Текст книги "Луна предателя"

Автор книги: Линн Флевелинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

– Я готов рискнуть, – выдохнул он. – Я просто не хочу никогда больше видеть ненависть и недоверие, когда ты смотришь на меня. Мне нелегко дались последние несколько дней – и твоя враждебность, и мысли о том, что я могу найти тебя мертвой. Мне предстоит потерять тебя, но пока мы вместе, я нуждаюсь в твоем доверии. Мне нужно, чтобы ты верила: я люблю ту женщину, которую увидел в тот первый день в Гедре, независимо от того, что сделает с тобой время. Ауренфэйе и тирфэйе случалось любить друг друга и раньше; это возможно, но лишь при условии доверия и терпения.

Бека смотрела в чистые карие глаза и ощущала тот же жар, что и при их встрече в Гедре.

– Я готова стараться ради этого, тали, – ответила она Ниалу. – Но если ты последуешь за мной, к следующей весне ты или я можем погибнуть. Ты готов пойти на такой риск?

– Готов, моя прекрасная воительница. – Ниал прижал к губам прядь рыжих волос.

«Прекрасная?» – подумала Бека, снова прижимаясь к нему. Когда она начала верить в то, что это так и есть?

– Твоя кирнари отпустит тебя?

– Она, пожалуй, будет рада от меня избавиться после всего, что узнает сегодня вечером. В противном случае… – Ухмылка Ниала могла поспорить с кривой усмешкой Серегила. – Мне кажется, теперь уже немного поздно спрашивать разрешения, правда?

Глава 53. Обвинения

– Мы ведь совсем не собирались возвращаться. Что мы будем отвечать, когда нас будут расспрашивать, почему мы уехали? – обеспокоенно спросил Алек, когда они с Серегилом переодевались перед вечерней встречей. – Мне не нравится перспектива лгать лиасидра.

– Так не лги, – ответил Серегил, перерывавший сундук в поисках нужного кафтана. – Просто стой со мной рядом и выгляди искренним. Это твое качество было первым, что я заметил, когда мы повстречались.

– Какое? Что я не умею лгать? – Алек с усмешкой запустил руку в сундук и выудил оттуда свой любимый голубой кафтан.

– Да, и еще что у тебя честное лицо. Такие качества бывают очень полезны. – Серегил помедлил, разглядывая скромный черный кафтан, потом отбросил его – слишком он был мрачен для теперешних обстоятельств. Темно-зеленый тоже оказался отвергнут: его оттенок слишком напоминал цвет клана Боктерса и мог быть воспринят как неуклюжая попытка казаться своим.

Наконец Серегил остановился на одном из кафтанов Алека – красновато– коричневом: уж этот-то цвет не мог вызвать никаких нежелательных ассоциаций.

«Никому нет дела до того, что будет на мне надето… Да, но все же лучше думать об одежде, чем о том, куда я отправляюсь», – решил Серегил.

Натянув кафтан, он застегнул резные пуговицы, поправил пряжку широкого пояса и принялся рассматривать в зеркале синяки на лице. Те, что поставил ему Эмиэль, начали желтеть, но след удара акхендийца, напавшего из засады, все еще оставался воспаленным. Вид в целом был ужасным.

– Синяки будут виднее, если ты завяжешь волосы сзади, – предложил Алек, догадавшийся о мыслях друга.

– Удачная идея.

В дверь постучали, и вошел Теро.

– Коратан ждет. Вы готовы?

– Как на твой взгляд, все в порядке? – пожал плечами Серегил. Теро критически оглядел друзей, потом подошел к Алеку и подергал его за темную прядь.

– Ни к чему объяснять, почему ты вдруг стал темноволосым. Стой смирно.

Волшебник на секунду закрыл глаза, сосредоточиваясь, потом медленно провел пальцами по волосам юноши от лба к затылку. Волосы обрели свой естественный цвет.

– Спасибо, Теро. Я всегда предпочитал блондинов, – сказал магу Серегил.

