Текст книги "Приблуда"

Автор книги: Линда Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Затем Быстро-Бьющий вышел из неподвижности, метнувшись по нависающим над бурной рекой веткам, по покрытой грубой корой ветви, которая подобно мосту протянулась к островку. Привязанная к спине тяжелая рыба мешала ему, и он нетерпеливо рванул удерживавшие сетку узлы, освободив её и небрежно сбросив рыбу в воду. А затем метнулся вниз по концевым веткам, проходившим на расстоянии нескольких длин лапы от неподвижного тела двуногого. По спине Быстро-Бьющего потянуло морозом, когда он понял, что лицо упавшего двуногого было частично погружено в воду. Его нос и рот находились под пенящейся поверхностью воды. Ещё несколько секунд такого купания и двуногий захлебнётся!

Он повис вниз головой, удерживая себя задними лапами и хвостом, на ветке, проходившей прямо над головой двуногого, и вцепился во вьющийся у того на голове мех, потянув за него изо всех сил. Он смог вытащить безволосое лицо из воды и услышал неровное, поверхностное дыхание. Но удерживать так голову двуногого он мог не больше нескольких секунд. Мускулы его лап и спины уже протестовали против усилия, с которым он удерживал тяжелую голову. Сетка для переноски, всё ещё обернутая вокруг его талии, размоталась, хлестнула его по туловищу и повисла. Идея, полыхнувшая у него в мозгу, заставила его вцепиться средними лапами в уцелевшие узлы и полностью освободить сеть. Закинув сетку вниз, он подцепил ею лицо двуногого, а затем напрягся и потянул её вверх, чтобы накинуть петлю на сук, с которого сам же и свисал.

Веревка скользнула по грубой коре ветки до развилки и там зацепилась. Лицо двуногого повисло в сети прямо над водой, которая омывала его странной формы нос, но теперь двуногий мог дышать, и был настолько в безопасности, насколько мог обеспечить Быстро-Бьющий, пока тот был без сознания. В мозгу двуногого билась боль, несмотря на то, что мозг этот находился в беспамятстве. Быстро-Бьющий тихо захныкал, будучи не в состоянии облегчить эту боль и ощущая сильную, как никогда прежде в жизни необходимость сделать именно это. Двигаясь осторожно, всё ещё свисая вниз головой с ветки, Быстро-Бьющий раздвинул шелковистый, цвета пламени, мех у двуногого на голове, чтобы осмотреть всё ещё кровоточащую рану на затылке. Вокруг неё уже начала распространяться опухоль, и тело там было горячее, чем в других местах. Другая рана пересекала верхнюю часть лица двуногого, у него над глазами, там, где на его голову обрушилась рыба. Повреждение здесь было даже хуже и казалось, что с костями что-то неправильно, как будто удар огромной, закованной в панцирь рыбы их сломал. Медленно стекавшая из ран по валуну кровь тревожила Быстро-Бьющего.

Он прикрыл глаза, вспоминая песни памяти, спетые певицами его клана о детёныше двуногих, которая остановила ужасное кровотечение Лазающего-Быстро там, где когти клыкастой смерти безжалостно разорвали тело разведчика. Она накинула жгут выше раны и затянула его. Но у двуногого Быстро-Бьющего раны были не на передней конечности, которую можно было бы перетянуть жгутом, кровоточили раны на голове. Но всё-таки, если он чем-нибудь туго обвяжет раны, это может остановить кровь. Покрытие тела двуногого, безусловно, предоставит достаточно материала.

Быстро-Бьющий переместился вдоль ветви на задних лапах, осторожно меняя позу нашарил свой кремнёвый нож, а затем потянул на себя кусок покрывавшей неподвижную руку двуногого ткани. Осторожно кромсая её, Быстро-Бьющий отделил от покрытия длинные полосы. Затем приступил к кропотливой работе, делать которую приходилось прямо через сетку, которой он подцепил лицо двуногого. Работать было неудобно, но после недолгой борьбы Быстро-Бьющему удалось затянуть полосами обе раны. Кровь, темно-красная и пугающая, сочилась сквозь них, но её поток замедлился и стал понемногу затухать. Двуногий оставался без сознания, но всё ещё был жив.

