Текст книги "Гордая и непреклонная"
Автор книги: Линда Фрэнсис Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Глава 17
Синди Поп должна умереть.
Жаль, что все зашло так далеко. Одно убийство за другим. Однако Синди следовало держать язык за зубами.
Вынув из ящика ножницы, он отрезал кончик превосходной сигары. Затем чиркнул спичкой и закурил, сделав глубокую затяжку. Густой, едкий запах заполнил комнату. Вдохнув, он откинулся на спинку кресла, лениво потягивая коньяк. Жизнь порой казалась ему очень сложной штукой, но именно эта сложность и придавала ей необходимую остроту, не давая ему почувствовать себя ходячим трупом.
«Увы! Разве не было бы лучше, – спрашивал он себя уже в который раз, – если бы жизнь была другой?» При этой мысли черты его лица становились жесткими. Все могло бы сложиться по-другому, если бы его собственная мать не принимала опрометчивых решений, которые затрагивали их всех – и главным образом его самого.
Им овладела ярость, и лишь усилием воли он сумел взять себя в руки. Он снова восхитился своей способностью контролировать собственные эмоции, поскольку всегда считал это одним из главных своих достоинств.
Он позволил себе на некоторое время расслабиться, затем отложил сигару вместе с коньяком и снова надел пиджак. Если даже Элис удалось разыскать Синди, по крайней мере, он узнал об этом, пока еще не слишком поздно. То-то удивится Синди, когда снова увидит его рядом с собой! Он усмехнулся и вышел через заднюю дверь навстречу теплому ночному воздуху. Едва оказавшись на улице, он подозвал наемный экипаж и вскоре уже ехал неторопливо по притихшему городу. Ему не понадобилось много времени, чтобы разузнать, где живет мать Синди Поп. Всего лишь несколько осторожно наведенных справок.
Поскольку час был поздний, улицы выглядели совершенно пустыми. Он покинул экипаж, не доезжая нескольких кварталов до места, и продолжил путь пешком. Старый дом был поделен на несколько сдаваемых в аренду квартир, населенных разного рода бедолагами, едва сводившими концы с концами. Мать Синди проживала в одной из дальних квартир на первом этаже. Он остановился и прислушался, однако внутри все было тихо. Осмотревшись по сторонам, он не заметил поблизости ни одной живой души. Тогда он повернул ручку двери. Та оказалась незапертой.
«Так-так», – подумал он про себя с усмешкой.
Он бесшумно проследовал по длинному коридору. Либо в доме никого не было, либо все жильцы уже разошлись по своим комнатам. Пока он осторожно пробирался в темноте, сердце его бешено стучало от волнения и нетерпения. Осторожно приоткрыв одну из дверей, он обнаружил Синди, которая крепко спала в своей постели. Черты ее лица даже в эту минуту полного покоя казались грубоватыми. Мысль о том, чтобы прикоснуться к ней, вызывала в нем дрожь. Однако раз надо, значит, надо.
При его появлении Синди даже не шевельнулась, тем самым существенно облегчив его задачу. Он опустился рядом с ней на колени. В любое другое время он бы наверняка погладил ее по щеке. Но сегодня визит был исключительно деловой. Его рука, протянувшись вперед, зажала ей рот. Синди проснулась, забившись в панике. Однако он оказался слишком силен для нее. Пока он удерживал ее, вся недавняя беспечность разом покинула его, оставив после себя только жгучую боль, которая редко его отпускала. В этот миг, как всегда перед очередным убийством, он сожалел о том, что его судьба не сложилась по-иному.
– Тебе не следовало этого делать, мать, – прошептал он, и в горле его застрял комок.
На какую-то долю мгновения Синди перестала сопротивляться и посмотрела на него, и тут его хватка немного ослабла. Воспользовавшись этим, девушка громко вскрикнула, с удвоенной силой возобновив борьбу. Ярость нахлынула на него удушливой волной, и в следующий миг шея Синди хрустнула, и она осталась лежать мертвой на постели.
