Текст книги "Что мы пожираем"

Автор книги: Линси Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Линси Миллер
Что мы пожираем

© Лидман М., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Часть первая
Уста темные, как ночь

Если ты неспособен приручить своих демонов – выпусти их на свободу

Посвящается Бренту

Без тебя ничего этого бы не было.

Выпьем за то, чтобы провести вместе еще пятнадцать лет.

Глава первая

Работать с мертвыми для меня честь, но ни один похоронный обряд не исправит того, что Райлан Хант – «двадцать пять с половиной килограммов, сто тридцать два сантиметра, выпотрошен», как гласили мои записи, – погиб за два дня до своего тринадцатого дня рождения. Я выпрямила сжатые в кулаки пальцы – напряженные мышцы затрещали как гнилое дерево – и стянула с его рук влажные перчатки. Их прошлой осенью связала его мама, подобрав синие нитки. Сейчас же Райлан весь был красным, коричневым и фиолетовым, а на его коже выступили трупные пятна. Я повернулась и бросила перчатки в кучу компоста, которая вскоре станет его могилой. В наполненном по колено бассейне заплескалась вода.

Каждая частица этого мальчика была воплощением любви – и каждая была предана земле, за исключением тех, что стали частью меня. Я – кладбище, и я стала им для того, чтобы им не пришлось быть кому-то другому.

Единственная могильщица Лощины – не этого титула я хотела, но семь лет назад, когда я пришла в этот город, другой работы здесь не было.

– А это значит, что я здесь ради тебя, – сказала я, положив дрожащую ладонь на его руку.

Кожа Райлана была изодрана в клочья, ребра раскрыты, как цветок ликориса. Я собрала столько крови, сколько смогла, но ее все равно едва хватило, чтобы провести погребальные обряды. От него почти ничего не осталось.

Того, кто это сделал, схватили, но мою грудь все равно сжимало от тоски. Есть ли смысл в мести? Райлана уже не вернуть.

Да, нас пугали старые легенды о когда-то господствовавших над нами полубогах – Благих и Грешных, – но их давно уже нет. Бояться стоит нас, смертных: мы намного страшнее. Пусть раньше нами правили, с нами воевали, нас пожирали – но напыщенные пэры с их богатством и армией были куда хуже старых преданий.

Я накрыла рану Райлана куском парусины и начала пришивать ее к его телу. Иголка легко проскользнула через его кожу, руки ритмично двигались над тканью. Это меня успокаивало. Когда я накладывала швы, я всегда вспоминала о волнах реки, у которой родилась. Там смерть была таким же привычным делом, как и здесь. Только богачи – чаще всего представители высшей знати, которых суверен одарила титулами и которые правили Цинлирой, – могли ее избежать.

– Ты выглядишь старше своего возраста, – сказала я, убрав волосы с его лица. – Знаю, тебе это нравилось.

Как нравилось большинству двенадцатилетних детей.

– Никогда не понимал, как ты не брезгуешь стоять в этой помойке, – прозвучал знакомый голос у меня за спиной. – Здесь же просто невозможно находиться.

Я вздохнула и подняла голову, подставляя лицо лучам полуденного солнца. Бассейн под открытым небом, в котором я совершала погребальные обряды, находился совсем недалеко от церкви. Райлан покоился на каменной плите в самом его центре, а я при необходимости могла сбегать в церковь и вылечить тех, кто решил туда заглянуть. Все бандиты, которые пытались напасть на нас сегодня утром, были мертвы – все, за исключением одной грехоосененной налетчицы.

– Джул, не надо так выражаться, – сказала я, не оборачиваясь.

– А разве я выражался? – он фыркнул и что-то с тошнотворным звуком упало на пол. – Лора?

Я обернулась. Джулиан стоял над скрючившейся налетчицей и протягивал мне покрытую синяками руку. Он был самым типичным жителем Лощины – зеленоглазым и поджарым (потому что долгие годы он занимался рубкой деревьев) – и как все жители Лощины, он питал глубокое недоверие ко всем чужеземцам.

Я подняла руку.

– Я почти закончила.

Я положила на веки Райлана два халфана, чтобы его глаза оставались закрытыми. У всего есть своя цена – даже у смерти. В наши дни большинство людей не может себе этого позволить. Ну, за исключением Джулиана.

– Тебе необязательно следовать старым традициям, – сказал он. – Ты не здешняя. Тебя никто не осудит.

