Текст книги "Что мы пожираем"

Автор книги: Линси Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава шестая

Пока что я не могла даже думать о встрече с Джулианом. Они с Уиллом не отшатнулись от отвращения, узнав, что я двуосененная, но это была чрезвычайная ситуация.

А вдруг теперь он будет со мной дружелюбным только потому, что я обменяла себя на жизнь его отца? А вдруг Уилл будет чувствовать себя обязанным? Я нашла их и подпустила их к себе. Они – моя семья. Но случившееся могло все испортить.

Я сняла пальто Джулиана и разложила его на кровати. Теперь оно почти не пахло им. Простая одежда и серое пальто хорошо сидели, но казались тяжелее. Я почувствовала, что меня бросило в пот.

Заскрипела дверь.

– Адлер! – позвала Хана. – Его величество предпочитает начинать рано.

Я открыла дверь. Хана стояла, прислонившись к стене и вращая кулон в форме полумесяца. На ее испещренных шрамами мощных руках был с десяток свежих порезов.

– Идем, – сказала она, бросив на меня неодобрительный взгляд.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла прочь. На спине ее черного пальто без рукавов красовался красный знак Уирслейнов. Он был даже на ее ботинках. Единственным, что говорило, что она способна на нежность, был жест, которым она спрятала кулон под рубашку.

Последние шесть лет своей жизни моя мать пыталась уберечь меня от этого – если бы сейчас она увидела меня, она бы умерла снова.

Хана привела меня к небольшому зданию, расположенному на поляне среди фруктовых деревьев. На висящей на двери табличке были выжжены имена Бейнса, Карлоу и Крика. Вокруг имени Крика выросли ростки ласточкиной травы.

– Я больше не буду показывать тебе дорогу, – сказала Хана. – Я стражница его величества, а не нянька.

Я отчаянно хотела спросить ее, каково это – быть жертвенной стражницей, человеком, которого приносят в жертву чужому грехотворцу, и как она может с этим жить, но она скривила свои тонкие губы и напрягла мышцы рук – и желание задавать вопросы как-то пропало.

– Считай, что нянчиться со мной больше нет необходимости, – я коснулась двери – ручки на ней не было – и постучала. – Позволь только задать один вопрос: ты сама решила стать его стражницей?

Она вздрогнула.

– Он предложил мне сделку, как и большинству тех, кто на него работает. Я приняла ее условия.

Она еще раз оглядела меня с головы до ног и ушла.

На стук никто не ответил. Я постучала еще раз, и из-за двери раздался приглушенный голос:

– Заходите.

Я толкнула дверь, но что-то блокировало ее изнутри.

– Открывай же.

Я вздохнула и толкнула ее еще раз.

– Я пытаюсь.

Дверь со скрипом открылась – и стукнулась о чью-то ногу. Я просунула голову в щель. Благоосененный на спине светлого плаща которого красовался зеленый знак Жизни, лежал набоку, свернувшись калачиком. Когда дверь ударилась о его ногу, он не сдвинулся с места, и мне пришлось толкнуть ее плечом, чтобы освободить себе дорогу. У него было грациозное тело, загорелая из-за большого количества времени, проведенного на улице, кожа, светлые, с выгоревшими прядями, каштановые волосы. Губы его были бледными, серо-голубого оттенка.

Я приложила пальцы к его шее и выругалась.

– Эй? – позвала я.

Я оказалась в длинной комнате, заставленной вдоль стен столами и полками. Тут везде лежали книги, стояли емкости с металлом и костями, а так же стеклянные устройства, назначение которых было мне неизвестно. Здесь могли с комфортом работать пять человек, но занято было только четыре стола.

Тот стол, что стоял ближе к двери, был абсолютно чистым – на нем лежала только большая стопка книг. Я почувствовала, как от него волнами исходит потребность наследника соблюдать правила. Рядом с этим столом стоял другой, покрытый слоем грязи и гнили. Из него росло дерево, на котором цвели олеандр и анютины глазки, а в куче старых бумаг и земли копошились черви. На другой стороне комнаты, рядом с дверью, стоял третий стол, заваленный нарисованными от руки картами и диаграммами, а рядом в углу стоял полуразобранный арбалет. В потолке над ним торчали крепкие костяные болты.

А в дальнем конце комнаты, за столом, заваленным смятыми бумагами и старыми перьями, спиной ко мне сидел благоосененный. На спине его шинели был вышит синий знак Порядка. Значит, он специализируется на технике.

