Текст книги "Поверь своим глазам"

Автор книги: Линвуд Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

24

Еще многие ночи, пусть прошло уже столько лет, ей снилось ее выступление на брусьях.

Олимпиада 2000 года. Сидней. Николь пятнадцать лет. И она исполняет произвольную программу на разновысоких брусьях перед тысячами зрителей, сотнями телевизионных и фотокамер, на глазах у подруг по гимнастической команде и у своего тренера. Ее ладони и пальцы покрыты густым слоем мела. Она запрыгивает на нижний брус, крепко цепляясь за него, ощущая мышцами рывок. Потом делает два мощных вращения, чтобы набрать достаточную инерцию и перескочить на верхний брус. И вот она уже летит, описывая всем телом сложный пируэт, – зрительный зал и наполняющие его люди остаются где-то на периферии ее зрения, но только она их не видит вовсе. Сейчас их для нее не существует. Нет ни зрителей, ни камер, ни других спортсменок, ни тренера. Есть только Николь и эти две деревянные перекладины. Во всей Вселенной не остается ничего больше в эту минуту, которая тянется дольше любой другой. А во сне минута может и вовсе длиться часами. Она парит. Летит, подобно птице. Невесомая. Это ни с чем не сравнимо, не поддается описанию. Вероятно, думает она, так же невозможно было по-настоящему описать свои ощущения человеку, который прошел по лунной поверхности. Она, конечно, не идет по Луне, но, выступая на брусьях, испытывает такой восторг, который наверняка сравним с тем чувством. Это знакомо Ольге и Наде [13]13
   Николь имеет в виду прославленную советскую гимнастку Ольгу Корбут и Надю Команечи из Румынии.


[Закрыть]. Словами ничего не выразить. Есть лишь брусья, а все остальное перестает иметь значение.

В те ночи, когда ей не снились брусья, ее посещали сны об убийствах.

По-своему, они тоже исполнены изящества. Она обрушивается на свою жертву так же бесшумно и стремительно, как слетает с верхнего бруса на нижний. Точно рассчитанное усилие. Ни единого лишнего движения. Весьма своеобразная, но тоже невыразимая красота.

Абсолютное совершенство исполнения.

И что бы ей ни снилось – упражнения на разновысоких брусьях или заказное убийство, – это всегда выступление на золотую медаль. Никогда на серебро. Никогда на бронзу. Порой эти сновидения сливались в единое целое. Когда она делает последний оборот вокруг верхнего бруса и приступает к соскоку, ее руки оказываются свободны и в одной из них появляется кинжал. И по мере того как опускается вниз ее тело, которое само по себе можно считать подобием смертоносного оружия, вниз устремляется и острие клинка.

А враг и жертва – любой, кто окажется у нее на пути в конце полета.

Сейчас она стояла на углу Очард-стрит.

Ей дали адрес. Проинструктировали. У нее есть фотография. Высокая женщина с длинными темными волосами. Цель ждет. Эллисон Фитч. Снимает квартиру вместе с подругой, но та днем работает. Эллисон трудится в баре по ночам, а потому днем отсыпается дома.

Николь не знала, ни кто такая Эллисон Фитч, ни что она натворила. Ей не было известно, кому понадобилось устранить ее, но если задание получено от Льюиса, нетрудно догадаться, что эта женщина представляет угрозу для очень важных людей. У Фитч есть на кого-то информация, которая, вероятно, хранится в недрах ее мобильного телефона. Николь особо предупредили, что она должна непременно завладеть им.

Однако для нее самой ничто не имело особого значения. Это просто работа.

Переходя на другую сторону улицы, она натянула козырек своей черной бейсболки глубже на лоб. Рука в кармане нащупала полиэтиленовый пакет. Пластик очень прочный. Не порвется, даже если женщина вопьется в него самыми острыми ногтями. Пистолетами Николь не пользовалась. Терпеть не могла огнестрельного оружия. Ей не нравился шум, который оно производит. С того момента, как она начала в детстве заниматься легкой атлетикой, ей был не по нраву выстрел стартового пистолета. Мышцы напряжены, дыхание перехвачено, и ты только ждешь сигнала. Именно эти доли секунды перед выстрелом стартера она всегда ненавидела больше всего.

И она ненавидит пистолеты до сих пор, какими бы глушителями их ни снабжали. Кроме того, пистолет тяжел, его трудно спрятать. И чтобы воспользоваться им, ни к чему в совершенстве владеть своим телом. Выстрелить сумеет кто угодно. А Николь нравилась в убийстве возможность пустить в ход ловкость и силу. Удушение требует силы, как и применение ножа для колки льда. Но сегодня она пустит в ход обычный полиэтиленовый пакет.

