Текст книги "Дурная кровь (в сокращении)"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

2

– Меня зовут Лемюэл Хауэлл, миссис Мид. Сожалею, что у нас не было возможности познакомиться раньше, – начал после двадцатиминутного перерыва мой противник.

Он был сама воспитанность и очарование, однако, если во время первого допроса Кейт Мид могла хоть немного успокоиться, вспоминая о своей дружбе с Амандой, второй допрос полностью выбил ее из колеи. Глаза Кейт перебегали с Брендана Квиллиана на его адвоката и обратно.

– Итак, вы давно знакомы с Бренданом?

Кейт слабо улыбнулась и кивнула:

– Да. Мне тридцать четыре года. А с ним я познакомилась в шестнадцать. Почти полжизни прошло.

– В старших классах вы проводили в его обществе немало времени. А в студенческие годы вы часто виделись?

– От случая к случаю.

Хауэлл быстренько перебрал все возможные поводы для встреч. Семейные торжества, деловые мероприятия, благотворительные концерты. Как я поняла, допрос Кейт давал Хауэллу возможность показать Брендана с самой выгодной стороны. Если ему это удастся, он может не вызывать своего подзащитного для дачи показаний, а это лишит меня возможности провести перекрестный допрос, на который я очень и очень рассчитывала.

Однако и без показаний Кейт я обойтись не могла. Она рассказала о частых размолвках в семействе Квиллиан, о том, что Аманда решила уйти от мужа, и о ее предсмертном звонке, а для меня это была единственная зацепка, позволяющая говорить о причастности Брендана к ее убийству.

– Насколько мне известно, вы за последние десять лет работали в нескольких некоммерческих организациях. Я прав, миссис Мид?

– Да, вы правы.

Музей живописи, крупный медицинский центр, фонды, ищущие средства борьбы с двумя страшными недугами, комитет по детской литературе крупнейшей в Америке публичной библиотеки. Хауэлл перечислил их названия.

– А Брендан в каких-либо из них вместе с вами работал?

– Да, – негромко ответила Кейт.

– Хорошо, давайте-ка посмотрим. «Посыльные Господней любви» – организация, помогающая смертельно больным людям.

Лем, подняв изящную ухоженную руку, приготовился загибать пальцы, перечисляя добрые дела Брендана.

– Нет, мистер Хауэлл, к этой организации я никакого отношения не имела, – заволновалась Кейт. – С ней сотрудничал Брендан.

– То есть я вправе сказать, что мой клиент находил для служения обществу даже больше времени, чем вы, миссис Мид? – спросил Хауэлл.

– Квиллианы всегда отличались щедростью. Особенно Аманда.

Хауэлл двинулся дальше:

– Вашу старшую дочь зовут Сарой, не так ли?

Кейт замерла, насторожившись оттого, что имя ее дочери упоминается в зале суда.

– Да.

– А Квиллианы являются ее крестными родителями?

В ответ прозвучало столь же сухое «да».

Хауэлл задал еще несколько вопросов, демонстрируя близкие отношения, существовавшие между девятилетней девочкой и друзьями ее родителей – совместные поездки на природу, выходные, отпуска и каникулы, проведенные вместе, ночевки в их доме.

– Собственно говоря, с кем прошлой весной отправилась Сара на первый в ее жизни матч «Янки»?

– С Бренданом.

– С Амандой или без нее?

– Без.

– А кого вы попросили отвести Сару на каток в Центральном парке, когда ваш муж слег с гриппом?

– Брендана.

– С Амандой или без нее?

– Без.

Молоточек, стучавший в моей голове, бил теперь в полную силу.

– Хорошо, вы рассказывали мисс Купер о том случае, когда Аманда появилась у вас в час ночи. Вы тогда звонили в полицию?

– Нет.

– А кому-нибудь кроме вашего мужа вы об этом визите Аманды рассказывали?

– Нет.

– Ее родителям?

– Я уже сказала вам – не рассказывала, – резко ответила Кейт. – Никому.

Почему она никому ничего не сказала, Хауэлл у Кейт спрашивать не стал, поскольку заранее знал ответ: об этом просила Аманда. Ему хотелось, чтобы у присяжных создалось впечатление, будто происходившее было не настолько серьезным, чтобы потребовалось вмешательство со стороны.