Я прочистила горло.

– Там труп не дает открыть дверь.

– И хорошо, – прокряхтел благосененный, поднимая сутулые плечи и вырывая страницу из книги. – Отодвинь его и заходи.

Наверное, это Крик. По словам Ханы, он был единственным мужчиной, который работал на наследника.

– Ты Карлоу или Бейнс? – я проскользнула в комнату и перешагнула через труп Крика.

– Правило первое, – сказала она, не отрываясь от своего стола. – Не мешай мне работать.

– Тело скоро начнет гнить, нужно…

– С ним все будет в порядке. Не переживай, – она встряхнула своими спутанными черными волосами и потянулась. – Бейнс скоро придет и разберется с тобой.

Значит, это Карлоу, девушка, которая жила рядом со мной.

– У тебя нет знака, – сказала Карлоу, соскальзывая со стула. Она нахмурилась. Девушка была худенькой и выглядела очень неухоженно, как будто в последний раз переодевалась и заплетала волосы месяц назад. Ее нос был усеян веснушками, а глаза были скрыты за толстыми темными защитными очками. – Ты не связана.

– Я могильщица, – сказала я. – По крайней мере была, пока не решила использовать своего творца в неподходящий момент.

Пальто Карлоу свисало с ее плеч. Знак, вырезанный над ее сердцем, сочился кровью и синими чернилами. Должно быть, она часто поступала вразрез с его ограничениями.

– Наконец-то он нашел живого грехотворца, – пробормотала она, почесывая ободранную кожу своего знака. – Можешь звать меня Карлоу, если тебе в принципе нужно будет со мной разговаривать.

Если бы не ее низкий рост, она была бы очень страшной.

– Не драматизируй, – Карлоу пнула Крика по ноге и потопала обратно к своему столу. – Ты не умрешь, пока не умру я.

Я ошиблась: она очень страшная.

Я наклонилась, чтобы еще раз проверить тело Крика, но с его губ сорвался глубокий, хриплый вдох и он вскочил на ноги.

– Сколько? – закашлялся Крик. На его лице снова начали появляться краски. – Сколько я был мертв?

– Пять минут, – сказала Карлоу. – Конструкция развалилась через минуту после смерти. Я же тебе говорила – наши жизни не примут в жертву. Нас – не хватает.

– О, эти сладкие слова «я же тебе говорила», после воскрешения они так ласкают слух, – Крик покачал головой и, спотыкаясь, прошел к грязному столу. Его растрепанные волосы прилипли к изможденному лицу. Когда он стоял, то больше напоминал шаткий манекен, на который натянули одежду, чем человека. Крик провел кончиками пальцев по куче сухих веток. – Черт. Я думал, мы что-то нащупали.

– Пришла новая грехоосененная, – Карлоу вернулась к своему столику. – Разберись с ней.

– Ты часто умираешь? – спросила я, и мой благотворец задрожал у меня на затылке.

Крик издал лающий смешок и повернулся ко мне. Я отступила назад. Его глаза – зрачки, белки и все остальное – были ярко-голубыми. Это был цвет, выбранный Порядком. Благие, которых создал Порядок, отмечали всех, кого проклинали, этими голубыми глазами.

– Я Делмонд Крик, садовник и благоосененный. Но ты можешь звать меня просто Крик, – сказал он и протянул руку, как будто в этом не было ничего необычного. – Ты уже имела несчастье познакомиться с Карлоу. Не обращай на нее внимания. Кусает так же сильно, как и лает, а намордники у меня закончились.

– Он отравитель, – сказала Карлоу. – Не прикасайся к нему.

Я отступила еще на шаг назад. Благие и Грешные были изгнаны столетия назад. Раз он проклят, он, должно быть, прожил очень, очень много лет.

– А я все думал, когда же ты появишься, Лорена Адлер, – сказал он, засовывая руки в карманы. На его светлых штанах были пятна от травы. – Не обращай на нее внимания. Милая маленькая Франциска Карлоу – острый шип в моем боку. Я разрабатываю новые лекарства из натуральных компонентов.

– Это яды, просто название у них длиннее, – откликнулась Карлоу.

Я хотела спросить, откуда он знает, как меня зовут, но с моих губ сорвалось только:

– Ты проклят.

Благие были существами порядка и разума, и смертные с легкостью выводили их из себя, мешая им устанавливать баланс в мире. Но я никогда не слышала, что кто-то из проклятых Благими дожил до наших дней.