Быстро-Бьющий, встревожено урча, погладил гладкую кожу щеки двуногого. Это прикосновение к двуногому потрясло Быстро-Бьющего ощущением странного удовольствия. Мех на голове двуногого был длиннее и шелковистее чем у него, но и лицо, такое гладкое и мягкое, не было, как он теперь понял, полностью лишено волос. Пучки меха росли над его закрытыми глазами, образуя дуги. Его скулы и щеки ворсились остатками волос, как будто двуногий скоблил лицо чем-то настолько шершавым, что оно стерло волосы до самой кожи. Остатки щетины кололи лапы Быстро-Бьющего через ячеи сети, покрытая золотистыми пятнышками кожа была снежно-белой.

Быстро-Бьющий принюхался к ветру, но не смог уловить оттенка какой-либо опасности, во всяком случае ни вони клыкастой смерти, ни мускусного запаха снежного охотника. Клыкастые смерти хоть и не были шибко умны, но знали, что не стоит так углубляться на территорию клана. А снежные охотники предпочитали держаться крутых склонов и скалистых горных пиков. Риск был невелик. Быстро-Бьющий отпустил захват задних лап и хвоста и мягко приземлился на валун рядом со своим поверженным двуногим. От беспокойства он тихо заурчал, не в силах сделать большего. Двуногому, слишком большому и слишком тяжелому, чтобы его можно было вытащить из ледяной воды, придётся оставаться там, где он есть, пока он не придёт в сознание.

Обеспокоено урча, Быстро-Бьющий гладил яркие, мокрые волосы двуногого и ждал.

* * *

Сознание возвращалось неохотно, рваными кусками. На протяжении неопределенного времени внимание Скотта безраздельно поглощала ужасная боль в голове, но постепенно начали появляться и другие ощущения. Частично он был погружён в струящуюся холодную воду, отчего местами закоченел и весь дрожал. Глубоко лежащие вдоль спины очаги боли говорили о повреждениях мускулов и мягких тканей. Щиколотка ныла в высоком болотном сапоге. Жесткие камни давили на плечо, рёбра и бедро. Непонятный шум в ушах постепенно превращался в узнаваемый звук бегущей воды. Воспоминания, отрывистые и нечеткие, начали вставать на место. Он брёл по каменистому руслу и оступился. Должно быть, он лежит в воде и под ним камни.

Это имело смысл.

Но что-то лежало у него на лице, врезаясь в кожу подобно верёвочной сети, и этосмысла не имело. Он вяло пошевелился, сглотнул подступившую к горлу желчь и сдержал стон. На долгие секунды единственным шумом, который он мог слышать, был шум крови в ушах, а голова, казалось, собиралась отделиться от плеч и покатиться вниз по течению подобно детской игрушечной лодочке. К моменту, когда голова решила всё-таки остаться на плечах, Скотт знал, что у него серьезные проблемы. В конце концов, он был доктором медицины и знал признаки и симптомы шока и сотрясения мозга не хуже любого другого медика на Сфинксе.

Тот факт, что он лежит, не в состоянии пошевелиться, распростершись в ледяной горной реке и испытывает все классические симптомы шока и черепно-мозговой травмы в сотнях километров от ближайшей больницы и в нескольких десятках метров от собственного аэрокара, обдал Скотта МакДаллана холодом страха, подобного которому он не испытывал ни разу в жизни. Болезненная судорога в шее подвигла его на осторожную попытку изменить положение головы. Он закусил губу и начал понемногу смещать голову, сдерживая крик боли. И тут он понял, что ощущение сети на лице не было иллюзией.

Скотт медленно приоткрыл глаза, вздрогнув от боли в голове, которую вызвал яркий свет, и обнаружил нечто, что заставило его мысли замереть. Лицо его опутывала какая-то сеть ручной вязки, которая удерживала голову так, что нос оказался всего в нескольких миллиметрах над водой. Каким образом могло получиться, что он лежит лицом вниз головой в сети? Движение руки заставило Скотта судорожно сглотнуть, но рука повиновалась, хотя сведенные мускулы плеч и шеи буквально взвыли в протесте. Он осторожно ощупал голову и нелепо изумился, когда его пальцы наткнулись на грубые узлы и то, что на ощупь показалось полосами ткани, обматывающими его раскалывающийся от боли череп. Сеть была натянута, будучи зацепленной, как он обнаружил, за нависающую над водой ветвь дерева. Когда он опустил руку, та была испачкана в крови.

