Текст книги "Литературная Газета 6515 ( № 27 2015)"
Автор книги: Литературка Литературная Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Сколько стоит ошибка
Р. Енгибарян. Мужчина и женщина. Цена одной ошибки. – М.: Международные отношения, 2015. – 320 с. – 2000 экз.
Новый роман известного учёного-правоведа Роберта Енгибаряна "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки" является логическим продолжением ранее изданных произведений "О, Мари", "Мужчина и женщина. Нескончаемый диалог", "Время жить: выбор судьбы". В них автор размышляет о судьбе человека, складывающейся из череды ситуаций, которые ставят личность перед необходимостью выбора, а также о взаимоотношениях мыслящего индивида с государством, социумом, родными и близкими, друзьями и врагами, с Богом и, что важнее всего, с самим собой.
В центре этой книги – профессор одного из московских вузов Иван Ильич, оказавшийся в непростой жизненной ситуации из-за романа с молоденькой лаборанткой своей кафедры. Эта отправная сюжетная точка порождает целый ряд ситуаций, требующих от героя непростых решений, которые в корне меняют его судьбу и приводят в конце книги к нравственному коллапсу.
Иван Ильич – персонаж, вызывающий у читателя сочувствие и симпатию с первых страниц повествования, несмотря на то что совершаемые им поступки не всегда соответствуют общепринятым нормам морали. Одна из самых привлекательных его черт заключается в том, что он – агностик, с одной стороны, отрицающий существование высших сил ("а может, человек придумал Бога, чтобы освободить себя от одиночества, быть убеждённым, что рядом всегда есть кто-то"), с другой стороны – ведущий на протяжении всего романа яростный спор-диалог с Богом ("Бог, ты неправ – я прав. Ты забрал жизнь безвинной слабой женщины, чтобы наказать меня? В чём моя вина? В том, что я защищал себя и свою честь от алчных, бессердечных и опасных для общества людей? Бог, ты жесток и несправедлив").
В основе всех его поступков лежит естественное для каждого живого существа стремление к самосохранению и обеспокоенность судьбой своих близких, готовность защищать их интересы, пусть даже преступив грань дозволенного. Испив горькую чашу унижения со стороны шантажирующих его авантюристов (матери его бывшей любовницы и "крышующего" её майора полиции), профессор мог бы смириться с судьбой, сломаться и дальше играть роль безропотной жертвы. Но он находит силы для ответного удара. ("Я – живой человек и, как любое живое существо, буду до конца бороться за свою жизнь и за жизнь моих близких[?] Мой моральный долг требует наказать этих подлых животных в облике человеческом").
Во всех своих действиях он стремится быть честным перед самим собой, понимая, что от его выбора зависит его судьба. ("Как ни проклинай судьбу, я – единственная причина всех моих страданий[?] Я человек, и мне присущи все человеческие добродетели и пороки[?] Одни живут, не осмеливаясь нарушить человеческие и Божьи законы, другие нарушают их с надеждой сохранить всё в тайне[?] У одних случай и судьба не ведут к запрещённому деянию, перед другими – ставят сложнейшие моральные и душевные задачи. Одни могут усилием воли заставить себя отказаться от великого соблазна, а другим это не удаётся[?]")
Однако сложность нравственного выбора Ивана Ильича состоит не только в том, как избавиться от преследующих его шантажистов. Ему важно совершить акт возмездия, наказать их за содеянное, и именно в этой точке сюжета автор затрагивает одну из важнейших проблем – взаимоотношения гражданина и государства. Каждый член гражданского общества имеет право на защиту своих чести и достоинства, при этом такую защиту ему обязано обеспечить государство силами правоохранительных органов. Тем не менее, столкнувшись с актом агрессии, Иван Ильич с самого начала понимает бесперспективность обращения за защитой к таким органам. И всё-таки, будучи законопослушным, профессор обращается в полицию. "[?]В грязном, пахнущем немытыми телами, табаком и нечистотами помещении дежурные ходили взад и вперёд, громко разговаривали[?] Ни одного интеллигентного лица, нормального мужского телосложения: пузатые и худые, высокие и низкорослые, темноволосые или русые, они все – со своими тупыми и агрессивными лицами, громкими голосами, в плохо сшитой тёмной одежде – были похожи друг на друга[?]" Автор романа со знанием профессионального юриста, у которого за плечами опыт работы в следственных органах, даёт точное и беспощадное описание этой социальной группы.
