Текст книги "Гордая и непреклонная"
Автор книги: Линда Фрэнсис Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– Судя по вашим словам, мистер Хоторн, у вас сложились странные отношения с вашим младшим сыном. Вы уже упоминали по ходу допроса о том, что свели Лукаса с его первой женщиной. Верно?
– Прекрати сейчас же, – чуть слышно прошипел Лукас, однако Элис не обращала на него внимания. В зале установилась невероятная тишина, на лицах некоторых из присутствующих мужчин выступил заметный румянец. Элис знала, что женщины обычно не говорили вслух о таких вещах.
– Да, верно, – ответил он.
– А вы сами тоже спали с той женщиной?
Теперь уже все мужчины в зале не скрывали своего недовольства. Элис позволила себе вторгнуться в ту область, которая считалась для нее запретной.
– Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос, мистер Хоторн, – потребовала она.
– С меня довольно! – вскричал Лукас.
Судья перевел взгляд на подзащитного.
– Не могу сказать, что осуждаю тебя, сынок, но ее нанял ты, а не я. Она твой адвокат и имеет право задать любой вопрос.
– В таком случае она уволена!
– Уволена! Вы не можете меня уволить! – воскликнула Элис, после чего быстро обернулась к судье, понимая, что сейчас наступило самое время выложить свой главный козырь: – Я совершенно уверена в том, что та самая женщина, к которой Брэдфорд Хоторн отвел своего сына, когда он был еще подростком, подарила моему подзащитному перстень с изображением соловья. А этот перстень – единственная оставшаяся улика, которая связывает моего клиента с убийством Люсиль Руж. Полагаю, что у мистера Брэдфорда Хоторна есть точно такой же.
Публика дружно ахнула. Судья Парке приподнял брови:
– А почему вы так считаете, мисс Кендалл?
Лукас сидел неподвижно, но вид у него был устрашающий.
– Потому что первую женщину Лукаса Хоторна звали Найтингейл. У меня есть основания думать, что она дарила всем мужчинам, с которыми…
Тут Элис сообразила, о чем позволила себе говорить в присутствии широкой публики. Боже правый, так она может превратится в изгоя! Но сейчас уже слишком поздно идти на попятную. Кроме того, она всегда отличалась упрямством и в глубине души понимала, что не ошибалась.
– …всем мужчинам, с которыми у нее была связь, по перстню. – Она обернулась к Брэдфорду: – У вас ведь тоже есть такой же перстень, не правда ли, сэр?
– Да, – ответил он не без злорадства. – Но это не может служить доказательством моей вины, как, впрочем, и вины моего сына!
– Совершенно с вами согласна, – подхватила Элис, в восторге от того, что интуиция ее не подвела. – Это доказывает лишь то, что Лукас Хоторн не единственный человек в Бостоне, у которого есть перстень с соловьем. У этой женщины, помимо вас и вашего сына, было множество других мужчин.
– Возражаю! – вскричал Уокер, вскочив с места, однако Элис не обращала на него внимания. Ей снова пришли на память странные замечания се дяди, и тут ей все стало ясно.
– Я даже рискну высказать предположение, что среди присутствующих в этом зале найдется немало таких, которые когда-то тоже получили в подарок перстень с соловьем. Слишком много влиятельных людей имеют подобные перстни, и никто из них не захотел пойти под суд за убийство женщины. Когда Люсиль Руж была задушена в переулке прямо напротив «Найтингейл-Гейта», на кого из них оказалось легче всего взвалить вину? На того самого человека, который осмелился открыто попрекать их прошлым, назвав свой клуб в честь их прежней любовницы!
– Что за глупые домыслы, ваша честь!
– Мисс Кендалл, должен вас предупредить, что вы ходите по тонкому льду. Здесь, в зале суда, собралось приличное общество.
– Судья Парке, я уверена, что ни один из этих мужчин, принадлежащих к самым разным слоям общества, не признается в том, что у него имеется такой перстень, поскольку это было бы равносильно признанию в том, что у него были отношения с падшей женщиной. – Она театральным жестом воздела вверх руки. – Небо свидетель, даже мой собственный отец, являющийся в глазах всего Бостона воплощением респектабельности и добропорядочности, может хранить у себя подобный перстень.