Голова его была запрокинута, глаза крепко зажмурены, рот слегка приоткрыт, словно в безмолвном возгласе удовлетворения. Затем он вынул ножницы для обрезки сигар. На его теле уже остались царапины от ногтей его прежних жертв, и он не хотел больше рисковать. Однако его удовлетворение немедленно улетучилось, когда он услышал в доме какое-то движение.
Он не мог позволить себе впадать в панику. Голоса становились все громче, а он между тем лихорадочно размышлял, что делать. Наконец он недрогнувшей рукой сунул ножницы в карман. Единственное грязное оконце в задней стене было закрыто. Он принялся возиться с задвижкой окна, которое явно не открывали уже много лет, и глухо простонал, когда до него донесся чей-то голос, звавший Синди, а затем шаги.
Как раз в тот момент, когда дверь комнаты распахнулась, окно, наконец, подалось и он выпрыгнул в ночной мрак, приземлившись прямо в уличную грязь. Сам не зная зачем, он остановился и обернулся, подняв вверх глаза. Какая-то женщина уставилась на него из окна – без тревоги или страха, просто с любопытством. Видела ли она его? Достаточно ли было света, чтобы она могла рассмотреть его лицо?
Рассудок его затуманился, однако было слишком поздно. Из спальни Синди до него донеслись рыдания и горестные вопли. Слишком хорошо ему была знакома эта горечь утраты, когда безжалостная судьба отнимает у тебя тех, кого ты любишь.
Глава 18
В воскресенье утром, за сутки до начала процесса, Элис проснулась, подхлестываемая решимостью. У нее имелось несколько нелицеприятных вопросов, которые она собиралась задать Лукасу Хоторну. Не о нем самом и не о том безрассудном желании, которое он в ней вызывал, а скорее о ночи убийства и о Синди Поп. Но едва она, наскоро умывшись и одевшись сама не помня во что, направилась в столовую большого дома, как мир вокруг нее вдруг перевернулся с ног на голову.
– Синди Поп была убита прошлой ночью.
Это она услышала от Максвелла, который, отодвинув кресло от стола и небрежно положив ногу на ногу, не спеша потягивал из чашки дымящийся кофе, невзирая на обычную для начала сентября жару.
Кровь разом отхлынула от лица Элис, и она ошеломленно уставилась на брата, охваченная приступом болезненного страха.
– О нет! – вырвалось у нее.
Макс только пожал плечами и протянул ей утреннюю газету так, чтобы она могла видеть заголовок на первой странице.
– Мне очень жаль, сестренка.
Однако Элис не нужно было заглядывать в газету, чтобы поверить ему. Ей следовало предвидеть, что нечто подобное может случиться. Она зажмурила глаза, горько сожалея о том, что у нее не хватило ума не рассказывать никому о ночном визите Синди.
Тут в комнату вошел дядя Гарри. Его угловатое, с резкими чертами лицо выглядело еще более осунувшимся, рубашка с небрежно закатанными рукавами и штаны придавали ему совсем стариковский вид, так не вязавшийся с его дородной, мускулистой фигурой.
– И как именно она была убита? – спросила Элис, обращаясь к дяде.
Гарри метнул на Макса сердитый взгляд.
– Неужели ты не мог подождать, пока Элис не позавтракает, прежде чем заговаривать с ней о Синди?
Макс с аппетитом уплетал яичницу с тарелки, стоявшей перед ним.
– Я не видел причин с этим тянуть.
– Дядя!
Гарри обернулся к Элис.
– Убийца ворвался в многоквартирный дом, где проживала жертва.
– В таком случае кто-то должен был его заметить.
– По-видимому, да. Однако единственное, что мы можем утверждать с уверенностью, – это то, что у преступника были темные волосы. Он исчез в переулке позади здания.
Ощущение болезненного страха усилилось. Вина, отчаяние и леденящий душу ужас от сознания того, что именно она невольно спровоцировала это убийство. Не потому, что ей удалось отыскать Синди, но потому, что она рассказала другим об их встрече и состоявшемся между ними разговоре. Эта женщина готова была выступить свидетельницей в суде. Она известила об этом своего отца, дядю, даже Грейсона. Не могли ли они обмолвиться кому-то еще?
