Текст книги "Прыжок в прошлое"

Автор книги: Линда Бакли-Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Может, вы, преподобный, теперь уже наденете свой камзол и штаны, – смущенно сказала Ханна.

Кэйт рассмеялась.

– Я боялся, что ожерелье потеряно навсегда! – не мог успокоиться преподобный Ледбьюри. – Я представлял себе укоряющее выражение лица моей дорогой кузины… Ожерелье бесценно, это фамильная реликвия. О, какой счастливый день!

Нед горько рассмеялся. Собрав остаток сил, он, с трудом шевеля пальцем, поманил Гидеона.

– Значит, Уилл не брал ожерелье. Это были вы, мистер Сеймур. И я получил пулю незаслуженно. Вы искусный карманник. Не удивительно, что Ворюга не хочет вас потерять.

– Могу поклясться, – ответил Гидеон, – я никогда не предам лорда Льюксона, но и работать на него не буду. Он это знает.

На искаженном лице Неда появилась ироническая ухмылка.

– Не думаю, что он вам верит, мистер Сеймур.

– Лорд Льюксон – Ворюга?! – воскликнул преподобный.

Гидеон поднялся и пошел прочь. Он злился на себя. Теперь около разбойника присел Питер.

– Почему лорд Льюксон не дает Гидеону уйти? Ведь Гидеон клянется, что не предаст его?

Нед посмотрел на Питера.

– Разве вы не слышали о мастерстве мистера Сеймура? Ему нет равных. Он фаворит лорда Льюк-сона. Он больше, чем его карманник, – он его совесть. Весь мир видит в лорде Льюксоне дьявола, но ваш мистер Сеймур видит в нем и что-то хорошее… Кроме того, Ворюга не отпускает людей, когда им того захочется.

– Я не понимаю, – сказал Питер. – О чем таком знает Гидеон, что лорд Льюксон боится его отпустить?

Нед рассмеялся и закашлялся. Из уголка рта потекла струйка крови.

– Мастер Питер, дайте ему отдохнуть, – сказала Ханна. – Он тяжело ранен.

Однако Нед продолжал.

– Ваш мистер Сеймур знает то, что знает любой бродяга в Лондоне, – ни одна кража, ни один грабеж, ни одно убийство не останутся скрытым от Ворюги и его помощников. Только для всех нас Ворюга – таинственная фигура, некий элегантный джентльмен в красивой карете. Лорды и леди, ищущие его расположения, не догадываются и о половине правды. Но Гидеон – он знает, что его хозяина десять раз могли бы повесить в Тибурне.

Если бы я был на месте лорда Льюксона, то уже давным-давно перерезал бы горло вашему мистеру Сеймуру…

Нед откинулся назад, а Ханна кивнула Питеру, чтобы тот отошел. Она дала разбойнику немного попить. Слова Неда привели Питера в ужас. Он посмотрел на своего друга, который упаковывал вещи, раскиданные по всему лагерю. Гидеон, оказывается, в еще большей опасности, чем он думал. Теперь понятно, почему Дегтярник хочет вернуть его хозяину.

Питер шагнул к Кэйт, которая пыталась поднять все еще лежавшего на земле Тома.

– Тебя никто не обидит. Мы не такие, как банда Каррика, ты сможешь вернуться домой.

Сидни, стоявший рядом, воскликнул:

– Помогать этому преступнику! Ни за что! У Кэйт лопнуло терпение.

– Перестань важничать, высокомерный идиот! – крикнула она. – Думаешь, если бы ты оказался на его месте, то вел бы себя по-другому?

Том в изумлении смотрел на Кэйт. Сидни стоял как пришибленный. Питер не смог удержаться от ухмылки, а Гидеон отвернулся, чтобы Кэйт не видела, как он смеется.

– Что ж, – быстро продолжала Кэйт, хитро взглянув на Питера, – наконец и Сидни расхрабрился – не то что некоторые, бросающие друзей в беде…

Кэйт не закончила фразу, услышав тяжелый вздох Ханны. Все посмотрели на нее.

– Он мертв, – сказал преподобный, проведя рукой по лбу Неда и прикрыв ему глаза.

В этот момент маленький Джек проснулся и еще полусонный потопал к Ханне.

– Пить хочу, – сказал он.