– С меня довольно, юная леди! – рявкнул Уокер.
Однако у Элис не было нужды повторяться. Она, медленно обернувшись, уставилась на отца. Их взгляды встретились, и на какой-то миг в глазах Уокера вспыхнула жгучая ненависть, но он тут же взял себя в руки, прежде чем кто-либо в зале успел заметить этот мимолетный приступ ярости.
– Ваша честь, – произнес окружной прокурор, – по-моему, дело зашло слишком далеко.
Элис не слышала больше ни слова – не могла слышать. В голове у нее царил полный хаос. Неужели Уокер с самого начала знал, что Лукас Хоторн был не единственным человеком в Бостоне, у которого имелся перстень с соловьем? Неужели он все это время преследовал Лукаса, не имея, по сути, никаких доказательств, кроме тех, которые сфабриковал сам?
И затем еще одна ужасная догадка поразила ее прямо в грудь. А что, если ее отец действительно хранил у себя один из таких перстней?
Отдельные подробности дела, прежде казавшиеся ей не имеющими значения, начинали складываться в ясную картину, и прежде всего прослеживалась явная подтасовка фактов со стороны обвинения.
Неужели ее отец мог быть замешан в преступлении? Элис захотелось зажать руками уши, чтобы прервать круговорот мыслей. Однако теперь ей уже никуда от этого не деться. Она снова обернулась к отцу и произнесла:
– Полагаю, нам обоим лучше подойти к судейской скамье.
Поднявшись с места, Лукас протянул ей руку. Их взгляды встретились, и Элис увидела, что он все понял. Или он знал об этом с самого начала? Для нее уже давно стало очевидным, что Лукас кого-то выгораживал, и до сих пор она полагала, что этим человеком был его отец. Но что, если она ошибалась? Что, если с какого-то момента он пытался защитить ее? Не потому ли он пригласил ее в качестве адвоката, что они с Грейсоном были уверены: если она возьмет защиту на себя, Уокер Кендалл ни за что *не осмелится дать делу ход?
Медленно, словно пробираясь через быстрый поток мутной воды, Элис подошла к судейской скамье.
– Сними обвинения, – произнесла она бесстрастно, обращаясь к отцу.
– Ни в коем случае!
– Сними их, отец, – повторила она, наклонившись к нему ближе, так что никто, кроме Уокера, не мог ее расслышать. – Иначе я буду вынуждена задать тебе вопросы.
– Например? – презрительно фыркнул он.
Она набрала в грудь побольше воздуха. Однако ум ее отказывался принимать версию того, что Уокер имел к убийству какое-либо отношение.
– Я прослежу за тем, чтобы тебе были предъявлены обвинения в сокрытии улик, попытке обмануть федеральный суд и принуждении к даче показаний.
– Я не делал ничего подобного.
– Тогда как ты объяснишь показания коронера, которые ты утаил? Или появление свидетельницы, которую угрозами заставили выступить в суде? И как быть с теми сведениями, просочившимися в газеты, о которых упоминал Брэдфорд, и которые могли исходить только от человека, имеющего доступ к официальным документам Содружества?
Некоторое время Уокер присматривался к дочери.
– Я вижу, ты ведешь жесткую игру.
– У меня был опытный наставник.
– Я не верю, что ты поднимешь этот вопрос перед судьей, – произнес он. – Я твой отец.
Она смотрела на него, как ему показалось, целую вечность.
– Я уже успела узнать кое-что об отцах за время этого процесса. И, что еще важнее, я узнала кое-что о тебе. Если ты сейчас же не снимешь с Лукаса все обвинения, я обращусь к судье Парксу и выскажу ему свои подозрения вслух.
Судья наклонился вперед:
– О чем вы оба говорите?
Отец и дочь уставились друг на друга, словно враги, сражавшиеся в жаркой схватке.
– Я сделаю это, можешь не сомневаться. Когда-то давно ты учил меня, что для любого адвоката самое главное – выиграть дело. И ты доказал это, когда позволил Кларку использовать мои чувства к Лукасу против меня. Не надо меня недооценивать, отец.
