Текст книги "Дурная кровь (в сокращении)"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Линда Фэрстайн
Дурная кровь

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми – случайность.

1

Я сидела в пустом зале суда на месте обвинителя, передо мной на столе была одна-единственная тощая папка. Лежащую в ней фотографию я уже сотни раз изучала в своем кабинете, однако в то утро я смотрела на нее по-новому.

На снимке, сделанном в морге вскоре после вскрытия, Аманда Квиллиан лежала на стальной каталке. На ее шее виднелись круговые кровоподтеки и ссадины – отпечатки рук убийцы, сломавшего ей шею.

– Предвижу печальное зрелище. Обвинитель предстает перед двенадцатью заседателями, имея в запасе жалкие крохи косвенных улик и осведомителя, у которого список судимостей длиннее, чем рулон туалетной бумаги. И при этом у него нет ни малейшего представления о том, кто же придушил прелестную, хоть и покойную, миссис Квиллиан.

Голос Майка Чапмена заставил меня оторвать взгляд от фотографии.

– Я и не слышала, как открылась дверь. Что, уже впускают публику?

Майк улыбнулся, он частенько подтрунивал надо мной. Откинув со лба прядь темных волос, заговорил серьезно:

– Нет еще. Меня впустил Арти Трамм. Просил передать, что судья приказал ему загнать сюда всю шушеру в девять пятнадцать. Так что допивай кофе и помолись Покровительнице Всех Безнадежных Дел.

– Как приятно сознавать, что детектив, лично производивший арест, теряет уверенность еще до начала перекрестного допроса первого свидетеля!

– Уверенность? Подозреваю, что тебе долго не представится случая еще раз произнести это слово, Куп.

Майк подошел к отведенному для обвинителя месту, а я встала и допила остатки уже остывшего кофе.

– Три чашки должны подействовать, – сказала я. – Три чашки плюс несколько сотен бабочек, которые так и порхают в моей груди.

– Они по-прежнему с тобой?

– Если я когда-нибудь скажу, что их больше нет, выброси меня на свалку.

Он взглянул на фотографию на моем столе: снятое крупным планом лицо Аманды Квиллиан.

– Она опять говорила с тобой, Куп? Потому ты и пришла сюда в такую рань?

Я не ответила. Мы с Майком Чапменом вместе ведем уголовные дела уже лет десять и хорошо изучили привычки друг друга. Мы не просто партнеры, но и хорошие друзья. И Майк отлично знал, что вчера я попросила у Арти, полицейского, отвечавшего за охрану зала номер 83 Верховного суда округа Нью-Йорк, разрешения прийти пораньше, еще до начала слушания.

За моим креслом стояла магазинная тележка, давно уже ставшая для меня любимым средством транспортировки судебных документов. Она была доверху нагружена папками разных цветов: в лиловой подшиты показания обычных свидетелей, в синей – копов и детективов Полицейского управления Нью-Йорка, в зеленой – заключения судебно-медицинских экспертов и криминалистов. На самом дне тележки помещались десятки вещественных улик, которые я собиралась предъявить суду.

– Майк, – воскликнул появившийся в дверях Арти Трамм, – ты видел вчерашнюю игру «Янки»?

– Только последнюю подачу и застал.

– Сегодня сюда уйма народу набьется, Алекс, – сочувственно кивнул мне Трамм. – Что-нибудь еще нужно? Ты скажи, я принесу.

– Спасибо за заботу. Но все, что мне понадобится, у меня уже есть, – ответила я и принялась одну за другой выкладывать папки на стол.

В длинные коридоры дома номер 100 по Центральной улице выходили двери огромных залов суда, и этот предназначался для слушания моего дела. Дела громкого, поскольку тело убитой было обнаружено на одной из восточных Восьмидесятых улиц, всего в квартале от музея «Метрополитен». Убийство, большие деньги, супружеская неверность – это всегда привлекает множество любопытных.

– Жаль, что ты не смог побывать на вчерашнем предварительном слушании, – сказал Арти Майку, подкручивая усы. Над его ремнем заметно нависало брюшко. – Они оба были необычайно хороши.

