Текст книги "Гордая и непреклонная"
Автор книги: Линда Фрэнсис Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Уокер откинулся на спинку своего дубового кресла, так что металлические пружины сиденья заскрипели.
В комнате снова воцарилась тишина, и пока он рассматривал ее, она уловила за стеной чьи-то приглушенные голоса и отголоски шагов в коридоре. Кто-то расхаживал из стороны в сторону в кабинете над их головами.
– Я не стану давать тебе поблажек, – сказал Уокер, выражение его лица было непривычно суровым и замкнутым.
– Я и не рассчитываю на то, что ты будешь относиться ко мне иначе, чем к любому другому адвокату, который выступает в суде против твоей конторы. Справедливо и с уважением. Разве ты сам не твердишь об этом на каждом шагу? – вызывающим тоном осведомилась она.
Несмотря на то, что окружной прокурор повторял те же самые слова во всех газетных интервью, они оба прекрасно понимали, что он лгал. Уокер Кендалл славился своей беспощадностью и наверняка станет настаивать на том, чтобы и Кларк избрал в суде ту же тактику.
Он смерил ее холодным взглядом.
– Я пришлю тебе все необходимые документы, как только мы их соберем.
– Мне трудно поверить в то, что вы до сих пор не успели их подготовить. Слушание дела в большом жюри состоится через три дня.
– Можешь думать все, что тебе угодно.
Уокер снова взялся за перо, вернувшись к письму, над которым работал в тот момент, когда она вошла. По сути, он указывал ей на дверь. Его холодность ошеломила ее.
И когда только мир вокруг нее успел так неожиданно измениться? Еще сегодня утром, перед тем как идти на работу, она заглянула в большой дом. Все ее немногочисленное семейство смеялось и шутило, брат забавлял их рассказами о своих проделках. Их взаимная любовь была очевидной и несомненной. И вот теперь внезапно ее жизнь перевернулась с ног на голову. И все из-за Лукаса Хоторна.
Элис охватила досада. Она хотела было что-то сказать, но вовремя остановилась. Что еще можно было к этому добавить? Ничего. Она зашла слишком далеко, чтобы предаваться напрасным сожалениям.
Она уже дошла до двери, когда отец вдруг остановил ее:
– Элис!
Она обернулась, надеясь вопреки всему, что, быть может, он удостоит ее на прощание хоть одним добрым словом.
– Я хочу получить от тебя письменное заявление за подписью Хоторна, подтверждающее, что ему известно о том, что ты моя дочь. И что ты помолвлена с Кларком.
На какой-то миг ею овладело непривычное смущение.
– Отец, мы оба знаем, что Кларк никогда официально не просил у тебя моей руки.
«Да и собирается ли он вообще делать мне предложение?»
Кларк часто являлся к ним с визитами, обедал в обществе ее родных, брал ее с собой на загородные прогулки в экипаже, однако еще ни разу не позволил себе ни одного мало-мальски романтического жеста – например, никогда не целовал ее. И не преподносил ей розы. С юных лет Элис всегда мечтала получить в подарок от мужчины букет роз – не важно, какого цвета. И еще она мечтала о замужестве. О доме, который они создадут вместе с любимым человеком, с изящной оградой и садом, полным самых разных цветов – в первую очередь, конечно, роз.
– В моих глазах ты все равно, что помолвлена, и я не хочу, чтобы у Хоторна были основания требовать пересмотра судебного решения после того, как мы одержим победу.
Его слова заставили ее до боли стиснуть зубы. Еще ни разу в тех немногих случаях, когда она выступала в суде против Содружества, отец не требовал от нее подобных заявлений.
– Ты его получишь. Можешь быть уверен, никаких нарушений в ходе процесса допущено не будет. И, будь я на твоем месте, я бы не забывала о том, что этим делом занимается Кларк, а не ты.
С этими словами Элис покинула контору, собрав все свое самообладание и держась при каждом шаге за стену.
– Боже праведный, – прошептала она, едва оказавшись на улице и прислонившись к фонарному столбу, – во что только я ввязалась?