Поначалу низкий урчащий звук даже не фиксировался сознанием. Скотт лежал, пытаясь понять, когда и как он умудрился затянуть повязку вокруг головы, находясь без сознания после удара. Однако тут он обнаружил, что его страх быстро отступает. Именно тогда он заметил присутствие почти неслышимого звука, который пробивался сквозь головную боль и каким-то образом успокаивал его.

Громадным усилием он раскрыл глаза и сумел взглянуть вверх... и уперся прямо в обеспокоенные травянисто-зелёные глаза.

Скотт с судорожным воплем подскочил в воде, а затем беспомощно распростерся на валуне, застигнутый рвотой и заполнившей его мозг болью. Он чувствовал, как крошечные, ласковые руки прикасаются к его голове, щекам, лбу, и безотчётно понимал, что склонившееся над ним существо – кем бы оно ни было – не только не намерено причинить ему вреда, но и пытается помочь. Скотт не знал, какон это понял; он просто знал это с той же степенью уверенности, как и то, что умрёт, если не выберется из ледяной воды, не спустится с горы и не попадет в ближайшую больницу. При всех чудесах человеческой медицины, побеждавшей болезни и разрабатывавшей клонирование, а также прочие генинженерные технологии и даже некоторые кибернетические усовершенствования, простые и нелепые инциденты по прежнему приводили к чудовищному количеству смертей, особенно на недавно колонизированных планетах вроде Сфинкса. Долгие мгновения Скотт лежал, содрогаясь, на валуне, борясь с тошнотой и сознавая, что вполне может оказаться очередной строчкой в официальном списке погибших в результате несчастного случая на Сфинксе.

Через какое-то время, собравшись с силами, он осторожно ощупал сеть, всё ещё опутывавшую его лицо, и почувствовал не менее аккуратные движения других рук, действовавших возле его затылка и выше. Тут сеть ослабла, и он освободился. Скотт медленно открыл глаза и обнаружил длинный, гибкий силуэт, покрытый крапчатым кремово-серым мехом, деловито обматывавший сеть вокруг талии изящными движениями четырех передних лап.

Древесный кот!..

Когда в его ноющей голове осел шок этого открытия, до Скотта МакДаллана дошло, что если бы древесный кот не накинул эту сеть ему на лицо и не зацепил её за ту ветвь, он утонул бы задолго до того, как пришел в сознание. В горле пересохло от осознания того, что это маленькое животное преднамеренно, действуя вполне разумно, спасло ему жизнь. Древесный кот склонился над ним, тихо урча, и прижался мордочкой к лицу Скотта, потершись о его щеку мягким мехом в жесте, который очевидным образом должен был успокоить и ободрить. Изумление пробилось сквозь поглотившие Скотта боль и страх. И понемногу до него стало доходить, что следует начать думать, как выжить в таком затруднительном положении. А для этого он должен выбраться из ледяной воды.

Скотт по сантиметру неловко подтянулся выше на валун, пытаясь вытащить большую часть себя из ледяной хватки реки, а затем, сжав зубы, более тщательно исследовал свои раны, обнаружив пропитавшуюся кровью повязку, которая, очевидно, была затянута древесным котом вокруг ран на его голове. Ощупывая затылок, Скотт застонал. Но как только он коснулся лба, в голове, казалось, взорвалась бомба. Нахлынула леденящая паника вместе с приступом рвоты, которую он беспомощно изверг в реку, борясь с болью в голове, которая, как он знал, очень быстро убьёт его, если он не получит помощи и не получит её быстро.

