Текст книги "Оставить на память (СИ)"

Автор книги: Лина Ласс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 10

Четыре года спустя

Генри нетерпеливо расхаживал по номеру, в котором остановился Пол Гитис. От напряжения он расстегнул верхние пуговицы рубашки и нервно оттягивал ворот.

– Ты мне обещал, – сквозь зубы процедил Войт.

Пол, сидя за столом, наблюдал за движениями Генри в лёгком недоумении.

– Я обещал лишь устроить встречу, и она состоялась. Не моя вина, что их не заинтересовал сценарий, – он развёл руками.

Генри пропустил его слова мимо ушей, прошёл к бару и, достав чистый стакан и бутылку виски, налил себе сполна. Пол только молча следил, не вмешиваясь. Он видел, что Войта одолевает ярость. Неудачные переговоры со студийными боссами, которые не ждали от Генри предложения снять кино как режиссёру, тем самым напомнив о себе Голливуду после пятилетнего перерыва, окончились в тот момент, когда они намекнули, что Войт как главной герой их не интересует. Возможно, он бы смог примерить на себя роль исполнительного продюсера, но с условием, что они кое-что изменят. Генри попытался вернуть разговор в русло своего первоначального плана, но они наотрез отказались обсуждать это дальше, чем взбесили Войта.

– Ты огорчен, я понимаю, – попытался успокоить его Пол. – Но не все готовы браться за столь дорогой и сомнительный проект.

– Сомнительный? – Генри обернулся к нему. – Ты читал сценарий – таких историй одна на миллион.

– Да, но как давно ты видел, чтобы военное кино становилось лидером кассы? Никому из Уорнеров не интересно снимать то, что не окупится. Деньги, деньги и ещё раз деньги! Тебя не было в большом Голливуде целых пять лет. Для актёра это целая жизнь. Две жизни! Знаешь, что сейчас модно снимать и что с большой вероятностью принесёт прибыль. Комиксы, мать их! – вскипел Пол. – Супергерои, шпионы и аттракционы разной направленности. Это раньше тебя возносили на пьедестал малолетки, а сейчас они выросли, подзабыли тебя, а пришедшие им на смену выбрали себе нового кумира.

Поняв, что почти перешёл на крик, Гитис замолчал, пытаясь успокоиться.

– Я не спорю – сценарий отличный. Если грамотно им распорядиться, можно даже замахнуться на Оскар. Но, Генри, ты сейчас тёмная лошадка, давно не снимался, не ставил кино сам. Сейчас на тебя поставит только самый отчаянный.

Генри, заглотнув порцию обжигающего напитка, опустил голову. На что он надеялся, выпрашивая у крупной студии такой огромный бюджет и себя в качестве "вишенки на торт"? Пол был прав – он оставался в стороне несколько лет. Появились новые лица, растиражированные, популярные, а его лицо уже успели позабыть, чтобы поручать ему главную роль. Отдавая такие суммы большие боссы непременно ставили бы свои условия, попытались бы переписать по-своему сюжетную линию в угоду модным веяниям, что и предлагали ему сегодня.

Но Генри не хотел отдавать этот фильм никому. Ему казалось, что только он мог бы снять его так, как задумал его автор, бережно сохранив каждую мелочь. Эта история нравилась ему такая, какой она была задумана изначально – правдивой и откровенной. Если согласиться на чужие условия, это всё разрушит.

Его постепенное возвращение к работе началось через полгода после свадьбы.

Марта была занята открытием магазина, планировала с архитекторами и дизайнерами, как можно обустроить всё внутри, обсуждала с винодельнями контракты на поставку вина и шампанского. Но это была её стезя, Генри же это мало волновало. Он почти не участвовал в процессе, чем немало огорчал свою жену. Он поначалу пытался приобщиться, но понимал, что Марта перехватывала всю инициативу, оставляя его не у дел.

Он чувствовал себя бесполезным. Вот уже много месяцев, как он остался без работы, которой раньше жил. Нет, он вовсе не жалел, что больше не снимается. Лицедействовать перед камерой он и вправду не желал, но Генри скучал без работы. Скучал по самим процессам съёмок и даже по людям, с которыми работал. С Полом он теперь виделся гораздо реже. Они даже почти не созванивались.