Глава 4
Когда Элис на следующее утро переступила порог конторы, Лукас Хоторн уже ждал ее. Бывают дни, ради которых едва ли стоит вставать с постели, подумала она мрачно, едва распахнув дверь и увидев его.
Он сидел за письменным столом, положив на него ноги в ботинках из лучшей кожи и глядя сквозь маленькое окно конторы на оживленную улицу внизу. Когда она вошла, он даже не шевельнулся, словно не замечая ее присутствия. Солнечные лучи, проникавшие сквозь закопченные стекла, подчеркивали его профиль, и Элис уже в который раз была поражена эффектной внешностью этого человека.
Как мог такой изумительно красивый мужчина, как он, быть убийцей? Впрочем, как мог человек из хорошей семьи быть владельцем притона для азартных игр, полном полураздетых женщин и старых жуиров, где спиртное лилось рекой? Элис вынуждена была признать, что не все в этом мире происходит в соответствии со здравым смыслом.
– Я рада видеть, что вы уже удобно устроились, – произнесла она холодным, ровным тоном.
Лукас посмотрел в ее сторону. Взгляд его остановился на ее губах, и она заметила вспыхнувший в его глазах огонек. Их выражение лишало ее способности дышать, по спине пробежали мурашки, и это не на шутку ее рассердило. Элис поджала губы, однако ответом ей послужила все та же широкая нагловатая ухмылка. Ее ярость, похоже, только забавляла его. По крайней мере, он уже не казался ей опасным, как при их первой встрече. Убрав со стола длинные ноги, Лукас поднялся с места. Высокий, широкоплечий, он превосходил ее ростом на целую голову, так что ей пришлось вытянуть шею, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Удобно? – Он бросил взгляд на жесткое кресло и поморщился. – Скажем лучше, что я исполнил ваш приказ, мэм. – Голос его был таким же приторно-сладким, как виски с медом, которое она позволяла себе в тех редких случаях, когда заболевала гриппом.
– Если не ошибаюсь, вы говорили, что ждете меня ровно в девять часов. Минута в минуту, – добавил Лукас с видом добродушного озорства. Затем он взглянул на часы, которые совершенно ясно показывали, что было уже половина десятого, и приподнял брови: – Я явился сюда точно в назначенное время.
А она, как назло, опоздала. Впрочем, у нее имелись неотложные дела.
Несмотря на то, что ее семья могла гордиться прекрасным старинным именем, у них никогда не хватало денег, чтобы обеспечить себе подобающее положение в обществе. И хотя Элис жила всего в нескольких шагах от родительского дома, она пыталась поддерживать видимость независимости – сама заботилась о стирке собственного белья, сама готовила себе завтрак и ленч и только ужинала, как правило, в кругу родных. Как бы ни было ей неприятно в этом признаваться, но в желудке у нее частенько громко урчало к тому времени, когда дядя Гарри подавал ужин на стол.
Сегодня утром, едва проснувшись, она обнаружила, что в ее крохотной кухне совсем не осталось продуктов. А когда она бегом устремилась в большой дом, оказалось, что отец уже отправился в суд, дядя, служивший начальником городской полиции Бостона, – в участок, а Макс – на свою работу в банк. Вся оставшаяся после завтрака еда была аккуратно сложена в ящик со льдом, кофейный прибор вымыт и убран в шкаф, так что на столе не осталось даже крошки хлеба. Элис мысленно корила себя за то, что трое неженатых мужчин проявляли куда больше способностей по части домашнего хозяйства, чем она сама. В довершение к прочим бедам все ее пригодные для работы блузки были сложены на мягком кресле в груду, к которой она мысленно прикрепила ярлычок: «Нуждаются в стирке».
Собравшись с духом, она заметила, что Лукас уставился на нее – или, вернее, на ее одежду.
– В чем дело? – осведомилась она с видом оскорбленного достоинства.
Его полные губы скривились в усмешке, в голубых глазах снова вспыхнула искорка веселья:
– Так, ни в чем. Просто я не могу не восхищаться тем обстоятельством, что вы попираете условности не только в том, что касается женских занятий, но и в том, что касается одежды.