Не добившись защиты в правоохранительных органах, Иван Ильич принимает важнейшее для себя решение – самому совершить акт наказания, то есть принять на себя функции государства. Под предлогом продажи дачи он заманивает шантажистов в погреб и запирает их там, зачитав им как приговор отрывок из статьи 163 Уголовного кодекса России "Вымогательство". Эта сцена является кульминацией произведения. В ней герой вступает в конфликт не только с преследующими его преступниками, но и с государством, не сумевшим или не захотевшим предоставить защиту своему гражданину. Драматизм ситуации заключается в том, что, будучи юридически грамотным, профессор понимает неправомерность своего поступка. Но с другой стороны, у него нет иного выхода защитить свои честь и достоинство, а также безопасность своих близких.
События разворачиваются стремительно, удивляя читателя неожиданными поворотами сюжетных линий. Ивана Ильича преследуют несчастья: сначала добровольно уходит из жизни его жена, потом умирает мать. Сын профессора отказываться принять на себя ответственность за свою гражданскую жену и будущего ребёнка, и Иван Ильич принимает в семью Ольгу, предоставляя ей кров, защиту, а в дальнейшем – своё сердце. Судьба также не щадит и узников Ивана Ильича. Сначала Стелла, являющаяся уголовницей по природе своей, убивает в драке подельника, а потом погибает сама, устроив поджог дачи.
На фоне всех этих трагедий судьба, казалось, идёт навстречу Ивану Ильичу, подарив ему его заветную мечту – любовь чистой и красивой девушки. Но и в этой ситуации профессору надо сделать непростой выбор: перешагнуть через возраст, разделяющий его и его новую возлюбленную, а также забыть о том, что Ольга была гражданской женой его сына и станет матерью внука профессора. И Иван Ильич делает выбор в пользу новой любви. "[?]Природа сильнее, чем я, и заставляет забыть обо всём на свете, и с этим ничего нельзя поделать[?] Я земной, мои корни в земле, всеми силами они направляют меня к женщине, к оплодотворению, к созданию новой жизни. А разве быть счастливым, вырваться из убивающего одиночества, любить и быть любимым не есть великое счастье[?]"
Но Ивану Ильичу предстоит сделать последний и самый трудный выбор. К профессору приходит генерал ФСБ и предлагает ему заключить сделку со своей совестью вполне в духе средневековой повести о другом учёном – докторе Фаусте. В обмен на обещание отказаться от любимой женщины и вступить в отношения с нелюбимой Ивану Ильичу обещают не возбуждать в отношении него уголовное дело по факту исчезновения некоей Стеллы Карапетовой и майора полиции Сергея Кондакова, то есть тех, кто шантажировал профессора и кого он покарал, самовольно приняв на себя функции правосудия. И в этой драматической ситуации герой переживает нравственный коллапс. Независимый, свободолюбивый профессор, стремившийся получить свободу от условностей общества и счастливую жизнь с любимой женщиной, вынужден отказаться от того, ради чего он не раз преступал грань дозволенного, чтобы в конечном счёте получить несвободу и жизнь с навязанной ему партнёршей.
Конечно, роман "Мужчина и женщина. Цена одной ошибки", как и другие произведения Роберта Енгибаряна, не исчерпывается одной проблемой и сюжетной линией. Это сложное и многоплановое произведение как с точки зрения проблематики, так и с точки зрения жанра. В романе есть элементы и детектива, когда читатель сталкивается с абсолютно неожиданными поворотами сюжета, и социальной сатиры, не щадящей легко узнаваемые типажи работников высшей школы, и, безусловно, пряного в своей откровенности любовного романа. Это также тонкое психологическое повествование об одиночестве человека в современном мире и неизбежном этапе старения. Читатель любого возраста, эстетических пристрастий и социальной принадлежности найдёт в романе свою, только ему созвучную ноту.
Юлия КАРАУЛОВА, кандидат юридических наук
Теги: Р. Енгибарян , Мужчина и женщина , Цена одной ошибки
Местожительство души
Фото: РИА "Новости"
Как-то раз в Туле меня вёз таксист, из местных. Желая, вероятно, меня развлечь, начал[?] ругать Тулу. Как же пылко он ненавидел тульские дороги (и впрямь далёкие от идеала), тульских пассажиров (все до единого жлобы и уроды), тульское начальство и вообще всё тульское, включая пряники:
– Дрянь, труха, подделка, не покупайте ни в коем случае.