Поскольку Майк на этот раз был еще и свидетель, он до своего выступления не имел права присутствовать на суде.

– Сколько бы ты им поставил – по десятибалльной шкале?

– Майк, прошу тебя, – вмешалась я, – ему же нельзя…

– Не обращайте на нас внимания, мисс Купер, – улыбнулся, обернувшись ко мне, Майк. – И не пытайтесь уверить меня, что вы не читали судебных репортажей в сегодняшних утренних газетах.

Арти взял со стола судьи графин, чтобы наполнить его водой.

– Ты уж мне поверь. Алекс выглядела лучше, чем написали в «Дейли ньюс». Только доводы ее слабоваты. Я бы дал Алекс девять баллов, а вот дело ее тянет всего на три.

– А Хауэлл?

– Десять, не меньше. Такой ухватливый малый. Знаешь, Майк, если я надумаю кого-нибудь укокошить, то попрошу, чтобы меня защищал Лем Хауэлл.

И Арти вышел, закрыв за собой дверь.

– Я вовсе не хотел бередить раны, – смущенно проговорил Майк.

– Насчет Лема Хауэлла он прав. Лора передала тебе список утренних свидетелей?

– Твоя секретарша еще не появлялась.

Майк был сегодня в своем традиционном облачении – темно-синий блейзер, темно-серые брюки. И хотя мы с ним оба довольно рослые – во мне пять футов десять дюймов, и это не считая каблуков, – но в гулком пространстве огромного зала мы были как мелкие рыбешки в чреве кита.

– Список лежит на ее столе.

Я люблю, чтобы процесс шел ровно, без помех. И потому заранее определяю очередность свидетелей, дабы они выступали в том порядке, какой мне требуется. А за порядком этим предоставляю следить Майку и моей помощнице Максин.

– Что-нибудь еще…

– Нет. Увидимся в перерыве.

– Не сердись, малыш. Надо же оценивать наши шансы по-честному. Прости, если я тебя расстроил.

– Ты попытался расстроить и еще кое-что. – Я переложила фотографию Аманды Квиллиан в тележку.

– Ага, то есть я так понимаю: отношения с Амандой ты наладила. Вы помирились.

Именно это я и делаю в начале всякого слушания дела об убийстве, готовясь к предстоящему сражению. Пройдет какой-то час, и мельчайшие подробности личной жизни этой женщины будут выставлены на всеобщее обозрение – все то, о чем она говорила лишь с теми, кому доверяла и кого любила.

Как только двери суда откроются, в первые два ряда мест для публики набьются репортеры. Следующий ряд отведен для родственников жертвы – там сядет ее старушка мать, две сестры, друзья и подруги. А остальные ряды заполнят обычные горожане. Кроме них здесь будут присутствовать и мои коллеги из Манхэттенского управления окружного прокурора, одни придут, чтобы оценить стиль защиты Лема Хауэлла, другие – чтобы морально поддержать меня.

Я понимала, что сильных доводов у меня практически нет. Знала слабые стороны дела и стороны сильные, о которых ни двенадцать присяжных, ни четверо запасных еще ничего не слышали. Майк был прав: Аманда Квиллиан говорила со мной – посредством вещественных доказательств, которые мы собрали после ее смерти. И в фотографию из морга я так пристально вглядывалась только для того, чтобы напомнить себе: я обязана добиться правосудия.

– Детектив Майкл Патрик Чапмен из уголовной полиции северного Манхэттена, клянетесь ли вы говорить правду, полную правду и ничего кроме правды? – донесся от дверей зычный голос моего оппонента.

– Лемюэл Хауэлл третий. Крадущаяся черная пантера, – отозвался Майк, распахивая калиточку в перегородке, которая отделяла публику от мест, предназначенных для адвокатов. Последняя фраза очень точно описывала худощавого, элегантного чернокожего Лема.

– Александра, друг мой, с добрым утром!

Лем поставил украшенный монограммой кожаный чемоданчик на пол у своего кресла, пожал Майку руку. Потом приблизился ко мне, взял меня за локоть и чмокнул в щеку. Во время беседы он почему-то всегда так и норовил прикоснуться к собеседнику, заглянуть в глаза – видимо, устанавливал контакт.