Теперь он заговорил так мягко и вкрадчиво, как только мог:

– Мне хотелось бы понять следующее, миссис Мид. Когда вы впервые рассказали кому бы то ни было – кому бы то ни было вообще – о той ночи?

Кейт помолчала, размышляя.

– Четвертого октября детективы привезли меня в Управление окружного прокурора. Тогда я и рассказала все мисс Купер.

– То есть это произошло – подумать только! – это произошло через четыре с половиной года после описанной вами ночи, не так ли?

– Наверное, так.

– Мисс Купер, – сказал Хауэлл, подойдя ко мне и протягивая руку, – могу я взглянуть на вещественное доказательство номер двенадцать?

Я взяла пачку фотографий, приобщенных к материалам суда во время моего первоначального допроса, и отдала ему ту, которую он просил.

– Не могли бы вы взглянуть на нее еще раз, миссис Мид?

– Конечно.

– Это ведь та самая фотография, которую вы сделали в день убийства миссис Квиллиан, только отпечатанная целиком, не так ли?

– Да.

– И непосредственную обстановку вашей встречи она передает в несколько большей полноте, верно?

– Да. На ней виден столик, за которым мы сидели в ресторанчике.

Хауэлл облокотился на краешек свидетельской трибуны.

– На пальце миссис Квиллиан видно кольцо, я не ошибаюсь?

Я уже поняла, к чему он клонит, и готова была избить себя за то, что ничего не спросила об этом кольце во время первоначального допроса. Много лет назад Хауэлл учил меня завоевывать доверие присяжных, показывая им слабые места в позиции обвинения до того, как это сделает защита.

– Насколько я помню, мы сегодня об этом кольце еще не говорили, верно, миссис Мид?

– Нет. Меня о нем не спрашивали.

– Тогда позвольте спросить вас: вы узнаете это кольцо?

– Да. Разумеется.

– Ну-с, я вижу, что оно с большим камнем, что камень этот блестит и что он голубой, – произнес, улыбаясь присяжным, мистер Три Довода. – А что это за камень, вы случайно не знаете?

– Сапфир, мистер Хауэлл. Это кольцо с сапфиром.

– И сколько же в нем каратов, как вы полагаете?

– Дело в том, что я вместе с Амандой ходила к ювелиру, чтобы определить размер камня. В этом сапфире шесть каратов.

Хауэлл негромко присвистнул:

– Это что же, обручальное кольцо?

– Нет-нет. Два года назад Квиллианы отмечали десятилетие со дня свадьбы, тогда Брендан и подарил ей это кольцо.

Хауэлл повел плечами и снова улыбнулся:

– Часто она его надевала?

– Каждый день.

– А вам известно, что, когда полиция обнаружила тело миссис Квиллиан, этого кольца на ней не было?

– Да, сэр. Известно.

Хауэлл стремился показать присяжным, что к годовщине свадьбы Квиллианы уладили споры таким вот банальным и недешевым способом. А исчезновение кольца наводило на мысль, что причиной смерти Аманды было ограбление.

Следом он начал перескакивать с одной темы на другую, стараясь привести Кейт Мид в замешательство:

– К этому я еще вернусь, а пока позвольте мне задать несколько вопросов о том дне, когда ваша дочь ходила с мистером Квиллианом на каток.

– Ваша честь, я могу поговорить с моим адвокатом? – спросила Кейт.

– Мисс Купер не является вашим адвокатом, миссис Мид, она представляет здесь государство, – ответил судья. – Продолжайте давать показания.

Я стиснула кулаки, ожидая худшего. Кейт хотела сообщить мне о чем-то, и я боялась, что Лем знает, о чем именно.

– Я говорю об одном дне в феврале прошлого года – вы его помните? – негромко, но твердо спросил Хауэлл.

Кейт побледнела:

– Да.

– Ближе к вечеру вы приехали к Квиллианам, чтобы забрать дочку после катка, – где-то около пяти часов, так?

– Да.

– В тот день вы поехали к Квиллианам одна?

– Нет. Со мной была моя младшая дочь и ее няня.