– Это и раньше служило мне большим утешением, – не остался в долгу Теро и показал на плащи. – Надвиньте капюшоны пониже, пока не придет время для вашего торжественного появления. Я буду с Клиа.

– Мне начинает казаться, что я – один из актеров в театре Тирари, – сказал Алек.

– Мне тоже, – ответил Серегил. – Будем надеяться, что сегодняшнее представление не окажется трагедией.

Остальные обитатели дома уже собрались в главном зале. Адриэль и ее свита окружили Коратана и задрапированные бархатом носилки Клиа. Все, что смог разглядеть сквозь толпу Серегил, были обутые в сапоги ноги принцессы, прикрытые подолом шелкового платья. Бека и ее солдаты находились рядом, но держались отдельно от охраны Коратана. Ниал тихо разговаривал с кем-то из подчиненных Меркаль.

Мидри встретилась глазами с Серегилом, подошла к брату и крепко сжала его руки.

– Как ты думаешь, что сделает со мной лиасидра, когда узнает, что я вернулся? – спросил он ее.

– Не знаю. Кирнари очень разгневаны. Хаман требует на этот раз смертного приговора.

Серегил улыбнулся Мидри своей кривой улыбкой.

– Посмотрим, что они будут говорить после того, как я с ними разделаюсь сегодня вечером.

С Коратаном и Адриэль впереди процессия двинулась в путь. Солдаты Бракнила несли носилки Клиа, по обеим сторонам от принцессы шли волшебники Орески и остальные воины турмы Ургажи. Клиа откинулась на подушки, бледная, но полная решимости. Изуродованная рука, с которой сняли повязки, лежала у нее на груди.

Серегил и Алек опять постарались затеряться среди охранников Коратана, используя последние остающиеся им моменты анонимности.

– Смотри, луна уже здорово выросла, – прошептал Алек. «И мы могли бы уже быть в Скале», – мысленно закончил за него Серегил.

Окружающий Вхадасоори хоровод каменных великанов был погружен в темноту и безлюден, но вокруг здания лиасидра сияли огни.

У входа собралась толпа; лица казались черно-белыми масками в свете факелов и волшебных огней.

Скаланцы прибыли последними. Круглый зал и галереи были уже набиты битком. Серегил и Алек остались вместе с охраной в вестибюле; оттуда им было видно, как остальные занимают места. Адриэль и Теро проводили Коратана в ложу Боктерсы. Судя по сосредоточенному лицу молодого мага, он, насколько мог, вливал в Клиа свою жизненную силу.

Серегил следил за Райшем-и-Арлисандином, когда меньше чем в двадцати футах от того места, где сидел кирнари Акхенди, поставили носилки Клиа. Однако лицо акхендийца не выражало ничего, кроме сочувствия.

– Что, если мы ошибаемся? – прошептал Алек.

– Мы не ошибаемся. – Пальцы его друга стиснули запечатанную бутылочку. «Если виновен не он, то она», – подумал Серегил.

Раздался ритуальный звон серебряного жезла, прозвучали традиционные слова. Кирнари Силмаи вступил в центральный круг и протянул руки к Клиа.

– Коратан-и-Мальтеус Ромеран Балтус из Римини, брат царицы Фории и принцессы Клиа-а-Идрилейн, родич Адриэль-аИллии из Боктерсы, требует воздаяния за преступления, совершенные против его сестры и посла Скалы, Торсина-и-Ксандуса. Поскольку преступления были совершены на нашей священной земле, лиасидра объявляет тетсаг против виновных. Адриэль-а– Иллия, будешь ли ты говорить от лица своих родичей?

– Буду, достопочтенный. В жилах детей Идрилейн, как и в моих, течет кровь Коррута.

Удовлетворенный ответом, Бритир поднял руку.

– Введите обвиняемых.

Серегил не мог их видеть, но по движению толпы догадался, что Эмиэль и Юлан вошли в зал.

– Эмиэль-и-Моранти, ты призван на суд лиасидра по обвинению в насилии против Клиа-а-Идрилейн, совершенном, когда она была гостьей твоего клана, – объявил Бритир. – Если это будет доказано, позор падет на весь клан Хаман. Что можешь ты сказать?