И Лукас. Ему она тоже отправила записку, в которой сообщала, что ей нужно поговорить с ним о Синди Поп и обо всем, что ей удалось от нее узнать.
Отставив в сторону чашку с кофе, он поднялся из-за стола. Впервые в жизни он чувствовал себя на грани безумия. События стремительно выходили из-под контроля. И как только он мог совершить такую досадную оплошность, допустив, чтобы его заметили? Однако он уже знал ответ на этот вопрос. Элис. Именно она доводила его до крайности, все время усложняя ему задачу. Кто бы мог предположить, что она окажется таким хорошим адвокатом? Уж конечно, не он. И это выводило его из себя.
Элис ворвалась в «Найтингейл-Гейт», мрачная, словно грозовая туча. Лукас, наблюдавший за ней из своей конторы на верхней галерее, испытал невольную радость при ее появлении. Он видел ее перед собой во сне и наяву – странное сочетание отваги и уязвимости, страстности и простодушия. С каждым днем ему казалось, что их судьбы все теснее переплетаются друг с другом, словно нити в гобелене, где каждый ряд требовалось закончить, чтобы начать следующий.
Он сразу понял, что она уже слышала о Синди Поп. Как ни странно, до сих пор он надеялся, что ему удастся оттянуть неизбежное. Однако его надеждам не суждено было осуществиться. События разворачивались так, что рано или поздно они должны будут разлучиться. Ему достаточно было просто взглянуть на нее, чтобы понять: дело приняло скверный оборот. Элис выглядела опустошенной и подавленной. Ему волей-неволей придется выбирать: или эта женщина, или правда.
Едва войдя в большой зал, она подняла глаза наверх, и их взгляды встретились. «Боже, какой стыд», – подумалось ему. Впервые в жизни он понял, чем мог бы обладать, если бы его судьба сложилась иначе. Однако он был не из тех людей, которые склонны предаваться напрасным сожалениям.
– Доброе утро, мисс Кендалл, – окликнул он ее. – Надо полагать, вы явились, чтобы позавтракать вместе со мной?
Элис не удостоила его ответом и не стала дожидаться приглашения. Вместо этого она поднялась по лестнице и вошла в контору, остановившись прямо перед его письменным столом. Лукас находился по другую сторону стола и, как бы ему ни хотелось казаться равнодушным, не мог не улыбнуться, увидев ее так близко от себя.
– Ты волнуешь меня, – не сдержавшись, произнес он. Его слова смутили ее, выбили из колеи – он мог догадаться об этом по ее лицу.
– Не надо, – едва выговорила она, собравшись с духом. – Прошу тебя. Мне и так сейчас очень нелегко.
Лукас глубоко вздохнул.
– Судя по твоему тону, ничего хорошего меня не ждет.
– Смею предположить, что ты знал об этом еще до того, как я переступила порог.
– Не могла бы ты выражаться немного яснее?
– Я о последнем убийстве. Не думаю, что это сделал ты, зато у меня есть все основания полагать, что тебе известно имя настоящего преступника.
Он так и замер на месте.
– Понятия не имею, почему ты так решила.
– Потому что все убийства имеют какое-то отношение к женщине по прозвищу Найтингейл. И ты это знаешь.
Лукас едва подавил в себе желание обрушиться с бранью – не на нее, но на то отчаянное положение, в котором он против воли оказался. Ощущение досады и безысходности нарастало так стремительно, что он не мог с ним совладать. Он стоял на месте, тщетно пытаясь прикинуться равнодушным, и слова Элис повисли в наэлектризованном воздухе между ними.
– А, понимаю. Ты, должно быть, придерживаешься алфавитного метода при раскрытии преступлений.
Элис прищурила глаза.
– Тебе он должен быть хорошо знаком, – продолжал Лукас. – Улика А ведет к улике F, а та, в свою очередь, к С, так что остается только продолжать в том же духе вплоть до буквы Z, начисто забыв про В, Dили Е. Расследование закончено.