– А присутствовала ли в доме Аманда?

– Нет. Она тогда улетела в Вену, чтобы побродить по музеям.

– Когда вы позвонили Брендану, чтобы попросить его о небольшой услуге, вы знали, что Аманды нет в стране, не так ли?

– Да, но…

– Дети находились с вами и мистером Квиллианом постоянно?

– Нет, – почти неслышно ответила она. – Няня повела их в кино.

– А вы предпочли остаться?

Долгая пауза. Мне казалось, что Кейт Мид разваливается у меня на глазах. Я расспрашивала ее обо всех разговорах, которые она вела с Бренданом Квиллианом, но об этом она не вспомнила – или не захотела вспомнить.

– Да. Чтобы поговорить об Аманде.

Я взглянула на Лема. Он стоял рядом со своим подзащитным, наставив указующий перст на Кейт Мид – так, точно сражался за жизнь Квиллиана.

– А кстати, в какой комнате происходил ваш разговор?

Кейт, казалось, поперхнулась и с трудом выдавила:

– В кабинете Брендана.

Хауэлл подошел к свидетельской трибуне, налил из графина воды в стакан и протянул ей:

– Похоже, у вас пересохло в горле, вас мучает жажда, вам хочется пить. Могу я предложить вам воды?

Она оттолкнула его руку и покачала головой.

– В тот вечер вы не просили моего клиента, чтобы он налил вам чего-нибудь?

Кейт с презрением взглянула на Брендана – мне показалось, что она того и гляди издевательски усмехнется на глазах у присяжных.

– Просила.

– И что же вы пили?

– Вино. Много красного вина.

– А потом наступил момент, когда ваш разговор закончился?

– Да.

– И тогда вы ушли, миссис Мид?

Я подумала, что моя свидетельница вот-вот потеряет сознание.

– Покинули ли вы дом Квиллианов после того, как поговорили с моим клиентом? Вернулись ли домой, к больному мужу?

– Не сразу.

– Вы помните, что сделали потом?

– Я была пьяна, мистер Хауэлл. Я почти не помню… – Кейт сжала пальцами край трибуны. – Он… он воспользовался моим состоянием, мистер Хауэлл.

– Не могли бы вы пояснить свои слова этим достойным людям? – И Хауэлл широким жестом указал на скамью присяжных. – Не тогда ли вы совершенно сознательным образом вступили в сексуальные отношения с Бренданом Квиллианом, мужем вашей самой близкой подруги?

– По-моему, там на двери написано «Женский туалет», разве нет? – спросила я у Майка.

Запущенная, выложенная серой плиткой уборная находилась за углом коридора возле моего кабинета на восьмом этаже. Я, до конца отвернув кран, брызгала холодной водой себе в лицо, а он наблюдал за этим процессом.

– Я просто зашел убедиться, что ты не смыла себя в унитаз. Какого черта ты возилась здесь так долго?

– Мне нужно было тихое место, где можно посидеть, подумать. Я пытаюсь успокоиться.

– А я думал, бабы не потеют.

– Верно. Я потею потому, что мою главную свидетельницу вывернули наизнанку, а плакать я себе не позволяю, вот слезы и просачиваются сквозь все поры на теле.

– Я тебе поесть принес, все у тебя на столе. Пойдем.

– Меня тошнит, даже думать о еде противно.

Несколько раньше, когда судья объявил перерыв, я позвонила по сотовому своей помощнице Максин и попросила прислать ко мне Майка и его друга Мерсера Уоллеса, темнокожего детектива ростом под два метра. Они встали по бокам от меня, и я смело прошествовала к лифту сквозь толпу журналистов, которых интересовало одно: каким образом внезапно всплывшая шокирующая информация относительно Кейт Мид может повлиять на дальнейший ход процесса.

И вот теперь Майк вывел меня из женской уборной и повел к моему кабинету. Мерсер стоял в коридоре и беседовал с Лорой. Я пыталась проскользнуть мимо него, но он ухватил меня за локоть:

– Я отвел Кейт в совещательную комнату. Ты должна поговорить с ней.