– Ради себя самого и ради чести клана я отвергаю обвинение, – громко заявил Эмиэль.

Бритир кивнул и повернулся к другому обвиняемому.

– Юлан-и-Сатхил, кирнари Вирессы, ты отвечаешь за свой клан по обвинению в том, что под твоей кровлей на священной земле совершено святотатство – убийство гостя. Что можешь ты сказать?

Ровный голос кирнари Вирессы легко разнесся по всему залу.

– Если будет доказано, что преступления совершены в тупе Вирессы, я возьму на себя и свой клан ответственность за них и приму позор, который падет на мое имя. До этого момента, однако, ради себя самого и ради чести клана я отвергаю обвинение.

– Он еще пожалеет об этих словах, – проворчал Алек.

– Ну, пари я держать бы не стал, – предостерег его Серегил. Коратан и Адриэль склонились над носилками Клиа, совещаясь о чем-то, потом повернулись к членам совета. Адриэль сделала шаг вперед.

– Скаланцы ищут справедливости и наказания преступников, но не этих обвиняемых.

По залу пробежал шумок; Серегил не отрываясь смотрел на Райша. Акхендиец сидел неподвижно, положив руки на колени.

– Но ведь наверняка Коратану-и-Мальтеусу сообщили о доказательствах их вины? – спросил Бритир.

– У меня имеются собственные доказательства, – ответил Коратан. – Ты позволишь, старейшина?

Силмаец занял свое место в ложе и знаком предложил Коратану продолжать.

– Ну вот и до нас дошла очередь, тали, – прошептал Серегил, у которого внезапно пересохло горло. Сбросив плащи, они с Алеком вышли на середину круга.

По всему залу раздался возбужденный шепот; те, кто знал их в лицо, называли имена свидетелей сидевшим вокруг и передавали новость в задние ряды и на галерею.

Бросив искоса взгляд на Райша, Серегил увидел, что тот кажется не более изумленным, чем все вокруг.

– Серегил из Римини! – наконец воскликнул Бритир, словно не веря собственным глазам.

Серегил поклонился, широко раскинув руки в традиционном жесте покорности.

– Да, кирнари. Я вернулся, чтобы просить о прощении, хотя и знаю, что не заслуживаю снисхождения.

– Этот человек нарушил условия тетсага, мои братья и сестры, – объявила Адриэль. – Поэтому его клан, Боктерса, требует его себе для свершения правосудия. Однако свое преступление он совершил, служа народу, к которому был изгнан, чтобы доказать свою верность Клиа и ее родичам, так же как и его спутники, Бека-а-Кари и Алек-и-Амаса. Прошу вас, кирнари, позвольте им свидетельствовать перед вами ради того, чтобы восторжествовала справедливость.

– Это оскорбление всему Ауренену! – возразила Лхаар-а-Ириэль, в гневе вскочив на ноги. – Кто этот тирфэйе Коратан, чтобы явиться незваным в нашу землю и требовать нарушения наших законов ради его удобства? Изгнанник показал себя тем, кто он есть, – предателем и нарушителем клятвы. Как смеет он явиться сюда за чем-либо, кроме наказания?

– Посмотри на метку, которую оставил на изгнаннике дракон! – крикнул со своего места Риагил. – Вы, катмийцы, гордитесь своим знанием повадок и мыслей драконов. Так осмотри метку и расшифруй ее для нас.

– Какую метку?

Серегил сорвал повязку и поднял руку. Катмийка подозрительно прищурилась, рассматривая отметины драконьих зубов.

– Я знаю, кто ты такой, – прошипела она слишком тихо, чтобы кто– нибудь, кроме Серегила, мог ее услышать. – Это какая-то скаланская уловка.

– Присмотрись внимательно, кирнари. Как бы ты меня не ненавидела, честь помешает тебе солгать.