– Сколько тебе лет? – спросила я. – Ты видел Благих и Грешных? Влияет ли проклятие на твоего благотворца? Тебя прокляли за то, что ты съел одного из…

– Мне по вкусу куда более утонченная пища… – Крик надрезал палец, подождал секунду – возможно, заключая контракт со своим благотворцем – и из его раны вырос цветок ириса. Он вставил его мне за ухо. – Любопытство, конечно, лучше воплей, но это все равно грубо. Даже несмотря на то что мы здесь ко всякому привыкли.

Карлоу фыркнула.

– Веди себя хорошо, – сказал он, но я не могла сказать, перевел ли он взгляд на Карлоу. Его глаза были голодными осколками неба, и за ними невозможно было уследить.

– Ему шестьдесят девять, – сказала Карлоу, поворачиваясь ко мне. – Его проклятье передается от поколения к поколению. Мое – заразно.

Она сдвинула очки на макушку. На ее глазах тоже была видна печать проклятия, но они были такими красными, глубокими и темными, что я испугалась, как бы цвет ее глаз не пролился наружу и не утопил нас всех.

Грешные, создания Хаоса, всегда любили красный цвет.

– Не переживай. Оно передается только тем, кого я люблю, а я всех ненавижу. Ты в безопасности, – она дернула головой, ее защитные очки снова упали на глаза и она отвернулась. – По большей части.

– Не обращай на нее внимания. Мне всего двадцать пять, – Крик хрустнул шеей со звуком, похожим на треск веток под ногами. – Мы с Карлоу на самом деле не бессмертны. Не нужно так хмуриться, Лорена. Мы можем умереть только от старости или если выполним условия наших проклятий. Хотя сомневаюсь, что когда-нибудь смогу вырастить полностью голубую розу. Так что мне ничего не угрожает, а Карлоу больше никогда никого не полюбит. Получается, она в безопасности.

Он провел меня по комнате. В самом ее конце была маленькая дверь, ведущая в туалетную комнату с наполненной медной ванной посередине и паутиной сочащихся водой труб на потолке. Крик сказал, что это нужно для обеззараживания, и посадил меня за стол рядом с Карлоу, ближе всего к туалету, «на всякий случай». Он подтащил один из двух запасных табуретов, заявив, что его вряд ли будут искать.

– Другой слишком скрипит, – пробормотала Карлоу.

– Нам не приходилось пользоваться туалетом с тех пор, как приехал Бейнс – он крайне щепетильно относится к безопасности, – сказал он, погладив меня по голове. – Мы тебя защитим. В конце концов, ты наше секретное оружие. Ее превосходительство и суд отклонили наши недавние предложения по контрактам. Поскольку ты ни с кем не связана, у тебя должна быть возможность продолжать наши исследования без их ведома. Твои творцы…

Карлоу дернулась, сметая на пол целую кучу деревянных стружек, дюбелей и кусочков головоломки «ласточкин хвост».

– Ты – двуосененная?

– Видишь, что ты упускаешь, будучи злой? – спросил Крик. – Ты ведь совсем не слушала его величество сегодня утром, да, дорогая? – Он положил руку мне на плечо. – Чтобы сделать так, чтобы Дверь не требовала жертвоприношений, нужно уничтожить ее так, чтобы она не слетела с петель. Дверь сможет разрушить только грехотворец, а наследник не может ослушаться свою мать. Суд и совет считают, что это слишком рискованно. Если мы попытаемся экспериментировать, те, кто нас связывает, сразу же об этом узнают. А если это будешь делать ты, об этом не узнает никто, – он сделал шаг назад и некоторое время изучал меня. – Ты уже слышала Дверь?

– Нет, – сказала я. – До недавнего времени я и не думала, что она действительно существует.

– О, она существует, и она очень притягательна, – он наклонился ближе и прошептал: – Открой Дверь.

Я отпрянула, и он рассмеялся.

– Советую к этому привыкнуть, – сказал Крик.

– Ее превосходительство не намерена прекращать жертвоприношения, – быстро сказала Карлоу, подбегая ко мне и отталкивая Крика. – Суд пэров с этим согласен, и даже члены совета относятся к этому снисходительно – особенно когда в жертву приносят не их. Они думают, что это держит людей в узде.