– Ох, мастер Джек! Храни вас Господь! – сказала Ханна и обняла мальчика.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Встреча с Лондоном XVIII века. Похищение Гидеона

У них не было другого выбора, кроме как провести ночь под раскидистым дубом. Они старались устроиться поудобнее, все были голодные, но костер хотя бы не давал им замерзнуть. Во сне к ним приходил призрак Неда, чье тело лежало за каретой.

Все спали плохо. И хуже всех – Питер. Его расстроило, что Кэйт так плохо о нем думает. Она сказала, что Сидни смелее, чем он! А что этот смельчак сделал такого уж великого? Позволил Заике Джону выбить себе зубы? Кэйт должна понять, что если бы он не уехал с Гидеоном, то все могло бы обернуться гораздо хуже. Может быть, и плохо, что он не попытался взять с собой ее, но ведь он не виноват, что девочки в восемнадцатом веке должны носить эти дурацкие громоздкие юбки.

Чтобы не думать о Кэйт, он стал считать, сколько дней они пробыли в восемнадцатом веке. Завтра будет шестой день. А это означает, что дома через четыре дня наступит Рождество. Вряд ли мама решит прилететь к ним на праздник… Она уже слишком давно живет вдали от дома. Странно – раньше их разделяли восемь тысяч миль, а теперь два с половиной века. Неужели он злится? Или чувствует себя виноватым за злость? Или просто ему не хватает мамы? Или он боится, что недостаточно по ней скучает?

– Ты гордишься мамой? – спрашивал отец. – Несколько месяцев без нее, конечно, будет трудно, но этот фильм так для нее важен.

Отец был прав, хотя несколько месяцев превратились в полтора года. Конечно, приятно сказать друзьям, что его мама продюсер фильма в Голливуде. Еще ему обещали, что в каникулы он проведет две недели в Лос-Анджелесе, но на самом деле он хотел только одного – чтобы мама возвратилась домой и жизнь снова стала нормальной. Когда ее нет, у папы очень портится характер. Отец становится взвинченным, придирчивым и всегда бывает занят. Когда мама приезжает домой в отпуск, сначала всем бывает как-то неловко, будто они снова знакомятся друг с другом, а как только все становится хорошо, она уже должна возвращаться в Калифорнию.

Перед ним стали возникать разные образы мамы. Дорогие воспоминания, всякие глупости и важные вещи – как они вместе пережидали грозу; как она бросила в него чашку с шоколадным муссом после какого-то его вранья и потом чистила оставшиеся пятна на его одежде, взахлеб смеясь вместе с Питером; как она помахала ему на прощание в аэропорту Хитроу, когда первый раз уезжала в Лос-Анджелес, тогда мама изо всех сил старалась не плакать…

В его сознании начали образовываться светящиеся спирали. Питер открыл глаза. Он лежал на вспаханной земле, твердой и белой от мороза, прямо над ним неяркое солнце едва пробивалось сквозь белые облака. Рядом не было никакого дуба, и он слышал отдаленный гул машин, будто вдалеке проходила дорога. «Я вернулся! – закричал он. – Я вернулся!» Он поднялся, стараясь не обращать внимания на мерцающие темные линии перед глазами. «Если я сосредоточусь, – подумал он, – я могу тут остаться. Я отказываюсь возвращаться назад! Я не хочу назад! Я пойду к шоссе и доеду на попутке до Ричмонда». Он сознавал, что в нем нарастает напряжение. Он чувствовал достаточную силу, чтобы противостоять этому напряжению, но оно с каждой секундой все увеличивалось. В какой-то момент – он не знал точно, как он это делает, – он ощутил, что продвигается вперед. И тогда слова Кэйт пробились в его сознание, как порыв ветра, который внезапно ворвался в окно: «И ты ушел, даже не дав мне подумать…»

Его сосредоточенность с треском разлетелась, и тьма разлилась по бледному зимнему пейзажу. Он в изнеможении упал. Он снова был на влажной земле под дубом и, несмотря на все старания, не смог раствориться во второй раз. Питеру было холодно и одиноко. Он почти вернулся домой благодаря своему сильному желанию. Если бы только он не подумал о Кэйт… И теперь он застрял в этом 1763 году с девочкой, которая считает его трусом. Должно быть, ему никогда больше не удастся раствориться. Должно быть, он никогда больше не увидит своих родителей. Он вдруг сообразил, что плачет, а он так старался никогда не плакать. Внезапно он почувствовал прикосновение к плечу. Питеру было стыдно поднять голову, и он затаил дыхание. Потом его укрыли чем-то теплым. Он согрелся, успокоился и заснул без сновидений.