Лхаар бросила на него испепеляющий взгляд, потом взяла протянутую руку так, словно та была покрыта нечистотами. Катмийка совсем не старалась быть осторожной, но Серегил охотно вытерпел боль, когда та стала ощупывать пораненное место. Он с радостью вытерпел бы и большее ради удовольствия увидеть, как на лице старой сварливой женщины против воли отразилось благоговение.

– Он и правда отмечен драконом, – наконец объявила Лхаар. – На изгнаннике знаменательная метка: знак милости Светоносного, хотя почему это так, я не могу сказать.

– Благодарю тебя, – сказал ей Бритир. – Изгнанник ответит за свои поступки, но сейчас мы должны проголосовать: даем ли мы ему и его спутникам разрешение говорить? Что скажете вы, мои братья и сестры?

Кирнари один за другим выразили согласие.

– Сначала я хочу выступить в защиту Эмиэля-и-Моранти, – сказал Серегил, поворачиваясь к хаманцу.

Эмиэль стоял рядом с креслом Назиена; он подозрительно взглянул на Серегила, как будто расценил его слова как жестокую шутку. На лице кирнари отразилось напряженное внимание.

– Почтенные члены лиасидра, – продолжал Серегил, – как вы знаете, есть доказательства того, что Эмиэль-и-Моранти причинил вред принцессе Клиа – или напал на нее, или отравил. Однако с самого начала у меня появились сомнения. Теперь я могу представить вам новые свидетельства, которые докажут его невиновность.

Клиа привезли с охоты умирающей, со следами пальцев на горле. Алек-и– Амаса и другие видели, как принцесса боролась с Эмиэлем, и подумали, что он напал на нее.

Серегил протянул руку в сторону Клиа.

– Вы все знаете, что Клиа-а-Идрилейн – искусный дипломат. Однако она также и воительница и при нападении оказала бы сопротивление. Она и боролась: под ногтями у нее оказалась кровь, однако это была ее собственная кровь. На Эмиэле не оказалось никаких следов борьбы. Клиа задыхалась, она была за несколько часов до того отравлена ядом апакинаг и в панике царапала собственное горло. Многие из вас знают, как действует этот яд:

посмотрите на Клиа теперь, поговорите с Мидри-а-Иллией и Ниалом-и– Некаи, которые ее лечили. Я полагаю, хаманец говорит правду, когда утверждает, что просто хотел помочь принцессе, когда той стало плохо.

– Но как насчет акхендийского амулета, который носила Клиа? – спросила кирнари Рабази. – Не можешь же ты отрицать этого свидетельства!

– Амулет доказывает насилие Эмиэля, но совершенное не против Клиа и не в тот день. – Серегил открыл бутылочку и передал Алеку браслет, бросив при этом взгляд на Райша-и-Арлисандина. Лицо акхендийца по-прежнему ничего не выражало.

Алек поднял браслет так, чтобы всем было видно.

– Плетеная лента принадлежит Клиа, и сделала ее Амали-аЯссара из Акхенди. Однако сам талисман – резная фигурка – был заменен. Я знаю это, потому что амулет принадлежал мне. Насилие Эмиэля было направлено против меня, вскоре после нашего прибытия в Сарикали. Это могут подтвердить те его родичи, кто был рядом в тот день, а также Ниал-и-Некаи, Кита-и-Бранин и Бека Кавиш.

– Это абсурдно! – возразил Элос-и-Ориан. – Как могла Амали не увидеть, что с ее собственной работой что-то сделали!

– Ниал передал мой талисман Амали-а-Яссаре из Акхенди, чтобы она его восстановила. Я больше амулета не видел до тех пор, пока не присмотрелся к браслету Клиа уже после того, как мы покинули Сарикали.

– Амали наверняка увидела бы различия, – снова заговорил Серегил. – Мы думаем, что она ничего не сказала потому, что именно она и подменила фигурки, чтобы опозорить Хаман и лишить его права участвовать в голосовании.

Все взгляды обратились на кирнари Акхенди и пустое кресло Амали с ним рядом.