Еще никого и никогда не арестовывали за ношение пластиковой сумки, хотя при ней сейчас есть предметы, которые определенно заинтересовали бы полицейских, если бы им вздумалось остановить и обыскать ее. Она подошла к двери дома, но прежде чем войти, внимательно посмотрела в оба конца улицы.

Патрульных автомобилей Николь не заметила – об этом можно не беспокоиться. Кварталом ниже в небольшой пробке застряла машина со странной конструкцией, прикрепленной к крыше, но это ее не волновало.

Войдя в подъезд, Николь изучила имена жильцов рядом с кнопками домофона, потом нажала сразу несколько, но только не ту, что связана с квартирой Эллисон Фитч. Несколько секунд спустя в хриплом динамике раздался голос:

– Кто там?

Но какой-то другой, не столь осторожный жилец уже успел открыть входную дверь. Николь проникла внутрь и пару минут выжидала. Не нужно, чтобы тот, кто открыл дверь, высунул голову на лестничную клетку и увидел ее. Он, конечно, выглянет наружу, убедится, что никого нет, и снова уйдет к себе.

Лифта в доме нет. Она поднялась по двум длинным пролетам лестничных ступеней, так никем и не замеченная. Впрочем, это не имело значения. Николь знала, что любой свидетель сможет описать ее лишь как молодую белую женщину. Любые другие подробности и приметы окажутся неверны. Козырек шапочки и солнцезащитные очки скрывали часть лица Николь. Сейчас у нее темные волосы, но уже сегодня вечером она станет блондинкой.

Попав в нужный коридор, она определила, что квартира с окнами на Очард-стрит расположена в самом его конце. Встав у двери с номером 305, она не сразу начала вскрывать замок, что всегда сложнее, а сначала аккуратно потрогала дверь затянутой в перчатку рукой в надежде, что та не заперта.

Увы, на сей раз не повезло. Дверь не поддалась. Николь запустила руку во внутренний карман ветровки и достала приспособление, которое прихватила именно на этот случай. Что касается замка, то на вид он совсем простой. Если же изнутри накинута еще и цепочка, то это, конечно, задержит ее, но секунд на тридцать, не более. В другом кармане лежали несколько полосок резины. Нужно было только привязать такую полоску одним концом к цепочке, а другим к дверной ручке. Потом, когда вы закрывали дверь, резина натягивалась и выбрасывала наконечник цепочки из паза.

Это было испытано прежде столько раз, что теперь Николь могла проделать нехитрую операцию с закрытыми глазами. Но вот с замком она разобралась. Цепочка не накинута.

Николь посмотрела в образовавшуюся щель и попыталась уловить любой шум. Ей был виден угол кухни и часть расположенной дальше гостиной. Откидная кушетка так и оставлена несложенной и покрыта смятым постельным бельем. Эту квартиру делят двое. И если «цель» не спит в гостиной, значит, она должна находиться в спальне.

Одним быстрым движением Николь открыла дверь, вошла и закрыла ее за собой, не издав ни звука.

Теперь, когда она проникла в квартиру, необходимо было снова замереть ненадолго и вслушаться. Похоже, одно из окон открыто, потому что гул улицы слышен отчетливо. И это хорошо. Хотя она и умела передвигаться тихо, шумовое прикрытие никогда не помешает.

Николь же старалась услышать нечто, что выдавало бы присутствие в квартире другого человека. Храп или легкое дыхание. Может, воду, льющуюся в душе. Или биение сердца.

Она не слышала ничего, но умела чувствовать, что рядом кто-то есть. Сделав пару шагов вперед, Николь вплотную приблизилась к гостиной, чтобы взять под контроль дверь, ведущую в спальню.

Она прошла кухню, мебель в которой словно кричала: «Я из «ИКЕА»!» Распечатка календаря с помеченным на нем расписанием выходов на работу в бар Эллисон Фитч была прикреплена к холодильнику магнитиком в форме кошки.

«Не приведи Господи, чтобы здесь держали кошку», – подумала Николь. Но она не ощущала присутствия в квартире животного, не чувствовала характерного запаха. И на полу в кухне не видно миски. А вот в самой кухне царил настоящий бардак. Раковина доверху была заполнена грязной посудой. На столе стояла недопитая чашка кофе.

Николь увидела открытую дверь спальни, а потом и заглянула туда. Типичная крохотная комната дешевой квартирки нью-йоркского доходного дома. Размером примерно восемь на десять футов. Места едва хватало для неприбранной двуспальной кровати. В дальней стене – окно. Фрамуга поднята.