Даже если череп не был пробит, что было вполне возможно, при наличии трещины, одно только сотрясение мозга было достаточно тяжелым, чтобы, возможно, не позволить ему даже встать, а уж тем более добрести до отдаленной излучины реки, где он оставил свой аэрокар. Скотт попытался набрать код центра спасателей Твин Форкс на наручном коммуникаторе, но ничего не произошло. Коммуникатор был поврежден, разбит в результате падения на камни. У него был запасной коммуникатор в рюкзаке, но тот находился под ближайшим раскидистым стволом частокольного дерева, отделенный от Скотта стремительным речным потоком, усеянным валунами, и покатым берегом реки. Если он, раненный, не сможет выбраться из реки и преодолеть путь до этого рюкзака, то даже не сможет позвать на помощь.

На него нахлынул беспросветный ужас, поднимавшийся из бездны потоком куда более холодным, чем река, в которой он неуклюже развалился. И прямо сквозь этот ужас, внезапно, к Скотту пробилась и окутала его неожиданная теплота. Она оттянула его от края той ужасающей мрачной бездны, вернула от паники к реальности залитой солнечным светом реки и прикосновений крошечных чужых рук к его щекам. Он судорожно вдохнул и сумел открыть глаза, которые резало сверкание солнечного света. Древесный кот жался к нему, обеспокоено урча. Мгновением спустя, он просто прижался к нему, прижал своё теплое тело как смог ближе к сердцу Скотта. Три пары лап решительно вцепились в его рубашку, как будто говоря: “Я не позволю тебе уйти”. Теплота и любовь, обрушившиеся на него, вырвали у Скотта отрывистый звук. Его страх и паника отступали, а по лицу катились слёзы.

С учетом сотрясения мозга, шока, кровопотери, которые надо было преодолеть, и немаленького куска пересечённой местности, которую надо было пересечь, чтобы хотя бы дотянуться до устройства связи, его шансы погибнуть были неимоверно высоки... но он был не совсем один.

* * *

Быстро-Бьющий прижался к своему двуногому, насколько мог плотно, и погрузился в глубину транса связи. Мыслесвет двуногого был достаточно похож на мыслесвет Народа, чтобы позволить, в каком-то смысле, установить связь, хотя двуногий, со всей очевидностью, не мог её завершить. Но кот был способен оттянуть резкий, пронизывающий ужас, который перекатывался в сознании двуногого, и осознавал в нём некую неправильность, которая отличалась от ощущения мыслесвета двуногого перед злополучным падением того на камни. Быстро-Бьющий видел однажды детёныша, который получил повреждение головы в результате плохо рассчитанного прыжка с ветки на ветку. Падение не было роковым, но сокрушительный удар головой о землю оставил мыслесвет детёныша повреждённым навсегда. Он, после того ужасного падения, оказался совершенно не в состоянии формировать разборчивые мысли. Меньше чем полсезона спустя детеныш незаметно для прочих покончил с собой.

Ужас двуногого и испорченное ощущение от его мыслесвета заставили Быстро-Бьющего со страхом вспомнить ту трагедию. Он изливал через связь любовь и ободрение, полный решимости защитить это прекрасное, огненноголовое создание, чтобы оно благополучно вернулось к своим. А он останется с двуногим, будет урчать... ему, понял кот, погружаясь глубже в транс... удержит его от отчаяния, которое испытывал мыслеслепой детёныш, насколько это в силах Быстро-Бьющего. В конце концов, двуногим привычно быть мыслеслепыми; возможно постоянной поддержки Быстро-Бьющего будет достаточно, чтобы помочь, что бы там на самом деле не случилось с его головой?

Исполненный решимости добиться успеха, Быстро-Бьющий успокоил безумный хаос в мыслесвете своего двуногого, рассеял его страх, утешал его, урчал и, как только мог, оттягивал телесную и душевную боль. Колотящееся сердце двуногого постепенно перешло к менее безумному, только слегка нерегулярному ритму, его дыхание успокоилось, а закаменевшие мускулы расслабились и снова стали подвижными. Его двуногий всё ещё был напуган, но застилающий глаза ужас ушёл.