Он звонко рассмеялся, когда она что-то проворчала в ответ, и затем, беззастенчиво оттолкнув его прочь с дороги, направилась с решительным видом к письменному столу, швырнув на него сумку.
– Вряд ли белую хлопковую рубашку можно назвать попранием условностей, мистер Хоторн.
– Вы правы, – согласился Лукас, – если только речь не идет о белой хлопковой мужской рубашке.
Очко в его пользу! Впрочем, ей оставалось надеть либо эту рубашку, либо вообще никакую. Вряд ли розовая кружевная блузка с оборками, которую ей подарили на ее семнадцатый день рождения, смотрелась бы лучше.
– Разве вы не слышали, что это шик сезона? – начала она, жестом указав на свою рубашку и юбку. – Мне казалось, что человек вроде вас, постоянно вращающийся в обществе, должен быть осведомлен о последних веяниях моды.
– Если это веяние моды, то я предпочел бы не поощрять его в моем заведении.
Не обращая внимания на муки голода и отчаянное желание выпить чашечку горячего кофе, а также на душный и влажный воздух жаркого летнего утра, Элис сухо улыбнулась своему клиенту, после чего принялась доставать из сумки папки с бумагами. Пусть у нее не нашлось чистой блузки, чтобы надеть ее утром на работу, или куска хлеба, чтобы перекусить, но зато вчера вечером она потрудилась на славу.
В первую очередь Элис составила документы, необходимые для начала работы над делом. Затем она отправилась в большой дом, в кабинет отца, где, воспользовавшись его богатой библиотекой по юриспруденции, самым тщательным образом изучила свод законов Содружества Массачусетс в той его части, которая касалась убийства. Сидя в своем любимом старом кресле на шарнирах и потягивая чай из чашки, принесенной ей сонным дядюшкой Гарри, она наметила для себя возможную линию защиты. Как только она получит из конторы окружного прокурора папку с собранными свидетельствами, Элис намеревалась отправиться в здание суда и отыскать в архивах все дела за последние пять лет, в которых убийство произошло при сходных обстоятельствах. Обычно это делалось уже после того, как большое жюри выносило обвинительный акт. Однако Элис не собиралась рисковать, а потому хотела предусмотреть все заранее. Слушание дела большим жюри должно было состояться через несколько дней, и если Лукаса Хоторна все же отдадут под суд, у них в запасе останется немногим больше четырех недель, чтобы подготовиться к защите.
– Вот документы, которые вы должны подписать, прежде чем мы с вами сможем приступить к работе. – Она разложила бумаги на письменном столе с невозмутимым видом, который накануне вечером долго репетировала перед зеркалом. – Внимательно прочтите каждый из них.
Вопросительно приподняв брови, Лукас перевел взгляд с нее на бумаги, затем взял их со стола и принялся читать. У него были крепкие, словно вытесанные из гранита пальцы. Он читал быстро, но сосредоточенно, с видом глубокой задумчивости, и Элис вдруг стало ясно, каким образом этот человек мог добиться такого успеха. Пусть он управлял заведением, пользовавшимся дурной славой, зато делал это, не упуская из виду даже самой ничтожной детали.
Закончив, он поднял на нее глаза.
– Насколько я понял, один из этих документов – мое официальное согласие на то, чтобы вы представляли меня в суде?
– Да.
– А другой – заявление, подтверждающее, что мне известно о том, что вы дочь Уокера Кендалла, окружного прокурора. Разумеется, я это знаю. Все это знают.
Последние слова заставили ее поморщиться.
– Без сомнения, – процедила она сквозь зубы. – Однако закон требует, чтобы этот факт был подтвержден письменно. Несмотря на то, что формально мой отец не имеет отношения к процессу, они не хотят никаких осложнений. Ваша подпись под документом подтвердит, что я вас об этом предупредила и вы дали свое согласие. Таким образом, если мы проиграем, вы не сможете обратиться в апелляционный суд с требованием пересмотра дела на том основании, что вы не знали о моем родстве с человеком, который является вашим главным обвинителем.