– Ты разочаровываешь меня, Элис.
– Вот как? – отозвалась она не без язвительности. – А мне казалось, ты вправе мной гордиться. Я просто следую по твоим стопам.
Тогда, прищурив глаза и расправив плечи, Уокер обернулся к судейской скамье. Довольно долгое время он колебался, после чего чуть слышно выругался себе под нос и произнес:
– Ваша честь, учитывая только что заслушанные нами показания, Содружество решило на этот раз снять с Лукаса Хоторна все обвинения.
Реймонд Парке вздрогнул от изумления и откинулся на спинку кресла.
– Еще никогда за все годы, что я являюсь судьей, мне не приходилось видеть подобного зрелища. Вы уверены в этом, Уокер?
Окружной прокурор обратил гневный взгляд на Элис.
– Да, уверен.
– О Господи!
Не теряя зря времени, судья громко произнес:
– Дело прекращено.
Затем он ударил молотком и добавил, обращаясь к Лукасу:
– Вы свободны.
Галерка разразилась радостными криками, сопровождавшимися изумленными перешептываниями. Женщины, толпившиеся в дальней части зала, попытались ринуться вперед, и охранникам едва удалось сдержать их напор. Уокер вернулся на место обвинителя, не удостоив Элис ни единым словом. Сама Элис направилась к скамье, отведенной для защиты, ошеломленная, не в состоянии разобраться в собственных чувствах.
Глава 25
Когда несколько часов спустя Элис прибыла в «Найтингейл-Гейт», она попала на семейное торжество. Эммелин уже находилась здесь вместе с Грейсоном, Мэтью и их женами. Однако Лукаса нигде не было видно. Они одержали победу, но Элис, как ни странно, почти не чувствовала радости – только смятение и пустоту в душе, вызванные поведением ее отца. Она понимала, что в самое ближайшее время ей придется разобраться в собственных мыслях и решить, как поступить. Сейчас же она хотела лишь одного – как можно скорее увидеть Лукаса. Нужно было посмотреть ему прямо в глаза. Не отвергнет ли он ее теперь, когда она уже была ему не нужна?
Ее охватил прилив гордости, и она мысленно пристыдила себя за колебания. Если у Лукаса хватило низости использовать ее таким бесстыдным образом, ей будет куда лучше без него. Жаль только, что ее сердце так часто оказывалось не в ладу с рассудком.
Будет ли он с ней по-прежнему вежлив? Или со временем отдалится от нее? Простит ли он ее когда-нибудь за то, что она посмела разглашать перед судом подробности его частной жизни? Или просто прижмет к своей груди?
Обменявшись несколькими фразами с Хоторнами, Элис отправилась на поиски Лукаса. Она нашла его в личных апартаментах. Он стоял, прижавшись крепким плечом к раме и уставившись в окно. Лукас выглядел беззащитным и подавленным, что казалось по меньшей мере странным, учитывая, что он только что получил свободу.
– Я знаю, что ты здесь, – произнес он.
Он обернулся в ее сторону – никаких улыбок, никаких шутливо приподнятых бровей.
– Зачем ты это сделала? – спросил он.
– Что? Добилась твоего оправдания? Мне казалось, именно для этого ты меня и нанял.
– Я нанял тебя не для того, чтобы ты выдавала наши семейные тайны.
Элис поняла, что он сердится на нее. Лукас всегда ревниво оберегал свою личную жизнь от посторонних.
– У меня не оставалось выбора.
– У нас всегда есть выбор, Элис.
– Только не в этом случае. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но я слишком люблю тебя, чтобы позволить сунуть голову в петлю, даже если это будет означать, что я навсегда тебя потеряю. – Она выпрямилась во весь свой небольшой рост. – Если бы в том возникла нужда, я бы, не колеблясь, сделала то же самое.
Лукас уставился на нее в упор. Элис понятия не имела, о чем он сейчас думал, однако выражение его лица предвещало бурю.
– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
– Простить тебя? – Лукас коротко рассмеялся, однако в этом смехе не было веселья. – Как я могу не простить тебя? А теперь подойди сюда. Пожалуйста, – добавил он робко, снова обнаруживая свою уязвимость.
Лукас привлек Элис к себе и заключил в объятия, приникнув губами к ее волосам. От любви и нежности у нее защемило сердце, и она почувствовала облегчение, охватившее Лукаса, как только она оказалась с ним рядом, услышала стук его сердца.
– Почему ты не внизу со своими родными? – спросила она.
– Я не хочу видеть выражение их глаз, – ответил Лукас после некоторого колебания. – Для них я всегда оставался человеком, который ходит по краю пропасти и предается разным сумасбродствам только потому, что ему это нравится. Теперь же они не знают, что обо мне думать. Элис понимала, что они должны были чувствовать себя виноватыми. Сама она испытывала острую жалость к этому человеку, особенно теперь, когда после признания его отца последние звенья головоломки встали на свои места.
– Зато я знаю, что о тебе думать, – прошептала она.
– Это потому, что ты понимаешь меня, как никто другой. У тебя ведь тоже не было детства.
Она невольно возразила:
– Почему же, было.
– Нет, – ответил Лукас. – Вместо того чтобы обсуждать с подругами последние моды, ты обсуждала убийства. Когда другие девушки флиртовали с молодыми людьми, тебя больше занимала стратегия ведения процесса. Ты жила в реальном мире, полном зла и преступлений, хотя тебе не полагалось знать о нем ничего, кроме вечеринок с чаем и узоров для вязания крючком.
– Я не жалею об этом.
– Да, я тоже не жалею о своем. Ведь изменить уже ничего нельзя. Но, как ты сама однажды заметила, мы с тобой отличаемся от прочих представителей рода человеческого. Мы слишком часто сталкивались с теми сторонами жизни, которые мир всеми силами пытается скрыть. Тогда я тебе не поверил. Мне казалось, что более непохожих друг на друга людей невозможно себе представить. Но теперь-то я вижу твою правоту. Мы выделяемся среди тех, кто нас окружает, даже среди собственных родных, которые любят нас и заботятся о нас. Мы все время держимся обособленно, но не потому, что сами этого захотели, а только из-за стечения обстоятельств, над которыми мы не властны. Наверное, именно поэтому меня так влекло к тебе со дня нашей первой встречи. Несмотря на всю твою чистоту и скромные платья, ты знала о жизни куда больше, чем девушки твоего возраста.
Как бы ей ни претило в том признаваться, Элис понимала, что Лукас был прав. Но почему так случилось и их отцы совершали необъяснимые поступки? Скорее всего она уже никогда об этом не узнает, но рано или поздно ей придется принять какое-то решение относительно Уокера и перстня с соловьем. При этой мысли у нее неприятно засосало под ложечкой. Она вдруг почувствовала себя нездоровой, и когда Лукас, подхватив ее на руки, отнес в постель, Элис не стала сопротивляться. Ей хотелось забыться и ни о чем не думать. Кроме того, у нее не было сейчас никакого желания возвращаться домой. Однако, уложив ее на постель, Лукас не поцеловал ее и не расстегнул пуговицы рубашки. Вместо этого он обхватил ее руками за плечи, прижавшись грудью к ее спине. Не прошло и нескольких минут, как этот чудесный сильный мужчина, которого она любила всей душой, задремал, крепко прижимая ее к своему сердцу.
Элис проснулась, когда было еще темно, и на какой-то миг почувствовала себя растерянной. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она заснула в объятиях Лукаса. Он все еще крепко спал, хотя, судя по цвету неба за окном, солнце вскоре должно было озарить своими лучами горизонт.
Начинался новый день, и девушка поняла, что не может и дальше откладывать неизбежный разговор с отцом. Для начала ей нужно было выяснить, действительно ли Уокер Кендалл имел при себе перстень с соловьем. И, если она не ошиблась и у него действительно есть такой перстень, он наверняка хранит его в своем сейфе.