– Если ты намекаешь на то, что мои рассуждения непоследовательны…
– Не намекаю, моя прелесть…
– Тогда объясни мне, какая связь может существовать между этими убийствами и соловьем? И почему Люсиль Руж сначала расспрашивала подругу об этой Найтингейл, а потом была найдена со сломанной шеей?
Последний вопрос она задала таким тоном, что Лукас не сомневался: она действительно хотела, чтобы он сказал нечто такое, что сняло бы ужасное бремя с его души. Однако правда заключалась в том, что, если он окажется перед свидетельницей ночного преступления, она укажет на него так быстро, что он не успеет моргнуть глазом.
Лукас едва сдержал готовое сорваться с губ проклятие, после чего отодвинул в сторону чашку с кофе, облокотившись о стол. Ему следовало сохранять спокойствие, чтобы рассуждать здраво.
Внезапно напряженная тишина в комнате была нарушена, когда парадная дверь «Найтингейл-Гейта» с шумом распахнулась и кто-то ворвался в клуб, нарочито громко топая ногами.
– Дьявольщина!
Лукас сразу узнал голос отца, и ход его мыслей был нарушен. «О Господи, только не сейчас!» – мысленно взмолился он.
Однако Элис не обращала внимания на суматоху внизу и даже не потрудилась обернуться в ту сторону. Она ждала от него ответа.
– Скажи мне, Лукас, кто, по-твоему, мог убить этих девушек?
– Дьявольщина! – снова завопил его отец, потрясая в руке какой-то бумагой. – Я так просто этого не оставлю!
Поскольку час был еще ранний, у стойки бара никого не было видно – ни бармена, ни танцовщиц, ни музыканта, который обычно играл на фортепиано в углу. Эммелин торопливо вышла в большой зал, на ходу накинув на себя пеньюар.
– Что привело тебя сюда на этот раз, Брэдфорд? – осведомилась она, завязав потуже пояс на талии.
Несмотря на драматическую сцену, разыгрывавшуюся внизу, Элис не собиралась сдаваться:
– Лукас, ответь мне! Объясни в конце концов, почему ты отказываешься помочь мне доказать твою невиновность?
– Вот что! – рявкнул Брэдфорд, жестом указав на бумаги. Его обычно безупречный костюм выглядел мешковатым и помятым, темные волосы растрепались, и со стороны могло показаться, что он всю ночь провел на ногах. – Развод! Только этого мне еще не хватало!
Его тяжелые шаги прогремели по деревянному полу, и он остановился перед Эммелин:
– Тебе не следовало этого делать, мать!
При этих словах Элис словно окаменела. Она круто развернулась и подошла к невысокой перегородке, за которой открывался вид на большой зал. При ее появлении Брэдфорд вскинул голову.
– Кто вы такая, черт бы вас побрал? – закричал он. Его голубые, как у всех Хоторнов, глаза пылали яростью, солнечный свет скрывал проседь в волосах, так что со стороны они казались темными.
Элис не в состоянии была даже пошевелиться, а тем более произнести хотя бы слово, и Лукас почувствовал, как в груди у него все вдруг оборвалось. Затем, ничего не ответив Хоторну-старшему, она обернулась к своему клиенту.
– Это он! – прошептала она, голос ее стал хриплым от ужаса и потрясения. – С самого начала все подозревали тебя, но на самом деле это был твой отец.
Элис пододвинула к себе кресло, голова у нее пошла кругом от внезапной догадки. Брэдфорд Хоторн, который обладал таким поразительным сходством со своим младшим сыном, что в темноте, да еще на расстоянии, их почти невозможно было отличить друг от друга. Брэдфорд, который называл свою жену «мать». Все вдруг встало на свои места.
– Ты выгораживаешь своего отца, – с трудом выдавила она из себя.
Лукас перевел взгляд с Элис на Брэдфорда, выражение его лица стало угрожающим. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
– Еще как понимаю! Если верить Синди, убийца назвал свою жертву «мать». По сути, он произнес как раз те самые слова: «Тебе не следовало этого делать, мать».