Все его хорошее настроение улетучилось, лицо снова стало холодным и непроницаемым. Отвернувшись к окну, он оперся руками о подоконник, и она почти физически ощутила исходившее от него напряжение.
– Я не намерен проигрывать, мисс Кендалл.
Тон заявления был холодным и беспощадным, не допускавшим никаких возражений.
– Я тоже. Однако это не делает бумажную работу менее необходимой. Мой отец знает законы лучше любого другого юриста в городе, а я знаю своего отца. Он не даст делу ход до тех пор, пока бумага не будет подписана. А между тем любая задержка только ухудшит ваше положение, предоставив прессе больше времени, чтобы смешать ваше имя с грязью.
Лукас провел рукой по волосам и принялся расхаживать по комнате.
– Это безумие. У полиции против меня нет никаких улик.
– Вы же сами говорили, что у них есть свидетель.
– Я также заявлял о том, что не убивал ту женщину, – сказал он, старательно подчеркивая каждое слово.
– И вы можете это доказать?
Он пробормотал себе под нос что-то не совсем пристойное.
– Насколько я поняла, ваш ответ означает «нет», а в этом случае простого «я ее не убивал» явно недостаточно. Думаю, мне не надо напоминать вам о том, что у вас далеко не блестящая репутация.
– Как я предпочитаю вести свою жизнь, касается только меня и никого более, – огрызнулся Лукас.
Однако Элис нимало не смутилась. Она положила руки на письменный стол и подалась вперед:
– Лучше объясните это присяжным из числа ваших сограждан – людям, которые целый день трудятся не покладая рук и затем, усталые, возвращаются домой, к жене и детям, со всеми их проблемами и заботами, которые они считают своим долгом решать. Вряд ли они отнесутся благосклонно к человеку, уклоняющемуся от тех самых обязанностей, бремя которых им приходится нести на себе каждый день.
Они уставились друг на друга. Подбородок Лукаса напрягся, он явно с трудом подавлял гнев, столь же неукротимый, как и сама его натура.
– Похоже, мне приходится убеждать вас в своей невиновности, – произнес он низким угрожающим тоном, однако за его зловещим видом невозможно было не заметить искреннего волнения.
«Да! Убедите меня!» Эта просьба чуть было не сорвалась с ее губ под влиянием гнетущего чувства, которое, как она знала, тенью отражалось в его голубых глазах. Однако она вовремя сдержалась. Элис была профессионалом и, невзирая на то, о чем она говорила Лукасу при их первой встрече, отлично понимала, что для защитника виновность или невиновность его клиента не имеет большого значения. От него требовалось лишь одно – добиться оправдательного вердикта.
Элис зажмурилась и откинулась на спинку кресла:
– Нет, вам не нужно ни в чем меня убеждать. Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать, – это то, что обвинительный акт вообще не будет вынесен. Тогда нам не придется беспокоиться из-за процесса или собирать доказательства. Вам просто нужно убедить присяжных в том, что им не следует отдавать вас под суд. И как только вы подпишете эти бумаги, мы начнем готовить вас к слушаниям.
Атмосфера в комнате накалилась до предела, лицо Лукаса выражало ярость и отчаяние, словно у загнанного в угол хищника. Затем он выхватил у нее перо и быстрым, размашистым движением поставил под документами свою подпись.
– Превосходно!
Она отказывалась чувствовать что-либо к этому человеку – ни сочувствия, ни интереса. Теперь они стали адвокатом и клиентом. Чисто деловые отношения. Любые другие вряд ли могли пойти сейчас кому-нибудь из них на пользу. Почему же тогда ее взгляд снова и снова обращался на его губы?
Собрав всю свою решимость, Элис убрала бумаги в папку.
– А теперь расскажите мне о том, что произошло в ночь убийства.
Лукас раздраженно вздохнул и отвернулся к окну.
– Я же сказал вам, что находился у себя в клубе. В постели.
– Вы были знакомы с жертвой?
– Да.
Она ожидала от него дальнейших объяснений, однако он не добавил ни слова.
– Она работала на вас?
– Нет.
– Вы спали с ней?