– Я отвергаю обвинение, – сказал Райш ровным голосом. – Моя жена была нездорова. Может быть, она ошиблась. Она предложила еще раз прочесть то, что сохранилось в талисмане, но изгнанник уже увез его с собой. Может быть, он и подменил фигурки, и сделал это с той же самой целью: опозорить Хаман.

– О Иллиор! – простонал Алек, однако прежде чем Серегил успел ответить, опять вмешалась кирнари Катме.

– Если бы это было так, зачем бы он стал опровергать свидетельства против Хамана сейчас? – бросила Лхаар. – И зачем ему обвинять акхендийцев, которые все время поддерживали Скалу? И к тому же кто, кроме акхендийца, смог бы поменять амулеты, не нарушив магии? – Она повернулась к Алеку. – Ты знаешь еще что-нибудь?

– Мне… мне так кажется, кирнари, – заикаясь, ответил тот. – Я думаю, что видел, как Амали произвела подмену утром в день охоты. Позднее, когда я нашел браслет и привез его в город, Райши-Арлисандин настоял, чтобы его обследовала именно Амали, хотя он сам или любой акхендиец мог сделать это так же легко. В то время я не обратил внимание на такую странность, поскольку амулет сделала Амали.

– И ты утверждаешь, что ничего об этом не знал? – спросил Бритир Райша.

– Ничего, – ответил тот.

– Сначала могло так и быть, – вмешался Серегил. – Амали не стала бы рассказывать тебе о талисмане, потому что тогда ты мог догадаться, как она его получила, и разгневаться.

Райш сердито нахмурился и покраснел.

– Что ты хочешь сказать?

– Что твоя ревность к прежнему возлюбленному твоей жены, Ниалу-и– Некаи, известна и что ты не одобрял их дружбу. Поэтому ты мог не знать, что она сделала, пока не оказалось слишком поздно, так же как Амали не знала о твоих действиях, иначе не стала бы вмешиваться, не так ли? Между вами явно возникло недоразумение из-за взаимного непонимания.

– Объясни, – сурово потребовал Бритир.

– Я могу лишь предполагать, достопочтенный, – ответил Серегил. – Когда Торсин умер, а Клиа была отравлена, я стал гадать, кто может быть виноват в этом. Такие злодеяния редки здесь, но я, как тебе известно, провел большую часть жизни в Скале, где они – обычное дело. Я много лет имел возможность изучать пути бесчестья. Я даже научился использовать эти свои знания, хотя и не так, как некоторые из вас считают. Я не убийца, но мне известно, как думают убийцы, насильники, предатели, Я не рассчитывал столкнуться с ними здесь, в Ауренене, в Сарикали. Мои детские воспоминания слишком долго туманили мой взгляд и мешали задавать правильные вопросы. Я продолжал гадать, кому было больше всех выгодно устранение Клиа, вместо того чтобы поинтересоваться, кто больше всего от этого потеряет.

– И ты утверждаешь, что убийца – акхендиец?

– Да, кирнари. Когда мы с Алеком и Бекой покинули Сарикали, мы старательно путали следы. И все же все мы стали жертвами нападения акхендийцев, стремившихся убить, а не захватить нас в плен. Мы с Алеком попали в засаду; вооруженный отряд ждал нас как раз у того перевала, который я выбрал. Кто-то сообщил этим людям, где нас искать, кто-то, в чьих силах было нас выследить, поскольку я никому не говорил, по какой дороге поеду. После схватки мы нашли среди вещей нападавших вот это.

Серегил вытащил акхендийский сенгаи и показал всем собравшимся.

– Нам это становится известно только с твоих слов, – сказал Руэн-и-Ури, кирнари Дации.

– Я подтверждаю сказанное Серегилом, – сказал Ниал, выступая вперед. – Я выслеживал изгнанника и его тали и догнал их как раз в тот момент, когда на них напали. С помощью Алека мне удалось спасти Серегила: его хотели убить. Все вместе мы отогнали врагов. Тела тех, кого мы убили, все еще лежат там, насколько мне известно. Потом, когда я вернулся, чтобы найти Беку Кавиш, я обнаружил, что на нее и на моих людей тоже напали. Я отправился следом и увидел, как ее пытались убить снова – на этот раз воины, открыто носившие сенгаи Акхенди.