Элис снова почувствовала головокружение и приступ дурноты, едва она вспомнила, как часто ее отец возвращался с работы глубокой ночью – или не возвращался вовсе. Где он пропадал все это время? Но прежде, чем она получит ответ на свой вопрос, ей придется добраться до сейфа, который она научилась открывать, еще будучи ребенком.
Элис поднялась с постели и на цыпочках подкралась к своей сумке. Перед тем как отправиться домой, она захотела взглянуть на полицейский протокол, оставленный ее дядей на столе защитника и содержащий сведения о последнем преступлении. Будет лучше, если она встретится с отцом, зная все обстоятельства убийства, вплоть до мелочей. Неужели эти злодеяния с самого начала были делом его рук?
С болезненным чувством в душе Элис взялась за чтение. Само убийство почти ничем не отличалось от предыдущих. Жертва была обнаружена в переулке с отрезанными пальцами. Однако на этот раз не все пальцы отсутствовали, словно убийца опасался, как бы его не застигли на месте преступления. И благодаря его оплошности полиция смогла установить, что девушка перед гибелью оставила на теле нападавшего царапины.
Элис выпрямилась в кресле. Все оказалось именно так, как она и предполагала. Понимая, что ее ждут в родительском доме, она снова вернулась к Лукасу. Он перевернулся во сне, и теперь одна его рука была запрокинута за голову, а другая покоилась на груди. Не в силах удержаться, она воспользовалась мгновением, чтобы еще раз им полюбоваться, прикоснуться к нему, слегка проведя пальцем по губам и подбородку. Рубашка, которую он забыл снять накануне вечером, расстегнулась у воротника, и Элис опустила руку ниже, от подбородка к шее, чувствуя медленное, ровное биение его сердца. Однако она почувствовала и кое-что еще. Элис отдернула руку, словно обжегшись. Она уставилась на Лукаса, в то время как ум ее тщетно пытался осмыслить происходящее.
Жертва перед гибелью оставила на теле нападавшего царапины.
Элис едва не стало дурно. Она вспомнила ту ночь, когда, проснувшись в постели Лукаса, она обнаружила, что его нет рядом, а утром узнала о том, что в переулке была задушена еще одна девушка. Она сказала тогда дяде, что Лукас провел всю ночь с ней, хотя на самом деле это было не так. На лбу у нее выступил холодный пот, и она молча уставилась на неподвижную фигуру Лукаса. «О Господи, только бы это оказалось ошибкой!»
Медленно, словно повинуясь чужой воле, Элис снова протянула к нему руку, отогнув дрожащими пальцами воротник рубашки, и увидела у него на шее три длинные царапины. Стараясь подавить крик, она отказывалась верить, но не имела права оставить это невыясненным.
Элис крадучись вошла в рабочий кабинет Лукаса. Она молила Бога о том, чтобы ей не попалось на глаза ничего предосудительного, и с облегчением зажмурила глаза, когда, осмотрев каждый ящик письменного стола, не нашла там ничего, кроме бухгалтерских книг, перьев и папок с документами. Но вдруг Элис заметила небольшой шкафчик, находившийся на другой стороне комнаты под низким столом. Сердце замерло у нее в груди, едва она открыла его и обнаружила ножницы для обрезки сигар и перстень с печаткой в форме соловья. Тот самый перстень, который, по словам Лукаса, он потерял.
Ум ее громко протестовал, пытаясь отрицать очевидное. Боже правый, неужели Лукас и впрямь разыгрывал ее? Воспользовался ее невинностью, ослепил своим пресловутым обаянием и заставил влюбиться в себя без памяти. Значит, дядя был прав? Элис вспомнила о том, как он не только не помогал ей в расследовании, но, напротив, чинил препятствия на каждом шагу, морочил голову загадками и в конечном счете заставил поверить откровенной лжи – например, в то, что он убежден в виновности собственного отца. До чего же ловко ему удалось ее окрутить, когда они еще едва были знакомы – как будто мужчину вроде него, искушенного в любовных делах и не знавшего отбоя от поклонниц, действительно могла интересовать такая дурнушка, как она!