– Выглядишь спокойной и собранной. – Лем побарабанил длинными пальцами по моим папкам и вернулся на свое место.

– Вы тоже отлично выглядите, адвокат, – заметил Майк. – Полагаю, присяжным сегодня будет на что поглазеть.

Во всем, что касается сути рассматриваемого дела, Лем был так же силен, как в манере убеждения. Когда я только начинала стажироваться в Управлении окружного прокурора, он был моим наставником – лишь много позже он перешел в богатую адвокатскую фирму. Лемюэл Хауэлл третий обладал красноречием великих чернокожих проповедников, находчивостью и остроумием первоклассного защитника и внешностью киноактера. К концу предварительного собеседования с присяжными – в данном случае заседателей отбирали из 182 кандидатов – большинство из них смотрели на него чуть не с обожанием.

Он положил на стол стопку бумаг, извлек из нагрудного кармана золотую авторучку. Разгладил свой бежевый пиджак.

– Ну что, Майкл Патрик? Большую часть года ты исполнял распоряжения Александры, а виновника так и не нашел.

– Если твой клиент скажет нам, кому он заплатил за это убийство, возможно, я уломаю Куп пойти на мировую.

– Так ведь он не может сказать то, чего сам не знает, верно?

– Оставь эту чушь для присяжных. – Майк похлопал Лема по спине. – И особо не наседай на нее, мистер Три Довода. Ты же знаешь, Куп не любит проигрывать.

Прозвище Три Довода Лем Хауэлл получил из-за своей привычки давать всему тройное определение. На вчерашнем слушании, например, он назвал дело «на редкость непрочной, рвущейся, как папиросная бумага, хилой паутиной измышлений». А своего подзащитного – «ни в чем не повинным, ложно обвиненным и ужасно расстроенным».

Вернулся с наполненным графином Арти Трамм.

– Стороны готовы?

Я кивнула, Лем бросил краткое:

– Да, сэр.

Трамм отпер дверь зарешеченной комнатушки, где временно находился Брендан Квиллиан. Его доставили сюда из «Могильника» (так называют в просторечии нью-йоркскую тюрьму). При этом охранник снял с него наручники, дабы присяжные не догадались, что рассмотрения дела Брендан дожидался в заключении.

Сегодня на обвиняемом был элегантный костюм от Бриони. Он был высокий, как Майк Чапмен, но более плотного телосложения, а в каштановой шевелюре его виднелись седые пряди, хотя ему только недавно исполнилось тридцать пять. Проходя по залу суда, он так и буравил меня взглядом, который казался зловещим оттого, что правый глаз его из-за травмы, полученной в детстве, сильно косил.

– Я открываю двери, Майк, – сообщил Арти.

– Ставлю на тебя, малыш, – шепнул мне Майк. – Постарайся их убедить, хорошо?

И он направился к дверям, сказав на прощание:

– Увидимся в перерыве.

Первые пять репортеров выстроились в очередь к Хауэллу. Окружной прокурор Пол Батталья установил строгое правило, запрещавшее обвинителям разговаривать с журналистами вплоть до завершения процесса. А вот из Лема Хауэлла, начиная с этой минуты и вплоть до вынесения приговора, слова будут литься как из рога изобилия. Что ж, мне оставалось только смириться с этим и молча сидеть за столом.

– Положите все газеты и журналы под стулья, – громовым голосом потребовал Трамм, обращаясь к публике, наполнившей зал. – Продукты и напитки убрать, мобильные телефоны отключить. Соблюдайте тишину. Всем встать, председательствующий – достопочтенный Фредерик Герц.

Дверь судейской гардеробной отворилась, и Герц, сохраняя на лице выражение суровости, прошествовал к своему месту.

– Доброе утро, мисс Купер, мистер Хауэлл.

– Доброе утро, ваша честь, – хором ответили мы.

Секретарь суда Джонетта Первис объявила:

– Обвиняемый и его защитник присутствуют, помощник окружного прокурора присутствует. Можно пригласить присяжных, ваша честь?

– Вы готовы к слушанию дела? Никаких предварительных пожеланий?

– Готова, – ответила я и потянулась к толстой лиловой папке.