К удивлению Гидеона и Питера мальчик, который собирал вишни, сдержал слово и прибыл на рассвете вместе со своим отцом, добродушным фермером. Они приехали на двух больших деревянных телегах. Мальчик очень хотел получить второй шестипенсовик, и Гидеон с удовольствием дал ему монетку. Фермер помог всем усесться в одну телегу и начал укладывать багаж на вторую, когда вдруг увидел труп Неда. Он попятился, зажав рот рукой, и со страхом посмотрел на людей, которым только что помогал.

– Не пугайтесь, добрый человек, – сказал преподобный. – Мы не убийцы. Это не кто другой, как известный разбойник Нед Портер.

Любопытство фермера было так велико, что он украдкой посмотрел на лицо Неда, однако шлепнул сына по спине, когда тот попытался сделать то же самое.

Благодаря Кэйт Том должен был ехать вместе с ними, но прежде преподобный Ледбьюри строго поговорил с ним.

– Я не спускаю с тебя глаз, парень. Ты должен поблагодарить мистрис Кэйт. Если она ошибается, доверяя тебе, то можешь быть уверен, следующей остановкой на твоем пути будет тюрьма Ньюгейта.

Несчастный мальчишка еще сильнее съежился и убрал руки поглубже в карманы, где он прятал свою маленькую мышку – единственного во всем мире друга.

Фермер отказывался прикасаться к телу Неда, но согласился сообщить о произошедшем в магистрат Личфилда. Преподобный Ледбьюри пообещал написать обо всем, что происходило этой ночью, и отправить в магистрат, но сказал, что не готов более откладывать свое путешествие в Лондон, поскольку у них назначена встреча с Его Величеством королем Георгом III.

– У меня золотуха, – гордо объявил Джек фермеру и его сыну, на которых это произвело впечатление.

Лицо Неда накрыли камзолом и тело укрыли ветками с листьями, чтобы уберечь, хотя бы на короткое время, от грачей и лис. Преподобный постоял над ним и произнес несколько слов. Над покойником уже жужжали мухи.

Гидеон неохотно передал кучеру, которому уже не нужно было сопровождать путешественников, Полуночника. После полученных в схватке ударов по голове Мартин был счастлив вернуться домой на быстрой лошади.

– Надеюсь, у меня больше не будет неожиданных встреч с джентльменами с большой дороги, – сказал он.

– Сомневаюсь, Мартин, – постарался уверить его преподобный, – что твой жалкий вид вызовет интерес даже самого дерзкого разбойника. Скорее, он сам предложит тебе шестипенсовик.

Гидеон погладил Полуночника по носу и пожелал коню и наезднику доброго пути. Когда кучер ударил Полуночника по бокам каблуками, конь полетел вперед. Все следили, как бедный Мартин исчез из виду, вцепившись в поводья, словно это было самое ценное сокровище мира.

В то время как массивные битюги фермера тянули тяжелые телеги по дороге в Бирмингем, путешественники обсуждали случившееся прошлой ночью. Все немного оправились от потрясения, вызванного нападением и убийством Неда Портера. Фермер внимательно слушал их разговоры, а когда Ханна рассказала ему, как раздетый преподобный читал проповедь пьяным бродягам, шлепнул себя по ляжкам и громко захохотал, попросив за это прощения у преподобного. Он не переставая повторял:

– Ну надо же, Нед Портер… Ну надо же… – и совершенно притих, когда преподобный позволил ему подержать бриллиантовое ожерелье миссис Бинг. Когда Гидеон, который правил второй телегой, доверху нагруженной багажом, глянул назад и увидел ожерелье в руках фермера, он поднял брови и выразительно посмотрел на преподобного. Тот понял этот взгляд, быстро забрал ожерелье и спрятал его в глубинах камзола.

– Да уж, вы провели такую тревожную ночь, какой у меня в жизни не было! – воскликнул фермер.