– И что, правда держит? – Крик посмотрел на меня поверх Карлоу и положил подбородок ей на голову. – Выглядит она не слишком впечатляюще. Двуосененные должны производить впечатление. Их же выбирают души поглощенных Благих и Грешных. Почему именно эта смертная?

Карлоу толкнула его локтем.

– Иметь творца по сути, значит, быть избранным. Когда бессмертные еще существовали, было невозможно определить, почему и как они овладевали определенными смертными.

– В основном – теми, кто подходит, – пробормотал Крик.

– Наследник действительно пытается закрыть Дверь? – спросила я, указывая на защитные очки Карлоу. Если они всегда себя так ведут, мы ничего не добьемся. – Они позволяют тебе видеть благотворцев? Или Дверь?

– Нет, – она снова надела очки, выскользнула из-под Крика и вернулась к своему столу. – Они нужны, чтобы не смотреть на всех вас.

– Доступ к Двери ограничен, – сказал Крик. – Она ослабла от голода, и суверены Грешных, сильнейшие Грешные, свободны проникнуть через нее в этот мир. «Открой Дверь, Лорена Адлер», скажут они, и в конце концов ты это сделаешь.

Дверь в лабораторию распахнулась. Я вздрогнула и отвела взгляд от голубых глаз про`клятого Крика. В комнату вошел благоосененный – круглолицый человек с ухмылкой от уха до уха. Увидев меня, благоосененный ахнул и прогнал Крика прочь. Тот отошел в сторону.

– Я Бэзил Бейнс, – сказал благосененный, взяв меня за руки и оглядев меня с головы до ног. Он сделал это так быстро, что его каштановые кудряшки запрыгали вверх-вниз. – Ты Лорена, да? Двуосененная? Можно звать тебя Лорой? Зови меня Бэзилом.

Я засмеялась.

– Да и да, если ты настаиваешь.

– Шикарно! – благоосененный оттащил меня от остальных. – Не обращай на них внимания. Они всегда ведут себя ужасно странно. Как ты используешь своих творцев? Ты училась? Слышал, что у тебя нет знака. Ты должна рассказать мне, как ты используешь своего благотворца.

– Я не связана, – медленно ответила я. – Но я знаю не так много, как вы.

– Не волнуйся. Карлоу все равно знает больше всех, – сказал благоосененный, плюхнувшись на табурет за моим столом. – Обычно она даже не обращает внимания на то, что большинство людей знает меньше, чем она, правда, Карлоу?

Она хмыкнула и перевернула страницу в своей книге.

– Она пытается понять, с какой закономерностью Дверь требует определенное количество жертв, – сказал Бэзил. – Скука невероятная.

– Это выше моего понимания, – я запрыгнула на стол. – Хорошо. Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

– Ты должна читать, – пробормотал Крик, но пожал плечами и пошел доставать Карлоу.

– Договорились, – Бэзил кивнул, зажав язык между зубами. – Как ты научилась использовать своих творцев и как вышло, что ты не связана?

– Мама велела мне никому о них не говорить. Так я и поступала, – сказала я. – Я никогда не училась их использовать. Я задаю им вопросы и иногда они отвечают.

Бэзил перегнулся через стол и схватил блокнот. Покрытый веснушками нос благоосененного почти касался страниц.

– Только иногда?

– Иногда, – сказала я, – они считают, что мне в голову пришла плохая идея.

Глава седьмая

Наследник не появился и на следующий день. Я провела в этом городе три дня, и мне уже не терпелось отсюда уехать. Ни от Джулиана, ни от кого-либо другого из Лощины вестей не было, и отсутствие новостей или даже попыток связаться со мной причиняло боль. В детстве, когда я жила в Болотах, одиночество было привычным делом. И, несмотря на шутки жителей Лощины о моем доме, городок стал моим настоящим домом. Я бы пожертвовала чем угодно ради знакомого присутствия Джулиана или мягкого смеха Мака. Я скучала по ним.

Карлоу поставила на мой стол закрытую миску, и Бэзил заглянул мне через плечо.

– Может быть, – сказал он, подтолкнув меня в бок, – Карлоу будет потрясена результатами твоей работы.

Я засмеялась, прикрыв рот рукой, и Бэзил затрясся от хохота. Карлоу вытащила нож.

Бэзил – а если повезет, то даже Карлоу и Крик – делали мое новое одиночество выносимым.

– Пусть пока постоит так, – сказала Карлоу, протягивая мне нож. – Крик, твоя очередь лажать.