Я поинтересовалась, где, по его мнению, лучше живётся, и он поведал, что мечтает «свалить» в Германию, где, надо понимать, его редкое умение крутить баранку будет оценено и найдёт достойное вознаграждение. Я спросила, видел ли он городской краеведческий музей после реконструкции. Музей и впрямь замечательный. Нет, музея таксист не видел – ни до, ни после реконструкции. И вообще он этим делом не увлекается, разве что в 8-м классе ездил со школой в Ясную Поляну, а с тех пор – не до того.
Любовь и знание
Сейчас, после длительного перерыва, пытаются возобновить патриотическое воспитание молодого поколения; разговоры, во всяком случае, об этом ведутся, программы какие-то принимаются. Непростое, ох непростое это дело[?] Таких, как тот тульский таксист, немало по городам и весям, не говоря уж о столицах. Это они – посетители сайтов типа "Пора валить", беспощадные обличители горемычной "Рашки", которая не оправдала их надежд, не сумела удовлетворить их изысканные требования, не сподобилась. Я знаю молодых девушек, которые ужасно страдают от невыносимого "рашкиного" климата, словно родились они в Париже или в Милане. "Да ты оденься потеплее, – хочется сказать, – вот и не будет тебе холодно". Но продвинутой публике полагается ходить, как в Милане: без шапки и в лёгких ботиночках.
Человек не может полюбить свою "политическую" Родину, не привязавшись к родине малой. Об этом писал ещё Карамзин, который различал любовь к Родине физическую, моральную и политическую. Физическая и моральная любовь как раз относится к родному углу, к месту рождения, где прошло детство, где остались первые привязанности. Без неё и "политической" любви не будет.
Чтобы любить, надо знать. Больше знаешь – больше любишь. Это относится к чему бы то ни было – не только к родине. К сожалению, краеведение по-прежнему дело чудаков-энтузиастов, каких-то странноватых, по общему мнению, бабулек-дедулек. Краеведческие музеи не ломятся от посетителей.
Как-то по осени, отправившись за грибами, мы заехали в Павлопосадский музей. Сколько же там интересного! Мы были единственными посетителями, и за невеликие деньги нам дали личного гида. К сожалению, эта женщина, безусловно, знающая, квалифицированная, была интересна разве что нам, а вот новичка вряд ли могла бы заинтересовать.
До "научного" краеведения ещё надо дорасти, а неофиту нужна развлекуха на краеведческом материале, тем более что телевизор массово отучил людей от не-развлекательной информации. В Павлопосадском музее нам рассказывали, как началось производство павлопосадских шалей, о роли шали в культуре. А почему бы немедленно не разучить танец с шалью – модный когда-то pas de chale? Кто помнит – его танцевала жена Мармеладова на выпускном балу. Многие краеведческие музеи уже начали активно развлекать публику: в Жостове, например, желающий может расписать поднос. Гид краеведческого музея, кажется мне, должен быть скорее массовиком-затейником, чем научным сотрудником. Научный сотрудник нужен, чтобы собирать материал, да и то практика показывает, что с этим справляются просто увлечённые любители, дилетанты – дилетант ведь и значит "любитель", а вовсе не "неумеха", как многие считают.
Можно ли подменять истинное знание развлекухой? Наверное, нужно и то и другое. Но, без сомнения, каждый музей, каждый краеведческий курс должен иметь некий развлекательный интерфейс, обращённый к публике. Иначе публика просто не придёт. И не заинтересуется краеведением, и не полюбит свою малую родину. Так что выбор тут не между развлечением и просвещением, а между развлечением и неявкой, т.е. полным незнанием.
Мне кажется, эта мысль постепенно овладевает музейными работниками, и это прекрасно.