Вскоре они добрались до Алдриджа. Им нужно было спешить в Бирмингем, чтобы успеть на дилижанс, отправляющийся утром в Лондон. Фермера с сыном от души поблагодарили, заплатили им за беспокойство два шиллинга, и они отправились назад в свой Шенстоун, возбужденные рассказами о бродягах и разбойниках.

Поскольку народу набралось слишком много, то подали еще один дилижанс. Преподобный Ледбью-ри заплатил огромную сумму в двадцать шиллингов (которую он был вынужден одолжить у Гидеона), и вся компания забралась в карету. Объявление гласило, что лондонский дилижанс отбывает в 9 часов утра и прибудет в гостиницу «Синий кабан» в 10 часов утра следующего дня, останавливаясь всего на четырех станциях, чтобы сменить лошадей.

Гидеон и Том сидели наверху вместе с кучером и его охранником, у которого были мушкетон и устрашающего вида мотыга на случай нападения. Остальные забрались в карету, пахнувшую лошадьми и конюшней. Но это уже никого не расстроило. Охранник сказал, что доктор Сэмюэль Джонсон часто ездит на дилижансе от Личфилда и клянется, что спит в нем гораздо лучше, чем в любой гостинице. Тем не менее дилижанс постоянно проваливался в рытвины, а то и внезапно останавливался, пропуская стадо овец или коров. Часто дорога становилась настолько плохой, что кучер, дабы не завязнуть в грязи, должен был объезжать ее по фермерским полям. Перед Оксфордом кучер остановился у заставы и заплатил за пользование частной дорогой, которая оказалась более ровной и позволила им ехать намного быстрее.

Когда они проезжали мимо других карет, кучера и пассажиры обменивались приветствиями и махали из окошек носовыми платками.

– Есть небольшая разница по сравнению с пробкой на шоссе M l, – прошептала Питеру Кэйт.

– Ага, – тихо ответил Питер. – Хотел бы я остановиться на станции обслуживания, попить коки, съесть бургер и чипсы.

Потихоньку яркие краски дня поблекли. День сменился ночью, а ночь перешла в день. Однажды они увидели висящее на столбе тело человека, которое покачивалось от дуновения летнего ветерка. На повешенном все еще была надета треуголка. Ханна не позволила Джеку на это смотреть. В остальном путешествие проходило без особых событий.

Самым волнующим оказался случай в Хайгейте на следующее утро, когда кучер наехал на фатоватого молодого джентльмена, который не желал уступать дорогу, из-за чего дилижанс чуть не сбил женщину с ребенком. Молодой джентльмен управлял симпатичной, немного смешной одноместной коляской и летел по шумным улицам, не обращая никакого внимания на окружающих.

Кучер взмахнул кнутом и стал искусно преследовать молодого джентльмена, а когда догнал, начал теснить его к краю дороги, почти касаясь непрочных раскрашенных колес коляски тяжелыми колесами в металлической оправе. Джентльмен покраснел от злости и крикнул:

– Какого черта, ты, наглый пес!

Кучер с удовольствием гавкнул на него, как собака, и ответил:

– Вы не слышали об охоте на белок? Оченно славная игра – до тех пор, пока оба игрока берегут свои нервы…

С этими словами он послал своих лошадей вперед, заставив коляску съехать на обочину, где у нее завязло одно колесо. Коляска накренилась, и молодой денди вывалился в грязь. Комья земли, которыми закидали его ребятишки, сбили с него последнюю спесь. Все хохотали, даже Том, за весь путь не проронивший ни слова.

Дорога становилась все более оживленной, и Питер с Кэйт высунули головы в окно, рассматривая Лондон 1763 года. Величайший город Европы простирался до голубого горизонта в дымном тумане десятков тысяч каминных труб. Множество церковных шпилей вздымалось из лабиринта улиц, расположенных по изогнутому руслу реки Темзы. На востоке величественно возвышался купол самого высокого здания города – собора Святого Павла, а еще восточнее виднелся лондонский Тауэр. На западе располагались Вестминстерское аббатство и Сент-Джеймс-Парк. Лондон не был гигантским городом двадцать первого века, знакомым Питеру и Кэйт. Его можно было пройти из конца в конец за один день, и все-таки дети узнавали Лондон, как старого друга.

– Какой он красивый! – вздохнула Кэйт.