При этой мысли ярость вспыхнула в ней ярким пламенем. Дрожащими руками девушка забрала веши из ларчика, собираясь спрятать их в карман, но тут ножницы зацепились за край и с глухим стуком упали на ковер. Элис так и застыла на месте от ужаса, понимая, что Лукас мог проснуться в любую минуту. Она поспешно сунула ножницы в карман и поднялась на ноги. Элис уже собиралась закрыть дверцу шкафчика, как почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной. Обернувшись, она увидела на пороге комнаты Лукаса.
– А я-то недоумевал, куда ты могла деться, – произнес он.
По его тону невозможно было понять, догадался ли он, зачем она пришла сюда, или нет. К счастью, шкафчик находился под столом и Лукас не мог его увидеть, но стоит ему пройти чуть дальше в комнату, и он все поймет.
– Я… я просто смотрела в окно, – с трудом выдавила из себя Элис, надеясь, что он не заметит ее дрожащие руки.
Он улыбнулся ей и сделал шаг вперед.
– Я имею в виду, тебе незачем смотреть в это окно. Мне больше по душе то, которое находится в спальне.
Лукас как-то странно взглянул на нее, однако когда Элис направилась к нему, еле переставляя ноги, не произнес ни слова. Он не стал осматривать свой кабинет, но и не последовал за ней.
Солнце уже поднялось над горизонтом, озаряя своими лучами комнату, и чем ярче становился его свет, тем отчетливее она могла видеть шкафчик. Ей нужно было поскорее выбраться отсюда, пока он ничего не заподозрил. Элис чувствовала себя обманутой и преданной, и больше всего ей сейчас хотелось выплеснуть на него свою ярость. Но сначала ей следовало вернуться домой и найти там отца и дядю.
– Что-нибудь случилось, Элис? – произнес Лукас, подойдя к ней поближе.
– Нет, нет, ничего. Просто мне пора домой. Отец будет разгневан, если узнает, что я провела ночь здесь.
– Я бы хотел поговорить с ним о нашем будущем.
Ноздри ее раздулись от ярости, когда он коснулся ее щек – легко и нежно, словно все было в порядке. Она вскинула голову, и его рука тут же застыла на месте, а глаза сузились и стали серьезными. Наклонившись к ней, Лукас спросил:
– Ты уверена в том, что ничего не хочешь мне сказать, Элис?
Тут раздался стук в дверь, и спустя несколько мгновений в комнату протиснулся Брутус, держа в руках поднос с кофейным прибором. Увидев Элис, он явно растерялся, не зная, как ему быть.
– Мне казалось, вам давно следовало бы научиться ждать за дверью, пока вас не позовут, – угрожающим тоном произнес Лукас.
Брутус пробормотал в ответ что-то невнятное и хотел было покинуть кабинет, однако Элис поспешила воспользоваться удобным случаем.
– Мне на самом деле пора идти, – произнесла она и юркнула за спину Брутуса, так что великан оказался между ней и Лукасом. Затем она сбежала вниз по лестнице и оказалась за дверью прежде, чем Лукас успел ей что-либо ответить.
Молодой человек, недоумевая, глубоко вздохнул, вспомнив выражение страха в глазах Элис, а также то обстоятельство, что он застал ее в своем кабинете. «Что она могла там найти? Откуда взялся этот страх в ее глазах?»
Снова вернувшись в кабинет, Лукас обнаружил, что дверь шкафчика была слегка приоткрыта, и тут ему все стало ясно. Перстень! Она отыскала-таки перстень с соловьем.
В дверь постучали, и он резко обернулся. Однако вместо Элис он увидел Грейсона. Когда старший из братьев Хоторн вошел в кабинет, глаза его сверкали гневом. Но вот Грейсон заговорил, и руки Лукаса непроизвольно сжались в кулаки.
– Я только что узнал, кто является убийцей!
Взволнованный и расстроенный, Лукас взял из рук брата папку. Что лежит там, внутри? Чего ему ожидать?
Он осторожно открыл папку и увидел старую фотографию, при одном взгляде на которую у него пошла кругом голова. Однако у него не оставалось времени на раздумья. Каждая минута была сейчас на вес золота. И Лукас, к изумлению Грейсона, стремительно выбежал из кабинета, ничего не объясняя.