– Что я действительно должна сделать, так это пересмотреть мою дальнейшую стратегию. Эта свидетельница просто плюнула мне в лицо, и теперь я еще подумаю, стоит ли вызывать для показаний других подруг Аманды. Кроме того, я намерена пригласить в зал суда медэкспертов, которые докажут присяжным, что речь идет о жестоком убийстве. А Кейт Мид пусть пока погуляет.

Я на ходу набрала номер патологоанатомов.

– Успокой ты ее как-нибудь, Куп, – посоветовал мне Майк. – Нельзя же просто выбросить бедняжку волкам на съедение.

Я покачала пальцем перед его носом:

– Ты собираешься давать мне уроки этикета? Забудь. Иди и поговори с ней сам.

Трубку снял Джером Дженко, патологоанатом, производивший вскрытие Аманды Квиллиан.

– Извини, Джерри, но через час ты нужен мне здесь. Для дачи показаний.

– Мы же обо всем договорились с тобой еще на прошлой неделе. У меня в ежедневнике записано: четверг.

– У тебя что, свежий труп на столе?

– Нет, я работаю с замороженными срезами…

– Джерри, ты необходим мне сегодня. Максин пришлет за тобой патрульную машину – с мигалками и сиренами. Убери свои срезы в морозилку и постарайся спасти меня, ладно?

– Алекс, – сказал Майк, – Кейт, как-никак, твоя свидетельница. У нее истерика, она до смерти испугана. Она не представляет, как будет сегодня смотреть в глаза мужу.

– Ей следовало подумать об этом до того, как она отдалась Брендану Квиллиану.

– Мы выведем ее через заднюю дверь, чтобы на нее не набросились фотографы, – предложил Мерсер. Он проработал в отделе преступлений на сексуальной почве почти десять лет и хорошо представлял себе, что такое расходившиеся нервы. – Я отвезу ее домой. И побуду с ней до возвращения мужа.

На это я согласилась.

– Только постарайся, чтобы она как можно подробнее рассказала тебе, что произошло между нею и Бренданом. Если Лем Хауэлл знает еще что-то, чего не знаю я, мне туго придется.

И я решительно направилась в свой кабинет, чтобы там дожидаться Джерри Дженко.

– Не торопись, – сказал Майк, преградив мне дорогу. – И сделай мне одолжение – не покупай сегодня лотерейных билетов.

– Что еще? Дженко застрял в пробке?

– Кто-то добрался до Марли.

– Как это? Что ты хочешь сказать? Он же сидит в тюрьме на острове Райкерс.

Майк отыскал свидетеля, бандита родом с Ямайки, ожидавшего суда за целый ряд ограблений со взломом. Ему предстояло дать показания о том, что за полгода до гибели Аманды ее муж предлагал ему двадцать тысяч долларов за ее убийство. Мне понадобилось шесть месяцев, чтобы договориться с адвокатом Марли об условиях нашего сотрудничества.

– Когда он работал в тюремном дворе, кто-то воткнул ему финку между пятым и шестым грудными позвонками.

– Ты думаешь, это связано с нашим делом? Он выживет?

– Он в больнице Белльвю, состояние критическое, но стабильное. Да, это связано с нашим делом. Они отрезали его косички растафария и затолкали ему в глотку. Кто-то очень не хотел, чтобы он заговорил.

3

Машина с копами, получившими от диспетчера службы 911 приказ отправиться в дом Квиллианов, прибыла туда за пять минут. Полицейский Тимоти Дентон, заглядывая, с разрешения суда, в свой блокнот, процитировал сделанные им записи, указывая точное время каждой.

– Когда вы свернули в квартал, который находится между Пятой и Мэдисон-авеню, вы заметили что-нибудь необычное? – спросила я у него.

– Нет, мэм.

– Каких-либо прохожих видели?

– Да, мэм. Преимущественно детей. И нескольких взрослых, но только женщин.

– Вам сразу удалось войти в дом Квиллианов?

– Нет, – ответил коп. – Дверь была заперта. Мой напарник жал на кнопку звонка, а я попытался войти через черный ход. Потом перелез через изгородь, хотел выбить окно, однако на окнах оказались решетки.

– Что вы предприняли потом?

– Я связался по рации с нашей службой поддержки. Попросил прислать людей на подмогу.