– Какой он маленький! – сказал Питер, который много раз смотрел на Лондон с высоты Хемп-стедского холма. – Видны его границы! Он окружен полями… И нет Почтовой башни! Нет Биг-Бена! Нет верфи Канари! Ни одного небоскреба! Интересно, сохранилось ли такое множество церквей в нашем веке – может, их просто не видно за другими домами…

Они разглядывали Лондон, будто загипнотизированные, им хотелось выпрыгнуть из кареты и походить по городу. Усталость как рукой сняло. Около одиннадцати часов утра дилижанс остановился у гостиницы «Синий кабан» в Холборне. Пассажиры стали выбираться на булыжную мостовую.

В гостинице, как в улье, бурлила жизнь – носильщики тащили чемоданы, булочники доставляли хлеб, пришел мясник с огромным куском говядины на спине. А запах… Питер потянул носом воздух и позеленел: летний Лондон восемнадцатого пах дымом, лошадьми, гниющими овощами, сточными канавами и свежим конским навозом. Однако над этой едкой смесью витал запах, который невозможно было описать словами, но Питер сразу его почувствовал. У Лондона был запах Лондона. Как ни странно, но Питер ощутил, что приехал домой. Преподобный зевнул и сказал:

– Даю слово, более беспокойного путешествия из Бэслоу-Холла я не мог себе представить! Дилижанс, конечно, чудо современности, но спина у меня все равно болит. Слава Богу, мы прибыли в цивилизованный мир. Утомительно путешествовать и бояться, что каждый может положить глаз на твой кошелек.

Преподобный потянулся, чтобы расправить больную спину, потом наклонился, чтобы коснуться носков сапог, чему мешал его живот. Выпрямившись, он обнаружил, что перед ним стоит женщина.

– Не поделитесь ли фартингом с бедной вдовой, которая должна кормить десятерых детей? – спросила она.

Женщина была такой худой, что из-под ее тонкой кожи выдавались кости, как очертания мебели выдаются из-под чехлов. Она слегка покачивалась, и у нее не было зубов. Под накинутой на плечи шалью был виден ребенок, приникший к ее груди. От нее исходила такая вонь, что Кэйт затошнило. Преподобный опустил руку в карман за монеткой.

– Вот так встреча, – саркастически заметил кучер. – Держите при себе денежки, преподобный. Я этаких знаю. Она потратит деньги не на своих голодных детей, а на джин.

– Не вмешивайся, – прошипела женщина. – Вырядился в ливрею, а морда, как задница у свиньи. Тебе-то что, если у джентльмена доброе сердце?

Женщина плюнула на кучера, он вытер рукавом лицо, грубо оттолкнул ее, и женщина с ребенком упали в грязь.

Кэйт была поражена ненавистью в глазах женщины. Подошла Ханна и протянула ей пенни, который та схватила так же молниеносно, как хамелеон ловит муху, выбрасывая язык.

Когда женщина уходила, Кэйт заметила синяки на ее грязных руках и ногах. Кэйт обернулась к Питеру, который явно думал о том же.

– Вот такой он, Лондон восемнадцатого века.

* * *

Детектив инспектор Уилер присел и провел пальцем по красной пыли, кучкой лежавшей у основания кирпичной стены. Он посветил фонариком на то место, где недавно было послание Кэйт. Когда он поднялся, лицо его было мрачнее тучи.

– Где они теперь? – спросил он сержанта Чад-вика.

– Они прибыли в лабораторию полчаса назад.

– Так чего же вы ждете? – рявкнул инспектор. – Машину, быстро.

Инспектор осматривал офис доктора Дайера. Доктор Пирретти налила ему чашку крепкого черного кофе.

– Сахар? – спросила она.

– Две ложки, пожалуйста.

На виске инспектора билась жилка. Его умышленное молчание заставило ученых обменяться взволнованными взглядами. Внезапно инспектор схватился за край стола доктора Дайера и склонился над ним, сердито глядя на испуганные лица.

– Не оскорбляйте мои сыскные способности, пытаясь что-то от меня утаить. Если вы знаете о чем-то, что помогло бы в наших расследованиях, прошу вас рассказать об этом. Сейчас.

Все молчали. Инспектор Уилер посмотрел на доктора Дайера.

