Текст книги "Дьявол в Лиге избранных"

Автор книги: Линда Фрэнсис Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава седьмая

Чтобы протащить Никки Граут в ЛИУК, потребуется потрясающая организованность, а с этим у меня все в порядке. А еще должно случиться чудо. Мне предстоит разрабатывать планы, встречаться с людьми, бывать в разных местах. Божья помощь очень бы не помешала.

План действий я уже продумала. В весьма боевом настроении я подъехала к дверям соседа, и горничная в форме (хорошее начало!) открыла мне дверь.

– Миссис Граут...

– Фреди!

Я услышала голос Никки и цокот ее шпилек по плиточному полу. (Хорошее начало было безнадежно испорчено.)

Горничная отступила, чтобы дать мне войти. Никки широко раскинула руки и заключила меня в объятия вместе с папкой от Луи Вюиттона.

– Я так рада, что ты пришла! – прощебетала она.

Присутствие горничной было хорошим знаком, а вот наряд Никки не изменился к лучшему. Казалось, она примерила костюм для шоу двойников Долли Партон. Ее прическа была слишком пышной, а одета она была в еще более обтягивающую одежду и туфли на таких высоких и тонких каблуках, что было непонятно, как не перевешивает ее впечатляющий бюст, который сегодня был особенно заметен, так как на ней была облегающая кофточка с глубоким вырезом.

Я же для своего визита к соседям выбрала белую суперэлегантную блузку с длинными рукавами, заправленную в шелковую кремовую юбку. На шее и в ушах у меня был жемчуг, а на плечи я накинула светлый хлопчатобумажный джемпер.

– Проходи, проходи. – Никки за руку тащила меня через холл (горничной пришлось ловить спадающий джемпер). Мы вихрем пролетели через анфиладу французских дверей и вошли в гостиную, ошеломившую меня своими нейтральными тонами и со вкусом подобранной обстановкой. Я была столь же удивлена, сколь и обрадована. Если остальные комнаты дома выдержаны в таком же изысканном стиле, со сверкающим позолотой холлом можно смириться.

Однако в мгновение ока мы покинули островок хорошего вкуса и оказались в комнате в стиле сафари. Кругом была кожа, раскрашенная под леопарда, а по стенам развешаны изображения экзотических животных.

Подозреваю, что дизайнер, который выполнял заказ для Граутов, настоял, чтобы хотя бы гостиная была оформлена на его собственное усмотрение, а не согласно пожеланиям заказчиков. Интересно, какие волшебные слова надо было произнести, чтобы добиться этого.

– Это кабинет Говарда.

– Ах... – Я не нашлась, что сказать.

– А вон там – бассейн.

До меня тут же донесся запах хлорки. Неудивительно – бассейны не полагается устраивать так близко к дому, за исключением разве что Лос-Анджелеса, где они сооружаются бесконечными каскадами и являются украшением дома. Но мы не в Лос-Анджелесе.

Более того, бассейн находился даже не снаружи. Мы прошли еще через несколько двустворчатых дверей в огромный атриум, где располагался отнюдь не маленький бассейн, окруженный дорическими колоннами, греческими статуями и, совсем уж не к месту, пальмами, которые уходили ввысь сквозь отверстия в стеклянном потолке. Мы, очевидно, оказались в тематической части дома.

– Это – комната-«джунгли», а это наш греко-римский гарем в тропическом стиле.

Может быть, хороший декоратор и должен смешивать различные элементы дизайна, цвета и стили. Но эта адская смесь повергла меня в шок.

Наконец мы добрались до того, что, видимо, и было целью путешествия по дому, – вышли на веранду. Как раз за ней, сквозь витражное окно, я смогла разглядеть очертания домика для гостей. Само собой, он выглядел как мини-дворец, но, как ни странно, был при этом вполне гармоничным. И снова меня успокоило и обрадовало присутствие адекватного стиля. Веранда в бледно-желтых и зеленых тонах была наполнена прозрачными воздушными тканями, которые создавали ощущение уюта и классического стиля одновременно. Мне подумалось, что, быть может, этот дом стал полем битвы двух дизайнеров, где каждый что-то отвоевал, а что-то уступил.

