест: таким и должен быть настоящий трибун! Подпись под фотографией поясняла, что это митинг в Шанхае во время всеобщей забастовки рабочих 30 мая 1925 года, а того, кто выступает, зовут Ли Лисань. И вот через несколько лет, уже работая в издательстве, она снова столкнулась с этим именем. Ей передали для корректуры политическую брошюру под резанувшим глаза названием: «Борьба с ленинизмом». Как бдительная комсомолка, она бросилась к редактору, оказалось, опечатка – должно быть «Борьба с лилисанизмом». Но что это значит? Один из редакторов пояснил: «Ошибочная левооппортунистическая линия, проводимая лидером КПК Ли Лисанем». Сразу вспомнился пламенный оратор с той давней фотографии. Подумалось, если он – лидер компартии, то, несомненно, солидный человек, в летах. Тут же представился образ старца с длинной седой бородой. Потом были ещё эпизоды, о которых вспоминает Елизавета Павловна, словно опознавательные знаки, ведущие её навстречу судьбе.

Вернувшись в 1933 году в Москву, она продолжила общение со своими дальневосточными знакомыми. Однажды в общей компании друзья представили нового гостя – китайца по имени Ли Мин. Высокий, худощавый, очень сдержанный, малоразговорчивый, на вид лет двадцати пяти, не больше, как тогда показалось Лизе (на самом деле ему было тридцать четыре года). Каково же было её удивление, когда позднее она узнала, что Ли Мин это и есть тот самый Ли Лисань с давней фотографии!

В феврале 1936 года они поженились. Лиза поступила в Институт иностранных языков на французское отделение. Хотела изучать китайский, но путь в Институт востоковедения был для неё закрыт – мешало дворянское происхождение. Ли Лисань работал в системе Коминтерна, издавал китаеязычную газету «Цзюго шибао» – «За спасение Родины» (Китай тогда переживал тяжелейшие времена – японская оккупация, компартия в подполье). За спиной – огромный опыт революционной работы, организация рабочих забастовок, массовых антиимпериалистических выступлений, создание профсоюзов, нелегальное положение, преследования[?] Потом, в 1930 году, когда он фактически стал лидером партии, – обвинение в «левом авантюризме», «политической ошибке», вызванной революционным нетерпением: провалом закончилась начатая от имени ЦК наступательная операция на крупные китайские города с целью их освобождения от гоминьдановцев. (Этому событию как раз и была посвящена та самая брошюра «Борьба с лилисанизмом», ошибку в названии которой усмотрела Лиза.) Ли Лисань тут же был вызван в Москву, в Коминтерн, «на ковёр», где его подвергли беспощадной критике, которую он признал справедливой. Гибель товарищей, бойцов при штурме городов болью отзывалась в сердце: «Три месяца ошибок принесли мне тридцать лет самобичевания», – с горечью признавался он Лизе уже на склоне лет.

Чем больше раскрывалась перед Лизой личность того, с кем она связала свою судьбу, тем глубже было осознание: рядом с ней – человек неординарный, внутренне очень цельный, прямой и честный, до глубины души преданный своей стране и народу, готовый на жертвенные поступки ради их свободы и благополучия. И это бесконечное уважение, которое она испытывала к Ли Лисаню, крепило их любовь, помогало выстоять в самых тяжёлых испытаниях. А впереди их было немало.