– У тебя нет никаких доказательств. Синди мертва. – Взгляд его стал жестким и упрямым.
Элис не верила собственным ушам.
– Нет доказательств? Я не сомневаюсь в том, что, если копнуть поглубже, у нас появится более чем достаточно доказательств. Я добьюсь отсрочки. Мы найдем…
– Нет! – Голос его был твердым как алмаз. – Никакой отсрочки не будет. Процесс начнется завтра утром.
– Боже правый, Лукас! Неужели ты не отдаешь себе отчета в том, что находишься всего в шаге от виселицы? Ты хочешь, чтобы я тебя защищала, и вместе с тем постоянно связываешь мне руки. И все ради человека, которого ты даже не любишь!
Лукас отвернулся, но не раньше, чем она заметила проблеск искреннего чувства на его лице. И внезапно она поняла – поняла с такой ясностью, которая показалась бы ей немыслимой каких-нибудь несколько дней назад. Она вспомнила о своем отце, которого готова была защищать до последнего, несмотря на то что тот скрыл от следствия важнейшие улики. Любовь к родному человеку, что бы он ни натворил, и безоговорочное стремление встать на его сторону. Лукас Хоторн делал вид, будто ненавидит отца, тогда как в глубине души он его любил.
– Лукас, нам с тобой нужно это обсудить. Ты не можешь отправиться на виселицу только из-за одного неуместного желания оградить отца.
– Я не отправлюсь на виселицу, – произнес он, старательно подчеркивая каждое слово.
Раздосадованная, Элис хотела было покинуть комнату. Ей требовалось время, чтобы хорошенько во всем разобраться и решить, как лучше использовать эти новые сведения. Однако Лукас остановил ее у самой двери:
– И помните, мисс Кендалл: вас наняли для того, чтобы вы добились моего оправдания, а вовсе не для расследования убийства.
Глава 19
Судебный процесс по делу «Содружество против Лукаса Хоторна» открылся пасмурным утром в последнюю неделю сентября. Когда Лукас вместе с Элис прибыли к зданию суда, вдоль ступенек уже выстроились женщины, размахивая в утреннем воздухе плакатами. Надписи на плакатах были самые разные – от протестов против предания суду невиновного и требований немедленно освободить Лукаса до предложений руки и сердца.
Элис казалось, что к этому времени она уже должна была привыкнуть к толпе, но когда она поднималась по широкой гранитной лестнице к дверям, аккуратно придерживая затянутой в перчатку рукой юбку, одна из женщин неожиданно бросилась к Лукасу. Элис отпрянула назад, а Лукас перехватил руку женщины, чтобы та не оступилась. По лицу ее струились слезы.
– Они повесят тебя! – крикнула женщина, ухватившись за лацканы его сюртука.
Элис осмотрелась по сторонам в поисках кого-нибудь из полиции, однако Лукас только улыбнулся, глядя сверху вниз в лицо женщине с такой добротой, от которой сердце замирало в груди. Он осторожно поставил ее на ноги и погладил ладонью по щеке.
– Они не повесят меня, дорогая. Со мной все будет в порядке.
Его слова успокоили женщину, а когда Лукас слегка тронул пальцем ее подбородок, она слабо улыбнулась в ответ. Элис не в состоянии была сдвинуться с места, тщетно пытаясь разобраться в собственных чувствах. Этот человек представлял собой сплошную загадку – такой суровый внешне и вместе с тем такой мягкий и чуткий, когда его застигали врасплох. Элис не допускала и мысли о том, что его могут повесить.
Коридоры в здании суда были заполнены до отказа журналистами, представлявшими каждую из газет, выходивших на восточном побережье Штатов, будь то вполне респектабельное издание или бульварный листок. Процесс Лукаса Хоторна привлек к себе внимание всей страны, и, как можно было заметить, в округе не нашлось ни одного репортера, который бы не поспешил воспользоваться удобным случаем. Любая пикантная новость, касающаяся Лукаса Хоторна, которую им удастся передать в редакцию, приведет к тому, что их газеты будут идти нарасхват. Этот человек был красив, богат и холост, и публику, похоже, не особенно смущала такая незначительная деталь, как обвинение в убийстве женщины легкого поведения.