Когда мы вышли на веранду, Говард сидел там, читая газету и попивая кофе. Он не потрудился встать при нашем появлении.

– Мария! – громко позвала Никки. Прибежала горничная.

– Принеси чай для моей подруги.

Я поджала губы. Говард это увидел. Да-с.

Никки ничего не заметила. Она подвела меня к стулу, а затем поспешно схватила другой и уселась рядом со мной.

– Не передать, как я взволнована тем, что меня примут в Лигу избранных Уиллоу-Крика! Меня! Представляешь?!

Я не могла себе этого представить.

– Теперь расскажи мне все-все, что я должна сделать.

– Вероятно, муж тебе уже говорил, что в начале процесса вступления в Лигу – а это будет именно процесс – я хочу представить тебя нескольким дамам из Лиги.

– Не могу дождаться!

– Ну вот, нам нельзя терять времени, так как новые члены принимаются в конце мая. Придется работать в темпе. Думаю, первым делом я устрою небольшое чаепитие у себя на следующей неделе. Конечно, уже поздно рассылать приглашения, но я обзвоню всех.

– Всегда мечтала устроить вечеринку для леди. – Никки посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и, подавшись вперед, взяла меня за руки. – О, Фреди, позволь мне устроить чаепитие у себя.

– ?!

– Пожалуйста! Все будет замечательно, обещаю. Настоящее чаепитие для настоящих леди. С китайским фарфором и серебром. Клянусь. – Она перекрестилась.

– Никки, ну, я не знаю...

Говард с шумом поставил чашку:

– Чего тут не знать? Устраивайте свое чертово чаепитие здесь. Будто я не знаю, что половина Уиллоу-Крика мечтает посмотреть мой дом. – Он фыркнул. – Кроме того, они наконец убедятся, что у меня куча денег.

Что правда, то правда. Половина города действительно мечтает побывать во дворце Граутов, как я называла дом своего соседа. И хотя разговоры о чьем-либо достатке и были абсолютно НС, не могу отрицать, что людям интересно узнать, насколько Говард Граут богат в действительности.

Мое мнение вдруг изменилось, я начала видеть смысл в том, чтобы провести чаепитие именно здесь. Без сомнения, будет достаточно просто держать гостей подальше от бассейна и кабинета. Ни одна из наших дам, будучи в здравом рассудке, не попросит показать ей дом. Все знают, что, согласно этикету, если хозяйка захочет показать дом, она предложит это сама. А я уж позабочусь о том, чтобы Никки этого не предлагала.

Горничная принесла мне чай.

– Так мы устроим маленький прием здесь? – настойчиво спросила Никки.

– Хорошо. Рассчитывай на следующий вторник в одиннадцать тридцать.

– Боже мой! Так скоро?

– Нужно, чтобы твою кандидатуру поддержали шесть женщин. Конечно, я буду одной из них. Но нам все равно нужны еще пятеро.

– О Господи... – выдохнула Никки.

– Вот именно. – Я отхлебнула чай. Не мой любимый сорт.

– Хорошо, вторник отлично подойдет! Будет так весело!

Конечно же, женщины в Техасе в основном жизнерадостные и веселые. Но члены Лиги Уиллоу-Крика отличаются рафинированной веселостью. Никки, как и ее одежда, была слишком эмоциональной.

– Что подать к столу? – спросила она. Я слегка оторопела:

– Это будет чаепитие.

Никки рассмеялась:

– Какая я глупая! Но разве это не будет скучно? Как насчет шампанского?

Секунду я неподвижно смотрела на нее:

– Я, кажется, сказала, что чаепитие будет в одиннадцать утра.

Она была в замешательстве.

– Слишком рано для шампанского, – терпеливо добавила я.

– Ты права! И о чем я только думаю? Надо подать утренние напитки, «Мимозу» и «Кровавую Мэри».

– Нет! Просто чай – сладкий и со льдом – плюс что-нибудь горячее. Может быть, кофе. Свежевыжатый апельсиновый сок. Возможно, несколько сэндвичей. С огурцом и капелькой майонеза отлично подойдет. Корочки нужно обрезать.