Он взглянул на нее с видом крайнего презрения.
– Нет.
– Вы видели ее в ту ночь?
– Нет.
– Были ли вы вообще в переулке в момент совершения убийства?
– Нет.
Элис подалась вперед.
– Ваши короткие, односложные ответы могут выводить меня из терпения, мистер Хоторн, однако присяжные отнесутся к ним иначе. Они сочтут, что, если вас нисколько не волнует, что женщина была задушена в переулке прямо за вашим заведением, это лишний раз свидетельствует о вашей бесчувственности. Более того, они легко могут сделать еще один логический вывод и воспримут ваше видимое безразличие как доказательство того, что именно вы убили Люсиль Руж.
Нижнюю часть его лица исказила судорога.
– И что, после этой тирады вам стало легче?
В ней снова вспыхнуло раздражение, но она усилием воли взяла себя в руки.
– Так это или нет, вас нисколько не касается. Просто вы сами усложняете мне задачу.
– Жизнь вообще сложная штука, моя прелесть, – с оттенком цинизма произнес он.
– Я не ваша «прелесть»! – вскричала она, после чего перевела дух и продолжала уже более спокойным тоном: – Мистер Хоторн, если вы хотите, чтобы я вам помогла, то в первую очередь должны помочь себе сами. А это означает, что вам придется работать вместе со мной.
Даже воздух в комнате, казалось, был наэлектризован. Его голубые глаза сверкнули.
– И что вы под этим подразумеваете?
Последние слова он произнес чуть слышно, низким, вкрадчивым голосом. Его беззастенчиво-чувственный взгляд был прикован к ее губам. У Элис промелькнула странная и совершенно неуместная мысль, что он собирается ее поцеловать. От напряжения по ее телу забегали мурашки.
Она мысленно одернула себя, стараясь не обращать внимания на его намеки.
– Только то, что вы должны отнестись к вашему положению со всей серьезностью. Ну а теперь, – продолжала она строго, – подытожим то, что мне известно на данный момент. Вы не видели жертву и вообще не были в ту ночь в переулке, так как в это время спокойно спали в своей постели…
Лукас прислонился к стене, скрестив руки на груди. Затем он обернулся в ее сторону, окинув пылким, сладострастным взглядом.
– Я не утверждаю, будто спал.
Потребовалось некоторое время, чтобы скрытый смысл его слов дошел до нее, но когда это произошло, она едва не задохнулась.
– Ладно, допустим, вы лежали в постели и не спали, однако факт остается фактом. Вам предъявлено обвинение в убийстве.
Его взгляд опустился еще ниже, лаская ее тело и вызывая в нем легкий трепет.
– Да, по сути дело обстоит именно так.
Она испустила глубокий вздох, чтобы немного прийти в себя, и усилием воли привела мысли в порядок. Она знала, что он намеренно пытался ее спровоцировать – и преуспел в этом. Однако сейчас ее внимание было занято куда более важными вопросами. Либо Лукас не все ей рассказал, либо ее отец окончательно потерял рассудок. Обвинения против ее клиента казались ей лишенными всякого смысла.
Она задумалась, теребя нижнюю губу.
– Хорошо. Мне нужно подготовить вас к даче показаний перед большим жюри.
– Грейсон говорил, что мне не придется давать показания.
– Он ошибается.
Лукас приподнял брови.
– Ваш единственный адвокат перед большим жюри – это вы сами. Мне туда входить запрещено.
Тут он, наконец, оторвал взгляд от ее губ, глаза его зловеще прищурились:
– Потому что вы женщина?
– Нет. Защитники, не важно, мужчины или женщины, никогда не допускаются в комнату для совещаний большого жюри.
– Но почему?
– Только представители обвинения, свидетели и прокурор, ведущий дело, имеют право участвовать в слушаниях. Обвинитель, может задавать вам какие угодно вопросы, так же как судья и присяжные. Однако защитнику не позволено вмешиваться в ход слушаний. Я могу только подготовить вас к тому, что вас ожидает, по мере своих сил.
– Мне это кажется не совсем справедливым.