– Мистер Хоторн! – кричали они, размахивая в воздухе блокнотами и наперебой стараясь привлечь к себе его внимание.
– Как вы себя чувствуете перед началом процесса?
– Обладает ли ваш адвокат достаточным опытом, чтобы защищать в суде такое важное дело?
– Мисс Кендалл, кто шил для вас платье?
Вопросы сыпались на них со всех сторон, эхом отражаясь от безупречно чистых полов и высоких потолков, причем лишь небольшая часть из них имела непосредственное отношение к делу. Не обращая на них внимания, Лукас вместе с Элис пробирался сквозь толпу. Его широкая ладонь покоилась на ее спине, ограждая от толчков и одновременно увлекая вперед.
– Эй, Лукас, – крикнул кто-то из толпы, – надеюсь, ваш адвокат достаточно любезна с вами?
Элис заметила, как на губах Лукаса промелькнула едва уловимая усмешка, но почти тут же исчезла.
К толпе репортеров с утомленными лицами, которых легко можно было узнать по блокнотам и огрызкам карандашей, примешивалась и горстка фотографов с их квадратными аппаратами, установленными на высоких треножниках.
Как раз в тот момент, когда Элис уже собиралась войти в зал суда, на верхней ступеньке лестницы появился ее отец. Вся журналистская братия дружно ринулась в его сторону, стуча по мрамору ботинками, и принялась атаковать окружного прокурора вопросами. Уокер Кендалл поднял руку, призывая их к тишине, и улыбнулся им с видом опытного политика, словно видел в них своих союзников.
– Друзья, друзья, я ценю ваше внимание, но моя единственная забота сегодня – это правосудие. И мы сделаем все, чтобы правосудие свершилось.
Элис едва удержалась от того, чтобы не поднять глаза к потолку, а Уокер между тем продолжил путь.
– Но каково вам выступать в суде против собственной дочери?
Тут он остановился и все с той же улыбкой на губах взглянул на репортера:
– Делом Хоторна занимается Кларк Киттридж, а вовсе не я, и вам, друзья, это хорошо известно, – произнес он тоном, который при всем дружелюбии призван был поставить их на место. – И какого бы высокого мнения я ни был о способностях моей дочери как юриста, к несчастью, в данном случае факты неопровержимо доказывают, что именно Лукас Хоторн убил Люсиль Руж.
Последовал новый шквал вопросов и замечаний, однако Уокер не стал больше задерживаться. Лукас тем временем проводил Элис к местам, отведенным для защиты, молча наблюдая за тем, как она сугубо официальным тоном приветствовала представителя противоположной стороны, судебного пристава и даже его родных. Она была в ярости, и Лукас это знал, но, кроме того, она являлась настоящим профессионалом, и потому он единственный из всех присутствующих догадывался о причине.
Грейсон был также им недоволен. Элис позаботилась об этом. Накануне вечером она буквально ворвалась в «Суон-Грейс» и потребовала встречи со старшим из братьев Хоторн. Несколькими минутами позже они оба оказались в его клубе. Грейсон был разгневан настолько, что даже не потрудился надеть сюртук или галстук. Стоя в его личном кабинете и закатав рукава рубашки до локтей, он обрушил на младшего брата такой град упреков, какого Лукасу не случалось слышать уже много лет – если вообще когда-нибудь случалось. Все это время Элис стояла со скрещенными на груди руками рядом с Грейсоном, утвердительно кивая головой в ответ на каждое его слово. Но когда он закончил свою речь, а Элис уже готова была отправиться к дяде в полицейский участок и сообщить ему о своих подозрениях, прихватив с собой для большей убедительности Грейсона, Лукас остановил их.
– Нет, – произнес он холодным, не допускаюшим возражений тоном. – Никому ни слова. И поскольку именно я тебя нанял, предупреждаю, что, если ты осмелишься хотя бы намекнуть кому-нибудь на то, что мы тут обсуждали, я добьюсь, чтобы тебя исключили из адвокатской корпорации за нарушение профессиональной этики. У тебя нет ничего, кроме смутного подозрения, и постарайся об этом не забывать.