– Ради бога, что происходит? – взорвался инспектор. – В этом деле заняты двести полицейских. За ним наблюдает вся пресса страны. Четыре раза в день во всех новостях местных радиостанций просят сообщать любую информацию. Комиссар полиции дышит мне в затылок, настаивая на немедленных результатах расследования. А отец исчезнувшей девочки оставляет какую-то информацию при себе!

– Я… – Доктор Дайер запнулся. Он растерялся и не знал, что сказать.

– Доктор Дайер, – прорычал инспектор, – если вы не хотите, чтобы я привлек вас к ответственности за препятствия, чинимые полиции в расследовании, предлагаю вам начать говорить немедленно.

Доктор Дайер посмотрел на своих коллег.

Инспектор подошел к отцу Кэйт и так близко придвинулся к нему, что доктор Дайер почувствовал на себе его дыхание. Отец Кэйт старался сохранять спокойствие.

– Что, детей запустили в космос? – саркастически спросил инспектор. – В НАСА изобрели механизм, превращающий людей в невидимок? Детей похитили инопланетяне? Расскажите!

– Я… я не могу… – сказал доктор Дайер.

– Что это значит, вы не можете? – крикнул инспектор.

– Он хочет сказать, – вступила в разговор доктор Пирретти, – что эта информация засекречена.

Вы должны запросить НАСА по официальным каналам, но я сомневаюсь в положительном ответе. Однако хочу вас заверить, что мы вовсе не собираемся чинить препятствия вашему расследованию.

– Но и не желаете помогать ему… – буркнул инспектор.

– Если хотите, я могу вам дать номер телефона директора Отдела исследований…

– Пожалуйста, дайте.

Спустя полчаса инспектор Уилер вернулся в офис доктора Дайера и сообщил, что в НАСА проявили необычайную беспомощность и ему придется обращаться в министерство иностранных дел, чтобы просить об энергичном вмешательстве в это дело. Не успел инспектор выйти за дверь, как зазвонил телефон. Трубку поднял доктор Джакоб.

– Это Хьюстон, – сказал он. – Они хотят поговорить с вами, Анита.

Доктор Пирретти глубоко вздохнула, протянула руку за трубкой, но тут же раздумала ее брать.

– Скажите, что я перезвоню позже.

Она пригладила свои волнистые темные волосы.

– Ну так что же? – вздохнула она.

* * *

Достопочтенный брат миссис Бинг, мистер Пикард, владел большим пятиэтажным домом в Лин-кольн-Инн-Филдс, в пяти минутах ходьбы от гостиницы «Синий кабан». Гидеон за шиллинг нанял карету и первым отправился в дом мистера Пикарда с багажом. Он попросил Тома помочь, прежде чем тот уйдет от них. Все остальные рады были размять ноги и пройтись пешком.

– Ричард – славный человек, – сообщил преподобный Питеру и Кэйт. – Я не сомневаюсь, он будет счастлив видеть вас в своем доме, пока вы не найдете дядю. Уверен, он даже поможет вам его разыскать.

Кэйт и Питер засмеялись и кивнули в знак благодарности.

– Вот будет задачка, – шепнул Питер Кэйт, когда преподобный отвернулся.

– Не волнуйся, – ответила Кэйт. – Поиски этого дяди займут очень много времени… Как бы то ни было, нам надо скорее разыскать антигравитационный аппарат… Если мы найдем таверну «Черный лев», то…

Питер нахмурился.

– Все было бы просто, если бы мы смогли убедить Дегтярника вернуть нам его…

– Я знаю, – ответила Кэйт. – Но Дегтярник по крайней мере сказал, где его искать.

– Но что он потребует взамен? Вряд ли он скажет: «Разумеется, вы можете взять свой аппарат – нет проблем!» Что он захочет взамен? У нас же нет денег…

Кэйт внезапно хлопнула рукой по лбу.

– Но у нас есть кое-что, что ему нужно. Или, скорее, кое-кто…

Питер удивленно глянул на нее и тут же понял, что она имеет в виду. Он сжал кулаки.

– Нет, мы ни за что не отдадим ему Гидеона!