Мы пытались создать копию Двери, но пока что мой грехотворец без труда уничтожал все наши образцы.

– Тот факт, что ты не веришь в меня, ранит меня до глубины души, – Крик постучал костяшками пальцев по груди. – В конце концов, Жизнь – это дверь в Смерть, так не будет ли лучше создать Дверь из смерти?

Философия этого человека была непостижима. Он работал в основном с органическим материалом, позволяя Карлоу заниматься неорганическим. Дверь создали Грешные, она не была творением природы, и Крик настоял на том, чтобы использовать растения, созданные его благотворцем, чтобы попытаться ее закрыть. Он сказал, что они будут сводить друг друга на нет.

Он положил на мой стол маленькую копию Двери, которая вся заросла виноградными лозами.

– Уверен, этого не хватит, но мне не терпится увидеть, как ты, Лорена Адлер, откроешь Дверь.

Мой грехотворец уничтожил его виноградные лозы, для этого хватило всего лишь одного воспоминания Карлоу. Его лозы не смогут помешать Двери открыться и недостаточно сильны, чтобы ее заменить.

– Грешные несовместимы со смертной жизнью, – пожал плечами Крик. – Возможно, сетка, сделанная из творцев и осененных, сработала бы куда лучше.

– Спасибо, что вызвался в качестве добровольца и решил первым проверить это предположение, – Карлоу наточила перо. – А теперь, Адлер, будь добра, приступай к настоящему испытанию.

Крик что-то пробормотал себе под нос, и на его руке выросла окровавленная сетка из красных цветов и белых, как кость, шипов. Они двигались, словно сотканные невидимыми руками, и мой благотворец заворчал на меня. Я засунула руки в карманы штанов, чтобы скрыть дрожь. К тому времени, когда я закончила, у меня заболели даже зубы. Карлоу ткнула в странную растительность пером.

– Почему всегда лозы? – спросила она.

– Я предпочитаю их общество вашему, – сказал Крик. Он заметил, как я вздрогнула от того, что некоторые растения все еще двигались под его кожей, и подмигнул мне. – Они питаются моей кровью и связаны с моим благотворцем, так что они не совсем смертны. В них есть магия, в отличие от других моих работ. Ее превосходительство запретила его величеству уничтожать работы, все еще связанные с создавшими их благоосененными, поэтому мы не смогли провести испытания подобных творений. Она сказала, что это очень похоже на попытку убить творца.

Разумеется, она будет мешать всему, из-за чего может потерять власть.

– А что будет, если я уничтожу твоего благотворца? – спросила я.

Он был таким же старым, а ум его был таким же острым, как ножницы в его кармане, а они уже столько перепробовали. Крик и Карлоу работали над этим много лет. Если они думали, что нужно работать в этом направлении, то, вероятно, так оно и есть.

– Не волнуйся, Адлер, – сказала Карлоу, царапая пером серию вычислений. – Если нам повезет, ты полностью уничтожишь Крика.

– Жаль, что нам придется работать вместе вечно, – сказал Крик и послал ей воздушный поцелуй.

– Тише, вы, – Бэзил выдернул виноградную лозу из локтя Крика, и она рассыпалась у него в руке. – Нужно сделать так, чтобы они не погибали, как только перестают быть частью тебя.

Запасной табурет в углу скрипнул, и Крик сказал:

– Они высоко меня ценят.

– Прикуйте его к Двери, – пробормотала Карлоу, откладывая в сторону свой журнал и притягивая Крика за воротник на уровень глаз. Она осмотрела кожу Крика в местах, где из нее прорывались цветы и виноградные лозы. Он положил подбородок ей на макушку. Она облизнула палец.

– Ты создал их из костей? – спросила она, коснувшись стебля ярко-красного мака. Он прилип к ее влажной коже.

– О да. Хочу предупредить: до конца дня моя рука будет ни на что не годна, – сказал он.

– Да и сам ты, думаю, тоже, – Карлоу сорвала цветок, и он лопнул с брызгами крови. – Возможно, новая Дверь, сделанная из нас, сработает, потому что мы бессмертны.

Она резко отстранилась, и Крик, не ожидая этого, с трудом удержал равновесие. Я вздрогнула. Похоже, чтобы навсегда закрыть Дверь, они перепробовали все, что могли, но ничего не получалось. Все, что создавали благоосененные, под воздействием Двери сходило на нет в течение нескольких дней. Карлоу удалось продлить этот срок до двух недель, изменив формулировки некоторых контрактов и использовав себя в качестве жертвы. После этого ее превосходительство запретила Карлоу и Крику приносить в жертву свои жизни.

