Текст книги "Охота за красоткой"
Автор книги: Линда Ховард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Услышав мои шаги, он поднял голову. В глазах отражалось легкое удивление – с таким выражением он изучал одну из записок.
Я отчетливо видела ее, потому что писала большими печатными буквами. Эта записка гласила:
«Уайатт – осел».
Глава 21
Я направилась прямиком к кофейнику, благоразумно обойдя Уайатта, а он продолжал изучать мою записку. Затем выбрал другую, подержал ее в вытянутой руке, склонив голову набок, точно никогда не видел печатных букв.
– «Мне нужен дробовик». Теперь ясно, отчего все наши занервничали.
А по-моему, блестящая мысль. Мне бы дробовик, и поскорее. Прямо сейчас. Если бы удалось всадить в задницу кое-кому из присутствующих заряд дроби, мне стало бы гораздо легче. Отвернувшись от Уайатта, я отдалась фантазиям и пригубила кофе, который оказался гораздо крепче, чем я рассчитывала. Проглатываться он не желал. Но спустя некоторое время жидкость смягчила горло. Я помнила, что при потере голоса полагается теплое питье. Голос требовалось вернуть как можно скорее: слишком много у меня накопилось слов, которые не терпелось высказать.
Пора составлять список будущих заявлений, иначе непременно что-нибудь забуду. А заодно и список преступлений Уайатта, на этот раз длинный и подробный.
Он подошел сзади, обнял меня и прижал к себе, положив подбородок на макушку моей обмотанной полотенцем головы.
– Ты же говорила со мной по мобильнику, а теперь молчишь как рыба. У тебя и вправду что-то с горлом, или ты просто не разговариваешь со мной?
Я осторожно отхлебнула еще кофе. Ну и что мне теперь делать – отвечать?
Можно, конечно, заехать локтем ему в бок, но как полицейский он получил подготовку, поэтому драться с ним опасно, вдобавок он не любит проигрывать, и, по-моему, это глупо – мог бы из чистого джентльменства уступить мне разок-другой. Но на мне только его халат и рубашка – и то и другое не по размеру. Во время возни халат наверняка слетит с плеч, подол рубашки задерется, и все закончится так, как обычно.
Поэтому я отставила чашку и спокойно разомкнула кольцо его рук, зная, что это встревожит и рассердит его гораздо сильнее. В чашку я подлила кофе, перенесла ее на стол, села и тут заметила, что посреди стола стоит моя сумка. Видите, как действует на меня Уайатт? Я даже собственную сумку не сразу увидела. А во время пожара ухитрилась спасти свадебные туфли. Но в присутствии Уайатта я никак не могу сосредоточиться. Ужас.
Промелькнула мысль: интересно, нож все еще в сумке или Уайатт благоразумно убрал его подальше? Потом проверю. А пока надо наладить общение. Я придвинула к себе блокнот и принялась писать, потом повернула блокнот и толкнула его так, что он проехался по гладкому столу.
Уайатт подлил себе кофе, подошел к столу, нахмурился и прочел: «И то и другое. Я надышалась дымом, много кашляла, а потом сорвала голос, когда увидела ее в толпе и пыталась докричаться хоть до кого-нибудь. С тобой я не разговариваю, а свадьба отменяется!»
– Да-да, – сухо отозвался он, – записку насчет свадьбы я видел. – Он поднял голову и прищурился, впившись в меня взглядом. – Давай кое-что проясним: я буду делать все возможное, чтобы защитить тебя, как бы ты ни злилась. Уберечь тебя от опасности во время пожара я мог лишь одним способом: посадив в патрульную машину и не выпуская оттуда. Извиняться за это я не собираюсь. Никогда. Ясно?
Валить с больной головы на здоровую Уайатт умеет, этого у него не отнимешь. Он способен так выразить свою мысль, что любые возражения покажутся несущественными и мелочными. Ладно, если хочет, чтобы все мои слова казались не заслуживающими внимания, – пусть. Я подтянула к себе блокнот.