– Об этом просила его мать, – сказала я, выходя из бассейна. С моей одежды на землю полилась светло-розовая вода. – Как я смогу убедить жителей Лощины, что стану тебе хорошей женой, если не буду соблюдать ваши традиции?

Джулиан пожал плечами. Сам он не соблюдал традиций. Для его семьи я была все равно что родной, но пока мы не поженимся, я буду здесь чужой. И, возможно, еще какое-то время после свадьбы.

– Ты собираешься исцелить эту тварь? – спросил Джулиан, легонько пнув грехоосененную. – Подлатай ее, чтобы она могла говорить. Нам нужно знать, остались ли поблизости еще налетчики.

Налетчица вздрогнула. От нее исходили волны магии, от которых волосы на моих руках вставали дыбом. Я опустилась перед ней на колени и коснулась ее окровавленной руки. Ее плечи затряслись.

– Конечно, – сказала я. – Иди присмотри за теми, кого я исцелила. Убедись, что пока я работаю, никто из них не пострадает.

Джулиан тут же отправился выполнять мою просьбу. С губ умирающей девушки сорвался смешок – и она закашлялась. Я достала футляр и вытащила из него нож.

– Ты грехоосененная, – сказала я. – Это редкость.

Она подняла голову и посмотрела на меня. У нее были голубые глаза, а кожа ее была сплошь покрыта синяками и ссадинами. Она кивнула в сторону тела Райлана и спросила:

– Погиб только он?

– Да, – я коснулась засохшей крови на ее руке. Она была почти невредима, только на груди у нее зияла рваная рана. – Тут есть твоя кровь?

– Возможно, – сказала она, пытаясь выкрутить руки в туго завязанных веревках. Я тысячу раз повторяла Джулиану, что грехоосененным связывать руки бесполезно. – Есть ли от целителя хоть какая-то польза в этой глуши?

– В последнее время почти никакой, – я прижала нож к ладони. Мой благотворец, силу которого я могла чувствовать, но которого не могла видеть, поднялся, как поднимается дым от костра. – Не двигайся.

– Меня нет смысла исцелять, – застонала она. – Мне нечего сказать.

– Мне все равно, – сказала я. – Ты ранена, и я буду тебя лечить.

«Прими эту жертву, – взмолилась я, отрезая от своей руки полоску плоти, – и вылечи ее рану».

По моей руке пробежала волна неприятной дрожи – и кровь с кожей исчезли. Благотво́рцы, как и Благие, от которых они произошли, могут только создавать. Но чтобы благотворец творил, нужно принести в жертву частицу себя. Я выронила нож. Мои руки задрожали. Она зашипела.

Новая плоть переплелась с ее раной и осела блестящим розовым шрамом.

– Благоосененная, – девушка уставилась на шрам. – Ты – благоосененная.

До того как боги покинули нас, когда Благие и Грешные еще ходили по этому миру, смертные не могли использовать магию. Они сражались против Благих и Грешных, но все было тщетно. И тогда у людей остался только один выход. Был только один способ вырваться из ужасающей хватки господства бессмертных тиранов – и они стали пожирать Благих и Грешных, чтобы забрать их магию.

Мы, благоосененные и грехоосененные, были наследием тех людей.

– А ты хороша, – она коснулась своей новой кожи и пристально посмотрела на меня. Исчез даже ее синяк под глазом. – Очень хороша.

Быть благоосененной все равно, что иметь бога, который течет по твоим венам. И бог этот откликался на мои молитвы, когда я приносила подходящую жертву.

– Спасибо, – я откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на нее. – Кем ты пожертвовала, чтобы убить Райлана?

– Ну да, – усмехнулась она. – Я же грехоосененная, я всегда приношу в жертву других. А что, если я устала убивать?

– Это ты его убила? – спросила я, указывая на Райлана.

– Это сделал блондин, – она почесала грудь и поморщилась. – И я даже не пыталась запоминать имена.

Блондинов среди налетчиков было двое – и утром после допроса отец Джулиана приказал убить обоих.

Мой благотворец задрожал, и я почувствовала, как от моей груди по рукам расходится гул, напоминающий жужжание пчелиного роя.

– У тебя есть еще одна рана, – сказала я. Благотворец может только исцелять. Я сцепила дрожащие руки. – Скажи, почему именно Лощина, и я тебя вылечу.