Некоторые идут ещё дальше. Несколько лет назад мне с моими продавцами привелось приплыть на катере в город Мышкин, в верховьях Волги. В сущности, никаких особых достопримечательностей, кроме какой-то церкви позапрошлого века, там не сохранилось. Ну и что? Мышкинцы раскрутили само название своего города, построили кое-какие новоделы, имитирующие старинные постройки, и за милую душу водят экскурсии. А сувениров сколько наделали по мышиной тематике! А легенду о мыши, спасшей город, как замечательно рассказывают: брюссельский писающий мальчик может мирно отдыхать в сторонке. Хороводы на берегу Волги, заволжские неоглядные дали, мышиные истории, горячие пироги по местному рецепту – вот что такое Мышкин для туриста. И это работает! Хотя, повторюсь, истинной истории тут на копейку.
Ведьма жила на посту ГАИ
Впрочем, что такое истинная история? В любой истории – громадный пласт мифологии. Миф – совсем не пустая выдумка, свойственная только детству человечества. Миф – вещь важная, это своеобразная форма знания, смесь знания с верованием. Людям свойственно рассказывать разные истории, где факты соседствуют с вымыслом. Не будь так – не возникла бы и не могла бы существовать художественная литература. Сегодняшняя информационная война – это, в сущности, война мифов. Поэтому краеведам надо тщательно собирать местные предания – старинные и теперешние. Они ведь возникают постоянно, передаются, пересказываются – надо только собрать. Такого рода истории, как мне кажется, обречены на успех. Моя дочка недавно, будучи в Праге, купила сборник мистических пражских историй, связанных с реальными туристическими объектами. Эта книга пользовалась наибольшим успехом по сравнению со всеми путеводителями и научными историческими трудами. Так что придумка делу не помеха, даже наоборот!
Местные предания рождаются буквально на глазах. В посёлке, где я живу, на шоссе когда-то был пост ГАИ. Потом, в перестройку, видимо, не стало денег его содержать, и его ликвидировали, а место стали пытаться сдать в аренду. Место вроде козырное: перекрёсток на трассе. Но[?] поменялось на том месте с десяток бизнесов: и разнопрофильные магазины, и кафе, и ресторан, кто-то даже на гостиницу замахивался – ничего не получается, все бизнесы прогорают. Это при том, что по соседству, в паре сотен метров, за это время возник и раскрутился вполне приличный коммерческий центр: тут тебе и магазинчики, и мини-гостиница, и дворик садовых товаров[?]
Сейчас на том проклятом месте опять висит объявление: "Аренда / продажа". А недавно узнала я всю "правду". Оказывается, причина в том, что на том месте когда-то жила[?] ведьма. Ну, жила и жила, никому не вредила, и вот решили избушку её снести, построить пост ГАИ, а её выселить в квартиру в соседнем городке. Ведьма разозлилась, вылетела в трубу и прокляла это место: "Всё, что тут отныне будет, станет вылетать в трубу!" Вот оно и вылетает – можете сами убедиться.
Естественное место, где должно культивироваться краеведение, – это школа. В каждой школе должен быть краеведческий музей своего посёлка, да хоть своего квартала. И учебный предмет должен быть. Мне даже кажется, что лучше пускай школьники недоучат нервную систему червя, но зато будут знать и любить свой городок или посёлок.
Пора понять, что краеведение – это не просто какая-то забавная закорючка в образовательной системе – это дело самое насущное, "с чего начинается родина". В московских школах есть предмет "москвоведение", но он относится к огромному объекту – мегаполису, который больше иных стран. Моему сыну преподавали когда-то этот предмет: ни уму ни сердцу; может, сейчас что-то изменилось.
Научиться создавать местный музей можно в Государственном историческом музее: там есть специальные занятия для детей и взрослых. Надо только осознать необходимость этой работы. Не знаю, учат ли этому делу в педагогических вузах[?] Хорошо, что в последнее время школьников побуждают писать сочинения (по-модному – "проект") по истории собственных семей, собственных улиц[?] У нас есть поселковая героиня войны, лётчица, Герой Советского Союза, чью биографию изучают школьники, есть и собственный святой, похороненный на местном кладбище, где над его могилой установлена часовенка, куда люди кладут записки со своими просьбами. Говорят, помогает.