Арти открыл еще одну дверь, находящуюся рядом со скамьей присяжных.

– В зал входят присяжные.

Шестнадцать человек – двенадцать избранных присяжных заседателей и четверо запасных – уселись в два ряда в непосредственной близости от моего стола.

Трудно было представить себе, как могли они выполнить приказ судьи не слушать телепередач и не читать статей, посвященных нашему делу. В то утро крупный заголовок в «Нью-Йорк пост»: «„М“ ОЗНАЧАЕТ „МАГНАТ“: МУЖЕНЕК НАНИМАЕТ УБИЙЦУ» – можно было увидеть во всех киосках на улицах и в метро.

Я открыла папку и удивилась, обнаружив в ней маленький желтый, исписанный рукой Лема листок бумаги – должно быть, Лем сунул его туда, когда здоровался со мной. «Алекс, если ты помнишь хотя бы половину того, чему я тебя учил, не начинай с Кейт».

Герц, обведя взглядом зал, указал на меня своим судейским молотком:

– Вызывайте первого свидетеля, мисс Купер.

В горле у меня пересохло, и, даже не глядя в сторону Лема, я заранее знала, что он торжествует: одно очко он уже выиграл.

– Будьте добры, назовите присяжным ваше полное имя.

– Кэтрин Мид. Для друзей – Кейт.

Я стояла у самого конца скамьи присяжных, стараясь привлечь к себе взгляд Кейт Мид.

– Сколько вам лет, миссис Мид?

– Тридцать четыре года.

– Вы замужем или одиноки?

– Замужем. Моего мужа зовут Престон Мид, он банкир.

Для присяжных эта дамочка явно была человеком другого, далекого от них мира. Все эти девять мужчин и три женщины были простые нью-йоркские работяги – белые, черные, латиноамериканцы и азиаты в возрасте от двадцати семи до шестидесяти двух лет. Они с любопытством смотрели на ухоженное лицо Кейт, на ее рыжеватые, удерживаемые черепаховым обручем волосы. Бледно-розовый костюм моей свидетельницы казался таким же строгим и несминаемым, как она сама.

– Где вы живете, миссис Мид?

И я чуть повела подбородком в сторону присяжных: мы с ней условились, что этим знаком я буду напоминать ей: рассказывать свою историю она должна им. Однако лицо Кейт оставалось застывшим, а тревога, которая ею владела, была почти осязаемой.

– На Манхэттене. Верхний Ист-Сайд.

– У вас есть дети?

– Есть, – ответила она и впервые с момента ее появления в зале суда улыбнулась старшине присяжных. – У нас трое детей, все учатся в начальной школе.

– Какая-либо работа вне дома у вас имеется?

– Нет. Правда, я участвую в деятельности нескольких благотворительных фондов. На добровольных началах.

Я повела рукой в сторону стола защиты:

– Вы знаете обвиняемого по этому делу, Брендана Квиллиана?

– Да, знаю. Мы познакомились, когда мне было шестнадцать лет.

– Не могли бы вы рассказать нам, где вы с ним познакомились?

– Конечно. – Эта просьба никакой тревоги Кейт не внушала. – Я училась в школе – здесь, на Манхэттене. В школе при монастыре Пресвятого Сердца.

Кое-кто из присяжных наверняка знал, что это лучшая в городе частная католическая школа, а плата за обучение в ней составляет двадцать пять тысяч долларов в год.

– Как раз там мы с Амандой Квиллиан – правда, тогда она была Амандой Китинг – и подружились, еще в пятилетнем возрасте. И в тот день, когда мы познакомились с Бренданом на футбольном матче, мы сидели рядом, Аманда и я. Он только-только приступил к учебе в «Регисе», а мы были в выпускном классе.

Руководимая иезуитами школа «Регис» бесплатно готовила к поступлению в университет молодых людей католического вероисповедания, сдававших, чтобы стать ее учениками, очень серьезные экзамены.

– То есть вы присутствовали при знакомстве Аманды и Брендана Квиллиана?

– Нас всех познакомил мой брат. – И Кейт Мид улыбнулась присяжным. – Брендан заметил Аманду с другой стороны поля и спросил у моего брата, кто она.