– Кто появился у дома Квиллианов следом за вами?

Дентон заглянул в блокнот:

– Примерно десять минут спустя появилась молодая женщина – с ключами. Сказала, что она няня детей миссис Мид.

– И вы вошли в особняк?

– Да, женщине мы велели подождать снаружи, а сами вошли.

– Не могли бы вы рассказать нам о том, что вы там обнаружили?

Дентон провел ладонью по коротко остриженной голове.

– Мой партнер, Бобби Джеймисон, первым вошел в гостиную – по-моему, это была гостиная, – и я услышал, как он начал давиться. А потом я увидел на полу тело, женское. Офицера Джеймисона вырвало. Это был его первый вызов на место убийства.

Несмотря на то что я потратила несколько часов, готовя Дентона к процессу, все равно создавалось впечатление, что он занимался тогда больше Джеймисоном, чем Амандой. Я попросила его вкратце изложить ряд последующих событий, стараясь, чтобы эта парочка в глазах присяжных не выглядела типичными олухами, как из комедий о полицейских. Бобби Джеймисон развел на месте преступления грязь, Дентон, чтобы прибрать ее, сдвинул тело Аманды, резиновых перчаток ни у того ни у другого не было, а о том, что совершено преступление, они доложили, лишь когда вычистили всю рвоту.

– Вы обнаружили какие-либо следы взлома?

– Нет, мэм.

Хауэлл наверняка скажет, что убийца ворвался в дом, когда жертва отпирала дверь. Майк же считал, – поскольку Брендана Квиллиана в городе не было, а домработница взяла выходной, – что обвиняемый каким-то образом дал убийце возможность незаметно проникнуть в дом и затаиться там.

Хауэлл в свою очередь зачитал список дежурных вопросов, какие обычно задают полицейским, побывавшим на месте преступления, и благородно передал свидетеля в мое полное распоряжение.

– Я не буду повторно допрашивать офицера Дентона, – сказала я.

– Не желаете ли сделать перерыв перед вызовом вашего следующего свидетеля? – спросил Герц.

– Дадите мне десять минут?

– Конечно. Должны же присяжные немного передохнуть!

Максин, сидевшая в зале в третьем ряду, подала мне условный знак: прибыл Дженко. Пусть присяжные пока разомнут ноги – вскоре им предстоит заслушать показания, в серьезности которых трудно усомниться.

– Доктор Дженко, – начала я, когда слушание дела возобновилось, – давно ли вы работаете в Главном управлении судебно-медицинской экспертизы Нью-Йорка?

– Три года, – ответил Джерри Дженко.

– Я бы хотела, чтобы вы освежили в памяти события прошлой осени, а конкретно вечер третьего октября. Вы помните тот день?

– Да, помню.

– Чем вы тогда занимались?

– Дежурил, – ответил он. – Сидел у телефона и принимал сообщения о преступлениях, совершенных между восемью утра и шестью вечера.

– Не могли бы вы сказать нам, в какое время вы появились в особняке Квиллиана и кто еще в нем находился?

– Я появился там в четыре тридцать. В дом меня впустил детектив Майк Чапмен. В доме находились двое полицейских девятнадцатого участка, еще три детектива из отдела убийств и криминалист.

– Что произошло, когда вы вошли в дом?

– Чапмен провел меня в небольшую гостиную. Там на полу, на ковре посреди комнаты, лежало тело Аманды Квиллиан.

– Будьте добры, опишите, что вам удалось установить.

Дженко взглянул на присяжных:

– Я увидел тело белой женщины лет тридцати с небольшим, полностью одетой, лежавшей на спине и, судя по всему, мертвой.

И он, куда более искусно, чем Тим Дентон, описал страшную картину: синяки на тонкой шее жертвы, вывалившийся язык, точечные кровоизлияния в широко открытых глазах. Попутно разъяснив, что́ ему следовало сделать, чтобы с уверенностью объявить смерть миссис Квиллиан результатом убийства, Дженко в мгновение ока перенес своих слушателей из роскошно обставленной гостиной в пропахший формальдегидом подвал морга.

– Вам удалось установить причину смерти, доктор?