«Моя безопасность больше тебя не касается. Как только кто-нибудь привезет мне одежду, я уеду отсюда».
– Не надейся, – спокойно заявил он, прочитав мои каракули. – Будешь сидеть здесь, а я – присматривать за тобой. Если переселишься к своим родным, в опасности окажешься не только ты, но и они. Тот, кто пытается тебя убить, готов уничтожить любого, лишь бы добраться до тебя.
Черт, черт, черт! Ведь и на этот раз он прав. Я написала: «Тогда поживу в отеле».
– Нет, черт возьми, не поживешь. Ты останешься здесь.
Возражение было у меня наготове, и я пустила его в ход. «А если она найдет меня здесь? Ты тоже окажешься в опасности. А тебя чуть ли не каждую ночь вызывают на службу».
– Это мои заботы, – возразил Уайатт, едва прочитав записку и даже не задумываясь. – Можешь мне поверить. Поджигательница наверняка оставила следы, вдобавок толпу, которая собирается возле места убийства или горящего здания, обычно снимают. Я буду проверять всех, кто окажется на пленке, пока не вычислю поджигательницу. Патрульный начал снимать толпу еще задолго до того, как ты ее заметила. От тебя требуется только показать нам ее, и мы ее арестуем.
Какое облегчение! Уайатт даже не представлял себе, потому что ему не пришлось выбираться из горящего дома. Еще спокойнее мне было бы, знай я, что эта психопатка уже в тюрьме. И она уже сидела бы в ней, если бы Уайатт не засадил меня в вонючую патрульную машину!
Я написала: «Ее лицо мне знакомо, я где-то ее видела, но не могу вспомнить где. Или при каких обстоятельствах».
– Значит, ее узнает кто-нибудь из твоих родных или служащих. А ты могла видеть ее, когда она ездила за тобой в машине, потому лицо и показалось знакомым.
Логично, но неверно. Я помотала головой: я не видела лица человека, который следовал за мной в машине, только определила, что это женщина.
К дому подъехала машина, Уайатт поднялся. Но, судя по звуку, машина объехала дом и остановилась за ним – значит, прибыл кто-то из родных или друзей, остальные тормозили перед парадной дверью. Уайатт открыл дверь гаража и сообщил:
– Это Дженни.
Он звонил моей маме меньше часа назад – как она ухитрилась так быстро собрать мне одежду? Дженни ворвалась в кухню с двумя пакетами из «Уол-марта» в руках.
– Интересная у тебя жизнь, – заметила она, качая головой и ставя пакеты на стол.
– Да, скучать некогда, – сухо согласился Уайатт. – А еще она наглоталась дыма, заработала ларингит и теперь общается записками.
– Вижу, – кивнула Дженни и взяла со стола записку «говнюки». Некоторое время она изучала содержимое записки, потом продолжила: – А еще она не в себе. Обычно она не так многословна. – Дженни стояла спиной к Уайатту, и он не видел, как ехидно она подмигнула мне.
Он только хмыкнул.
– Я уже убегаю, – как ни в чем не бывало продолжала Дженни, вскрывая пакеты. – Когда мама сообщила, что у тебя стряслось, я была уже одета и по дороге заскочила в «Уол-март». Здесь, конечно, только самое необходимое, но на сегодня тебе хватит. Джинсы, два симпатичных топика, два комплекта белья, фен, круглая щетка, тушь, блеск для губ, зубная щетка и паста. И увлажняющий крем. Да, и еще мокасины. За удобство не поручусь, но они миленькие.
Я порылась в пакетах, встречая одобрительным кивком каждую вещь, а потом полезла за чековой книжкой, чтобы вернуть Дженни долг. Она стояла надо мной, поэтому заметила в моей сумке свадебные туфли и ахнула.
– О, Боже мой! – Почтительно взяв одну туфельку, Дженни поставила ее на ладонь. – Где ты нашла эту прелесть?