Никки наморщила нос:

– Ты хочешь, чтобы я сделала сэндвичи с огурцом и «Чудо-соусом»?

Если вы следите за списком того, что нельзя делать, добавьте: «Никогда не использовать „Чудо-соус“». Майонез, предпочтительно домашнего изготовления, должен быть настоящим. Если под рукой нет домашнего, то это может быть только «Хеллманн».

Я объяснила это как могла вежливее.

– Она проследит за этим, – вмешался Говард. – Что еще?

– Маленькие пирожные были бы очень кстати. Самые вкусные продаются в кондитерской «Мэгги» на площади. Подай их на вашем лучшем китайском фарфоре, а чай со льдом – в лучшем хрустале. Обязательно положи полотняные салфетки, соответствующие дневному времени, в отличие от ужина. Я начну обзванивать дам, как только вернусь домой. Рассчитывай прием на семь-восемь человек, включая себя.

– Ладно! – Ее голубые глаза горели от возбуждения. – Я все сделаю как надо. Подам все на столики вокруг бассейна.

– Нет! – Я опять теряла терпение. – В этом нет необходимости. Думаю, будет очень мило устроить чаепитие в вашей чудесной гостиной. По-моему, рядом с ней я видела прелестную приемную?

– Но это так скучно.

– Что ж, возможно, скука – это то, что подходит для подобных мероприятий.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Я остановилась еще на нескольких мелочах. И ведь я еще не добралась до самой трудной части плана. Но делать было нечего, и я бросилась в бой.

– Да, Никки. Было бы неплохо, если бы ты надела что-нибудь... не такое... – Я пыталась подобрать слово. Кричащее. Вульгарное. НС. – Не такое грандиозное.

– Что ты имеешь в виду?

– Что-нибудь, что более бы подходило к утреннему чаепитию членов Лиги.

– Тебе не нравится, как я одеваюсь?

– Почему не нравится? Просто девушки в Лиге не... не наряжаются с самого утра.

– Что ты хочешь, чтобы она надела? – спросил Говард.

В его голосе звучало подозрение, и мне захотелось сказать, что если ему не нравится, как члены Лиги одеваются к утреннему чаю, возможно, ему стоит еще раз подумать, надо ли его жене вступать в ее ряды. Но, конечно, я этого не сказала. Я уже знала, что прямолинейность может повлечь за собой такую правду, которую не каждый может переварить. Кроме того, мне все еще нужен был юрист.

– О, что угодно, в самом деле. – Нет, спохватилась я, не то. – Что-нибудь женственное, изящное. Банты и жемчуг – беспроигрышный вариант.

Говард ухмыльнулся:

– Банты и жемчуг. Жуть.

– Как Джеки Кеннеди.

– Да ну ее к черту, она уже померла.

– Гови! – прикрикнула Никки на мужа, а затем обратилась ко мне: – Что-то типа платья с бантом и жемчужное ожерелье?

– Звучит чудесно.

– Хорошо. – Она переваривала услышанное. – Хорошо! – повторила она с большей убежденностью.

Я ненавидела, всей душой ненавидела это место. Будь проклят мой муж, где бы он ни находился!.. Но потом я представила себе его в униформе фастфуда, готового провалиться от стыда, когда его школьные и университетские друзья заходят перекусить. Можно сказать, что я в настоящее время была в чистилище, но очень скоро Говард Граут сделает так, что Гордон окажется в аду.

Горничная вернулась и грациозно наполнила мою чашку; мои дурные предчувствия немного ослабли. Мне пришло в голову, что, возможно, горничную было бы легче провести в Лигу, чем Никки. С другой стороны, если Никки Граут была способна организовать более или менее подобающий чай для меня, ей точно под силу устроить небольшой прием, от которого у моих подруг волосы не встанут дыбом.

– Ты принесла бумаги, которые мне нужны? – спросил Говард.

Я была рада сменить тему, причем как раз об этом и хотела поговорить больше всего – о моем муже и денежных вопросах.