– Ты помог изгнаннику бежать? – спросил Бритир, подняв брови.

Ниал спокойно встретил его гневный взгляд.

– Да, кирнари.

Силмаец покачал головой, потом снова перевел глаза на Серегила.

– Я до сих пор не вижу доказательств того, что отравителем был акхендиец.

– С помощью руиауро я понял, кирнари, что мы с Алеком на пиру в тупе Вирессы своими собственными глазами видели, как действовал отравитель. Райш-и-Арлисандин сам носил то кольцо и убил благородного Торсина, дружески пожав ему руку. Позже кто-то вложил кисточку от вирессийского сенгаи в руку Торсина, чтобы выставить виновником кирнари Вирессы. Таков был сигнал, которым Юлан-и-Сатхил и Торсин вызывали друг друга на секретные встречи. Только та кисточка была не от сенгаи Юлана, и тем вечером никто не посылал ее Торсину.

– Почему Райш стал бы убивать Торсина-и-Ксандуса? – спросил явно озадаченный кирнари Брикхи.

– Потому что скаланский посол вел тайные переговоры с Вирессой об открытии Гедре лишь на время. Бритир повернулся к Клиа.

– Это правда?

Клиа что-то прошептала Адриэль, и кирнари Боктерсы передала ее слова:

– Клиа узнала об этом незадолго до смерти посла. Он действовал так по приказу Идрилейн на случай, если лиасидра отклонит ту просьбу, с которой прибыла Клиа. Тем временем она продолжала выполнять отданные ей приказания, надеясь, что удастся договориться об открытии Гедре навсегда.

Райш продолжал смотреть на них без всякого выражения и продолжал молчать.

Бритир поманил к себе остальных кирнари, за исключением Адриэль и Райша, и после нескольких минут взволнованного перешептывания, когда те вернулись на свои места, сказал Серегилу:

– Мы намерены выслушать все, что ты можешь сказать об этом предполагаемом отравлении.

– Как я уже говорил, в то время я не понял, что вижу; догадываться я начал лишь после нападения на нас в горах. Думаю, что только Райш и Амали знали о браслете и о том, как важно, чтобы подмена талисманов не была обнаружена. Кто-то из них воспользовался амулетом, чтобы выследить нас и устроить засаду.

Однако не только браслет Клиа указывал на них. Дело было еще и в исчезновении талисмана Торсина, и поэтому я думаю, что Клиа стала случайной жертвой.

Когда наутро после пира у Вирессы тело Торсина принесли в дом, где жили скаланцы, Алек обратил внимание на то, что предупреждающий об опасности амулет посла отсутствует. Если отравитель знал, что собой представляет такой талисман, он снял его, чтобы не оставлять следов.

Серегил повернулся лицом к Райшу.

– Ты снял амулет сразу же, как только отравил посла, кирнари, зная, что иначе он тебя выдаст. Ты притворился, что споткнулся, и воспользовался обычным заклинанием, чтобы развязать узел на завязке браслета. Притворная слабость помогла тебе незаметно совершить эту маленькую кражу, но тут вмешалась Клиа, по доброте своей схватив тебя за руку, чтобы поддержать.

– Но подожди! – воскликнул Элос-и-Ориан. – Если это так, то почему амулет Клиа не выдал его точно так же, как выдал бы амулет Торсина?

– Потому что тут не было злого умысла, кирнари. Магия амулета умеет только одно: предостеречь. Поскольку отравление Клиа было несчастным случаем, ничто не привело в действие волшебство. Может быть, Райш находил оправдания убийству Торсина: тот был стар и уже смертельно болен. Он был всего лишь тирфэйе. Он вступил в заговор с Юланом, чтобы лишить Райша единственной надежды на спасение клана. Но Клиа?

Серегил с жалостью посмотрел на старика.