Он всё больше проводил время на диване в компании пса и частенько заглядывал к Альфреду на рюмку-другую хереса.

Но как-то зайдя в одно кафе купить кофе на вынос он увидел двух молодых ребят. Обоим было не больше двадцати лет. Сквозь солнечные очки он наблюдал, как они, посматривая на него, перешёптывались и толкали друг друга локтями.

– Это он, точно тебе говорю, – услышал Генри долетевшую до него фразу. Он давно привык, что в него частенько тычут пальцем, будто в диковинку, и стараются исподтишка сфотографировать на телефон. Поэтому и в этот раз он проигнорировал назойливое внимание к себе. Забрав на стойке свой капучино, он вышел на улицу и, пройдя полквартала, на перекрёстке заметил тех самых ребят из кафе. Они старательно делали вид, что не следуют за ним. Генри усмехнулся. Хотя, дорога была одна, может они просто шли с ним в одном направлении. Но дойдя до химчистки, где должен был забрать свои сорочки, он снова обнаружил "слежку".

– Где у вас чёрный ход? – спросил он у владельца прачечной. Хозяин, старый турок, даже не удивился такому вопросу и проводил Генри до задней двери. Он прошёл во двор, обошёл здание и оказался прямо за спинами ребят, которые поджидали его у перекрёстка недалеко от прачечной.

– Меня высматриваете? – громогласно спросил он.

– Твою мать!

– Чёрт!

От неожиданности один из парней даже подпрыгнул, а другой схватился за сердце. Генри снял очки и посмотрел на обоих. Совсем мальчишки, тощие, в винтажных футболках ужастиков 80-х годов, у одного из них был увесистый рюкзак за спиной.

– П-простите, мистер Войт, – отойдя от испуга один из них, что повыше, протянул ему ладонь. – Меня зовут Артур Кларк.

– Как писателя? – спросил Генри и пожал худую руку. Парень засмущался и отвёл взгляд.

– Ну да, как писателя. – Ему явно не раз уже это припоминали. – А это мой друг Рик Моррисон.

Второй парень, что был меньше ростом, неловко улыбнулся ему.

– Наверное, стоило подойти к вам сразу, – продолжил Артур. – Но как просто можно подойти к своему кумиру?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-Хотите автограф?

Артур захлопал глазами:

– А можно? Я… да. Но… – парень покраснел как рак и стал рассматривать свои кроссовки, – мы не за этим вас… преследовали.

Теперь Генри был заинтригован. Они не были похожи на фанатов, которые обычно его одолевали. Таких мальчишек он с товарищами в школе называл задротами и задирал их по любому поводу – ботаники и поклонники sci-fi фильмов и сериалов, вылитые герои "The Big Bang Theory".

– Слушаю, – он сложил руки на груди и был готов выслушать любую просьбу.

– Пять лет назад, когда вы снялись в "Безвременье", меня так вдохновил этот фильм, что я подумал сначала написать по нему фанфик, – начал тараторить Артур. – Но чем больше я писал, тем больше понимал, что моя история не имеет ничего общего с вашим героем. У них была только одна объединяющая тема – время и пространство. Никаких учёных и больших взрывов не осталось, зато получился… на мой взгляд неплохой сценарий, – парень важно поднял подбородок, явно преувеличивая. – Я четыре года над ним работал и отполировал его до чётких граней.

– В общем, мы хотим, чтобы вы на него взглянули, – выпалил Рик. – Я знал, что он что-то пишет, и попросил дать мне почитать. Потом он рассказал, что вдохновился вашим фильмом. И тут я вспомнил, что видел вас пару раз в той кофейне на углу. И предложил Артуру подкараулить вас. И вот мы здесь.

– И долго вы меня караулили.

– Две недели, – хором ответили парни.

Это выглядело так забавно, что Генри стало их даже жалко. Ничего страшного не случится, если он исполнит их маленькое желание, прочтёт пару страниц, скажет, что это было неплохо, и, пожелав им удачи, распрощается с ними.