Волна арестов 1937 года обрушилась и на коминтерновцев. В каждом иностранце мерещился потенциальный «шпион». 23 февраля 1938 г. пришли и за Ли Лисанем. От Лизы требуют признания, что её муж – «враг народа». Сломить её не удаётся, она не только не отказывается от мужа, но и упорно его защищает, что уже само по себе было актом мужества, особенно со стороны молодой девушки, какой была тогда Лиза. Следуют публичная «порка» и исключение из комсомола. Начинается хождение по тюрьмам в поисках мужа – Бутырка, Таганка, Лефортово… Когда наконец след был найден, подаёт о себе весточку. Для Ли Лисаня это становится огромной моральной поддержкой, о чём он не раз впоследствии говорил жене. Почти два года заключения, карцеры, бесконечные ночные допросы, избиения, требования признания в шпионаже в пользу Японии, в участии в троцкистской диверсионной организации и т.п. Всё, как положено. Уже через полвека Елизавете Павловне удалось прочитать дело Ли Лисаня из архивов КГБ. Материалы из него она приводит в своей книге. И хотя в итоге все обвинения с Ли Лисаня были сняты, удар последовал тяжелейший: он был исключён из партии, которую сам и создавал и которой был бесконечно предан. Только через семь лет, после изменения политической обстановки, он был восстановлен в её рядах, причём сразу в ранге члена ЦК. В начале 1946 года Ли Лисань возвращается в Китай. Осенью, несмотря на серьёзные опасения родных и друзей, отговаривающих Лизу от этого шага – в Китае шла гражданская война, к тому же у неё на руках была трёхлетняя дочка, – она последовала за ним. Начиналась другая жизнь.

Лиза и Ли Лисань, 1940 г.

На траурном митинге памяти Ли Лисаня. 

Дэн Сяопин выражает соболезнования. 20 марта 1980 г.

Сначала Харбин, потом Пекин. Уже через несколько месяцев после приезда в Китай Елизавета Павловна начинает работать, это было её желание. Привыкшая со школьных лет к труду, она не могла вести праздную жизнь, как это делали многие жёны ответственных партийных работников. Её зачисляют в штат Школы русского языка при Штабе китайской армии. Среди её учеников – будущий переводчик Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, впоследствии член ЦК и министр гражданских дел, глава Министерства внешнеэкономических связей, директор НИИ педагогики при Министерстве образования, – целая плеяда ставших известными личностей. С этого момента начинается педагогическая деятельность Елизаветы Павловны Кишкиной в Китае, которая продлится пять десятилетий. За исключением тех лет, которые насильственно будут вырваны из её жизни. Но новое испытание, новая беда ещё впереди.

Ли Лисань работал на высоких государственных постах, имел самые непосредственные контакты с верхними эшелонами китайской партийной элиты, к которой принадлежал и сам. И не только рабочие, но и бытовые, семейные. Автоматически и его жена вошла в этот круг. Страницы воспоминаний Елизаветы Павловны, посвящённые повседневной жизни руководителей китайского государства и их семей, которую она могла наблюдать, представляют, на мой взгляд, исключительную историческую ценность. Чего стоит только один её рассказ о последней жене Мао Цзэдуна, Цзян Цин, которой, по её просьбе, она давала уроки русского языка! Впоследствии эта женщина сыграет роковую роль в истории Китая, фактически возглавив знаменитую «банду четырёх». Занятия проходили в правительственной резиденции «Чжуннаньхае», в апартаментах «первой леди» страны. Иногда уроки затягивались, и Елизавету Павловну приглашали на ужин, несколько раз за стол вместе с ними садился и Мао Цзэдун. Была и отдельная встреча с Мао, когда по его приглашению она вместе с мужем и старшей дочкой посетила его дом.

После провозглашения в 1949 году Китайской Народной Республики Мао Цзэдун предложил Ли Лисаню, учитывая его колоссальный опыт профсоюзной работы, занять в новом правительстве пост министра труда. Началась пекинская жизнь. Елизавета Павловна много сил и времени отдаёт работе. Пекинский университет, Институт русского языка (впоследствии преобразованный в Институт иностранных языков), переводы политической и художественной литературы, работа в качестве консультанта в издательстве «Народная литература», выпускающего переводную литературу, в том числе и русскую. В те годы в Китае русский язык находился на пике популярности, в одном только институтском потоке набиралось до сорока студенческих групп. Масса будущих русистов, специалистов по России, общественных и политических деятелей прошли школу Елизаветы Павловны. Составленные ею учебные пособия, методические разработки, словари вошли в золотой фонд китайской русистики. За её выдающиеся заслуги Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) наградила её медалью А.С. Пушкина. И хотя наград у Елизаветы Павловны немало, эту она считает самой ценной.