Впрочем, насколько он знал Элис Кендалл, она наверняка так просто это не оставит. Возможно, сейчас она готова была перейти к процессу, но рано или поздно она найдет способ обойти его приказ. Скорее уж она голову отдаст на отсечение, чем позволит осудить его за преступление, которое, по ее убеждению, было делом рук другого человека.
Лукас внутренне ожесточился при мысли о том, что она может выяснить, если будет продолжать расследование. И самое худшее из возможных открытий касалось не столько его отца, сколько его самого. Несмотря на то, о чем он не так давно уверял Элис, перстень с соловьем по-прежнему находился у него.
Кларк уселся на место обвинителя и с видом крайней сосредоточенности склонился над папкой с бумагами. Уокер Кендалл занял место в первом ряду, как раз за спиной Кларка. Молодой человек тут же обернулся и принялся о чем-то совещаться со своим начальником.
Через несколько секунд в зале появился Грейсон, твердой, решительной поступью преодолев проход между рядами кресел.
– Где мать? – спросил он, не тратя времени на приветствия.
– Я думал, что она с тобой, – ответил Лукас, лицо его выглядело задумчивым. – Она покинула «Найтингейл-Гейт» раньше меня. Может быть, она с Софи?
– Да, они куда-то поехали вместе, но я понятия не имею куда. Тут что-то происходит, и я хочу знать, что именно.
Однако все их вопросы разрешились сами собой, когда в зал суда поспешно вошла Эммелин. Лицо ее казалось непроницаемым, темно-синее платье представляло собой идеальное сочетание траурного одеяния и наряда, требовавшего к себе уважения. Элис приветствовала ее одобрительным кивком. Любой из присяжных, взглянув на Эммелин, невольно мог представить на ее месте собственную мать или супругу.
– Мама, что случилось? – в один голос спросили оба ее сына.
Какое-то время Эммелин стояла неподвижно, лицо ее превратилось в застывшую маску, пока по щекам не потекли слезы – хотя, как ни странно, это скорее были слезы радости, чем горя.
Элис почувствовала прилив тревоги, однако ее тревога превратилась в замешательство, когда в дверном проеме показался высокий светловолосый мужчина со шрамом на красивом лице. Он подошел к Эммелин и, встав за ее спиной, обнял за плечи, улыбка на его лице была широкой и добродушной.
– Мэтью! – обрадовано воскликнули Лукас и Грейсон.
Поднявшись с места, Элис вместе с большинством собравшихся в зале наблюдала за тем, как трое мужчин обнялись. Судя по всему, этот человек был средним из братьев Хоторн, который не так давно переехал в Африку вместе с женой.
На какой-то момент предстоящий суд, обвинение в убийстве и даже вопросы жизни и смерти были забыты. Братья соединились в нерушимой любви, внезапно снова превратившись в трех подростков, какими они когда-то были – счастливыми, беззаботными и глубоко преданными друг другу, несмотря ни на какие обстоятельства.
Они не размыкали объятий до тех пор, пока двери снова не распахнулись, и в зал не вошла молодая женщина, в которой Элис сразу узнала Софи Хоторн, а за ней другая, которую она прежде никогда не видела. У нее были ярко-рыжие волосы и зеленые глаза, и на ум Элис тотчас же пришло слово «дикарка». Хотя при более внимательном взгляде на Софи становилось ясно, что обе эти женщины не слишком беспокоились о том, что подумают о них окружающие. Их платья были красивыми, без ложной скромности, прически аккуратными, но совершенно непохожими на то, что Элис приходилось видеть до сих пор.
Женщины держали друг друга под руку и выглядели сестрами по духу, если не по крови. Элис догадалась, что перед ней жена Мэтью, Финни. Ей уже приходилось слышать о том, как Финни переехала в Бостон из Африки и поразила чопорных жителей Новой Англии своими странными иноземными манерами. Но несмотря ни на какие странности, Хоторны явно любили эту незаурядную женщину.