Раз в месяц, по настоянию моего отца, мы с Гордоном вместе разбирали счета. Он составлял полный список всего, чем мы владели. Я принесла эти бумаги, а также отчеты, которые Гордон вел по галерее Хилдебранд.

Я передала все, что у меня было, грациозно вернулась на свой стул и взяла со стола чашку с блюдцем.

– Что за бумаги? – заинтересовалась Никки.

– Ничего такого, чем стоило бы забивать твою хорошенькую головку, – ответил ей муж. – Нам надо поговорить о делах. Пойди займись подготовкой приема.

– Я не могу просто так уйти.

– Это бизнес, пышечка.

– Всякие юридические дела, о которых я не должна знать, полагаю. – Она вздохнула и поднялась со стула. – Увидимся на чаепитии?

– Да, в следующий вторник. Я обзвоню гостей по списку и приду пораньше, на случай, если тебе понадобится какая-нибудь помощь. И не стесняйся звонить, если возникнут вопросы.

Она приободрилась и поспешно вышла из комнаты, громко призывая горничную.

У Говарда ушло тридцать минут и две чашки кофе на то, чтобы ознакомиться со всем, что я ему принесла.

– Кто еще знает обо всем этом?

– Никто. – Я очень на это надеялась.

– Ты никому не говорила?

– Нет. Кроме Кики, которая не скажет ни одной живой душе.

– Хорошо. Мы используем это как рычаг, когда я найду его. Если он тут же не упадет нам в ноги, пригрозим, что предадим огласке его интрижку.

– Нет! Только не это!

– Прости, но я должен напомнить, что у нас больше ничего на него нет. По крайней мере, пока. Нам нужно доказать, что он украл твои деньги. Технически на данный момент они просто пропали.

– Я не о том! Я имею в виду, что мы не можем ничего предавать огласке!

– Это еще почему?

– Мистер Граут, я полагаюсь на вашу осмотрительность. Я не могу позволить, чтобы весь Уиллоу-Крик узнал, что мой муж сделал что-то с моими деньгами и сбежал с другой женщиной.

– Не хочу тебя огорчать, дорогая, но это именно то, чего он от тебя ожидает. Скорее всего, он рассчитывает, что ты будешь стараться сохранить все в тайне и у него не возникнет никаких проблем. Для начала попробуем действовать по-твоему. Но если ты хочешь получить обратно свои деньги, должен сказать тебе, что я не собираюсь миндальничать.

Я согласилась с этим. У меня закружилась голова.

– Хорошо, – сказал он, – этого мне достаточно, чтобы начать. – Он встал, давая понять, что мне пора уходить, но в последнюю минуту снова посмотрел на меня и поднял одну из папок. – Пока я буду работать, мой тебе совет: постарайся заставить свою идиотскую художественную галерею приносить прибыль. Или хотя бы не приносить убытков.

Я выпрямилась:

– Что вы имеете в виду?

– Галерея – черная дыра, куда уходят деньги, а ты не можешь этого допустить. И никто, будучи в своем уме, ее у тебя сейчас не купит. К тому же любая продажа имущества еще сильнее запутает твои дела. Так что потрать немного времени, займись галереей, чтобы она начала приносить доход.

Я, должно быть, выглядела столь же сбитой с толку, как Никки, когда мы начали обсуждать подходящие напитки для чаепития.

– Найдите художника, миссис Уайер. Устройте выставку. Сделайте что-нибудь, что принесло бы какой-то доход. Вы больше не можете задерживать выплату налогов.

– У меня есть художники.

– Да, те, кто пишет не для всех и работы которых никто не покупает.

– Верно.

– Найдите кого-нибудь стоящего. – На секунду он задумался, а затем прокричал: – Никки! Кто сделал ту чертову статую, на которую я потратил столько денег? Имя у него, как у педика, да и выглядит он так же.

Она отозвалась:

– Сойер Джексон?

Я вспомнила скульптуру в холле.

– Он самый, – сказал Говард. – Где его студия?

Никки назвала адрес в южной части города:

– Но он не любит посетителей. Ценит уединение. Кроме того, не устраивает показов. На самом деле, думаю, он сейчас строит что-нибудь.