Сначала я выписала чек, потом в блокноте нацарапала название магазина. Дженни не спросила, сколько стоят туфли, а я про стоимость благоразумно умолчала. Тем более, что деньги здесь ни при чем: это мои свадебные туфли, я выбирала их по другим критериям.
– Повезло, что они как раз лежали у тебя в сумке, – вздохнула Дженни.
Я просмотрела чек, оторвала его, потом покачала головой и написала в блокноте: «Их там не было. Пришлось вернуться за ними».
Само собой, Уайатт заметил, как я покачала головой, и подошел посмотреть, что я написала. Мгновение он изумленно таращился на меня, а потом свел брови на переносице.
– Ты рисковала жизнью из-за каких-то туфель? – прогремел он.
Ответив ему раздраженным взглядом, я написала: «Не каких-то, а моих свадебных туфель. В то время я еще думала, что выйду за тебя. И напрасно».
– Я-а-асно, – протянула Дженни, схватила чек и поспешила к двери. – Меня уже нет.
Провожать ее никто не стал. Уайатт свирепо процедил:
– Так ты вернулась в горящее здание за гребаной парой туфель? Плевать, даже если они из чистого золота…
Я лихорадочно накарябала в блокноте: «На самом деле возвращаться за ними не пришлось. Я вспомнила про туфли еще у себя в спальне и просто вытащила их из шкафа». Решительно отложив ручку, я сгребла в охапку мою одежду и все прочее и удалилась наверх. Конечно, не в спальню Уайатта.
Закрывшись в той же ванной, которой я уже пользовалась, я мысленно поблагодарила Дженни – она не забыла ни единой мелочи. Наконец-то я смогла почистить зубы, побаловать увлажняющим кремом кожу, измученную копотью, жаром, а потом и средством для мытья посуды, и высушить волосы. Одевшись, я снова почувствовала себя человеком. Усталым, но цивилизованным.
Уайатт по-прежнему ждал меня внизу, впрочем, я и не надеялась, что он уедет без меня. Хмуро и придирчиво оглядев меня, он заявил:
– Тебе надо хоть что-нибудь съесть.
Мой желудок был согласен, горло отказывалось наотрез. Я покачала головой и поднесла ладонь к шее.
– Тогда выпей молока. Хоть немного. – Он всегда держал дома запас молока для сухих завтраков. – Или овсянки. Присядь, я сварганю овсянки нам обоим.
Он был настроен решительно, и, скорее всего, был прав: перекусить требовалось нам обоим, ведь мы провели на ногах всю ночь. Казалось, прошло несколько дней с тех пор, как он увез мой автоответчик на экспертизу в полицейское управление, а на самом деле это случилось двенадцать часов назад. Время так и летит, когда выскакиваешь со второго этажа горящего здания, перелезаешь через ограды, ищешь незнакомую психопатку, чтобы выпустить ей кишки, торчишь в вонючей полицейской машине, а психопатка глазеет на тебя и злорадствует.
Уайатт снял пиджак и ловко разложил по двум мискам овсянку быстрого приготовления, подлив в мою немного молока с сахаром, чтобы разбавить ее. Я опасливо попробовала ее – овсянка была вкусной, горячей и достаточно жидкой, чтобы не раздражать горло. Мешал кашель. Сдерживая его, я съела половину порции, а потом мне надоело заходиться кашлем после каждого глотка, горло будто ободрали изнутри, и я сдалась. Придется несколько дней питаться молочными коктейлями, йогуртом и желе.
Со стола мы убрали вместе, но посуды собралось не много: две тарелки, две ложки, две кофейные чашки. Сложив ее в посудомоечную машину, я сунулась в сумочку – да, Уайатт все-таки припрятал нож, – посмотрела на него и пантомимой изобразила, что поворачиваю ключ в замке зажигания.