Я передала служащему суда, стоявшему возле скамьи для свидетелей, вещественное доказательство № 1.

– Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Узнаете ли вы изображенных на ней людей?

– Да, узнаю. На ней Аманда, Брендан и мой брат, он играл в школьной футбольной команде. Фотография взята из школьного ежегодника.

– Ваша честь, я хотела бы приобщить эту фотографию к материалам дела.

– Возражения имеются?

Лем Хауэлл даже не потрудился встать.

– Нет, сэр.

Он понимал, что благополучная и даже романтическая история знакомства супругов Квиллиан лишь поможет представить его клиента в выгодном свете.

– Фотография приобщается к материалам дела, – сказал судья Герц.

– Миссис Мид, я хотела бы перейти к событиям третьего октября прошлого года. Вы помните тот день?

Глаза молодой женщины расширились.

– Да, – сказала она.

– Вы видели в тот день Аманду Квиллиан?

– Да, видела. Третьего октября я завтракала с Амандой за час до ее смерти – до того, как ее убили.

Хауэлл был слишком умен и не стал возражать против такого пространного ответа – он понимал, что эту информацию я все равно так или иначе доведу до сведения присяжных. Они даже подались вперед, чтобы не пропустить ничего из сказанного.

– Не могли бы вы взглянуть еще на один снимок? – Я достала из тележки увеличенную, наклеенную на картон фотографию. – Узнаете?

Мид шумно вздохнула:

– Я сама его сделала в тот день.

– Где?

– В бистро «У Арецкого», на углу Мэдисон и Девяносто второй улицы. Было тепло и солнечно, поэтому мы сидели снаружи, под тентами. Я перед этим ходила на школьный утренник, где выступала моя дочь, и отщелкала почти всю пленку на одноразовом фотоаппарате. Оставался всего один кадр, вот я и сняла Аманду.

– Ваша честь, я хотела бы приобщить к материалам дела и эту фотографию – как второе вещественное доказательство.

Сделанная за час до убийства фотография показывала, что на шее Аманды никаких отметин не имелось.

– Принимается, мисс Купер, – сказал судья Герц.

– И на этот раз я хотела бы предложить обе фотографии вниманию присяжных.

Пока присяжные разглядывали фотографии, передавая их друг другу, я попросила Арти Трамма установить перед нами мольберт – до этого он был прислонен к стене в углу зала. Часто обвинение даже не пытается показать в зале суда убитых такими, какими они были при жизни. Я хотела, чтобы присяжные увидели, какой веселой и жизнерадостной была Аманда Квиллиан за несколько часов до того, как на нее навели объектив другой камеры – уже в морге.

– Теперь, миссис Мид, давайте вернемся к истории, которую вы нам рассказывали. К тому времени, когда Аманда стала встречаться с обвиняемым.

– Они начали встречаться через неделю после того, как познакомились.

– В годы учебы в школе вы часто проводили время вместе?

– Постоянно. Наши родители не хотели, чтобы девочки ходили на свидания в одиночку, поэтому мы старались держаться вдвоем. Серьезных увлечений у Аманды не было – ни в школе, ни после поступления в Принстон. За ней многие ухаживали, однако она зациклилась на Брендане.

– Вам известно, в каком университете учился обвиняемый?

– Да. Брендан учился в Джорджтаунском, в Вашингтоне. У него там была полная стипендия.

– Вы присутствовали на бракосочетании Аманды и обвиняемого?

– Да, конечно. Я была подружкой невесты.

– Когда состоялась свадьба?

– Через неделю после окончания университета. Аманде тогда только что исполнилось двадцать два года.

Рассказ Кейт помогал присяжным составить представление о социальном происхождении жертвы и ее мужа. Я тщательно выстроила ее допрос так, чтобы защита не могла сказать, что я оперирую слухами, поскольку факты, изложенные свидетельницей, были известны ей из первых, что называется, уст.