– Что строит? – не понял Говард.

– Не знаю. Когда я в последний раз его видела, он говорил больше о строительстве, чем об искусстве. И еще, перестань называть его педиком, Говард. Это нехорошо.

– Пышечка, дай Фреди его номер телефона и адрес. – Он взглянул на меня. – Если ты сможешь убедить кого-то, кто не выставляет свои работы, устроить показ у тебя, вокруг этого будет долго стоять шумиха, а это как раз то, что надо, чтобы галерея Хилдебранд перестала быть убыточной.

Никки уперла руки в боки.

– Но Говард...

– Никки, куколка, не бери в голову. Конечно же, Фреди Уайер будет просто сверхобходительной с твоим маленьким голубым другом. – Он ухмыльнулся мне. – Никаких дразнилок и кричалок.

И правда, хоть кричи. Он захихикал:

– Если уж кто-то и может уговорить другого сделать, что надо, то это ты, Фреди.

Что ж, могу только сказать, что он сообразительный малый. Сойер Джексон может отказывать кому угодно, но, как правильно понял Говард, я – не кто угодно. Я не сомневалась, что, услышав мой звонок, он тут же отменит все встречи. После того как я увидела его работу и во мне пробудился интерес, я была твердо намерена позвонить.

– Найди его телефон, Никки, – сказал Говард, сверля меня взглядом. – А ты, Фреди, позвони ему, назначь встречу, пойди и поговори с ним. Подумай, что бы такое тебе с ним состряпать. А я тем временем поработаю над твоим делом.

Когда я встала, Говард улыбнулся мне:

– Похоже, теперь у тебя есть чем заняться.

Я уничтожающее посмотрела на него, и постепенно его наигранная улыбка потухла. Но этим я и ограничилась, так как не собиралась опускаться до его уровня.

– Благодарю вас за помощь, мистер Граут, – сказала я просто. – Буду ждать следующей встречи, как только вам удастся продвинуться.

После этого я вышла из его местами прекрасного дома, села в машину и обхватила руль руками с идеальным маникюром, недоумевая, в какую – чертову, добавил бы Говард Граут – историю я впуталась.

Глава восьмая

Добравшись до дому, я решила сразу же позвонить скульптору и договориться о встрече – надо взглянуть на его работы. Увидев статую у Граутов в холле, я не сомневалась, что и другие его произведения окажутся впечатляющими. Но, как известно, одного таланта для успеха недостаточно. Мне нужно с ним встретиться, посмотреть, как он выглядит, что собой представляет и что вообще о себе думает.

Красавцем ему быть необязательно. Если окажется, что творения этого Сойера Джексона смогут привлечь внимание состоятельных жителей Уиллоу-Крика и вызвать желание что-нибудь приобрести, я вполне смогу работать с геем. Разумеется, слишком голубое поведение мне ни к чему, принимая во внимание, что галерея Хилдебранд должна начать приносить прибыль, но легкий налет голубизны будет уместен – ведь Сойер Джексон неуловим, а это так возбуждает воображение дам.

Я взяла телефон и набрала номер, который дала мне Никки. Раздались долгие гудки. Несколько секунд спустя я поняла, что жду напрасно – даже автоответчика не было. Я не большой любитель этих устройств, но у кого в наш век нет горничной, секретаря или хотя бы автоответчика, чтобы отвечать на телефонные звонки?

Я подумала, что ошиблась, и снова набрала номер. На этот раз быстро сработал автоответчик. У меня возникло четкое ощущение, что кто-то включил его, пока я повторно набирала номер. Записанный на пленку голос произнес: «Я работаю. Оставьте сообщение. Если смогу, я вам перезвоню».

Маловероятно, что он окажется приятным человеком. Если он сам так же груб, как его автоответчик, вряд ли мне удастся продать хоть одну его работу – по крайней мере на показе, на котором он будет присутствовать. Я не понимала, как Говарду Грауту могло прийти в голову, что этот человек вытащит из долгов галерею Хилдебранд. Конечно, Говард не обращал внимания на такие мелочи, как хорошие манеры или, наоборот, их отсутствие.