– Я знаю, что со мной не так, но ты это исправить не сможешь. Я истекаю кровью. И, думаю, это внутреннее кровотечение, – она усмехнулась, и в уголке ее рта появились красные пузырьки. Она потянула свою рубашку связанными руками. – Мы не выбирали Лощину. Это сделал он, – ее грехотворец, невидимое и почти неосязаемое существо, завис между нами, как бушующий шторм. Девушка посмотрела на меня и прищурилась. – Когда мне было семь, меня связали знаком Хаоса. Сделали меня солдатом. Даже сейчас я чувствую их ужасные приказы. Чувствую, как меня терзает то, что я должна сделать, – сказала она, распахивая свою рубашку.

Под новым шрамом на ее груди был вырезан неровный символ, закрашенный красными чернилами, напоминающий закрытый кровоточащий глаз. Все, у кого были тво́рцы, даже двуосененный суверен Цинлиры и ее грехосененный сын, были вынуждены служить и подчиняться суду и народному совету. Это ограничивало их магию и держало ее под жестким контролем. Каждый знак показывал, какую магию может выполнять тво́рец. Магия знака этой девушки разъедала ее кровоточащую кожу.

– Если я не сделаю то, что должна, он убьет меня. И я позволю ему меня убить. Единственное самопожертвование, которое способен принять мой грехотворец, – усмехнулась девушка. – Этого должно хватить, чтобы стереть наши следы и уничтожить все, что может привести его сюда.

– Кого? – спросила я.

Мама говорила мне, чтобы я ни в коем случае не позволяла связать себя знаком. Потому-то я и сбежала в Лощину. А от чего бежала эта девушка?

Я потянулась за ножом, но она ногой отбросила его прочь.

– Тот человек заслуживает того, что его ждет. Но ты – нет, – сказала она. – Тот грехоосененный мальчишка полюбит тебя. Мне так жаль.

Я покачала головой и убрала руки с ее груди.

– Кто? Скажи мне, и я тебя вылечу.

– Это мой выбор, – она коснулась крови на своей груди и провела пальцами по своему лицу. Я знаю, что она делает. Этот жест знают все осененные. Пять линий в форме полумесяца, похожие на руку, тянущуюся из вырытой могилы. Знак смерти, который отмечает нашу последнюю жертву, последний контакт с нашим тво́рцем. – Впервые в жизни я что-то решаю сама. Не волнуйся. Мой грехотворец сделает так, чтобы все закончилось быстро.

– Тебе необязательно это делать, – сказала я, склоняясь над ней. От присутствия ее грехотворца у меня начался зуд, который ничто не смогло бы успокоить.

– Передай ему, что я не убийца. Что я приходила не за ним, – она провела пальцами по губам, прорисовывая на них красную линию. – И беги. Если он уже здесь, беги, потому что он никогда тебя не отпустит. Тебе с ним не справиться.

Но я бы справилась. Меня пронзила вспышка боли, внутри поднялась потребность уничтожать. Грехоосененная отпрянула от меня.

– О, благоосененная моя сестра, – прошептала она. – Есть ли в тебе еще монстры, кроме твоего благотворца?

Я не ответила – и она замолчала навсегда.

Избавлением для грехоосененного может стать только смерть.

Глава вторая

Я с трудом поднялась на ноги. На пороге церкви появился Джулиан; винтовка за его широкой спиной отбрасывала длинную тень. Когда он подошел ко мне, я уже сидела на краю бассейна, обхватив голову руками. Он присел рядом со мной на корточки и убрал руки от моего лица. Его теплые, шершавые от мозолей пальцы были неприятно влажными: он вспотел на позднем летнем солнце. Джулиан бросил взгляд на грехоосененную, и его рука дернулась к ножу.

Я покачала головой.

– Она говорила, что сюда кто-то идет, – я шмыгнула носом и повела рукой в ее сторону. Смерть накрыла меня с головой. – Она уничтожила его следы…

– Это она так сказала, – нахмурился Джулиан.

– …и велела бежать, если он найдет меня.

– В ней была частица души Грешного. Кто знает, может, она лгала, – сказал Джулиан, схватив тряпку. – Выше нос. Если ее кто-то преследовал, мы его поймаем.

Жители Лощины могли разобраться с большей частью налетчиков, а отец Джулиана, Уилл, пользовался благосклонностью достаточного количества пэров и мог удержать их от нежелательных для города действий. Уилл был самым богатым жителем Лощины, и следил за тем, чтобы в городе было достаточное количество боеприпасов. Не то чтобы сюда часто кто-то приезжал.