Первая прогулка по Холборну восемнадцатого века произвела на Кэйт и Питера настолько сильное впечатление, что все это просто не умещалось в сознании. Они вышли на главную улицу и смешались с толпой, спешащей на запад и на восток. Вокруг стоял невообразимый шум: разговоры, крики разносчиков, торгующих разными вещами, плач детей, звуки цыганских скрипок, звон церковных колоколов, храп лошадей и стук топоров. Дети шли вперед, то задирая головы вверх, рассматривая красивые высокие каменные здания и огромные разноцветные вывески, висящие на железных кронштейнах; то опуская их вниз, чтобы не попасть в дыру на мостовой, где были выбиты камни. Неожиданно они провалились по колено в грязную вонючую яму, забрызгав одежду. Несколько раз они теряли своих спутников. Но каждый раз их спасал Джек, сидевший на плечах преподобного. Блестящие на солнце светлые волосы малыша были спасительным маяком в этой огромной толпе.

Они сталкивались с нищими и торговцами, слугами и рабочими, уличными мальчишками и придворными. Вскоре они начали различать детали непрерывно меняющихся сцен: черные мушки на белых напудренных лицах, грязные хвостики волос и треугольные шляпы, парики и тюрбаны, каскады кружев, ниспадающих из широких рукавов, белые чулки и начищенные черные сапоги, изысканные остроносые туфельки на каблуках и с украшениями, которым нечего было делать в грязи этой улицы.

Каждые несколько ярдов их окликал очередной разносчик.

– Кто купит мои прекрасные розы? Две за пенни, четыре за пенни! – кричала цветочница.

– Горячий пудинг и серый горох! – выкрикивала толстая женщина, помешивая в сковороде зеленую массу.

Они быстро научились отступать в сторону, когда слышали: «Кресло!» или «Посторонитесь, сэр!». Преподобный толкнул Сидни, чтобы его не растоптали двое носильщиков, которые несли портшез. Портшез, должно быть, принадлежал знатной семье, поскольку был покрыт парчой, а обивка ручек была расшита золотой нитью. Носильщики, одетые в ливреи, сломя голову бежали по улице со своей тяжелой ношей и были не в состоянии остановиться, если кто-то попадался у них на пути. Когда они пробегали мимо, Кэйт увидела, как в окне промелькнули бирюзовая тафта, разрисованный веер и нитка жемчуга на сливочной коже.

А Питер подумал, как было бы здорово, если бы здесь оказалась мама. Однажды она работала над историческим фильмом и показала сыну реквизит. Мама была очень горда тем, что они используют подлинные предметы. Он представлял себе выражение ее лица, если бы она видела все это своими глазами. Ему стало грустно и отчаянно захотелось быть не в Холборне 1763 года с Кэйт и семейством Бинтов, не иностранцем в чужом времени, а со своей семьей в своем собственном.

Наконец преподобный вывел их на узкую улицу за шумной таверной, где женщина в откровенном красном платье приблизилась к Сидни, взяла его под руку и сказала:

– Пойдемте, мой молодой сэр, давайте выпьем вместе по стаканчику.

Сидни, потеряв дар речи, уставился на женщину. Преподобный схватил его за другую руку и толкнул вперед. Женщина рассмеялась.

– Быть может, в другой раз, милорд, – крикнула она вслед.

Внезапно они вышли к большому лугу, залитому солнечным светом, – это и был Линкольн-Инн-Филдс. На лугу играли дети, паслись коровы, на скамейках сидели женщины с собачками на коленях. Вокруг стояли высокие роскошные дома. Преподобный подвел их к самому большому дому на южной стороне луга. Они прошли через узорчатые железные ворота, по бокам которых стояли гигантские каменные вазы. Преподобный постучал в дверь медным молоточком в виде дельфина, и ливрейный лакей открыл тяжелые двери. Наконец-то они прибыли в пункт назначения.

К середине дня все вымылись, переоделись и поели. Сэр Ричард Пикард был занят делами в министерстве финансов на Даунинг-стрит, но сообщил с посыльным, что вернется домой на праздничный ужин к восьми часам. Гидеон попросил повариху накормить чем-нибудь Тома перед тем, как тот уйдет. И добрая женщина устроила Тому пир: подала хлеб, цыпленка, ветчину и стакан сидра. Питер и Кэйт сидели с Томом в полутемной кухне, расположенной в подвале. Том, не подымая глаз, жадно поглощал пищу, и когда Кэйт попросила его дать ей подержать мышку, он вынул зверька и позволил ему пробежать по своей голове и плечам, а потом спрятаться у него в рукаве.

– Она ни к кому не пойдет, – объяснил Том. У него ломался голос, и верхние звуки он почти пищал, а нижние басил.