И все же я не могла забыть чувственные изгибы мраморной статуи, высеченной Сойером Джексоном.

Прозвучал сигнал автоответчика. «Это Фредерика Хилдебранд Уайер, галерея Хилдебранд. Мне сказали, что вы могли бы согласиться принять участие в показе, который я устраиваю в своей галерее. Я бы хотела поговорить с вами в любое удобное для вас время. Пожалуйста, перезвоните».

Я едва успела продиктовать свой номер, как автоответчик отключился.

Но это все были мелочи. Гораздо больше меня волновало приближающееся чаепитие. Членов Лиги, которые пожелают прийти к Никки, еще надо было поискать.

В первую очередь я позвонила матери, так как уже начала планировать дебют Никки – камерный ленч с несколькими моими близкими подругами. Честно говоря, действительно близких друзей я приглашать не собиралась – так, несколько дам, не самых важных, которым достанется роль подопытных кроликов. Мне предстоит совершить чудо, и для начала надо провести разведку и посмотреть, как наши дамы отреагируют на мою затею.

Мою мать совсем не просто уговорить, но она все же моя мать и, смею надеться, не откажется помочь мне. Кроме нее вряд ли кто сможет придать хотя бы видимость респектабельности всей этой истории.

Я набрала номер:

– Мама?

– Это ты, Фредерика?

– А кто еще называет тебя мамой?

– Сарказм не только не идет леди, но и абсолютно неуместен. Мирна укладывает мне волосы, и в тот момент, когда я подняла трубку, она как раз делала мне моментальный спрей, так что я тебя почти не слышала.

Это все вранье. В «моментальном спрее» не было ничего моментального – так моя мать называла процедуру, когда парикмахер заливал ее волосы лаком. Блайт Хилдебранд была одной из немногих женщин в Техасе, кто все еще делал прическу раз в неделю. Лак позволял сохранить укладку в порядке все семь дней. Лак, и еще «не вертеть головой во время сна». Я убеждена, что с тех пор как моя мать стала взрослой, она ни разу как следует не выспалась.

Услышав про планируемое чаепитие у Никки, моя мать заявила:

– Она не нашего круга, дорогая. Естественно, мы не можем ее принять. – Видимо, моя мать не верит во всеобщее равенство.

– Мама, ну перестань. Никки всегда была очень мила.

– В ЛИУК не нужны милашки. Нам нужно хорошее происхождение, которое может поспособствовать общему делу. Хорошие семьи, хорошие связи дают возможность изыскивать хорошие пожертвования, с помощью которых мы можем совершать добрые дела.

Я и сама это прекрасно знала, но это было не то, что мне хотелось услышать в данный момент.

– Ну сделай это ради меня, мама.

Ее удивило, что я обратилась к ее чувствам.

– Пожалуйста, приди на ее прием, – уговаривала я. – Я не жду, что ты это одобришь, но было бы мило, если б ты оказала мне поддержку – ведь я же твоя дочь.

– Поддержать дочь в ее безумствах? – Мама тяжело вздохнула. – Зачем тебе все это?

Меня не так-то легко сбить с толку, и я не собиралась выкладывать матери всю правду.

– Я думаю, Лиге не помешает немного свежей крови.

Мать рассмеялась.

– В этом я как раз сомневаюсь, – сказала она. – Ну ладно, приду.

Насколько я знала свою мать, она никогда не стремилась узнать правду любой ценой, если чувствовала, что эта правда ей не понравится. Она руководствовалась в жизни девизом «Меньше знаешь – крепче спишь», что позволяло ей не чувствовать себя обязанной что-либо предпринимать в неприятной ситуации. У нее это получалось гораздо лучше, чем у военных.

– Во всяком случае, – продолжала она, – это хороший повод посмотреть на кошмар, который они зовут своим домом.

Моя мать была снобом, а точнее – снобом в превосходной степени. Почти все в городе полагали, что она происходила из почтенного старинного богатого семейства. Как бы не так. Это у моего отца были деньги старого доброго семейства. Вот вам яркий пример того, что в новоиспеченных аристократах снобизма гораздо больше, чем в потомственных.