– Обратитесь со своими претензиями в легистратуру[5]5
Законодательное собрание.
[Закрыть] штата, – отозвалась Элис сухо. – Единственным нашим преимуществом является то, что свидетели славятся своей ненадежностью. Ошибки при опознании личности случаются постоянно, – она отвернулась к окну, мысли ее снова приняли тревожный оборот, – и это заставляет меня задаваться вопросом, почему мой отец считает, что у них достаточно оснований для передачи дела на рассмотрение большого жюри. – Она покачала головой. – Но он так считает, и этим все сказано. Еще одно обстоятельство, говорящее в нашу пользу: присяжные, как известно, имеют склонность голосовать против вынесения обвинительного акта и даже за полное оправдание подзащитного только потому, что находят его настолько располагающим к себе и достойным доверия, что просто не могут поступить иначе. Самым лучшим исходом для нас будет, если вы сумеете убедить их в правдивости вашего рассказа. – Ее слова были чистой правдой, и именно на это она возлагала все свои надежды. – Поговорите с ними. Смотрите им прямо в глаза. Объясните, что вы были у себя дома. Скажите, что вы знали девушку, но не видели ее в ту ночь. Что вам больно было узнать о том, что с ней произошло, ибо никто не заслуживает такой ужасной гибели. Покажите им свою искренность. Не будьте с ними слишком многословны и не шутите зря. Одним словом, постарайтесь очаровать их, мистер Хоторн.
– А мне казалось, вы сомневаетесь в моих способностях по этой части.
– Сомневаюсь? Нет. Просто я думаю, что вы пускаете в ход ваше обаяние лишь тогда, когда это нужно вам самому. Судя по всему, в наших отношениях вы до сих пор превосходно обходились без этого качества.
Он одобрительно усмехнулся.
– Я вижу, вы не привыкли церемониться с собеседниками.
– Я ваш адвокат, мистер Хоторн, а не любовница, которой приходится тешить самолюбие мужчины самой безудержной лестью, лишь бы сохранить его расположение.
К ее удивлению, ухмылка на его лице сменилась приступом смеха.
Прежде чем он успел что-либо ответить, она продолжала:
– Но если удача нам улыбнется, то уже на следующей неделе мы сможем отпраздновать ваше оправдание большим жюри.
В его глазах промелькнул тот же самый чувственный блеск:
– И как мы его отпразднуем, советник?
Сердце в ее груди подскочило, и ей пришлось откашляться, прежде чем она смогла выбросить его слова из головы и заговорить снова:
– Давайте лучше перейдем к следующему вопросу.
Она уселась за письменный стол. Лишь тогда Лукас последовал ее примеру. Этот человек казался ей сплошным клубком противоречий. Манеры настоящего джентльмена при образе жизни негодяя. Кем же он был в действительности?
– Мисс Кендалл?
Элис не без труда оторвалась от своих мыслей.
– Вы что-то сказали? – напомнил он, его полные чувственные губы все еще были растянуты в усмешке.
Сказала? Ее мозг лихорадочно заработал. У него хватило дерзости улыбнуться.
– Если не ошибаюсь, мы собирались продолжить разговор по поводу большого жюри.
– Ах да, – еле выговорила она. – Как я уже говорила, необходимо завоевать их доверие. А для этого вы, прежде всего должны надеть костюм.
Лукас взглянул на свою одежду.
– Насколько я могу судить, как раз его я сейчас и ношу.
Элис окинула придирчивым взглядом его модный сюртук с закругленными фалдами, и ей не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить желтовато-коричневые брюки, которые сидели как влитые на его упругих бедрах. Черный пиджак был точно скроен для его статной фигуры.
– Я имею в виду настоящий костюм, мистер Хоторн, а не какой-то… наряд игрока, более уместный в доме терпимости, чем в зале суда.
Его губы подергивались от едва сдерживаемого смеха:
– Я не уверен в том, разумно ли принимать советы касательно гардероба от женщины, которая носит мужскую рубашку, да еще называет это последним веянием моды.