– Мне нужно узнать, что она имела в виду, – я провела рукой по лицу. – Вот на языке вертится.

– Ты уже вторые сутки на ногах, – Джулиан поцеловал меня в щеку, опустился передо мной на колени и осторожно смыл кровь с моих рук и ног. – Отдохни. Я разберусь. В отличие от тебя, я могу проспать похороны.

– Нет, не можешь. Райлан равнялся на тебя, – сказала я.

После слов той грехоосененной мне будет не до сна.

Джулиан бросил тряпку в кучу компоста и вытер руки.

– Жаль, что ты попросила меня уйти. Она могла тебя ранить.

– Если бы она попыталась мне навредить, мой благотворец бы с ней разобрался. Или мой нож, – я хрустнула шеей. – Моя помощь точно никому не нужна?

– Может, ты хотя бы притворишься, что тебе нужно, чтобы я был рядом, – пробормотал Джулиан, помогая мне подняться на ноги. – Или ты со мной только из-за моих денег?

Мы посмотрели друг другу в глаза. Он улыбался, но улыбка его была натянутой.

– У тебя есть еще какие-то положительные качества, о которых я не знаю? – спросила я, взяв его за руку. Я знала его семь лет, но этого все равно было мало. Мы с Джулианом были лучшими друзьями задолго до того, как начали встречаться. Он нежный и уютный, как первый весенний дождь после безрадостной зимы. – Останься со мной. Айви и остальные все уладят, – Джулиан снял пальто и накинул его мне на плечи.

– Договорились. Давай…

Джулиан осекся, услышав резкий звук предупредительного сигнала. Он развернулся, его рука потянулась к винтовке. Я схватила одну из медицинских пил и побежала в сторону центра города. Он бросился за мной. Мой благотворец нетерпеливо загудел. Я задрожала. Упиваться магией можно бесконечно.

Мы нырнули в переулок и выбежали на центральную площадь. Вокруг водяного насоса собралась толпа. Люди стояли плечом к плечу, перегородив дорогу группе солдат. Старая Айви, глава стражи и городского совета, стояла перед пятью солдатами, скрестив руки на груди. Позади нее ее жена крепко сжимала в руках топор. У каждого солдата было по винтовке, а на поясах у них висели ножны с мечами. Насколько я поняла, ни один из них не был осененным.

Позади них, преграждая дорогу, ведущую из города, стояла черная как смоль карета.

По площади разносился громкий, четкий голос Старой Айви.

– …сегодня утром убили двенадцатилетнего ребенка, – чеканила она. – Мы не хотим иметь с вами дела.

Мы с Джулианом протиснулись в середину толпы.

Уилл взял Джулиана под руку, заставляя его закинуть винтовку на плечо. Джулиан был похож на отца: у обоих были мягкие кукурузного цвета волосы, оба были зеленоглазыми. И оба нахмурились, когда солдат посмотрел на Старую Айви и насмешливо ухмыльнулся.

– Я думал, ты приказал казнить всех налетчиков, – сказал Джулиан.

Уилл кивнул.

– Им нужен кто-то другой, – прошептал он. – Не зли их.

– На налетчиков нам плевать, – сказал солдат в длинном красном пальто с золотым воротником. Я не видела прапорщиков с тех пор, как покинула столицу. Почти все они были вторыми и третьими детьми пэров, которые не унаследовали титул. – У нас ордер на арест Уиллоуби Чейза, и мы не уйдем отсюда без него. Если вы не отдадите его по своей воле, нам разрешено задержать его любыми средствами.

Джулиан застыл. Уилл даже не вздрогнул.

– Кого из пэров ты разозлил? – прошептала я.

– Думаю, скоро мы это выясним, – прошептал он в ответ, обнимая Джулиана и сжимая мою руку. – Не волнуйся.

Как часто он говорил мне эти слова? С тех пор, как я поселилась здесь, Уилл относился ко мне как к родной. Он кормил меня и защищал, пока я набиралась опыта в исцелении и погребении. Двенадцать лет назад он наконец исполнил мечту большей части жителей Лощины и заключил с несколькими пэрами договор на поставку пиломатериалов. Этим он обеспечил себе место в народном совете. Через Уилла Лощина оказалась связана с остальным миром и у него, вне всяких сомнений, было достаточно денег, чтобы заплатить залог и выйти из тюрьмы. Он вдохнул жизнь в Лощину и в меня. Я крепко сжала его руку.