Становление новой китайской государственности шло трудно. Годы изнурительной борьбы с японской оккупацией, гражданская война, экономическая разруха, повальная нищета… Елизавета Павловна вспоминает, что в начале своей жизни в Пекине она на улице практически от каждого встречного слышала один и тот же вопрос: «Поели уже?» Она недоумевала, почему люди этим интересуются, и только потом узнала, что это всего лишь форма вежливого приветствия. На протяжении веков народ недоедал, поэтому поел человек или нет, было крайне важным и звучало как проявление внимания. Всё это обостряло внутренние противоречия, усугубляло внутрипартийные распри, вело к непродуманным скоропалительным решениям. Массовые кампании 50-х – начала 60-х годов лихорадили общество. Нарастало напряжение в отношениях с Советским Союзом, давших трещину после ХХ съезда КПСС. Начался массовый отзыв из Китая русских специалистов, советско-китайский конфликт разрывал семейные узы, многие русские жёны возвращались на родину, оставаться в Китае, имея на руках советский паспорт, становилось опасно. Перед Елизаветой Павловной, как и перед остальными её соотечественницами, связавшими свою судьбу с мужьями-китайцами, во весь рост встал вопрос: как быть? Тем более что при общей обстановке недоверия и враждебности к СССР, которая тогда господствовала, тень подозрений в шпионаже легла и на неё – советскую гражданку. Ли Лисаня неоднократно вызывали в ЦК, требуя немедленного развода. На что получили решительный ответ: «Лиза не может заниматься шпионажем. Головой за неё ручаюсь. Не верите мне – тогда исключайте из партии». Так, считает Елизавета Павловна, добром за добро отплатил ей муж, всегда помня о её преданности и доверии к нему в тяжёлые тридцатые годы.

О разводе в ЦК больше не упоминали, но настаивали на переходе в другое гражданство. Выбор для Елизаветы Павловны был тяжёлый. Она понимала, что может навсегда лишиться возможности приезжать на Родину, но и ставить под удар любимого человека тоже не могла, отдавая себе отчёт в том, что для него иметь жену с советским паспортом было равносильно политическому самоубийству. Но только через два года, когда кончилось действие советского паспорта, она, не став его продлевать, приняла окончательное решение и вступила в гражданство КНР. Это случилось в сентябре 1964 года, когда над страной уже сгущались предгрозовые тучи грядущей «культурной революции», когда в результате обострившихся внутрипартийных распрей Ли Лисань опять практически оказался в опале, когда ему в очередной раз припомнили «политическую ошибку» тридцатилетней давности. В этих условиях решение Елизаветы Павловны можно было приравнять к акту настоящего мужества. Тем более, если учесть все его последствия.

1966 год стал чёрным в истории Китая, положив начало массовому психозу, охватившему страну. Страницы книги, посвящённые так называемой культурной революции, – это полная боли исповедь человека, который вместе со своими самыми близкими, любимыми людьми волею судьбы оказался в самом эпицентре трагических событий. Их началу послужило «Уведомление от 16 мая» – документ, подготовленный Мао Цзэдуном и утверждённый Пленумом ЦК КПК. Это был призыв к непримиримой борьбе против «буржуазных авторитетов» и «контрреволюционных ревизионистов», дабы «страна не потеряла красный цвет». Призыв был услышан, джинн выпущен из бутылки. Первыми поднялись студенты и школьники-подростки – хунвейбины, как они себя называли, – «красные защитники» революционного дела, затем «цзаофани» – «бунтари», из числа взрослого населения. Волна бесчинств и вандализма захлестнула Китай. Не обошла она стороной и Ли Лисаня: каждый, кто когда-то учился или работал за границей, автоматически зачислялся в «шпионы». 1 февраля 1967 года он был вызван на допрос для «дачи показаний массам».