– Остроумно. Но я говорю сейчас не о вкусах, а о том, как наилучшим образом представить вас присяжным. Вам нужно будет пойти в какой-нибудь хороший магазин готовой одежды – например, к Джордану Маршу – и купить там скромный темно-синий костюм. Ничего слишком экстравагантного. Ничего специально сшитого на заказ у дорогого портного. Выберите себе что-нибудь недорогое, но приличное, что может себе позволить купить любой из присяжных. Скажем, один из ансамблей в духе принца Альберта[6]6
Принц Альберт (1819—1861) – супруг английской королевы Виктории.
[Закрыть]. Пиджак, жилет и брюки подойдут вам идеально.
Лукас выглядел недовольным, поскольку он, без сомнения, уже нарисовал в своем воображении длинный мешковатый сюртук и жилет, из-под которого почти не виден воротник.
– Ансамбли обычно носят женщины, мисс Кендалл, – сухо отозвался он, поднявшись с места.
– Ансамбль, гарнитур. Называйте это как вам угодно, только позаботьтесь о том, чтобы он на вас был. И еще цилиндр.
– В следующий раз вы потребуете, чтобы я взял с собой трость.
– Ни в коем случае. Вы будете похожи на шута.
– А в костюме времен принца Альберта я не буду похож на шута?
Она поднялась с места, одарив его пронзительным, уничтожающим взглядом:
– Нет. Вы будете выглядеть как приличный, всеми уважаемый человек, не способный задушить бедную девушку в темном переулке.
Тишина прорезала комнату.
– Неужели вы не можете не касаться этой темы?
Он нарочито растягивал слова, однако она заметила его скрытое возбуждение.
– Нет, мистер Хоторн, потому что это единственная причина, по которой мы находимся здесь. Вам лучше к этому привыкнуть. Кларк Киттридж будет повторять то же самое при каждом удобном случае, так же как и мой отец. А теперь не угодно ли вам продолжить?
– Как хотите, – отозвался он сухо.
Элис бросила на него беглый взгляд, прежде чем вернуться к своим заметкам:
– Наденьте неброский галстук, простые ботинки и сделайте стрижку.
– Я не стану стричь волосы.
Элис вздохнула. Белокурая прядь выбилась из поспешно собранного на затылке пучка, и она гневно заправила ее за ухо.
– Вы что, намерены сопротивляться мне на каждом шагу?
– Я не понимаю, при чем здесь волосы.
– Они слишком длинные, и даже если вы оденетесь как самый скромный и трудолюбивый молодой человек во всем городе, ваши волосы будут красноречиво свидетельствовать о том, что вы не работаете с утра до ночи на фабрике, на мельнице или в типографии, зарабатывая себе на хлеб насущный. И если вы не будете в точности следовать моим указаниям, я не стану больше ни секунды заниматься этим делом. Итак, выбирайте: либо я, либо ваши волосы.
Воздух в комнате наэлектризовался и потрескивал от напряжения, пока он смотрел на нее в упор – как ей показалось, целую вечность. Элис была почти уверена, что он выберет свои волосы, и не знала, радоваться ей или сокрушаться. Однако его следующие слова совершенно ошеломили ее:
– Вы когда-нибудь были близки с мужчиной, мисс Кендалл?
У нее возникло такое ощущение, словно она проглотила целый арбуз.
– Что? – пролепетала Элис.
– Я спрашиваю, были ли вы когда-нибудь…
– Я прекрасно вас слышала.
Лукас пожал плечами, на его губах снова появилась прежняя самоуверенная улыбка.
– Вот уж это вас совершенно не касается.
– Верно, – согласился он. – Просто я подумал, что малая толика плотских удовольствий способна убрать это страдальческое выражение с вашего лица.
– Страдальческое? Да будет вам известно, сэр, что причиной этого выражения являетесь вы, а вовсе не отсутствие у меня… связей!
– Ах, стало быть, вы все же были близки с мужчиной.
– Нет!
– Я так и думал. – Голос его понизился до-хрипловатого шепота. – Если вам угодно, я буду рад ввести вас в курс дела.
При этих словах она чуть было не взорвалась.