– Вот ордер, – сказал офицер, вытаскивая из внутреннего кармана плаща толстое письмо. – Если не верите мне, прочтите сами.

Он бросил листок на землю перед Старой Айви. Она подняла его и передала Уиллу.

Тот дрожащими руками развернул ордер. Он был написан на гладкой бумаге, выбеленной до оттенка слоновой кости и усыпанной золотыми хлопьями. Синие чернила, которыми были выведены слова вверху страницы, были такими темными и густыми, что меня пробрала дрожь, хотя я просто смотрела на них. Восковая печать кровавым пятном выделялась на бумаге. Раньше я никогда не видела печать Расколотой короны Цинлиры – переплетенные в причудливом круге красный и синий фениксы, пожирающие хвосты друг друга. Внутри кольца было выведено имя Уилла. Ни на кого из жителей Лощины прежде не выписывали королевский ордер. И была только одна причина, по которой это могло произойти.

– Это ордер на жертвоприношение, – прошептала я.

Уилл провел большим пальцем по своему имени, и чернила размазались. Я протянула руку и коснулась воска. Он был еще теплым.

– Со стола Ее Светлейшего Превосходительства Гиацинты из Дома Уирслейн, суверена Цинлиры и далее по списку, – прочитал Уилл. Кровь прилила к его бледному как снег лицу. – Суду пэров сообщили, что Уиллоуби Чейз из Лощины, юг Цинлиры, замешан в мошенничестве, воровстве и измене суверену и ее великой нации. Его вызывают в Устье реки богов, где он будет находиться под стражей до тех пор, пока не состоится суд, на котором он ответит за это перед лицом правосудия. Если его ответы окажутся неудовлетворительными, он будет принесен в жертву на благо этой великой нации.

В самом низу стояла витиеватая подпись наследника престола, Алистера Уирслейна, и дата, на которую было назначено жертвоприношение Уилла, – через десять недель.

– Измена? – голос Джулиана дрогнул.

Уилл шикнул на него, закрыл письмо и откашлялся.

– Этот ордер, очевидно, был написан только что. Чем мотивированы эти обвинения?

– Все доказательства будут представлены в суде, – сказал офицер. – До тех пор Чейз будет находиться под стражей.

– Уиллоуби Чейз – почетный гражданин Цинлиры. Он много сделал для общества и пользуется поддержкой суда пэров и народного совета, – громко сказала я. – Он явился бы в суд, даже если бы на него не выписали ордер. Необходимости угрожать жертвоприношением не было.

– Мы не судьи. У нас есть приказ, и мы его выполним, – капитан оглянулся на своих подчиненных, и солдаты расправили плечи. – У нас много работы, а вы тратите наше время.

– Вы считаете, что мы отпустим его на верную смерть только потому, что так захотела наш суверен? – спросила Старая Айви. – Этого не будет.

Уилл вытянул свою руку из моей хватки. При перспективе потерять единственного человека, которого я могла считать семьей, меня охватил ужас. Руки стали влажными от пота. Жертвенные суды – это обман. По Цинлире о них ходили нелепые слухи, и официальные заявления двора не могли положить им конец. Жертвоприношения начали приносить несколько десятилетий назад. Сначала они проходили раз в несколько лет, потом – раз в год. Сейчас суверен проводит жертвоприношения каждый месяц, «чтобы не допустить возвращения Грешных».

В жертву приносили не только преступников, но даже пэров и советников – если они выступали против Короны.

– Приказ есть приказ, – сказал капитан. – Если у вас есть вопросы, их можно вынести на рассмотрение в Устье.

– Да это чушь собачья, – раздался чей-то громкий голос. Я оглянулась, чтобы посмотреть, кто это был. Кара, чьи сильные руки были обмотаны бинтами после утренней стычки, указывала на капитана морковкой. – Вы приходите сюда, требуете, чтобы мы просто взяли и выдали его вам, хотя не предоставили никаких доказательств его вины. Да еще и предлагаете нам ждать, что когда будет доказана его невиновность, ему позволят вернуться обратно? Да я даже отсюда вижу, что чернила еще не высохли!

– Или вы отдаете его, – сказал капитан, – или мы заберем его силой.

– Даже сейчас? – спросила Кара, разгрызая морковку напополам.

Один из солдат поднял винтовку в сторону Кары. Рядом со мной вперед выступила спутница жизни Кары, Инес. Я потянула их обратно.