– Я видел твое лицо, когда принцесса помогла тебе удержаться на ногах. Если бы ты замышлял злодейство против нее, талисман на ее браслете выдал бы тебя немедленно. Ты это знал и оставил его на месте. Ты никому не рассказал о том, что сделал, – даже Амали. Это тоже было ошибкой, учитывая, как беспокоилась о тебе жена.

Все знали, что на следующее утро Клиа едет на охоту с хаманцами. Амали решила, что ей представляется шанс опозорить тех, кто, как она считала, вредит интересам Акхенди. Ты ведь ни о чем не подозревал, пока не был найден браслет, правда? Ты хотел возложить вину на Вирессу, и вмешательство Амали только запутало дело. Как только я передал браслет тебе, ты догадался, что произошло, и попытался отобрать у меня амулет.

Серегил помолчал, качая головой.

– С самого начала доказательства не соответствовали предположительно случившемуся. Их было слишком много, они слишком легко находились. Ты наконец выдал себя, начав охоту за нами. – Он снова поднял сенгаи. – Ты не мог рисковать тем, что мы узнаем твой секрет, что возвращает меня снова к Ниалу.

Ниал вышел вперед и, не глядя на кирнари Акхенди, пересказал то, что уже говорил в гостиной Адриэль.

– Амали не могла назвать мне причину странного отчаяния своего мужа, и я ни о чем не догадывался, пока не отправился на поиски трех беглецов. Как и Серегил, я сам не понимал, что увидел, я только хотел защитить Беку, которую люблю. Я действительно помог Серегилу и Алеку отбиться от устроивших засаду. Эти люди хотели убить Серегила, и их замысел удался бы, не окажись там меня. Я расстался с беглецами, так еще ничего и не понимая. Я старался защитить Амали до тех пор, пока не убедился в ее двуличии. Даже любовь имеет свои пределы.

В зале стало тихо.

– Ты должен ответить на эти обвинения, Райш-и-Арлиеандин, – наконец сказал Бритир.

Акхендиец поднялся и горделиво выпрямился.

– Тетсаг не был объявлен. Я отвергаю обвинения.

– Что скажешь ты, Коратан-и-Мальтеус? – спросил силмаец.

– Я поддерживаю все, сказанное здесь, и настаиваю на том, чтобы правосудие свершилось, – проворчал принц.

– У тебя есть еще какие-нибудь доказательства, Серегил?

– Нет, достопочтенный.

Бритир покачал головой; он казался еще более старым, чем обычно.

– Перед нами трудное дело, братья и сестры. Лиасидра должна глубоко все обдумать. Райш, ты должен вызвать жену, чтобы она ответила на выдвинутые против нее обвинения. До того да пребудет все в руках Ауры…

– Что! – вскочил Коратан, но Адриэль положила руку ему на плечо и что– то горячо зашептала.

Алек в отчаянии бросил взгляд на Серегила, но тот лишь покачал головой и двинулся к местам, занятым скаланцами.

Старый силмаец снова поднял голос.

– Однако остается еще вопрос тетсага, объявленного Хаманом против изгнанника Серегила. Он нарушил клятву, данную и Хаману, и лиасидра насчет условий, на которых ему было позволено вернуться.

– Разве было нарушением клятвы исполнение приказов тех, кому он теперь служит? – спросила Ириэль-а-Касраи, кирнари Брикхи.

– Он ауренфэйе и должен подчиняться нашим законам, – заявил Гальмин– и-Немиус.

– Однако он был изгнан и служит скаланцам. Разве не избавляет это его от наказания по закону, так же как лишает поддержки его рода? Раз ему не позволено поступать как представителю нашего народа, то действуют ли в отношении Серегила наши законы? – сказал Юлан-и-Сатхил.

Серегил внимательно посмотрел на вирессийца, прекрасно понимая, что за этой неожиданной поддержкой скрываются какие-то собственные интересы Юлана.