– Сценарий с собой?

Артур снял с плеч рюкзак и открыв его, выудил пачку листов. Генри охотно взял её в руки и наскоро пробежал глазами пару первых страниц, прежде чем вернуться к началу. Понадобилось около пяти минут, прежде чем он поднял от текста глаза и спросил:

– Выпить не хотите, парни?

Артур и Рик просияли и согласно закивали головой.

Через пару часов Генри, вернувшись домой, набрал номер Лос-Анджелеса.

– Что за ребята? – лицо Пола на экране было заспанным. Неудивительно, ведь Войт разбудил его ни свет ни заря.

– Какие-то студенты, фанаты научной фантастики. Настоящие задроты, – засмеялся Генри. – Выследили меня в одном кафе, ходили за мной по пятам, пока я не заметил их. Думал, что автограф хотят взять. Нет, они, конечно, его тоже взяли и селфи сделали, но не в этом суть. Один стал рассказывать, что его вдохновила моя роль в "Безвременье", и он написал одну историю. Я возьми и ляпни, чтобы дали почитать. А он снял рюкзак с плеч и достал оттуда уже готовый сценарий. Вот так просто! Я проглотил его за несколько минут, и говорю тебе – оно того стоит.

– Студентам большой бюджет не дадут, какой бы хорошей не была основа, – попытался остановить его Пол.

– Нет-нет, – перебил его Войт. – Это не блокбастер, в том-то и дело. Это авторское кино. Фантастика, да. Но малобюджетная. То, что так любят в Сандэнсе.

Пол вдруг почувствовал заинтересованность. Сандэнс всегда был неплохим трамплином для независимого кино, что нередко давало дорогу в большой Голливуд многим талантливым ребятам. И если это так увлекло Генри, может, и стоило попробовать.

– Где сценарий?

Генри щёлкнул пальцами.

– Ха, я знал, что тебя заинтригует. Он уже у тебя на почте.

– Погоди, – Пол отложил телефон и включил лэптоп. В сообщениях было одно непрочитанное с прикреплённым файлом. Поначалу Гитис решил, что Генри звонит ему не совсем трезвый, когда получил от него видеозвонок в 4:30 утра. В Лондоне в самом разгаре был день, и для выпивки было рановато. Но Войт был полон энтузиазма и в нетерпении ждал, пока его друг дочитает сценарий. Он видел как на экране меняется выражение лица Пола от скуки до заинтересованности.

– Ты что же, возвращаешься в кино? – закончив, с сомнением спросил Гитис.

– Не так как ты думаешь, – улыбнулся Генри. – Я хочу спродюсировать их проект. А ты мне в этом поможешь. – Он выжидающе смотрел на Пола, ожидая только положительного ответа. В его глазах Гитис видел тот же огонь, который заметил в этом парне в начале его карьеры, когда тот готов был свернуть горы ради главной роли. Ничего, что Генри немного поменял направленность – он всё равно собирался вернуться к истокам. Полу уже надоело видеть, как его друг тухнет, пытаясь угодить жене и занимаясь тем, к чему не лежала его душа. В производстве вина он ничего не понимал, и его мало интересовал этот бизнес.

То ли дело сценарии. Поначалу мало какой актёр мог похвастаться только хорошими ролями. Приходилось сниматься во всякой халтуре оправдываясь фразой "я был молод, мне нужны были деньги". Но не Войт. Как только он заключил с Полом контракт, он поставил условие, что не будет уважать ни себя ни его, если агент попытается предложить ему роль в дерьмо-комедиях или пошлых слэшерах. Он изначально поставил себя как серьёзного актёра. Ничего, если это будет эпизод, но эпизод хорошего кино, а он постарается сыграть как в последний раз. Гитис внезапно пошёл на такие условия и ни разу не пожалел об этом. Из всех проектов, которые он предлагал ему, Генри сам выбирал те, что на его взгляд соответствовали высоким стандартам. И ни разу, чёрт бы его побрал, не ошибся.