– Наш покровитель очень хочет продолжить свое путешествие, – сказал капитан, – поэтому нам плевать, как будет арестован Чейз, если это произойдет быстро.

– Джулиан, – прошептала я. – Эту драку нам не выиграть. Ты мне доверяешь?

– Конечно, – он сжал мою руку и пристально посмотрел на своего отца. – Ты можешь что-нибудь сделать? Хоть что-нибудь?

Я сглотнула и кивнула. Мой благотворец нервно прижался к моей спине. Сейчас его вытеснил другой, ведь он – не единственный бог, что течет по моим венам.

«Возьми воспоминание Джулиана о его одиннадцатом дне рождения, – взмолилась я, крепче сжав его руку, чтобы мой грехотворец знал, что делать, – и уничтожь воспоминания офицеров о том, что они пришли сюда за Уиллом Чейзом».

Мой грехотворец оторвался от меня как короста отрывается от раны, и я ахнула. По телу Джулиана пробежала дрожь. Я обхватила его, не позволяя ему упасть. Солдат повернулся к нам.

«Возьми мое воспоминание о том, как мама смеялась в ночь перед своей смертью и создай новое. Сделай так, чтобы офицеры думали, что приехали, чтобы арестовать налетчиков, а не Уилла».

Мой благотворец скользнул к офицерам. Их глаза застлала пелена, каждый из них моргнул.

«Двуосененная» – так меня назвала мама, стараясь скрыть слезы. Прямо как ее превосходительство Расколотый суверен. У меня был и благотворец, который мог создавать, и грехотворец, который мог уничтожать. И у меня было так мало воспоминаний о моей матери. Но Уилл того стоит. Он станет моей семьей. Он уже как семья.

Офицер сделал глубокий вдох.

– Если бы мы успели добраться сюда вовремя, эти налетчики не доставили бы вам хлопот. Мы проследим, чтобы в этом районе не появлялось бандитов.

Все жители Лощины повернулись ко мне – все, кроме Уилла.

– Мы понимаем, – сказал он, сжимая и разжимая руки. – Мы очень ценим ваш труд.

И он слегка склонил голову перед человеком, который пять секунд назад угрожал силой увезти его на верную смерть.

Увидев, что я жива и невредима, Инес широко раскрыла глаза. Люди совершенно лишены воображения. Они всегда думают, что нужна физическая жертва.

– Воспоминания, – прошептала я, – работают также хорошо.

Я никому не говорила, что у меня есть грехотворец, даже Джулиану. Двуосененной была только суверен, и я знала, что о ней думают люди. У меня не было ни малейшего желания соперничать с ней или играть в ее игры, и я хорошо знала, что Джулиан думает о людях, у которых есть грехотворец. Мне нужен дом. Им не нужно знать.

Старая Айви что-то прошептала стоящим рядом с ней, и они зашептались с теми, кто был рядом с ними. Знание о том, что произошло – или, по крайней мере, о том, что произошло по мнению Старой Айви, – распространилось. Они решат, что я каким-то странным образом использовала своего благотворца, а Джулиан заметит, что у него пропало воспоминание, только если будет чересчур усердно пытаться вспомнить события того дня. По этому поводу я не беспокоилась. Он не из тех, кто предается воспоминаниям.

Мои тво́рцы вернулись ко мне, едва заметным дуновением ветра коснувшись моей кожи. Обычно они предпочитали ютиться у меня на затылке, но сейчас сели мне на плечи – благотворец слева, грехотворец справа – как невидимая, неосязаемая мантия. Грехотворец одобрительно загудел.

– Так, – произнес новый голос, – кто из вас это сделал?

Из кареты вышел человек. В его руках был нож, а одет он был в рубашку из чистого белого шелка в мелкую складку, красный жилет и галстук. На нем была черная шинель, по которой злобной моросью проходила одна-единственная строчка красной нитью. Его черные заплетенные в косу волосы были перекинуты на плечо, а бледное лицо обрамляли выбившиеся пряди. Я почувствовала присутствие его грехотворца, и у меня из легких словно вышибли воздух.

Все, кроме меня, упали на колени и прижались лбами к земле.

– Просто поразительно, – сказал наследник престола Цинлиры, красноглазый грехоосененный, человек, которого боялись больше любой армии. Алистер Вирслейн. Он поправил свои очки с красными стеклами и обратил на меня пристальный взгляд своих кровавых глаз. – Ты не та грехоосененная, что я искал. Но ты тоже сойдешь.