– Ключи в машине, – ответил он, имея в виду мой «мерседес». Значит, ему достанется служебная «краун-виктория». Мне было безумно жаль его «аваланш»: я видела, как загорелась его передняя шина, и хотя пожарные сразу направили на машину струю воды, я поняла, что ей крышка. От жара полопалась краска, расплавились фары, покоробился капот и все такое. А Уайатт словно и не жалел – наверное, знал с самого начала, что машину не спасти, потому что часто выезжал на пожары.
«Плевать на машину, – сказал он. – С тобой точно все в порядке?»
Черт. Трудно, почти невозможно долго сердиться на человека, который любит тебя так же, как ты его.
Вдобавок этот подхалим окончательно подорвал мою решимость: притянул меня к себе и прижался к губам в длинном жадном поцелуе. А потом заглянул мне в глаза, улыбнулся и поцеловал еще раз.
– Да, забыл сказать, – произнес он. – Свадьба будет.
Глава 22
Всю дорогу до полицейского управления Уайатт ехал за мной как конвой, а я и не собиралась удирать. Утром до его дома нас никто не провожал, номера Уайатта нет в телефонных справочниках, так что выследить его не так просто, как меня. А я никогда не скрывала свой номер и ни от кого не пряталась. С другой стороны, зная, где работает человек, проще простого выяснить, где он живет.
Я задумалась: неужели все эти события как-то связаны с «Фанатами тела»? Женщину в толпе я определенно где-то видела. Она казалась знакомой, ее лицо о чем-то напоминало мне. Просто я никак не могла выудить из памяти ее имя и место, где мы виделись. Я не помню поименно всех посетителей клуба, но в лицо узнаю почти всех, а это, если вдуматься, означает, что к «Фанатам тела» психопатка не имеет отношения. Когда чье-нибудь лицо кажется знакомым, но откуда, не можешь вспомнить, значит, оно не связано с определенным местом. Я пыталась представить эту женщину в интерьерах клуба, но она не вписывалась, а меня так и не осенило – стало быть, я могла видеть ее где угодно, только не на работе.
Вполне возможно, она работает там, где я регулярно бываю: в продуктовом магазине, в торговом центре, на почте, в банке, может, даже в офисе экспресс-почты. Но как я ни силилась, я не могла припомнить ее.
Когда мы поднялись в лифте в просторное и шумное помещение полицейского управления, все обернулись к нам, на большинстве лиц застыли широкие ухмылки. Не улыбались только несколько подозрительных личностей, прикованных наручниками к стульям, а также посетители с бумагами, но копы усмехались.
Мне стало обидно. От моей квартиры остались одни головешки – что же тут смешного?
Я перевела взгляд на Уайатта, чтобы выяснить, заметил ли он усмешки. Но он смотрел на дверь своего кабинета, на которой красовалась табличка. Подойдя поближе, мы прочитали: «Уайатт – осел, свадьбы не будет!» Кто-то додумался составить табличку по мотивам двух моих записок.
Круто обернувшись, я окинула возмущенным взглядом все помещение разом. Кого-то из копов уже душил смех, они буквально давились им. Они потешались над моими записками!
– И никто, ни один из вас, – объявила я громко, – не выпустил меня из машины!
Вернее, я объявила бы, если бы не забыла, что лишилась голоса. Издать не удалось ни звука, а стоять с разинутым ртом было унизительно.
Ну ничего, я еще составлю список гадов и запишу туда все полицейское управление.
Уайатт протянул руку и преспокойно снял с двери табличку.
– Свадьба будет, – сообщил он и сорвал аплодисменты: полицейские, преимущественно мужчины, решили, что Уайатт выбил из меня дурь. В ответ на мой гневный взгляд он только улыбнулся, открыл дверь и знаком предложил мне входить. – Мне нужны пленки, – бросил он через плечо и закрыл дверь.
Кабинет был тесноватый, заставленный шкафами и заваленный бумагами. Даже проснулось любопытство: если бы Уайатт оставил меня здесь одну, я обязательно сунула бы нос в одну из толстых папок у него на столе.
Надувшись, я плюхнулась на стул для посетителей, а Уайатт устроился в громоздком кожаном кресле за столом.