Если Войт появлялся в кадре, он несомненно тянул на себя одеяло, даже если рядом были именитые и прославленные актёры. Камера его любила, режиссёры расширяли его роли, и предложения полились рекой. Но он не гнался за гонорарами, был также избирателен и отметал все предложения, которые считал низкопробными, даже если за них предлагали суммы с семью нулями. Поэтому уже через три года Генри Войт был на вершине, и весь мир был у его ног.

Так и сейчас. Да, эти студенты, Артур и Рик, нашли его сами, осмелились наобум предложить ему авантюру. На что надеялись эти парни, одному Богу известно. Но Войт и тут разглядел в них искру. А Пол доверял другу.

– Я в субботу буду у Люси Спенсер. Она работала над сценариями для Netflix как раз такой направленности. Покажу ей материал. Она поможет откорректировать кое-какие моменты. Скинь мне данные ребят, я сам свяжусь с ними. Сможешь прилететь в конце этой недели?

Генри задумался, почесав нос.

– В конце недели? – повторил он неуверенно. – Да, наверное, смогу.

Вечером Генри объяснил всё Марте. Рассказал про Артура и Рика, о том, как загорелся их сценарием и о том, что он улетает. Он знал, что жена будет недовольна, но произошла самая настоящая ссора. Их первая из многих.

– Улетаешь в пятницу? – Марта застыла над кастрюлей, в которой готовила к ужину пасту. – В субботу у нас открытие. Ты не мог забыть, потому что я раз сто тебе напомнила.

– Я помню…

– Значит ты намеренно меня бросаешь? – вскипела она. – Вот значит каковы твои приоритеты! Зачем мне было тогда бросать любимую работу, если ты собираешься вернуться? Или во всей Англии не нашлось ни одного человека, который знает как делать кино? – в ней чувствовался еле сдерживаемый гнев. Генри до этого момента никогда не видел её рассерженной.

– Там у меня уже налажены связи. Я много кого знаю. Плюс Пол помог бы мне на первых порах. Это его и моя стезя. И будет легче…

– Я думала, что ты решил отойти от всего этого! – Марта перебила его даже не слушая. – И думала, что ты поможешь мне наладить здесь дела. А теперь ты отправишься обратно в Калифорнию заниматься тем, от чего по твоим же словам ты безумно устал! А я останусь в Лондоне. Одна!

– Я и вправду покончил с тем, от чего устал, – он пытался объяснить ей, и чувствовал как эмоции набирают оборот. – Я не буду больше сниматься. Это же совсем другое. И не будет отнимать столько времени и сил. Я уезжаю всего на несколько дней. Ты прекрасно подготовилась, я уверен, что открытие пройдёт гладко. Ты справишься, а когда я вернусь…

– Ты решил это без меня! Ты даже не поделился мыслями, что у тебя созрело такое желание. Просто поставил меня перед фактом, что через день ты улетаешь, – глаза Марты покраснели и стали влажными. – Я думала, мы действуем как команда! Что займёмся вместе нашим магазином.

– Твоим! – Генри, не выдержав, повысил тон. – Это была твоя идея. Да, я уговорил бросить тебя работу и уехать со мной, и поддержал, когда ты предложила заняться винным бизнесом здесь. Но ты спросила, чем бы хотел заниматься я?

– Но ведь я не знаю! Я только слышала, что тебе осточертел Голливуд и ты хочешь оставить кино, – две мокрые дорожки прочертили лицо Марты.

Генри растерялся. В первый раз он видел её слёзы. Вдруг стало страшно и неприятно за свои слова. Но ведь он и вправду до недавнего времени был уверен, что хочет того же, что и Марта. Или просто уговаривал себя, надеясь со временем обрести ту же вовлечённость, с какой она стала строить здесь своё дело. Но встреча с этими двумя студентами расставила всё на свои места. Он не хотел оставлять кино. Он хотел перестать играть на камеру, и изображать из себя того, кем не является.

– Ты ничего мне не говоришь, даже когда я задаю вопросы, – лицо Марты было перекошено от обиды. – Всегда "главное, чтобы ты была довольна". Но мне важно знать, чего ты хочешь, чего желаешь, что чувствуешь. Почему ты никогда не говоришь об аварии?