Отец Аманды владел империей, занимавшейся операциями с недвижимостью. «Недвижимость Китинга» многое сделала и для превращения манхэттенского Сохо в жилой квартал, и для восстановления района Трайбека после 11 сентября. Поскольку Аманда единственная из трех сестер вышла замуж за человека, которого интересовало семейное дело, ее отец с радостью стал учить любознательного зятя, получившего в Нью-Йоркском университете степень магистра бизнеса, всему, что знал сам. И незадолго до смерти – а умер он от сердечного приступа – Ричард Китинг сделал Брендана своим деловым партнером.

– Аманда Квиллиан где-нибудь работала, миссис Мид?

– В первые три года после свадьбы она работала в «Недвижимости Китинга». В отделе по связям с общественностью. Но когда Брендан получил руководящий пост, она решила устраниться. Снять с него нагрузку, понимаете? Избавить от чрезмерного внимания, которое к нему проявляли как к зятю владельца.

Ответы на все эти вопросы я знала не хуже, чем Кейт. Не знала я одного, и это не давало мне покоя: что имел в виду Лем, когда предупреждал меня насчет Кейт? Было такое ощущение, будто где-то на нашем пути заложена мина, но вот когда она даст о себе знать?

– Чем занималась Аманда после этого?

– Главным образом работала в благотворительных фондах.

– А дети у Аманды были?

– Нет, детей у них не было, – ответила Кейт.

– Известно ли вам, беременела она когда-либо?

– Да, беременела. У Аманды было три выкидыша, мисс Купер. Когда случился третий, четыре года назад, я навещала ее в больнице. Очень тяжелое было время.

– Вы с Амандой часто беседовали?

– Практически каждый день. И потом она часто заходила к нам в гости.

– После того как Аманда вышла замуж за обвиняемого, ей случалось ночевать в вашем доме? – спросила я.

– Почти никогда, – ответила Кейт, явно занервничав. – Разве что… перед тем как умер ее отец. Тогда она оставалась у нас несколько раз.

– Можете вы сказать, почему она оставалась у вас?

– Возражение. Показания с чужих слов, ваша честь, – сказал Лем. – Это потребует…

– Принимается.

Лем широко улыбнулся, демонстрируя присяжным свою победу.

– Миссис Мид, когда Аманда Квиллиан впервые провела у вас ночь, она сделала это по вашей просьбе?

– Нет, ничего подобного.

– Можете ли вы сказать, когда это произошло?

– Пять лет назад, в апреле, насколько я помню. Она приехала к нам поздно вечером, среди недели. Если быть точной, в час ночи.

– Она позвонила вам перед тем как приехать?

– Да. Из такси, направляясь в отель, так она мне сказала.

– Возражение!

Вот теперь Лем Хауэлл взялся за дело всерьез. Начиная с этой минуты он будет держать меня в строгих рамках правил дачи показаний. А продемонстрировать постепенное разрастание супружеского конфликта без его жертвы, способной рассказать, как все происходило, мне будет трудновато.

Судья Герц взглянул на Кейт:

– Не следует пересказывать нам слова миссис Квиллиан. Вы имеете право рассказывать только о ваших собственных наблюдениях и поступках, но не о том, какие разговоры она с вами вела.

Я предупредила Кейт о том, как будет проходить допрос, однако последнее замечание судьи ее явно обидело.

– Можете вы описать состояние, в котором пребывала Аманда Квиллиан, когда она появилась у вас той ночью?

– Она была в истерике и рыдала. Это я вправе сказать, ваша честь? Я никогда ее такой не видела. Аманда плакала, и я никак не могла ее успокоить.

– Не говорите нам о том, что она вам сказала, миссис Мид, – предупредила ее я. – Скажите только, объяснила ли она вам причину своих слез?

– Да, объяснила, – ответила Кейт и, поморщившись, взглянула на Брендана Квиллиана. – Она провела у нас пять дней и ночей и выходить из дома отказывалась.

– А с обвиняемым вы в те дни виделись?

– Один раз. Два дня спустя Брендан приехал к нам, рано утром. Я сказала ему, что Аманда не желает его видеть.

– Он спрашивал вас о состоянии своей жены? – Слова Брендана Квиллиана защита почему-то не сочла показаниями, основанными на слухах.