Быстро-Бьющий потёрся головой о влажную щёку двуногого и тихо мурлыкнул, а затем поднял голову и прикоснулся к лицу двуногого передней лапой. “ Ты должен выбираться из этой холодной воды”, – решительно подумал он.

Бесполезно, естественно. Двуногий был мыслеслеп и не мог понять. Но когда Быстро-Бьющий нетерпеливо указал в сторону берега, его двуногий издал несколько странных звуков изо рта, что было языком двуногих, и слегка пошевелился. В эмоциональной ауре двуногого теперь ощущались робкая, возродившаяся надежда и решимость попробовать. Детёныш Народа, настолько израненный, ни за что бы не сумел сделать всё то, что должен был сделать двуногий, если собирается выжить. Быстро-Бьющий принюхался к ветру и тщательно прислушался к признакам поджидающей на берегу опасности, а затем поощрительно мяукнул. Даже позови он на помощь весь клан Смеющейся Реки, Быстро-Бьющий не мог надеяться дотащить своего нового друга до безопасного места. Его двуногому придётся спасать себя самому... с той ничтожной помощью Быстро-Бьющего, которую тот сможет предоставить.

Он боялся, что этого будет недостаточно.

* * *

Древесный кот торжественно уставился в глаза Скотту, по-прежнему указывая в сторону берега, и издал тихий звук.

– Мяу?

Скотт потянулся к нему, мокрой, дрожащей, измазанной в крови рукой. Поколебавшись, он окунул пальцы в ледяную воду, чтобы смыть кровь. Древесный кот сидел совершенно неподвижно, позволяя Скотту прикоснуться к себе неуверенными пальцами, с которых капала вода. “Мягкий, как пух одуванчика...” Когда Скотт погладил его сырой мех, древесный кот закрыл травянисто-зелёные глаза, а затем выгнул свою длинную спину и издал звук, очень похожий на мурлыкание. Несмотря на застилающую глаза боль, на страх, на коченеющие в воде свисающие с валуна ноги, Скотт МакДаллан зачарованно улыбнулся.

Древесный кот сел, взглянул ему в глаза, а затем склонил голову в сторону и поднял лапу, вне всякого сомнения, снова указывая в сторону берега. “Угу, хорошая идея, – как в тумане согласился Скотт. – Надо выбираться из этой ледяной воды”. Однако встать нечего было и пытаться. Скотт скорчился в полуэмбриональной позиции на боку, а затем осторожно попытался перевернуться на четвереньки. Голова у него закружилась, к горлу подступил комок; но он оказался на четвереньках сумев сдержать рвоту. Скотт стоял на коленях на валуне, ногами в струящейся воде, опустив голову, дрожа и стараясь преодолеть тошноту. На его обнаженную руку плеснула вода и он, словно сквозь туман, догадался, что полосы ткани обматывавшие его голову были оторваны от рукава. Точнее отрезаны, судя по ровным, прямым линиям разреза. “Умный кот, замечательный кот...”

Он пополз к отдалённому берегу.

Стройное шестилапое создание перепрыгивало с камня на камень, пританцовывая непосредственно перед ним по мере движения. Пока Скотт перетаскивал себя с одного валуна на другой, временами припадая к нагретому солнцем камню, чтобы отдышаться и передохнуть, оно настойчиво подбадривало его мяуканьем. И каждый раз, когда Скотт останавливался, вытянув себя наполовину из бегущей холодной воды, чтобы только перевести дыхание и сглотнуть подступавший к горлу комок ужасной тошноты, он поднимал глаза и видел прямо перед собой древесного кота, сидящего на следующем валуне, ждущего с тревогой и озабоченностью.

Если он останавливался слишком надолго, древесный кот начинал настойчиво мяукать низким, страдающим тоном. Если же это не помогало, он перепрыгивал обратно на валун, к которому припал Скотт, и касался его лица, подгоняя его продолжить движение. Затем, по истечении неизвестного периода времени, Скотт растянулся поперёк валуна с острыми краями с чувством, что не сможет двигаться дальше, настолько он был измождён, и древесный кот пришёл в неистовство.

– Мяу! Мяу-мяу-мяу!