Гидеон спросил, есть ли ему где жить.

– Да, да, сэр, я… – Его голос задрожал.

– И где же это? – допытывался Гидеон. – В доме твоих родителей?

– У меня нет родителей. Жилье… у меня есть жилье, – пробормотал Том.

Питер и Кэйт попрощались с мальчиком, и когда Кэйт протянула ему руку, он не решился взять ее и отступил назад. Питер был уверен, что Том чуть не заплакал. Он наверняка не хочет уходить домой, подумал Питер. Может, нет никакого дома, может, поэтому он и связался с бандой Каррика…

Гидеон дал Тому шестипенсовик. Мальчик выскользнул в заднюю дверь и вышел на аллею позади домов.

– Несчастный негодник, – сказал Гидеон. – Господь в своей мудрости дает некоторым своим детям нести слишком тяжелую ношу…

Ханна настаивала на том, чтобы Питер и Кэйт немного отдохнули после долгого путешествия. Взбудораженные прогулкой по Лондону, дети не чувствовали усталости. Кэйт пришла к Питеру в его крошечную комнатку на чердаке, чтобы обсудить поиски Дегтярника, не подвергая риску Гидеона. Им никак не удавалось прийти к согласию, и вскоре они замолчали. Нарушил молчание Питер.

– Кэйт, – сказал он. – Прости меня за то, что я без тебя поехал с Гидеоном, но я вовсе не собираюсь возвращаться домой один. У меня этого и в мыслях нет. Ты мне веришь?

– Я хотела бы тебе верить, но… не знаю. Не могу себе представить ничего хуже того, чтобы одной остаться в этом 1763 году, не надеясь вернуться назад.

– Ну хорошо, – сказал Питер, – я клянусь… клянусь, что не вернусь домой без тебя.

– Клянешься? Тогда заключим союз на крови. Дай мне ножик.

Кэйт взяла ножик Питера, решительно провела лезвием по своему пальцу, и сжала его так, чтобы появилась капелька крови. Потом измазала кровью кисть руки. Затем она тщательно вытерла лезвие носовым платком и протянула нож Питеру, чтобы он совершил то же самое. Когда он все сделал, она взяла его руку и крепко прижала к своей руке.

– Повторяй за мной, – сказала она. – Клянусь жизнью…

– Клянусь жизнью…

– Что я никогда не вернусь в двадцать первый век без тебя.

– Что я никогда не вернусь в двадцать первый век без тебя.

– Теперь нельзя нарушить это обещание.

– А я и не собираюсь его нарушать, – ответил Питер.

Настроение у Питера и Кэйт улучшилось, и во время разговора они все поглядывали в два маленьких окна, выходящих на Линкольн-Инн-Филдс. Они увидели сидящего на скамейке Гидеона, озабоченно читающего письмо.

– Посмотри, – вдруг сказал Питер. – А это не Том?

– Да, Том. Но почему он прячется за деревом? Я думала, он ушел домой.

В голосе Кэйт прозвучала тревога. Том оглянулся и указал пальцем на Гидеона. И тут же из-за дерева выскочили и помчались к нему Уилл и Джо Каррик.

– Гидеон! – истошно завопили дети. Гидеон успел лишь поднять голову, на него тут же набросили мешок, заломили назад руки и связали их веревкой. Братья потащили Гидеона и быстро затолкали его в ожидающую их карету.

Питер и Кэйт выскочили из комнаты, бросились вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки, и вылетели из входной двери. Карета уже исчезла. Они побежали по узкой аллее, ведущей на главную улицу Холборна, и остановились перед морем карет, колясок и телег. Если та карета и была здесь, то ее невозможно было найти среди других. И даже если бы они ее увидели, что они могли сделать? Несчастные дети поплелись назад к скамейке, где только что сидел Гидеон. Питер поднял письмо, которое их друг уронил во время нападения, и стал машинально сворачивать и разворачивать его. Среди неразборчивого текста было гравюрное изображение Гидеона, размером с большой палец руки. Гидеон был очень похож. Это, наверное, письмо от Джошуа, подумал Питер. Что же случилось с братом Гидеона? Питер передал Кэйт письмо, чтобы она посмотрела на рисунок. В мрачном молчании сидели они на скамейке, опустив глаза.