…Ежедневные изматывающие допросы, требования публичного признания в шпионаже, унижения, физическое насилие, обыски, погромы – эта вахканалия продолжалась несколько месяцев. Но уже чувствовалось, что трагическая развязка совсем рядом. 19 июня 1967 года «цзаофани» увезли Ли Лисаня из дома в неизвестном направлении. Через день хунвейбины доставили Елизавету Павловну на очередное «собрание борьбы», там же неожиданно для неё оказался и Ли Лисань. В течение трёх часов от них – уже в тысячный раз! – требовали признаний в связях с иностранными разведками, шпионаже и т.п. Из здания вывели вместе, посадили в одну машину, но посреди пути остановились, приказали Елизавете Павловне вылезать.

«Я попробовала протестовать, но меня грубо оборвали. Ли Лисань успел только пожать мне руку и сказать: «Береги себя!» Я вышла… Это была наша последняя встреча, короткая и немногословная. Последнее расставание – на этот раз навеки».

Только почти через десять лет Елизавета Павловна узнала, что Ли Лисаня не стало уже через три дня после их последней встречи. По официальной версии, в которой она до сих пор сомневается, он покончил с собой, приняв большую дозу снотворного.

Через день после ареста Ли Лисаня пришли и за Елизаветой Павловной. А дальше – на восемь лет – одиночная камера в «китайской Бастилии», тюрьме Цинчэн, где содержались наиболее опасные политические преступники. Изнуряющие ночные допросы, длящиеся почти до утра, невозможность днём даже прилечь, это запрещалось тюремными правилами – зоркий глаз надзирателя преследовал неотступно, полуголодный паёк… Как всё это можно было вынести, мне до сих пор непонятно. Я не раз пыталась расспросить об этом Елизавету Павловну, но она не очень-то любит такие вопросы. Правда, однажды вдруг рассказала, что через решетчатое окно камеры, под самым потолком, было видно дерево. Оно распускалось весной, зеленело летом, осенью сбрасывало листья – по нему Елизавета Павловна определяла, какое время года на дворе. Дерево это стало единственной ниточкой, связывающей её с живой жизнью.

После тюрьмы Елизавету Павловну ждали ещё три с половиной года ссылки в глухой китайской провинции, и только в декабре 1978 года, когда к власти пришли сторонники Дэн Сяопина и политическая обстановка в Китае резко изменилась, ей разрешили вернуться в Пекин. С этого момента начинается ещё одна её жизнь, совсем уже другая.

Ли Лисань был полностью реабилитирован и занял в истории своё заслуженное место.

Елизавету Павловну восстановили во всех правах, она продолжила профессорство в своём родном институте, а через пять лет стала членом Народно-политического консультативного совета Китая (НПКСК) – совещательного органа при руководстве КНР.

«После множества трагических перипетий я, незаметно для себя, вросла в китайскую жизнь, и люди признали меня своей. Я ведь пережила вместе с ними всё: и «митинги борьбы», и тюрьму, и ссылку. И была вознаграждена людским доверием».

Но Россия навсегда осталась в сердце. Она – почётный член правления Общества китайско-российской дружбы, у неё хлебосольный русский дом, дочери продолжают её дело (старшая – авторитетный в Китае учёный-русист, младшая – переводчица), внуки, а теперь уже и правнук говорят по-русски, её многочисленные ученики открывают Россию, русскую культуру, русский язык для миллионов своих соотечественников. По её словам, несмотря на все обрушившиеся беды, она ни на кого не держит зла.

…На столике перед креслом Елизаветы Павловны лежит «Жизнь Арсеньева» Бунина. Уловив мой взгляд, она объясняет: «Да, перечитываю своих любимых русских писателей». И тут же с интересом спрашивает: «А что посоветуете мне из современной литературы?» И этот вопрос задаёт человек, которому на следующий день после выхода нашей газеты, 20 марта, исполнится сто лет!

Теги: Елизавета Кишкина , Ли Лисань