– Да, мисс Купер. Миссис Квиллиан скончалась от асфиксии, вызванной сдавливанием шеи, – говоря проще, от удушения.

– Что такое асфиксия, доктор Дженко?

– Это довольно широкое понятие, описывающее условия, которые приводят к тому, что клетки человеческого организма оказываются неспособными получать или использовать кислород. В одном случае причиной асфиксии могут быть явления химического порядка, например отравление окисью углерода. В другом – удушье или блокирование дыхательных путей.

– А какова, доктор, третья причина смерти от асфиксии?

– Сдавливание шеи, как правило в процессе удушения. Различными методами могут при этом быть такие: повешение, лигатурное удушение и удушение вручную.

– Возможно ли определить, была ли асфиксия, вызванная удушением, случайной, преднамеренной или являющейся следствием убийства?

– В большинстве случаев – да. Подавляющее большинство повешений – это самоубийства. Практически все лигатурные удушения – следствия убийства, в этих случаях шея сдавливается какой-либо перетяжкой – веревкой, проволокой, обычным галстуком. Удушение вручную может быть только убийством.

– Будьте добры, доктор Дженко, объясните присяжным, почему это именно так.

Он окинул людей, сидевших на скамье присяжных, серьезным взглядом:

– Задушить себя собственными руками человек попросту не способен. Сильное сдавливание шеи приводит к потере сознания, а это лишает человека возможности сохранять прежнюю силу нажима.

Я хотела, чтобы присяжные, слушая его, прочувствовали последние мгновения, которые Аманда Квиллиан провела лицом к лицу с убийцей, буквально выдавливавшим из нее жизнь.

– Судя по вашим оценкам, в течение какого промежутка времени миссис Квиллиан сохраняла сознание, пока ей сдавливали шею?

Дженко приступил к подробному описанию механизма такого рода смерти:

– Смерть от удушения не наступает так быстро, как, скажем, от удара ножом в сердце. В данном случае имеются свидетельства того, что жертва, несмотря на ее хрупкое телосложение, отчаянно сопротивлялась.

Попросив разрешения у судьи Герца, Дженко подошел к мольберту, на котором стояла увеличенная фотография, сделанная после вскрытия.

– Вот эти отметины на горле свидетельствуют о силе, которую прикладывал убийца. – Он постучал пальцем по нескольким большим синякам. – То есть о повторных приложениях силы, что и является свидетельством борьбы. И эта борьба растягивала время удушения.

Следы пальцев убийцы представлялись мне непомерно большими, там были не только синяки, но и глубинные кровоизлияния, обнаруженные Дженко при вскрытии. Я изучала эти изображения несколько месяцев, и мне казалось, что человек, способный нанести такие увечья, должен быть каким-то гигантом. А Брендан Квиллиан великаном не был.

– Имеются ли другие физические свидетельства того, что потеря сознания наступила не сразу?

– Да. Здесь присутствуют все медицинские признаки удушения вручную. – И Дженко указал на маленькие, серповидные отметины, окружавшие более крупные участки с измененным цветом кожи. – Эти царапины оставлены ногтями погибшей.

Плечи Брендана Квиллиана обмякли. Он покачал головой, словно не веря, что кто-то мог сделать такое.

Я расспросила Дженко о царапинах, надеясь, что присяжные представят себе, как Аманда Квиллиан в четвертый, пятый, шестой раз пыталась оторвать от своей шеи мощные руки душителя и глотнуть воздуха.

– Итак, доктор, можете ли вы сказать что-либо о продолжительности борьбы, после которой миссис Квиллиан лишилась сознания?

– Да, мисс Купер, могу. – И Дженко повторил все факты, обнаруженные при вскрытии: прилив крови к лицу Аманды, отчего кожа приобрела синюшный оттенок, шея, полиловевшая выше участков сдавливания, точечные кровоизлияния в глазах и на веках, обнаруженный у основания ее языка обломок подъязычной кости. – Я бы сказал, что борьба могла продолжаться две или три минуты. Возможно, даже четыре.

И он взглянул на часы, висевшие на дальней стене зала, над дверью.