– Так что же, ограничения, на которые согласились скаланцы и сам Серегил, ничего не значат? – фыркнула Лхаар-а-Ириэль. – Если так, то почему бы тирфэйе просто не взять у нас то, что им нужно, не спрашивая согласия? Ты создаешь опасный прецедент, Юлан. Были выдвинуты условия, на них было получено согласие. Скаланцы и изгнанник должны их выполнять.

– Скаланцам был причинен вред! – возразила Адриэль. Бритир поднял руки, призывая к порядку.

– Это все тоже нужно тщательно обсудить. Нам нужно время на размышления. Назиен-и-Хари, продолжаешь ли ты настаивать на тетсаге против этого человека, Серегила из Римини?

– Честь требует этого, – сурово ответил Назиен. – Он нарушил условие. Его кирнари должна взять на себя ответственность за него.

Алек так стиснул кулаки, что пальцы побелели. .

– Этот неблагодарный сукин сын…

– Нет, Алек, – поспешно прошептал Серегил. – У него нет выбора.

Адриэль поднялась и низко поклонилась.

– С глубокой грустью я признаю справедливость твоего требования, кирнари. Своей честью и честью своего клана клянусь держать изгнанника под стражей, пока не будет принято решение лиасидра.

– Хорошо, – сказал Бритир. – Мы снова соберемся завтра утром и продолжим обсуждение. Райш-и-Арлисандин, ты вызовешь Амали-а-Яссара. Коратан-и-Мальтеус, ты должен до следующей луны доказать свои обвинения.

Клиа встрепенулась и протянула к принцу здоровую руку. Он выслушал сестру и спросил:

– Что насчет голосования?

– Его придется отложить, пока не решатся другие дела, – ответил Бритир.

– Проклятие! – прошипел Алек.

Прозвучала заключительная молитва, и толпа медленно начала расходиться. Серегил наклонился к Алеку, словно желая утешить друга, и быстро прошептал ему на ухо:

– Потребуй, чтобы тебе разрешили остаться со мной. Устрой сцену.

Алек бросил на него удивленный взгляд.

– Что? Я не могу…

– Сделай, как я говорю!

– Пойдем, Серегил, – окликнула его Адриэль.

– Позволь мне пойти с ним! – выкрикнул Алек, хватая Серегила за руку. Он покраснел, когда Бека и Теро изумленно обернулись, но продолжал упорно цепляться за друга.

Адриэль сочувственно похлопала его по плечу.

– Мне очень жаль, дорогой мой, но такое совершенно невозможно.

– Это моя собственная вина, тали, – сказал Серегил, с оскорбленным видом отрывая от себя руки Алека. – Успокойся. Ты навлекаешь позор на нас обоих.

– Я не могу этого вынести, – простонал Алек, закрывая руками пылающее лицо. – После всех наших стараний вернуться сюда!

– Возьми себя в руки, мальчик. Не устраивай спектакля, – с отвращением бросил Коратан.

От Серегила потребовалась вся еще сохранившаяся сила воли, чтобы посмотреть в глаза сестре и лицемерно прошептать:

– Мне так жаль, Адриэль… Он ведь еще очень молод. Может быть, ты разрешишь мне занять на эту ночь мою прежнюю комнату? Тогда по крайней мере мы видели бы окна друг друга…

– Та комната ничем не хуже других, – согласилась Адриэль, не скрывая того, что шокирована поведением Алека.

– Ну вот, – выдохнул Серегил, обнимая Алека. Юноша тайком бросил на него вопросительный взгляд, и Серегил на языке знаков незаметно показал ему: «Сегодня ночью на разведку». – Старые секреты, – прошептал он вслух, целуя Алека на прощанье.

– Пусть повезет в сумерках, – пробормотал Алек в ответ, и Серегил с облегчением перевел дух.

Когда он повернулся, чтобы последовать за Адриэль, его схватил в неумелые объятия Теро, что было совершенно ему несвойственно.

– Удачи тебе, друг мой, – прошептал он и сунул ему какой-то маленький сверток. – Помни о своей природе и положись на нее.

– Непременно, – пообещал Серегил, пряча в карман загадочный подарок.