А вот и она.

Но вместо того чтобы спать в кровати, она стояла у окна спиной к Николь. Темные волосы ниспадали на плечи. Опершись руками на кондиционер, женщина глядела на улицу. Она была одета в темно-синюю юбку и белую блузку. На ней, вероятно, были туфли на высоком каблуке, но Николь не видела ничего ниже коленей – мешала кровать.

Теперь их разделяли двенадцать футов.

Николь оценила дистанцию. Времени, чтобы обогнуть постель, у нее нет. Значит – разбег, прыжок, левая нога отталкивается от матраца, правая сразу приземляется по ту сторону. На ней удобные кроссовки. Чтобы наброситься на жертву, понадобится менее секунды.

В ногах кровати лежала сумочка. Мобильный телефон наверняка в ней. Николь тихо достала из кармана пакет и встряхнула его, чтобы расправить. Мгновение спустя она бросилась вперед, используя матрац кровати как подкидную доску, и опустилась на ноги уже по другую сторону. К тому времени, когда жертва поняла, что она не одна, было уже поздно. Николь натянула пакет ей на голову.

Женщина издала сдавленный крик, а потом, как и предвидела Николь, попыталась вцепиться в целлофан, содрать его с лица. Но Николь, вывернув кисти рук, удержала края пакета с такой силой, что он прилип к лицу, как второй слой кожи.

В последние секунды, еще борясь за жизнь и делая последние вдохи, женщина сначала припала к кондиционеру как раз в тот момент, когда машина с необычным аппаратом на крыше проехала мимо по улице, а потом упала на пол. Опустившись на колени, Николь еще минуту держала пакет плотно насаженным на голову жертвы. Затем, убедившись, что намеченная цель мертва, сняла пакет, свернула его в плотный рулон и спрятала в карман куртки. Теперь необходимо позаботиться о телефоне.

Николь схватила сумку с кровати, расстегнула «молнию» и почти сразу нашла мобильник в специальном боковом отделении. Телефон засунула в тот же карман, куда только что положила пакет. Потом достала свой сотовый, разблокировала его и набрала две цифры.

– Я закончила. Чистильщики готовы прибыть сюда?

Это одно из тех заданий, когда клиенту необходимо было самому убрать с места преступления труп. Николь хороша в своем деле, но избавляться от мертвецов – не ее специализация.

– Готов, – ответил Льюис.

Она отключила телефон и убрала его. Еще одно золотое выступление. Ни одного срыва, ни десятой балла не было потеряно на недоработке элемента или потере равновесия. И, по ее собственному мнению, безукоризненный соскок. Судьям не к чему было бы придраться.

Правда, и взрыва аплодисментов она не услышит, но это тот случай, когда нельзя получить все сразу.

Николь встала, бросила последний взгляд на мертвую женщину и уже была готова скрыться, когда вдруг раздался звук открывающейся двери.

Это не чистильщик. Он не мог прибыть сюда так быстро.

25

Я постучал в дверь комнаты Томаса и сообщил ему, что ужин почти готов.

– А что у нас на ужин? – спросил он.

– Гамбургеры с гриля, – ответил я.

Когда с едой было покончено, а посуда сложена в раковину, я положил ладонь поверх руки брата, чтобы не дать ему стремительно выскочить из-за стола и удрать к себе наверх.

– Мне очень нужно идти, – сказал он.

– А мне необходимо кое о чем с тобой поговорить. – Я убрал руку, но с таким предчувствием, что мне снова придется перехватить Томаса, чтобы удержать на месте.

– О чем ты хочешь со мной поговорить?

– Ведь это ты принес с террасы папин компьютер?

Брат кивнул.

– Я боялся, что его украдут.

– И что ты с ним сделал?

– Положил на кухне.

– Нет, мне нужно знать, делал ли ты что-нибудь с самим компьютером.

– Да. Я его отключил. Если бы я оставил его как есть, к твоему возвращению домой батарея бы села.

– А еще что-нибудь делал?

– Что, например?

– Ты входил в списки предыдущих посещений сайтов?

– Я их удалил.

– Ты?

– Да.

– Зачем тебе это понадобилось?

– Я всегда так поступаю, – произнес Томас. – Прежде чем выключить компьютер, стираю все из раздела «История». Каждый вечер перед сном я удаляю списки со своего компьютера. Для меня это… Для меня это как почистить зубы или умыться. Люблю, чтобы утром компьютер был совершенно чист и готов для нового использования.

Я ощутил безмерную усталость.