– Забавно, – заметил он, и его губы дрогнули, словно он хотел усмехнуться.
Я нетерпеливо развела руками: мол, о чем ты?
– Потом объясню. – Он бросил на стол сорванную с двери табличку. – У нас полно работы.
Он не шутил. Сначала мне пришлось давать показания – подробно описывать, что произошло вчера ночью, точнее, сегодня утром. Показания принимал не Уайатт, а детектив Форестер, а я давала их не устно, а письменно.
Детектив требовал подробностей, хотя начальник пожарного отряда сразу установил, что произошел поджог – очевидно, его даже не пытались замаскировать под случайное возгорание. Собака обнаружила следы бензина повсюду вокруг фасада и правой стены моей квартиры. Пламя сразу же преградило оба выхода. Оставались еще двустворчатые застекленные двери в столовой, но после того, как бензиновая бомба попала через окно в гостиную и по ней распространился огонь, на первый этаж было лучше не соваться. На всякий случай злоумышленник запер калитку. Поджигатель позаботился о том, чтобы я не покинула задний двор, даже если бы выбралась из дома. И если бы я не сумела перелезть через ограду, то сгорела бы, как грушевое дерево за домом.
Поджигательница рассчитывала, что с верхнего этажа я никуда не денусь. Дым поднимается вверх, в горящем доме он очень быстро заполняет верхние помещения – я точно знаю, потому что смотрела документальные фильмы о пожарах и о том, как распространяется огонь. Завязав рот и нос мокрым полотенцем, я выиграла пару драгоценных минут. Еще одно мокрое полотенце на голове и плечах спасло меня от искр и горячего пепла. А злость и отчаяние вместе с ловкостью и хорошей физической формой помогли спуститься со второго этажа через окно спальни и вскарабкаться на ограду.
Оказывается, даже бывшие лидеры команды поддержки на что-то годятся.
Мои показания сопоставили с показаниями оператора службы 911, которая предоставила копию записи, благодаря чему все полицейские услышали, как я объясняю оператору, что пожарные без труда найдут мою квартиру по пламени из окон. Присутствующие охотно прослушали запись несколько раз.
Потом мне пришлось смотреть съемки толпы, собравшейся вокруг горящего здания.
Я сидела в кабинете Уайатта вместе с ним, детективом Форестером и Макиннисом и смотрела материалы на маленьком экране. Уайатт успел посмотреть их первым, а я снова переживала минувшую ночь и наблюдала, как камера медленно движется вдоль толпы слева направо и обратно. Не видела я только блондинку в кофте с капюшоном.
Расстроившись, я написала: «Я не вижу ее. Ее там нет».
– Смотри, – велел Уайатт. – Толпу снимали постоянно.
И мы продолжали смотреть кадр за кадром. Наконец камера ухватила мою блондинку, но та успела отвернуться, и в кадр попали только капюшон, прядь очень светлых волос, лежащая на ключице, часть правой щеки. Блондинка пряталась за каким-то типом в красной рубашке, поэтому кадр было бесполезно даже редактировать и увеличивать.
Я припомнила момент, когда осознала, что вижу мою преследовательницу, которая уставилась на меня с неприкрытым злорадством. Да, рядом с ней стоял тот же парень – я видела красную рубашку. Должно быть, съемки проводили за несколько секунд до этого или сразу после, скорее всего после, потому что блондинка отвернулась так, будто собралась уходить. Макиннис предположил, что она заметила камеру.
– С этого парня в красной рубашке и начнем, – решил Уайатт. – Может быть, он запомнил ее или даже знает, кто она такая.
– Мы сейчас как раз опрашиваем соседей, – сказал Форестер. – Я дам ребятам этот снимок – может, кто-нибудь опознает парня.
Все утро я попивала горячие напитки, чтобы привести в норму горло. Уайатт даже добыл где-то чайный пакетик и лично приготовил мне чашку горячего чая. Не знаю, в чем разница, но от чая горлу стало легче, чем от кофе. Пара таблеток аспирина смягчила боль, но я все еще была нема как рыба. Уайатт предлагал свозить меня в больницу, но я ответила решительным «Нет!» на целый лист бумаги.