– Боже, при чём тут это? – прошептал Генри.

– Притом! Потому что это, возможно, единственная часть твоей жизни, куда мне до сих пор нет доступа. Я так надеялась, что со временем ты откроешься мне! Я же вижу как при каждом упоминании Уилла, ты закрываешься ото всех. Но со временем это же должно было пройти. Но, видимо, я недостаточно заслуживаю твоего доверия, раз ты не пускаешь меня в самую трагичную страницу твоей жизни.

Марта резко развернулась и бросилась прямиком в спальню, громко хлопнув дверью. Самым разумным решением, было бы последовать за ней, просить прощения, утешать и стирать с её ресниц слёзы. Но Генри застыл, не смея сделать и шагу. Противоречивые чувства раздирали его изнутри. Он злился на себя, что так и не стал по-настоящему честен с Мартой, и на неё из-за того, что она требовала от него невозможного – показать свою уязвимость.

«Ты не должен бояться показаться слабым».

Этот голос, который он стал забывать, вдруг чётко прозвучал в его голове. Голос единственной, кому он позволил заглянуть в своё сердце. Генри тряхнул головой, желая избавиться от наваждения, но перед глазами встал сверкающий образ рыжеволосой колдуньи. Её улыбка, глаза, обнажённое тело, извивающееся под ним – всё это промелькнуло перед ним с такой ясностью, что отозвалось в груди болью.

Когда же это закончится и он сможет окончательно её забыть?

«Это самообман», – подумал про себя Генри. – «В твоей спальне каждый день спит одна из самых красивых женщин, а ты хранишь память о той, с которой провёл только одну ночь. Надо покончить с этим, иначе рискуешь застрять в иллюзиях».

Он развернулся и прошёл в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, он взглянул на стену над рабочим столом. На светлых обоях были аккуратно развешаны черные рамки, внутрь которых были помещены рисунки простым карандашом. Эскизы растений, скал, женских рук занимали почти всё пространство. Все её рисунки, которые она оставила в своей хижине и которые он не посмел бросить на одиноком острове. Центральное место занимал её автопортрет – не тот, что он показывал Полу, когда просил найти её. Это была несмелая попытка вернуться к позабытому занятию. Линии были отрывистыми, рваными, будто портрет был не окончен. На нём её голова была склонена набок, ресницы опущены, а губы чуть приоткрыты. Видимо, Ника рисовала себя с фотографии. Угловатые плечи, тонкая шея, кисть руки, прижатая к груди, прикрывающая наготу. Его снова кинуло в жар при взгляде на рисунок. Воспоминания о том как он сжимал это тело в своих руках всколыхнуло в нём желание.

Да что с ним творится? Он только что рассорился со своей женой, а вместо того, чтобы вымаливать у неё прощение, рассматривает другую, мечтая вновь оказаться в её объятиях. Чёрт бы её побрал!

Генри решительно пересёк комнату. Оторвав рамку с её портретом, он кинул его на стол. Стекло треснуло от удара, но ему было всё равно. Он с остервенением снимал каждый рисунок, бросая куда придётся, пока не избавился от всех. Сделав шаг назад, чтобы осмотреть голую стену, он почувствовал, как под ногами хрустело битое стекло.

– Генри! – он обернулся. В дверях стояла побледневшая Марта, испугано озираясь вокруг. – Зачем ты это сделал?

Генри тяжело дышал, будто пробежав стометровку. Какое же безумное зрелище он наверняка сейчас производил на свою жену. Ни с того ни с сего он разгромил всю комнату. Господи, да она даже не знала, что значил для него этот алтарь рисунков. Ей казалось это дизайнерским решением украсить пустующую стену, тогда как для него это был важный, хоть и такой краткий, но самый потайной момент его жизни, от которого теперь он хотел бежать без оглядки. И да, в него он тоже не посвятил Марту и никогда не решится. Это только его.