– Нет. Он хотел знать только одно: знает ли ее отец, что Аманда ушла из дома. Я ответила – нет, пока еще нет. Брендан попросил меня уговорить Аманду не рассказывать отцу о том, что произошло. А он, в свою очередь, сделает все, чтобы вернуть ее.

Я была рада, что нам удалось продвинуться в этой истории так далеко. Возможно, предупреждение Лема было просто хитрой уловкой, попыткой вывести меня из равновесия.

– И что вы ответили обвиняемому?

Теперь она смотрела прямо на старшину присяжных.

– Я сказала, чтобы он убрался из моего дома. И что даже не подумаю выполнять его просьбу.

– А когда вы разговаривали с обвиняемым в следующий раз?

– На шестой день. Накануне Аманда допоздна беседовала с ним по телефону. Он уговорил ее вернуться и утром заехал за ней. Я попрощалась с ними, когда они уезжали.

Я расспросила Кейт Мид о других случаях, когда Аманда неожиданно появлялась у нее на пороге, – это случалось по меньшей мере раз в полгода. Все это доказывало, что отношения с мужем у нее складывались отнюдь не идеальные.

Мои расспросы заняли полтора часа, после чего мы вернулись к событиям 3 октября.

– Вы сказали, что сделали снимок, который стал теперь вещественным доказательством, именно в тот день, верно?

– Да, около двух часов, незадолго до того, как нам принесли счет.

– Скажите, пожалуйста, для протокола, будет ли правильным утверждение, что Аманда улыбалась?

– Она была очень радостной и оживленной в тот день. – И Кейт кивнула присяжным.

– Где находился в тот день, третьего октября, Брендан Квиллиан?

– Он был в Бостоне, мисс Купер.

Против этих показаний, явно полученных с чужих слов, Лем Хауэлл ничего не имел.

– Вам известно, чему так радовалась Аманда?

– Да, известно. Она всерьез задумалась о будущем и решилась на развод. Она сказала мне, что…

– Возражение.

– Поддерживается. Вы не должны рассказывать нам о том, что она сказала.

– Простите, ваша честь. Я дала ей визитную карточку слесаря, который менял нам замки. И договорилась с ним, что на следующее утро он сменит замки в доме Аманды. Мы простились с ней минут через десять-пятнадцать после того, как я сделала этот снимок. – Кейт достала вышитый носовой платок, приложила его к глазам.

– А после этого вы с Амандой разговаривали?

– Да, я позвонила на ее сотовый около трех часов. Престон предложил пригласить ее к нам на обед, поскольку она осталась одна.

– Это был ваш последний разговор с Амандой Квиллиан?

– Нет, мэм, – ответила Кейт и потупилась.

– Что же произошло после него?

– У меня зазвонил телефон. Должно быть, она нажала кнопку повторного набора номера, потому что зазвонил он почти сразу после того, как мы закончили разговор.

– Возражение, ваша честь. Это предположение, домысел, «должно быть» не означает «именно так»…

– Поддерживается. Постарайтесь придерживаться исключительно фактов, мадам.

– Я открыла крышку мобильного, – сказала Кейт Мид, – и услышала вопль Аманды. Долгий, жуткий вопль.

– Она произнесла что-либо такое, что вам удалось разобрать? – «Взволнованные восклицания», как они названы в законе, не относятся к числу сведений, полученных с чужих слов.

– Поначалу Аманда просто кричала. Я слышала только ее страшный вопль. А потом она заплакала и заговорила с кем-то.

– У вас есть какие-либо соображения относительно того, с кем она могла говорить?

Кейт отрицательно покачала головой.

– А произносимые ею слова вы слышали?

– Очень отчетливо. Она сказала: «Это Брендан послал вас, верно? Брендан послал вас, чтобы вы убили меня». Но тот человек лишь рассмеялся, мисс Купер. Аманда снова закричала, а он лишь смеялся.

Я помолчала, давая присяжным возможность усвоить услышанное.

– Вы можете описать нам этот смех, какие-либо его особенности?

– Я помню только очень низкий, хриплый голос. Мне показалось, что это смех сумасшедшего, было такое ощущение, что, терзая Аманду, он испытывает наслаждение. – Она снова прижала к глазам носовой платок. – А потом телефон смолк.