Они не могли умереть, но в теории у них было множество других способов рисковать своей жизнью.

– Я обращусь к ее превосходительству с другой просьбой. Надеюсь, она разрешит приносить в жертву тебя, – сказала Карлоу, затачивая перо. – Учитывая твою неспособность держать рот на замке, из всех нас стать Дверью больше всего шансов у тебя.

Он притянул ее к себе, одной рукой обняв за талию, и постучал пальцами по ее ребрам.

– Если найти правильный подход, все смертные могут стать Дверью. Как думаешь, там есть сердце или только завядший мак?

Бэзил сделал глубокий вдох и отвернулся.

– Ты ошибаешься, Крик. – Карлоу вонзила перочинный нож ему в бедро и вскрыла артерию. – Ты ведь знаешь, у меня в груди ничего нет. Нам обоим это хорошо известно, ведь мы столько раз меня вскрывали.

Крик был мертв еще до того, как упал на землю.

– Бейнс, отдай мои записи, – сказала Карлоу, протягивая руку. – Мне нужно работать.

Крик воскрес, засмеялся, стягивая с себя порванные брюки и осмотрел свою кожу. На месте пореза не было ни единого шрама.

– И снова за работу.

– Не обращай на них внимания, – пробормотал Бэзил. – Они все время так себя ведут. Думаю, мертвым быть проще, чем разбираться с жизнью, а все изменилось с тех пор, как… Ну, они никогда особо не ладили, но в последнее время все стало еще хуже.

Я кивнула. Жить уже было все равно что стоять у обрыва. Каждая беда была просто рукой, которая подталкивала нас чуть ближе к краю. А наши творцы были все равно что второй набор рук. Мы были полезны, но только если причиняли себе боль. Мы чего-то стоили, но только если причиняли себе боль. Мы контролировали ситуацию, но только если причиняли себе боль.

– Но если ничего, что вы создавали с вашими благотворцами, не сработало, – я говорила медленно и достаточно громко, чтобы меня услышали остальные, – почему бы наследнику не использовать своего грехотворца?

– Что мы будем делать, когда его грехотворец разрушит Дверь? Вежливо попросим Грешных не есть нас? – спросила Карлоу, повернувшись ко мне. Ее черная бровь взмыла над стеклами защитных очков. – Мы должны вести себя осторожно. Ее превосходительство в курсе всех контрактов его величества, и все, что может быть расценено как измена, приведет к тому, что нас всех убьют. Даже несмотря на то что он ее наследник, она не позволит ему править, пока не будет готова сложить корону. Она не хочет, чтобы во время наших исследований мы случайно обнаружили, как убить их – или их творцев.

– Потому-то ты и здесь. – Крик посмотрел на меня, прищурился и похлопал по своей руке, вокруг которой извивалась виноградная лоза. – Попробуй их уничтожить. Не бойся. У тебя не хватит сил, чтобы уничтожить моего благотворца.

Я кивнула. Это не было оскорблением, обычная констатация факта, но мой грехотворец все равно недовольно заворчал.

Крик протянул руку, и из его плоти выросла белая роза, вокруг которой обвивались ярко-голубые анютины глазки. Мой грехотворец задрожал и соскользнул с моей руки. Я прислонилась к столу Крика.

– В случае со мной и Карлоу лучшие жертвы – это воспоминания. Из-за наших проклятий физических жертв не хватает – мы ведь не можем погибнуть. Поэтому физические жертвы либо бесполезны, либо из-за них мы умрем на несколько дней, – он взял со стола флакон без этикетки и протянул его мне. – Чтобы создать это, мне потребовалось почти сто смертей, но содержимого этого флакона хватит, чтобы убить десять человек.

– Всего десять? – спросила я.

Карлоу фыркнула, и Крик скрестил руки на груди.

– Мне очень нравится мое первое воспоминание о смерти Карлоу, – сказал он. – Принеси его в жертву и уничтожь только растения.

«Уничтожь эти цветы, – взмолилась я своему грехотворцу, – и прими в жертву первое воспоминание Крика о том, как Карлоу принесла себя в жертву».

Мой грехотворец заскулил, и мою голову пронзила острая боль. Этого не хватало.

«Уничтожь то, что сможешь. Смертные части цветов».