Он не был уверен, как долго повторялся этот звук, но резкий вопль наконец-то пробился сквозь ледяной туман, окутывавший его мозг. Скотт медленно поднял взгляд, содрогаясь от холода текущей вокруг ледяной реки, и уставился в странные глаза цвета летней травы. Взгляд древесного кота вонзился в него, явственно требуяочнуться от фатального ступора. Кот обхватил его лицо обеими лапами, тонкими и гибкими пальцами с втянутыми когтями. Это необычайно непреклонное действие произвело эффект встряски, как от пощёчины. Скотт ощутил, что подымающаяся волна безнадёжности отчасти отступила.

Он почти мог ощутить, самым краешком сознания, испуг древесного кота. При других обстоятельствах Скотт мог бы убедить себя, что это галлюцинация в результате удара головой. Но лежа здесь и ощущая нарастающую тревогу спутника, прикасающегося к его лицу одной лапой, а другой нетерпеливо указывающего в сторону берега, Скотт обнаружил, что без тени сомнения верит в то, что этот древесный кот искренне боится за его жизнь в ледяной реке.

Этот страх заставил Скотта двигаться дальше. “Ты не дал мне утонуть, я не могу теперь тебя подвести...” Он соскользнул с валуна и плюхнулся лицом вперёд снова в воду, полуползя, полуплывя к следующему, ощущая, как его сносит бурным течением и борясь, чтобы удержать свою пострадавшую голову над поверхностью воды. Скотт знал, что будь он один, то просто остался бы лежать и умер.

По ощущениям, он так продвигался многие часы, обещая себе, что на ближайшем валуне растянется в изнеможении. Но тут Скотт понял, что река стала настолько мелкой, что погруженными в воду оставались только его колени и кисти рук. С бесконечной медлительностью ползущего ледника он поднял голову, закусив губу, чтобы сдержать рвоту. По глазам резанул свет, отражавшийся от блестящих камней и глины, склоном поднимавшихся перед ним, сухих и нагретых солнцем.

Он добрался до берега.

У него вырвался неподдающийся переводу звук; но он уже цеплялся и карабкался по камням, впиваясь пальцами в мягкую глину, подтягиваясь и затаскивая себя наверх, прочь от смертоносной хватки реки. Камень под его животом был восхитительно горяч, прогоняя отчасти ледяной озноб. Затем земля под ним стала ровнее и Скотт, неистово содрогаясь, перевалился через край согретого солнцем уступа. Измождение накрывало его сознание, затягивая в забытье, и последним осознанным ощущением Скотта было прикосновение к его щекам крошечных трехпалых рук.

* * *

Когда двуногий наконец-то добрался до каменистого берега и втащил, содрогаясь от слабости, себя на его склон, Быстро-Бьющий одобрительно заурчал и прикоснулся к мокрому лицу двуногого, стараясь побудить его двигаться дальше, в безопасность под деревья. Но борьба с ледяной водой и кошмарными ранениями не прошла даром; его двуногий рухнул в полнейшем изнеможении и потерял сознание, явно вымотавшись до потери способности двигаться дальше. Его чудесная гладкая кожа, испещрённая замечательными золотыми пятнышками, на ощупь была холодна. Двуногому нужен был костёр, чтобы согреться.

Быстро-Бьющий метнулся к деревьям в поисках сухостоя, используя передние лапы, а также кремневые нож и топорик, подвешенные к его поясному ремню, чтобы ломать и срезать ветки, которые он затем кидал на землю, пока не набралась приличная куча. Недостаточно большая, чтобы согреть создание размером с двуногого, но для начала неплохо. Хлеща от возбуждения хвостом, Быстро-Бьющий снова спрыгнул на землю и принялся складывать самый большой из когда-либо разожжённых им костров. Он наскрёб ножом коры и сухих стружек для растопки, а затем принялся высекать на них искры кресалом.