– Хорошо, ты вправе поступать со своим компьютером как угодно. Но зачем трогал компьютер отца?

– Потому что ты уехал, а кроме меня, этого сделать было некому.

– Ты всегда удалял файлы из папки «История» на отцовском компьютере?

– Нет. Папа не забывал отключать его сам. Могу я теперь идти? Я, кажется, нашел кое-что действительно интересное.

– Когда стирал файлы, ты просмотрел их?

Брат покачал головой:

– Зачем?

– Томас, – очень строго сказал я, – сейчас мне нужен от тебя честный ответ. Это очень важно.

– Хорошо, спрашивай.

– Ты иногда пользуешься компьютером отца?

Он вновь покачал головой:

– Нет, у меня ведь есть свой.

– А папа никогда не одалживал его кому-нибудь? Или кто-то приходил сюда, чтобы поработать на его компьютере?

– Мне об этом ничего не известно. Могу я теперь идти?

– Подожди еще минуту.

– Я и так потерял много времени, когда пылесосил сегодня утром.

– Томас, пожалуйста, ответь на пару вопросов. Если никто не пользовался тем ноутбуком со времени смерти папы, почему сегодня утром на нем оставались ссылки на предыдущие поиски в Сети? Почему ты не удалил их раньше?

– Но, как я уже сказал, папа всегда отключал его сам. Я не раз предупреждал, что лучше очищать папку «История», но его это не волновало, как меня.

Я откинулся на спинку стула.

– Хорошо. Спасибо.

– Значит, я могу идти?

– Да.

Но вместо того чтобы сразу подняться и отправиться к себе в комнату, брат остался сидеть на месте с таким видом, будто ему самому нужно было сообщить мне что-то.

– В чем дело? – спросил я.

– Я знаю, ты злишься на меня из-за тех людей из ФБР, что к нам приходили. Но с тех пор я больше не послал ни одного письма ни в ЦРУ, ни президенту Клинтону.

– Рад слышать.

– А если я увидел что-то, о чем их действительно следует уведомить?

– Что, к примеру?

– Если я видел что-то, о чем ЦРУ действительно должно узнать? Например, преступление. Могу я в таком случае отправить им всего одно краткое сообщение?

– Мне безразлично, что ты мог видеть. Даже если кто-нибудь подкладывал атомную бомбу в школьный автобус. С ЦРУ ты больше связываться не будешь. Ясно, Томас?

На его лице отчаяние читалось столь отчетливо, что я не мог не спросить:

– Ну что там у тебя еще, Томас? Снова помятый бампер или нечто подобное?

– Нет. Это гораздо серьезнее.

– Я спрашиваю потому, что в последний раз, когда ты так же взволновался, ничего страшного не произошло.

– Сейчас все совершенно иначе.

– И что же это?

– Все дело в окне.

– Кто-то разбил оконное стекло, и ты собираешься донести об этом в ЦРУ?

Брат покачал головой.

– Там что-то произошло. Иногда в окнах можно увидеть всякое.

– Томас, что бы ни случилось, тебя это не должно беспокоить.

Он резко отодвинул свой стул и поднялся.

– Хорошо. – И побрел в сторону лестницы.

– Томас, не отправляй больше писем в ЦРУ или…

Но он не останавливался и уже оказался у ступеней, когда я снова окликнул его:

– Ты слышал, что я тебе сказал?

Брат замер, положив руку на перила.

– Ты ничего не хочешь слышать, Рэй. Я старался обсудить вопрос с тобой. Мне хотелось все сделать так, как мы договорились. Ты запрещаешь мне связываться с ЦРУ, но когда я собираюсь посоветоваться с тобой о том, что делать по поводу происшествия в окне, ты даже не желаешь меня выслушать.

– Ну хорошо, хорошо. Тебе нужно, чтобы я взглянул?

– Да.

– Отлично. Я поднимусь и посмотрю.

Я поднялся по лестнице вслед за Томасом, но еще не успел войти в его спальню, как он предложил, чтобы я принес для себя стул и мне не приходилось смотреть на монитор стоя. Значит, его проблема должна была занять какое-то время.

В стенном шкафу папиной спальни я видел складной пластмассовый стульчик. Прихватив его, я вернулся к брату и пристроился рядом с его рабочим креслом. Он уже вовсю орудовал «мышью», вызывая на экранах нужные изображения.

– Итак, куда занесла нас нелегкая на сей раз? – поинтересовался я.

– На Очард-стрит.

– На какую именно Очард-стрит?

– Это Нью-Йорк, нижняя часть Манхэттена.