Вот какой версии о встрече с моим отцом придерживается мама.

«Как только твой отец увидел меня, он понял, что жить без меня не может. Это произошло в университетском кафетерии (мама умалчивает о том, что работала там официанткой, а не была студенткой). Он сказал „Привет!“, и мы поняли, что это любовь с первого взгляда».

Когда ее спрашивают о знакомстве с семьей отца, она уверяет, что ужасно им понравилась. Его родители уже умерли, так что ее слова трудно опровергнуть. К несчастью для моей матери, сестра отца все еще жива и рассказывает совсем другую историю.

По словам тети Корделии, семья Хилдебрандов невзлюбила мою мать с первого взгляда. Они испробовали тысячи способов, давая ей понять, что не одобряют выбор сына. Как говорила тетя, это в одинаковой степени забавляло моего отца и выводило из себя мою мать.

В день знакомства с родителями отец привел свою будущую жену в их городской дом, который находился на площади к востоку от главной дороги на Уиллоу-Крик. Дом был выстроен в викторианском стиле и стоял посреди зеленой лужайки, окруженной ивами.

В тот день мама затратила немало усилий на свой туалет. Специально для такого случая она купила платье в «Джей си пеннейз». Это было облако яркой вздымающейся материи, перехваченное поясом по талии, с лихо закручивающейся юбкой-клеш, и все это было усеяно роскошными красными розами. Она купила красные перчатки (такие любят женщины из самых низов), красную сумочку и белую шляпу с искусственными красными розами на тулье.

Ее кричаще-безвкусный туалет был полной противоположностью простым элегантным платьям женщин семьи Хилдебранд, сшитым из хорошей материи. Платья дополняли скромный жемчуг, изысканные броши или камеи из слоновой кости. Цветастый наряд моей матери распространял вокруг себя волны яркой безвкусицы, как запах горелой яичницы, висящий в воздухе, когда сковороду уже унесли.

Тетушка понимала, что ей не следовало рассказывать мне эту историю, тем не менее она рассказывала и много других. Однако тетя не могла не признать способностей моей матери: она быстро усвоила все правила и никогда больше не носила безумно ярких платьев с цветами. С течением времени моя мать прославилась своими чопорными костюмами, туфлями на низком каблуке и дорогими, но при этом изящными украшениями – как и подобает представительнице старого богатого семейства.

Но я отвлеклась.

Моя бабушка Хилдебранд была крупной женщиной с железным характером. Она держала все семейство в ежовых рукавицах – за исключением моего папочки, единственного из Хилдебрандов, кто ее не боялся.

Когда мать пришла знакомиться со своими будущими родственниками – бабушка, конечно, считала ее всего лишь очередным увлечением своего сына, – она была немало удивлена их образом жизни. Тетя Корделия, дядя Робби и его жена присоединились к ним за чаем. Все собрались в элегантной комнате с высокими потолками, изящными драпировками и таким количеством мебели, которого было слишком много для любой комнаты. Вышколенная горничная принесла поднос. К удивлению моей мамы, Фелиция Хилдебранд сама разливала чай.

– Скажи нам, дорогая, – подав маленькую чашечку, которая, как клялась тетя Корделия, задрожала в руках матери, спросила бабушка, – где именно в Техасе ты жила?

– В Далласе.

– На Хайлэнд-парк?

Увы! Хайлэнд-парк был старым престижным районом в большом городе и одним из немногих мест, которые Фелиция Хилдебранд рассматривала как подходящие для проживания.

– Нет, мэм. Я из Берсевилля – это маленький городок недалеко от Далласа.

По комнате прошелестел неодобрительный шепоток. Моя мать всегда была чувствительной, и могу себе представить, как сильно она смутилась. Уверена, что щеки ее стали красными, как розы на платье.

– Что ж, а кто твои родители, дорогая?