Быстро-Бьющий осторожно раздул тлеющие искорки и начал подкладывать в огонь тонкие веточки... и почувствовал на себе пристальный, жгуче пытливый взгляд своего двуногого. Он поднял взгляд и обнаружил, что на него смотрят широко распахнутые светло-голубые глаза, а удивление в мыслесвете двуногого перетекает в наслаждение огнём, который, потрескивая, лизал крупные ветки. Измождённый двуногий издал ещё несколько звуков, значение которых Быстро-Бьющий был твердо настроен выучить как можно скорее, поскольку двуногий никак не сможет научиться разговаривать так, как говорит Народ. А затем двуногий слегка приоткрыл рот забавным движением, приподняв уголки странных по форме губ. Его мыслесвет подсказал Быстро-Бьющему, что необычная гримаса является выражением радости.

Он радостно мяукнул и подбросил дров в костёр.

Его двуногий вытянулся, оглянулся вокруг, и подтянулся лежа на боку. Рука его ухватила сук слишком большой, чтобы Быстро-Бьющий смог его утащить, и подтянула его ближе к костру. Быстро-Бьющий сел на задние лапы, вновь изумляясь силе двуногого. Он-то собирался разрубить этот сук топориком на более приемлемые для переноски куски, но двуногий, несмотря на раны, с лёгкостью подтащил его целиком. Двуногий пошарил по обхватывавшей бедра части своих одеяний и достал нечто. Какой-то инструмент, судя по его виду, хотя Быстро-Бьющий не мог даже представить, каково его предназначение.

Вибрирующее жужжание напугало его. Нечтопоявилось из руки двуногого как продолжение сжимаемого им инструмента странной формы. Что бы это ни было, оно прошло сквозь крепкий сук как сквозь пустое место. В течение нескольких секунд сук толщиной почти с туловище Быстро-Бьющего и втрое его длиннее превратился в растопку. Усы Быстро-Бьющего подергивались и трепетали от возбуждения. Ему хотелось осмотреть изумительный инструмент, но он боялся, что без знания как правильно с ним обращаться может сам причинить себе серьёзное ранение. Его собственный кремневый нож рядом с этим казался нелепым и смешным. Народ обязаннаучиться большему у двуногих!

Когда раскромсанный на части сук ярко разгорелся, двуногий сделал что-то, что остановило жужжание, и убрал чудесный нож-инструмент в какой-то держатель на бедре. Огонь заманчиво потрескивал и двуногий подвинулся поближе к его жару, так чтобы только не подпалить свой вьющийся рыжий мех на голове, закрыл глаза и несколько долгих минут неподвижно лежал. Быстро-Бьющий подбросил в огонь ещё несколько кусков большого сука, ощутил собственными лапами идеально гладкие, ровные края и задумался над тем, на какие ещё чудеса способны двуногие. Понемногу в тепле костра мокрые кожа и волосы двуногого начали подсыхать. Покрывающие его одежды оставались мокрыми, но вода с них теперь уже не капала, а на передней части того, что покрывало туловище, начали даже появляться сухие участки.

Когда, в конце концов, дрова закончились, и костёр начал угасать, двуногий пошевелился, снова открыв глаза. Пальцы, наделённые такой огромной силой, коснулись меха Быстро-Бьющего, дрожа от слабости как у новорождённого котёнка. Вода покатилась каплями из ярко-голубых глаз вниз по усеянным золотом щекам. Дыхание двуногого по мере нарастания эмоционального страдания укоротилось, превратилось в короткие, отрывистые всхлипы. Волна страха и одиночества в сознании двуногого была непереносима.

Быстро-Бьющий снова прижался поближе, обернул хвост вокруг руки двуногого, терся головой о его щёку, сосредотачивая всю доступную энергию на том, чтобы унять глубокий поток страха и отчаяния, который кот столь мощно ощущал в повреждённом сознании двуногого. Похоже, это помогло. Дыхание углубилось, и из глаз перестала течь вода. Было издано несколько негромких звуков изо рта, колыхнувших дыханием мех Быстро-Бьющего, а затем его двуногий попытался сесть. Быстро-Бьющий заурчал и мягко уперся двуногому в плечо, помогая насколько мог. Секунду двуногий сидел, тяжело дыша, после чего снова прикоснулся к меху Быстро-Бьющего и ласково провел рукой ему по спине. Кот выгнул спину и заурчал в экстазе, наслаждаясь лаской, так не похожей ни на что испытанное ранее.