Элис вдруг почувствовала острую тоску по семье и друзьям, по сестре, которой у нее никогда не было. Но ее тоска стала еще сильнее, когда мужья Финни и Софи увидели их. Едва эти сильные, волевые мужчины, обернувшись, заметили своих жен, как их глаза вспыхнули неподдельной любовью.
Затем она перевела взгляд на Лукаса, и сердце в ее груди отчаянно забилось. Этот человек, не обделенный ни деньгами, ни могуществом, который в одну минуту казался грозным, а в другую – шаловливым, как чертенок, сейчас выглядел опечаленным. Он испытывал те же чувства, что и она. Пораженная до глубины души, Элис уже в который раз задумалась над странными противоречиями в его характере.
– Элис, дорогая, – обратилась к ней Эммелин, – позвольте мне представить вам остальных членов моей семьи.
В первый раз, встречаясь с незнакомыми людьми, Элис не беспокоилась по поводу того, во что она одета или как выглядит ее прическа. Даже если ее костюм мог показаться другим слишком похожим на мужской, она сразу поняла, что ни одна из этих женщин не обратила на это внимания, и уж тем более не собиралась с ней соперничать.
Элис полюбила Софи и Финни с первого взгляда. Обе они тепло пожали ей руку и, судя по всему, были искренне рады встрече. Их тревога за родственника была столь же очевидной, как и их уверенность в его невиновности. Семейная солидарность прежде всего. Лишним подтверждением этому служило то обстоятельство, что Мэтью Хоторн с семьей проделал весь долгий путь от самой Африки, чтобы быть рядом с братом во время процесса. И, надо признать, они появились как нельзя вовремя. Уже само их присутствие здесь было красноречивым свидетельством, которое наверняка расположит присяжных в пользу Лукаса.
– Вы познакомитесь с нашей малюткой Мэри сегодня вечером, – продолжала Эммелин. – Она ждет нас в «Найтингейл-Гейте».
– Вы что, оставили ее в клубе? – переспросил изумленный Грейсон.
Мэтью дружески хлопнул его по спине.
– Ну, разумеется, братец. И, насколько я знаю нашу милую Мэри, у меня нет сомнений в том, что уже ко времени ленча все обитатели клуба, будь то мужчины или женщины, будут ходить перед ней по струнке.
– Я видела, как девушки суетились вокруг нее, словно наседки вокруг единственного цыпленка, – подтвердила Эммелин.
Лишь после этого Элис наконец была представлена Мэтью.
– Мисс Кендалл! – произнес он с изысканной вежливостью. – Лукас и Грейсон говорили мне о том, какой вы превосходный адвокат. Мы все надеемся, что благодаря вам суд примет справедливое решение.
Улыбка не покинула его лица, однако выражение голубых, как у всех Хоторнов, глаз стало требовательным.
– Да, конечно, – машинально ответила она. Осмотревшись вокруг себя, Элис остановила взгляд на Лукасе. Больше всего ей сейчас хотелось сделать что-нибудь для этой замечательной семьи, и прежде всего для него. Но что, если для этого ей придется принести в жертву их отца?
– Можете не сомневаться, – продолжала она, обратив все внимание на Мэтью, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш брат был оправдан.
Мэтью кивнул, после чего проводил свою жену, мать и Софи к их креслам в первом ряду, прямо за скамьей для представителей защиты. Грейсон тоже удостоил Элис кивком, прежде чем последовать за остальными. Спустя несколько мгновений после того, как все расселись по местам, судебный пристав призвал собравшихся к порядку.
Когда в зал вошел судья и все встали, сердце Элис забилось от беспокойства, но вместе с тем и от волнения. Все было готово к началу процесса. Она имела при себе свои заметки, текст вступительной речи, определила линию защиты, составила список свидетелей, которые должны были дать показания о характере подсудимого. И, что самое главное, Лукаса окружала его семья, пользовавшаяся огромным уважением в обществе. Элис не представляла, что может ей помешать.