– Мы с вами адвокат и клиент, мистер Хоторн, а не двое влюбленных дурачков, которые тайком целуются под листьями комнатной пальмы.
Лукас едва заметно усмехнулся.
– Говоря по правде, я думал о вещах, не столь невинных. Впрочем, – он окинул взглядом помещение, – несмотря на то, что я не вижу здесь ни одной комнатной пальмы, – тут он снова посмотрел на нее, озорной блеск в его глазах померк, – я позволю вам себя поцеловать.
Сердце в ее груди заколотилось, дыхание стало поверхностным.
– Поцелуям не место в профессиональных отношениях, и они не могут принести ничего, кроме бесконечных неприятностей.
Подавшись вперед в кресле, он оперся руками о стол.
– Только если вы сами этого захотите. Я не стану делать ничего такого, о чем бы вы сами меня не попросили. Я готов подождать.
Он находился близко, слишком близко от нее, и если она сделает хоть малейшее движение, то сможет до него дотронуться. В голове у нее царил такой сумбур, что на какой-то миг у нее возникло вполне отчетливое желание отбросить все соображения приличия и здравого смысла и наклониться к нему еще ближе…
Мысли ее смешались, и она затаила дыхание, а он между тем отстранился от нее и, поднявшись, направился к двери, подавляя ее своим ростом и непомерной гордыней. Жаль, что она не может дать ему хорошую пощечину, чтобы убрать это самодовольное выражение с его лица! Впрочем, напомнила себе Элис, она уже далеко не ребенок и не станет опускаться до его уровня.
– Ваши волосы, – крикнула она ему вслед, едва в состоянии произносить связные фразы сквозь стиснутые зубы, – вы согласны подстричь их или нет?
Он остановился на пороге и обернулся. Его дерзкой ухмылки как не бывало.
– Я их укорочу, – ответил он спокойно. Ее охватил нелепый прилив облегчения.
– Но больше никогда не смейте предъявлять мне ультиматумов, мисс Кендалл. Вам ясно?
– Мне ясно лишь то, что мой прямой долг давать вам советы, которые я считаю правильными.
Их взгляды скрестились, напряжение в маленькой комнате становилось почти ощутимым.
Спустя мгновение Элис откашлялась и произнесла:
– Если вы вернетесь на свое место, мы можем перейти к вашему поведению.
– Нет! – Он повернул дверную ручку.
– Но мы еще не закончили!
– Нет, закончили. Если я останусь здесь хотя бы еще на секунду, я…
Она чувствовала себя расстроенной и выбитой из колеи, хотя сама не могла объяснить почему. У нее перехватило дыхание, когда она увидела на его лице выражение загнанного в ловушку дикого зверя.
– Что вы сделаете, мистер Хоторн? Станете задавать мне новые, еще более неприличные вопросы? Попытаетесь вывести меня из терпения, глядя на меня так, словно хотите раздеть? Или задушите? Неужели это и есть ваше настоящее лицо? Неужели весь наш разговор – пустая трата времени?
Она переступила черту и сама легко могла об этом догадаться. Ярость вспыхнула в его глазах подобно жаркому пламени. Однако он сдержал себя, потушив пламя, как будто ему приходилось делать это уже бессчетное число раз.
– Скажите, вы любите рисковать, мисс Кендалл?
Она расправила плечи.
– Разумеется, нет.
– А мне кажется, что да. Именно поэтому вы и взялись за это дело. Просто вам хочется удостовериться, как близко вы можете подойти к краю пропасти, прежде чем в нее упадете.
Оскорбленная до глубины души, она едва удержалась от ругательств.
– Но это же просто глупо!
– В самом деле?
Она не могла найти достойный ответ, а тем более облечь его в слова.
– Я еще дам о себе знать, – произнес он, как только понял, что ответа ему не дождаться, после чего покинул контору, не сказав больше ни слова.
Элис уставилась на матовое стекло в двери и оставалась в этой позе довольно долго, не в силах пошевелиться, как будто на нее напал столбняк. Когда она, наконец, тяжело опустилась в кресло, дыхание с шумом вырвалось из ее груди.