Позже, в своем заключительном слове, я повторю все медицинские факты, а потом буду молча стоять, пока секундная стрелка часов не опишет четыре оборота, напоминая присяжным о том, как долго тянулось это время. Предсмертная агония Аманды Квиллиан была долгой и мучительной.

Только после шести вечера мы с Майком вернулись в мой кабинет, чтобы обзвонить свидетелей, которые понадобятся мне на следующий день.

– Ты меняешь распорядок?

– А ты как думал? Пока мне придется держаться за медэкспертов. За холодные научные факты.

Я позвонила нескольким криминалистам, безуспешно обшаривавшим особняк Квиллиана, и медэксперту, который впустую потратил несколько часов, пытаясь обнаружить чужие ДНК на теле жертвы или поблизости от него. К семи пятнадцати я полностью пересмотрела стратегию обвинения и была готова покончить на этот день с делами.

– Хочу глянуть в телик, посмотреть, что журналисты насочиняли, – сказал Майк.

Телевизоры стояли в конференц-зале восьмого этажа. На пресс-секретаря возлагалась обязанность ежедневно отслеживать реакцию прессы и телевидения и докладывать о ней окружному прокурору Полу Батталье. В зале был установлен целый ряд телевизоров, работавших круглые сутки и позволявших следить как за общегосударственными, так и за местными выпусками новостей.

– Пойдем со мной, – предложил Майк. – Посмотрим новости, а потом встретимся с Мерсером в городе и вместе поужинаем.

– Я же тебе говорила, я не могу есть, – сказала я, выключая в кабинете свет.

– Тебе необходимо поддерживать силы. Лем небось мясницкие ножи грызет, чтобы зубы острее стали.

Мы вошли в конференц-зал, Майк приник к экрану. И всего через несколько минут по каналу новостей начали повторно показывать запись трансляции со ступеней здания суда.

Мерсер дело свое знал хорошо. Он тайком вывел Кейт Мид через запасной выход, лишив операторов эффектных портретов оскандалившейся свидетельницы. Вместо нее на экране появился фотогеничный, улыбающийся Лем Хауэлл. Казалось, наставленные на него микрофоны приводят его в экстаз.

– Думаю, мы вскоре убедимся, что обвинение поторопилось с выводами по этому трагическому делу, – сказал он репортеру.

– У вас имеются какие-нибудь соображения о том, кто на самом деле убийца?

– Я выразился бы так: у меня их не больше, чем у обвинителя.

– Ладно, пусть этот болтун отдохнет, – сказал Майк и принялся переключать каналы. – А ты неплохо держишь удар, блондинка. Хотя при твоей сегодняшней удачливости я бы, пожалуй, заглянул на «Рискуем!», а потом мы с тобой отвалим, идет?

Сколько я помню Майка Чапмена, он предпочитал смотреть самый конец этой телевикторины, заключая с кем-нибудь из приятелей пари, касавшееся ответа на самый последний вопрос.

И как только завершилась рекламная пауза, ведущий викторины Алекс Требек, расплываясь в улыбке, произнес:

– Сегодня у нас вопросы по греческой мифологии. Давайте посмотрим на ваши ответы, друзья.

– Удваиваю прошлую ставку. – Майк, в колледже специализировавшийся на истории, обладал энциклопедическими познаниями.

– А что, у меня есть выбор? – спросила я, доставая из бумажника несколько банкнот.

Требек вывел на гигантский голубой экран вопрос: «Традиционное для пустыни изображение существа, чье название означает по-гречески „душитель“».

– Брендан Квиллиан – определенно не грек, верно? – сказал Майк. – Я пас. И потом, какие же в Греции пустыни?

– Вопрос не ко мне, – сказала я и помахала банкнотами перед его носом. – Ладно, потратим их на выпивку.

– Сожалею, но правильного ответа никто из вас не дал, – сказал огорченным участникам викторины Требек. – Сфинкс. Большой Сфинкс в Гизе, который считается символом Египта, получил свое имя от фантастического греческого существа с головой женщины, телом льва и птичьими крыльями.

Майк щелкнул кнопкой пульта – и Требек исчез с экрана.

– Если ты вставишь это в свою заключительную речь, получишь от меня сотню баксов.

– «Получеловек, полузверь». Готовь денежки. Где мы встречаемся с Мерсером?