– Теперь показывай, что там у тебя.

Томас ткнул пальцем, не касаясь монитора, в одно окно здания, в котором, как мне показалось, было не менее пяти этажей. Старый жилой дом. Построен, вероятно, в конце XIX века, хотя, признаться, в вопросах истории архитектуры Нью-Йорка я был полным профаном.

– Видишь окно на третьем этаже? – спросил брат.

В нижней части окна маячило какое-то белое пятно.

– Вижу, – подтвердил я.

– Что это, по-твоему, такое?

– Убей, не пойму.

– Я попробую увеличить изображение.

Томас дважды щелкнул клавишей «мыши». В результате картинка укрупнилась, но сделалась менее четкой. Хотя на ней действительно начало что-то вырисовываться.

– Что ты теперь об этом думаешь? – спросил брат.

– Кажется, это нечто вроде головы, – ответил я, – но только вокруг нее что-то обмотано.

– Взгляни сюда, и различишь очертания носа и рта, а это – подбородок и лоб. Лицо.

– Да, ты прав. Действительно лицо.

– И какой отсюда следует вывод?

– Выводы делать трудно. Но впечатление такое, что кто-то надел себе на голову полиэтиленовый пакет.

Томас кивнул:

– Верно. Но если мы можем рассмотреть сквозь пластик отдельные черты лица, значит, пакет натянут на голове по-настоящему туго.

– Согласен, – сказал я. – Но может, это маска?

– Мы не видим ни одного отверстия для глаз, носа или рта. Если это маска, то как дышит человек, который ее надел?

– А ты не мог бы еще немного увеличить изображение? Укрупнить его?

– Тогда оно окончательно потеряет четкость. Это самая качественная картинка, какую только можно получить на данный момент.

Я всматривался в экран, совершенно не представляя, как объяснить увиденное.

– Право, я не понимаю, Томас. Кто-то валяет дурака, нацепив себе на голову полиэтиленовый пакет. Люди часто занимаются глупостями. Представь, например, такую ситуацию: человек знал, что мимо будет проезжать машина «Уирл-360», и решил пошутить, чтобы это попало в кадр…

– На третьем-то этаже? Чтобы точно попасть в кадр, ему лучше было бы встать где-нибудь на тротуаре.

– Вероятно.

– Мне не кажется, что этот человек валял дурака, – вдруг сказал Томас.

– Тогда что же, по-твоему, в тот момент происходило?

– Думаю, этого человека убивали. Я считаю, что произошло убийство.

– Брось, Томас. Это уж слишком.

– Но этого человека душат. Разве ты не видишь?

Я отвернулся от монитора и посмотрел на брата.

– Значит, такова твоя версия?

– Да.

– И что, черт побери, ты хочешь от меня?

– Мне нужно, чтобы ты это проверил.

– Проверил?

– Именно. Ты должен туда поехать.

– Ты хочешь, чтобы я отправился в Нью-Йорк и выяснил, что произошло в том окне? – удивился я. – Нет. Я не собираюсь идти у тебя на поводу.

– Что ж, в таком случае мне придется сделать несколько телефонных звонков самому, – заявил брат. – И уж извини, но у меня не остается выбора, кроме как вновь написать письмо в ЦРУ и попросить их во всем разобраться.

– А теперь послушай меня очень внимательно, Томас. Во-первых, ты не будешь вступать в контакт ни с ЦРУ, ни со службой национальной безопасности, ни даже с пожарной бригадой Промис-Фоллз, если уж на то пошло. А во-вторых, я не собираюсь тащиться в Нью-Йорк и проверять это идиотское окно. Ни за что! – И я спустился вниз.

Через несколько минут, пока я все еще пытался поудобнее устроиться на диване, размышляя, что посмотреть на огромном отцовском телеэкране, по лестнице спустился Томас. Он ничего не сказал и даже не бросил взгляда в мою сторону. Открыв шкаф рядом с входной дверью, достал оттуда свою куртку и уже успел сунуть руки в рукава и застегнуться, когда я спросил:

– Куда ты собрался?

– В Нью-Йорк, – ответил брат.

– В самом деле?

– Да.

– Зачем тебе в Нью-Йорк?

– Взглянуть на то окно.

– Как же ты туда доберешься?

– Пойду пешком. – Он сделал паузу. – Маршрут мне известен.

– Это займет у тебя некоторое время, – усмехнулся я.

– Расстояние составляет 192,3 мили, – отозвался он не моргнув глазом. – Если я буду преодолевать по двадцать миль в день, то попаду туда…

– Хватит, прекрати! – крикнул я.