Его двуногий издал низкие звуки и указал в сторону деревьев вниз по течению реки. В значении жеста ошибиться было невозможно. Его двуногий, по неизвестной, но важной причине хотел отправиться вниз вдоль берега реки. Безотлагательность этого, как её ощущал в мыслесвете двуногого Быстро-Бьющий, горела ярким пламенем, игнорировать которое было невозможно. В том направлении было нечто отчаянно необходимое его двуногому. А еще он вглядывался в кусты, явно разыскивая что-то находившееся гораздо ближе. Быстро-Бьющий, став похожим, – если бы он мог знать – на нечто вроде земного хорька с лишней парой лап и головой скорее кошачьей, чем куньей, сел на задние лапы, пристально всмотрелся в тень под деревьями и обнаружил то, что, должно быть, разыскивал двуногий. У подножия дерева лежал выглядевший тяжёлым мешок, сделанный из какой-то не-кожи. Рядом с ним был прислонён к дереву длинный, трубообразный, не-деревянный прут, толще того, который двуногий использовал для рыбалки.

Быстро-Бьющий ни разу не видел изрыгающих гром инструментов. Но Мурлыкающая-Песни пела самые старые из песен памяти, пришедшие от кланов Танцующей Синей Горы и Быстро Бегущего Пламени, которые ясно показали, как подобные инструменты были использованы впервые замеченными в их мире двуногими, чтобы убить бросившуюся на них клыкастую смерть. Очевидно, двуногий искал именно это. Быстро-Бьющий возбуждённо мяукнул и указал в сторону чуждых ему инструментов. Губы двуногого снова изогнулись, и по нему прокатилась волна радости, вызвав в ответ вскипевшее в Быстро-Бьющем довольство. Его двуногий пополз к инструментам, двигаясь с болезненной неровностью, и, наконец, добрался до дерева, под которым оставил свои инструменты. Не обращая внимания на длинную трубу, он, вместо того, порылся в не-кожаном мешке и достал ещё один инструмент странной формы, постичь предназначение которого Быстро-Бьющий был не в силах.

Его двуногий издал в сторону нового инструмента звуки изо рта и затих. Инструмент странно потрещал... и из него донеслись голоса двуногих! Быстро-Бьющий в изумлении издал отрывистый звук и подкрался поближе, впившись в прибор взглядом. Тот снова заговорил, голосом, который со всей очевидностью принадлежал двуногому, хотя Быстро-Бьющий и знал, что двуногий никак не может поместиться в такой крошечной коробочке, да и не ощущал присутствия двуногих где-либо поблизости ни по мыслесвету, ни по запаху.

Его же двуногий снова продемонстрировал коту гримасу радости, и произвел ещё несколько звуков в инструмент. Но радостная аура его двуногого протянула недолго. Быстро-Бьющий ощутил поднимающееся в нем беспокойство, когда инструмент снова заговорил и двуногий начал прислушиваться к нему с растущим возбуждением. Затем он уставился вверх, очевидно пытаясь рассмотреть что-то сквозь кроны деревьев. Двуногий сидел, прислонившись к стволу дерева, и слушал бесплотный голос из инструмента, а Быстро-Бьющий чувствовал в нем крушение надежды и беспомощность. Что хотел увидеть в небе его двуногий? В поисках отгадки Быстро-Бьющий потянул носом. Не пахло ничем необычным, хотя ветер был пропитан запахом приближающегося дождя...

Дождя?

– Мяу!

Быстро-Бьющий взлетел по стволу, проскочил сквозь сплетение ветвей и вцепился в тонкие веточки на самой верхушке кроны. Ветер взъерошил его мех, когда он уставился на отдаленные горные вершины. Над ними собирались тёмные грозовые облака, тяжелые от готовых обрушиться ливня и молний. Подобные грозы весенней порой были настолько обычным делом, что Быстро-Бьющий не придавал значения признакам приближающейся непогоды. Центральное гнездовье его клана было неподалёку, в конце-то концов, и он с лёгкостью мог опередить любой шторм, добравшись до дожидающегося его уютного плетёного укрытия.