Я удивляюсь, что в этот момент моя мать не начала врать напропалую. Возможно, она бы так и сделала, если бы перед этой встречей мой отец не взял ее лицо в свои сильные руки и не поклялся, что его семья полюбит ее так же сильно, как любит он. И по сей день она твердо придерживается версии, что так и случилось.

Итак, моя мама рассказала Хилдебрандам о своей семье, о Дейзи Джейн и Вилмоте Прутте и их восьмерых детях. Рассказ напоминал плохой фильм о временах Великой депрессии, но был совершенно правдив.

Атмосфера за столом с каждой секундой становилась все более напряженной. Наконец чаепитие закончилось, и моя мать могла удалиться, думая, что знакомство прошло не так уж плохо, однако все было не так просто.

Я думаю, отец женился на моей матери только для того, чтобы досадить своей. Бабушка пыталась сопротивляться, но это было никому не под силу – Турмонда Хилдебранда понесло.

Казалось, Фелиция Хилдебранд ничуть не была встревожена новостью о том, что подруга ее сына работает официанткой. Она поднялась из-за стола и поблагодарила девушку за визит. Все стали расходиться. Тетя же случайно вернулась в гостиную и услышала, как ее мать сказала: «Ты ошибаешься, если думаешь, что сможешь окрутить моего сына». На этом месте тетя Корделия вспоминала, кому она все это рассказывает, и, спохватившись, сжимала мою руку и говорила: «Но Господь был благосклонен к нам в тот день, иначе у нас не было бы нашей прелестной малышки Фредерики».

Уверив меня в любви со стороны Хилдебрандов, которую моя строгая бабушка всегда питала ко мне, вне зависимости от ее чувств к моей матери, тетя подходила к самой драматической части истории – к рассказу о том, как Фелиция Хилдебранд вышла в холл, где ее ждал мой отец, и сказала, что на обеде, который она дает в эту субботу, он будет сидеть рядом с Розалин Линдси. Это прозвучало как само собой разумеющееся – бабушка не сомневалась, что сын в точности выполнит ее указание.

Тогда-то он и преподнес им важную новость:

– Мама, я не буду сидеть на обеде рядом с Розалин.

– Турмонд, вопрос решен, это не обсуждается.

Очевидно, вся ситуация вызвала у моей бабушки такой всплеск негодования, что все, кроме отца, отступили на шаг.

– Ты будешь сидеть рядом с Розалин.

– Мама, мама, – сказал отец с улыбкой, – видимо, он был очень доволен собой. – Я думал, ты из тех, кто любой ценой избегает конфликтов.

– Как это понимать?

– Мама, дорогуша, – бабушка ненавидела, когда сын так ее называл, – что скажут все твои правильные подружки в Лиге, если я буду сопровождать на твоем обеде одну женщину, будучи женатым на другой?

Тетя Корделия клялась, что ее мать чуть не хватил удар. Но слабость не была свойственна Фелиции Хилдебранд Она даже не придвинула себе стул. Она так и стояла, во всем своем величии, а потом перевела ледяной оценивающий взгляд на мать. Наконец она снова обернулась к отцу:

– Ты не католик и не бедняк. Или ты найдешь способ расторгнуть этот брак, унизительный не только для тебя, но и для всей нашей семьи, или ты больше не переступишь порог этого дома. Выбирай.

Тетя всегда заканчивала рассказ горестными всхлипами и добавляла, что мой отец сделал свой выбор, и его мать – святая, просто святая! – смирилась. По крайней мере, внешне. До конца жизни бабушка не ладила с матерью, несмотря на то что дочь Дейзи Джейн и Вилмота Прутта стала респектабельной дамой и заняла высокое положение в Лиге избранных.

Блайт Прутт Хилдебранд постепенно приобретала те же манеры и высокомерие, какими обладали бабушка и тетя, пока не стала изгоем в своей собственной семье в Берсевилле. На самом деле, моя мать стала настолько респектабельной, что порой я задавалась вопросом, не придумала ли она себе новую историю, в которую в итоге сама поверила.

Как бы то ни было, я надеялась, что мама окажет мне поддержку в операции по проведению Никки Граут в Лигу избранных Уиллоу-Крика и не станет моим главным противником.