Я крепко зажмурилась. Меня окутало тепло, похожее на весенний солнечный свет, струящийся сквозь листья, и влажный запах перевернутой земли, и мой грехотворец пронесся над Криком. Крик ахнул. Раздался звон, стекло ударилось о дерево, ящик захлопнулся. Я открыла глаза, и мой грехотворец залился трелью, как будто ждал меня. Цветы заколыхались, и их лепестки осыпались. Мои ноги подкосились, и я упала на пол. Крик поднял меня и усадил на свой табурет.

– А вот это любопытно, – сказал он.

От цветов остались только вены, красные и тонкие, вертикально стоящие в форме растения, которое они когда-то переплетали.

Бэзил подошел ко мне.

– Они все еще связаны с твоими венами?

– В самом деле, – сказал Крик, – есть ли разница между прожилками листа и венами под моей кожей?

– Оооо, есть и большая, – Карлоу наклонилась над странными остатками моей магии и коснулась вен. – Похоже, лепестки все еще есть, хотя я их не вижу. Как ты сформулировала контракт?

– Я заставила его уничтожить только смертные части, – сказала я. – А это, должно быть, бессмертные. Чтобы уничтожить их, принесенной жертвы не хватало.

– Вот оно как? – спросила она. Я кивнула, и она вздохнула. – Я знала, что мы с Криком не полностью смертны, но если грехотворец не может уничтожить то, что мы сотворили из наших тел, возможно, Дверь не сможет тоже.

– Но один из вас должен будет отдать мне бо́льшую жертву, – сказала я. – Я никогда не уничтожала ничего бессмертного.

Карлоу указала на свой нож в моих руках.

– Убей меня. Я все равно оживу, и это должно требовать жертвы большей, чем воспоминания Крика.

– Нет, – я уронила ее нож. – Я никогда никого не убивала. А что, если, чтобы воскреснуть, тебе понадобятся годы?

– Тогда я приду в себя более спокойной, чем была, – сказал Карлоу. – Твой грехотворец подчинится, если ты точно скажешь, сколько нужно уничтожить, чтобы я оставалось мертвой максимум несколько дней?

Мой грехотворец замурлыкал.

– Да, – дрожащим голосом сказала я.

– Если уничтожить половину лепестка, она должна прийти в себя завтра, – сказал Крик и протянул мне нож. – Это не убийство. Это жертва.

– Одно другому не мешает, – сказала я.

У меня на душе заскребли кошки. Даже если бы Карлоу и Крик смогли возродиться, исход у этой линии исследований только один – чтобы уничтожить Дверь, многим осененным пришлось бы умереть.

– Сегодня – мешает, – Карлоу позволила Крику поднять ее и усадить на стол передо мной. Она раскрыла пальто. Знак на ее груди сочился ярко-синими чернилами.

– Ты знаешь, как сформулировать контракт?

– Прими в жертву жизнь Франциски Карлоу, – сказала я, – и уничтожь половину лепестка розы.

Бэзил поднял руку.

– Это очень простой контракт, – сказал он, наморщив нос. – Может не сработать.

– Он поймет, что я имею в виду, – я почувствовала, как рука, в которой я сжимала нож, взмокла от пота. – Мне пришлось быстро научиться работать с ними. Когда я начинала, я едва умела говорить. Он поймет.

Мой грехотворец, от которого всегда исходили волны острой боли или низкий рык, тихо загудел.

– Это неважно, – Карлоу ткнула себя в грудь, прямо над сердцем, и нащупала щель между ребрами. – Когда мы сможем найти способ уничтожить что-то бессмертное, у нас будет шанс уничтожить и заменить Дверь. Представь себе, что лепесток – это Дверь. И не беспокойся из-за того, что тебе приходится меня убивать. Важно только то, что мы сможем найти новые способы воздействия на Дверь. Уничтожить ее. Запереть. Все, что угодно.

– Большинство людей мечтают об этом, – сказал Крик, – так что наслаждайся.

«Возьми в жертву жизнь Карлоу, – взмолилась я своему грехотворцу, – и уничтожь половину этого лепестка, включая бессмертные части».

Я воткнула нож между ребер Карлоу, и через несколько мгновений она замертво упала на стол.

Крик поднял руку. Бэзил проверил лепесток.

– Полностью уничтожен, – сказал он, двигая пальцами в том месте, где должен быть лепесток.

Крик закрыл глаза Карлоу.

– Многообещающе.