Человек «от земли»
Есть тут ещё один поворот сюжета. Человек легко и естественно прикипает душой к земле. Видимо, так устроена человеческая психика, что малая родина – это именно кусок земной тверди. Поэтому «клочок земли, припавший к трём берёзам», легко становится малой родиной, а вот квартира на 17-м этаже в пятом подъезде не станет, как мне кажется, малой родиной никогда. Человек, выросший в бетонной коробочке, затерянной в необозримом «человейнике», остаётся неприкаянным, безродным. Я лично при слове «родина» вспоминаю деревеньку на высоком берегу Оки, где в детстве живала летом, хотя родилась в Коломне. Знаю, что многие люди ощущают своей малой родиной загородное жильё, и мне кажется, что скупка горожанами дальних деревенских изб в какой-нибудь Вологодской области, куда и добраться-то трудно, удовлетворяет именно эту потребность – в своём кусочке родины.
Дача для многих обретает какое-то почти мистическое значение. У нас в посёлке пожилая женщина владеет дачным домиком-развалюшкой, построенным ещё в 30-е годы на большом лесистом участке. Такие участки идут у нас по миллиону рублей за одну сотку, а тех соток у неё штук двадцать пять – вот и считайте, каким богатством владеет старушка. При этом у престарелой дачницы нет средств починить развалюшку. Ей много раз предлагали продать – не соглашается: "Родиной не торгую", – говорит то ли шутливо, то ли всерьёз. Да, родина её здесь, а не в железобетонной "двушке" в московском спальном районе, где она проживает согласно регистрации. А как-то раз она мне совершенно всерьёз рассказала вот что. Она считает себя хранительницей нашего посёлка: пока она тут – он будет стоять. Действительно, само существование нашего посёлка, со всех сторон окружённого плотной городской многоэтажной застройкой, дело удивительное и почти мистическое.
Человек, живущий на земле, гораздо лучше воспринимает краеведение, поскольку больше привязан к своему углу. Раз привязан – хочет больше о нём узнать узнаёт больше – ещё больше привязывается и ещё больше хочет узнать... Родина ведь не обязательно место твоего рождения – это место, где живёт твоя душа. Человек «от земли», как мне кажется, – бо"льший патриот, чем живущий в квартире. Кажется, какая разница? А вот есть разница[?] Конечно, случаи бывают разные, но я о тенденции.
А как же "Арбат, мой Арбат, ты моё отечество"? – спросите вы. Может, выходит дело, и городская улица стать местожительством души? Вероятно, может, но опять-таки тут должен быть кусок земли. Твой кусок, пусть и владеешь ты им совместно с другими. Заметьте, Окуджава воспевал арбатский двор – замкнутый, очерченный участок. «Парень с нашего двора» – это был почти родственник, член некой коммуны, общины.
Тут есть и ещё один важный аспект. Человек не должен жить чересчур далеко от земли. Мне кажется, пять этажей – это тот предел, при котором ещё как-то сохраняется связь с землёй. Пространство между пятиэтажками ещё обладает признаками двора, а то, что мы видим между двадцатиэтажными монстрами в так называемых спальных районах, – это всего лишь "придомовая территория". Человеческой душе не за что зацепиться, будь это хоть "элитный жилой комплекс".
В многоэтажках формируются космополиты: нынче тут, завтра там. Бетонные коробочки везде одинаковые – хоть в Выхине, хоть в Пекине. То, что за окном, чаще всего отвратительно и враждебно, любить там нечего. Неслучайно многие люди плотно занавешивают окна и включают свет: отгораживаются от неприятного мира, а общаются с ним через телевизор или интернет. Защищать этим "общечеловекам" нечего.
Теснота – враг творца
Исчезновение деревень, а теперь уже и малых городов – это путь ослабления и вырождения народа. Меж тем ещё в 2010 г. был обнародован план создания на месте всей российской провинции двадцати городских агломераций, что якобы соответствует современным глобальным трендам. План этот как-то в суете позабылся, но его ведь никто не отменял, и по факту всё так и происходит.
На асфальте не рождается творческих идей. Был такой немецкий антрополог Ганс Гюнтер – он прямо говорил: " Народы рождаются в деревне и умирают в городе". И правильно говорил. Именно из деревни черпает силы любая развивающаяся цивилизация. Человек, проживший жизнь в бетонной многоэтажке, никогда ничего существенного не придумает. Его мышление плоско, как бетонная плита. Почему? Да потому что человек должен видеть лес, реку, жучков-паучков. Ребёнком должен всё это видеть, чтобы вырасти не роботом. Наша великая литература XIX века – главный предмет нашей национальной гордости – создана жителями поместий. А современное, с позволения сказать, искусство – жителями бетонных коробочек. Из жителей многоэтажек рекрутируются писатели и читатели твиттера.