– В «Примоле», – назвал Майк имя моего любимого итальянского ресторана. – Моя машина стоит на Бакстер-стрит. Подожди в вестибюле, я ее подгоню.

Мы с Майком Чапменом были довольно странной парой. Мне исполнилось тридцать семь в конце апреля, он был всего на полгода меня старше, и, пожалуй, на том наше сходство и кончалось. Его отец, о котором в нью-йоркской полиции ходили легенды, вышел на пенсию и скоропостижно умер от сердечного приступа через сорок восемь часов после того, как сдал свой пистолет и значок. Его овдовевшая супруга позаботилась о том, чтобы Майк окончил колледж, однако гордилась этим его успехом ничуть не меньше, чем поступлением сына в полицию. Майк обладал всеми качествами, необходимыми настоящему копу, и довольно рано получил золотой значок детектива – предмет всеобщей зависти.

Я села в машину рядом с Майком, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

– Покидаешь меня? – спросил Майк.

– Пытаюсь продумать заключительную речь.

– У тебя в запасе еще не одна неделя – если тебе повезет.

– Это одно из правил, которым научил меня Лем Хауэлл, – сказала я. – Заключительную речь следует писать еще до того, как ты впервые увидишь присяжных. Это помогает лучше выстроить линию поведения.

Майк улыбнулся своей широченной улыбкой, которая всегда, как бы погано ни было на душе, согревала меня.

– У тебя есть новости насчет Марли Дионна – или его тоже придется списать со счетов?

– Насчет злополучного растафария? Говорить с нами он, похоже, не станет, однако жить будет. Из операционной его уже вытурили.

В последние полгода шуточки Майка мне случалось выслушивать не часто. Его невеста нелепо погибла, катаясь на горных лыжах, и он замкнулся в себе, отдалившись от меня и от Мерсера – двух его верных друзей.

Мой путь на государственную службу отличался от пути Майка. Я выросла в пригороде Нью-Йорка. Брак моих родителей, несмотря на разницу в их происхождении, был крепким и счастливым: мама происходила из семьи финских эмигрантов, отец был потомком бежавших от политических преследований российских евреев.

От матери я унаследовала не только зеленые глаза и длинные ноги. Она окончила медицинский колледж и хоть и не работала по специальности, а растила детей, ее доброта и забота о людях стали для меня примером в моей работе с жертвами сексуального насилия.

Как-то ночью отец, тогда еще молодой кардиолог, слушал джаз в манхэттенском кафе «Монпарнас», и внезапно в кухне вспыхнул пожар, распространившийся и на переполненные залы. Следующие несколько часов он провел в машинах «скорой помощи», которые развозили по больницам десятки пострадавших. Бок о бок с ним работала не покладая рук красивая и решительная студентка-медичка. Она сумела спастись из огненного ада вместе со своим другом, назначившим ей свидание в этом кафе, и сразу же присоединилась к группе добровольцев – неудивительно, что отец в нее влюбился.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, в жизни нашей относительно небогатой семьи произошли внезапные перемены. В тот год отец и его партнер по медицинской практике изобрели и запатентовали пластиковую трубочку длиной полдюйма, получившую название «клапан Купера-Хоффмана». Это чудодейственное маленькое устройство хирурги оценили по достоинству, что и позволило мне получить хорошее юридическое образование.

Я полагала, что моя собственная трагедия – мой жених Адам погиб в результате дорожной аварии накануне венчания – поможет мне найти нужные слова, чтобы утешить Майка после гибели Вэл, однако Майк замкнулся в своих переживаниях, и мои воспоминания об огромном счастье, оборванном бессмысленной утратой, лишь обогатились новой болью.

– Я все пыталась найти время поговорить с тобой – спросить, ну, ты понимаешь, как ты живешь последнее время, – сказала я. Профиль Майка четко вырисовывался на фоне окошка машины. Он не отрывал взгляда от дороги. – Меня беспокоит, что ты…

– Беспокойся о себе. И о процессе. Мое-то дело, когда вынесут приговор, будет сторона. Но, вообще говоря, человек, который посадил на перо Марли Дионна, нам не подсобил, это точно.