На некоторое время наступило затишье. Уайатт воспользовался передышкой, чтобы позвонить в наши с ним страховые компании, а потом по своей инициативе связался с моей мамой и подробно отчитался перед ней и заодно заработал лишние очки. Следующим был разговор с его мамой: Уайатт заверил ее, что мы оба в полном порядке.
К обеду полицейское управление мне осточертело. Я устала, и все. Предстояло еще пробежаться по магазинам и пополнить гардероб, и впервые в жизни шопинг не вызывал у меня ни малейшего энтузиазма. Свою старую одежду я любила и предпочла бы носить ее. А мои книги, диски, посуда! Мне нужны мои вещи! Только теперь до меня начало доходить, что они безвозвратно, навсегда потеряны.
К счастью, Дженни купила мне два комплекта белья и два топика, поэтому необходимость таскаться по магазинам сегодня же отпала – можно было повременить и до завтра. Может, к завтрашнему дню ко мне вернется голос. А сегодня я хочу заняться привычными делами. Хочу на работу.
Я уже дала письменные показания, просмотрела отснятые видеоматериалы и углядела в толпе психопатку. Больше я ничем не могла помочь и не видела причин задерживаться в полиции.
В записке я объяснила Уайатту, что уезжаю на работу.
Он откинулся на спинку кресла, помрачнел и сразу стал настоящим полицейским.
– Неудачная мысль.
Я продолжала писать: «А по-моему, очень даже. Она знает, что может найти меня на работе».
– Вот поэтому я хочу, чтобы твою машину водила одна из наших служащих.
«Лучше давай завтра. Сегодня я устала. Хочу жить, как прежде. Из нормальных дел сегодня мне доступно только одно – съездить на работу, вот я и поеду туда».
– Блэр, – он подался вперед, гипнотизируя меня взглядом зеленых глаз, – она пыталась прикончить тебя всего несколько часов назад. С чего ты взяла, что она не повторит попытку в клубе?
Боже! Об этом я не подумала. Значит, и «Фанаты тела» под угрозой! Надеюсь, она считает, что в клубе я просто наемная сотрудница, а не хозяйка. У меня нет привычки сразу заявлять по телефону: «Алло, говорит Блэр, владелица клуба «Фанаты тела». Скорее всего большинство наших посетителей даже не подозревают, что клуб принадлежит мне, потому что я не афиширую это. Словом, я веду себя как обычный менеджер – собственно, у меня те же обязанности.
От других сотрудников клуба я отличаюсь только тем, что езжу на «мерседесе», но даже в этом нет ничего из ряда вон выходящего: одна из наших инструкторш по фитнесу, Кейр, водит «порше».
Я ущипнула себя за нос и задумалась. Мысли путались – казалось бы, с чего вдруг? Но я понимала, что оставить Линн без помощи не имею права. У нее есть личная жизнь, она и без того часто прикрывает меня, и если я буду беззастенчиво пользоваться ее добротой, то потеряю прекрасную помощницу.
Все это я изложила в письменном виде, доходчиво и доступно пониманию Уайатта. Как мне осточертела эта писанина!
К моему изумлению, он внимательно прочитал мои объяснения, потом перевел взгляд на меня и долго вглядывался мне в глаза. Не знаю, что он там разглядел – может, и вправду необходимость побывать на работе, а может, просто понял, что в «Фанатах тела» мне ничто не угрожает.
– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Но к тебе надо приставить охрану. Посиди здесь, я поговорю с шефом.
Как ни странно, на этот раз он не привязал и не запер меня, но я послушно дождалась его. Вернувшись, он снял с вешалки пиджак и позвал:
– Идем.
Я подхватила сумку и встала, сохраняя на лице вопросительное выражение.
– До конца дня я твой телохранитель, – пояснил Уайатт.
Вот и хорошо.