Жители многоэтажек не размножаются. Почему? По-видимому, потому, что человек подсознательно ощущает тесноту, ограниченность территории. Зоологи знают: если привезти кроликов на остров, они размножаются ровно до тех пор, пока хватает корма. А дальше – помирают с голода? Да нет, они просто в какой-то момент прекращают размножаться. Включается механизм, который сигнализирует: места мало. Что-то сходное и с рыбами, сама наблюдала. Рыба в аквариуме вырастает до того размера, который соответствует размеру аквариума. Большой аквариум – и рыба большая, маленький – и рыба поменьше. Это не зависит от корма – только от размера "жилья".
Люди, конечно, не рыбы, но вот что я наблюдаю. В нашем подмосковном посёлке рядом с городом люди живут в частных домах с садиками, с синицами и белками за окном, с грядками, яблонями и всем прочим. Так вот в классе, где училась моя дочка, сплошь многодетные семьи (по-настоящему многодетные: по 4-6 детей), а однодетных почти не помню. Видимо, работает какой-то неосознанный механизм, сигнализирующий: место есть, размножаться можно. Если мы хотим остановить вырождение и укрепиться как народ – делать надо аккурат противоположное нынешнему: возвращать людей на землю!
Сейчас вроде собираются выдавать желающим землю на Дальнем Востоке. Это правильная идея, но надо осуществить её так, чтобы не скомпрометировать. Сегодня не времена Столыпина – сегодня нужны инфраструктура, дороги, электричество, тепло. Иначе – массово – никто никуда не поедет, и всё останется на уровне экзотики.
Вот нам и национальная идея – освоение своей собственной земли. Эту идею не надо высасывать из пальца, она восходит к библейскому «плодитесь и размножайтесь и населяйте землю». Каждой семье – кусок земли, каждой женщине – трёх детей. Что может быть естественнее? Это должно стать народным движением, вдохновляющим, зовущим. Во главе его должен стать романтик, а исполнить, организовать дело – практик. Но для этого надо смотреть вперёд – на 5, 10, 50, 100 лет.
Речь не идёт о романтических экопоселениях. Они были и остаются экзотикой, а жители их зарабатывают либо на городских туристах, либо прямо-таки в городе. Нужны нормальные, комфортные поселения – при этом на земле. У нас для этого достаточно площади. По правде сказать, я видела лишь один такой город – Йоханнесбург в Южной Африке. Мы, русские, можем наконец осуществить вековую мечту человечества о городе-саде.
Кстати, сын Льва Толстого в своих воспоминаниях рассказал, что Менделеев считал: промышленность в России нужно развивать в сельской местности, где зимой возникает избыток рабочих рук, и крестьяне и так идут «в отход». Вот и нужно дать им работу по месту жительства, не нарушая естественный порядок жизни.
Безусловно, в рамках этого всенародного движения понадобится мобилизация молодёжи на осуществление этого поистине гигантского проекта. И мне кажется, молодое поколение, страдающее от отсутствия вдохновляющего дела, охотно откликнется. Как это сделать? Ну, например, так. Каждый молодой человек отдаёт два года службе обществу, девушки тоже. Кому можно доверить оружие – идёт в армию, это почётно и престижно. А кому нельзя – те идут строить дороги и вообще осваивать территорию. Дело нужно вести к тому, что сидеть в городе, держась за мамкину юбку, – стыдно. В город ты вернёшься лет в 35-40, уважаемым человеком, с опытом, с деньгами. А может, останешься там, где был, или ещё куда-то поедешь. Страна-то у нас большая, красивая, а мы всё жмёмся к столице, бездумно расширяемой.
Если эта национальная идея овладеет массами, вспомнится то, что уже было в нашей истории: субботники, воскресники, привлечение к работе студентов, школьников. А что – гораздо умнее, чем тусоваться по ночным клубам! При надлежащей – умной – пропаганде это движение может иметь большой успех именно у молодёжи.
Сейчас, как мне кажется, на подходе поколение, очень восприимчивое к идее общего дела. Не упустить бы его[?]
Татьяна ВЛАДИМИРОВА
Теги: общество , мнение , самосознание