Генри пробормотал какие-то нелепые оправдания, что его давно бесило это оформление, и на эмоциях из-за ссоры он решил от него избавиться. Он не знал, поверила ли ему Марта, но она, ни сказав ни слова, принесла метлу и, поставив её у стены, удалилась. Генри вытащил из рамок все рисунки и бросил в ящик стола. Он был пока не готов отправить их в урну, но хотя бы убрал с глаз долой, тем самым утешая себя мыслью, что это только начало. Войт смёл осколки, оставив себе на память несколько порезов, и в три захода убрал их в мусорные контейнеры.

Этой ночью он всё-таки пришёл в спальню к Марте и горячими поцелуями вымолил себе прощение. Она не сразу отдалась ему, уворачиваясь от объятий, но он смог уговорить её. Сначала словами, а затем ласками. И она простила. Как потом ещё много раз.

Он пробыл в L.A. три дня. Затем вернулся всего на неделю и снова исчез, захватив с собой Артура. Марта пока занималась обустройством магазина, много времени проводила с матерью Генри, и стала копить в себе обиду. Это со временем начало выливаться в стычки и серьёзные ссоры. Пытаясь меньше её расстраивать, он уговаривал её ехать с ним, правда, не особо настаивая. Марта отказывалась, ссылаясь на занятость. Но у Генри возникло подозрение, что так она лишь хочет вызвать у него чувство вины за то, что был не до конца с ней откровенен.

После первого проекта Генри стали поступать и другие предложения от независимых авторов. Неожиданно для всех, сценарий никому неизвестного мальчишки из Лондона выстрелил, собрав вокруг себя не только кассу и высокие рейтинги, но и несколько наград на фестивалях. И за четыре года Войт выступил продюсером дюжины авторских кинолент, большинство из которых становились хитами, а пара фильмов заявлялись на соискание высоких наград.

Он собирал вокруг себя молодых и талантливых людей, которые не гнались за славой, а по-настоящему любили кино как искусство, и готовы были жертвовать многим лишь бы сотрудничать с ним. О Генри заговорили как о человеке, дающим шанс реализовать свои замыслы, какими бы безумными они ни казались. Его фамилия стала чем-то вроде товарного знака, предрекающего успех. К нему обращали как и отчаявшиеся мэтры, идеи которых не нравились студийным боссам, так и воодушевлённые новички, горящие желанием покорить Голливуд.

Но долгое время Войт занимал лишь одну позицию продюсера. Пока на глаза ему не попался сценарий, не дающий ему теперь покоя. Военная драма о первой мировой войне была не похожа ни на что, чем он занимался ранее. Эпичная, наполненная напряжением, отчаянием, скроенный из подвигов, любви и смерти. И она была буквально у него под самым носом.

Генри по уже сложившейся традиции был приглашён к Альфреду на традиционный ужин с его коллегами, или "мальчишник", как шутил его сосед. Поначалу все обсуждали такие серьёзные темы, как социальное обеспечение и проблема беженцев, пока кто-то не обратил внимание на то, чем занимается Войт.

– А вы знаете, Генри, у Альфреда есть для вас сюжет! – заявил Николас Уолберг, высокий тощий профессор математики с всклокоченными седыми волосами. Он посмотрел на него поверх своих очков в роговой оправе и, не смотря на отмахивающего Альфреда, продолжил. – Он написал его лет десять назад и как-то обмолвился, что было бы неплохо показать его своему знаменитому соседу. Он мечтает увидеть свою историю на экране, но слишком скромен, чтобы обратиться к вам с такой просьбой.

– Николас, прошу тебя! – воскликнул покрасневший историк.

– Я не знал, – Генри был заинтригован и повернулся к соседу. – Почему вы не говорили, что пишете?

Альфред махнул рукой.

– Потому что я не пишу, – он откинулся на спинку стула. Видно, пара рюмок его любимого хереса всё-таки придала ему определённую смелость, и Альфред продолжил. – Вы же знаете, что моей страстью является Первая мировая война. Я долгое время изучал архивы, дневники и исторические документы и заметил, что некоторые из них переплетаются. Итак, у нас есть сухие официальные документы, ничего не говорящих нам о тех людях, про которых в них идёт речь, и дневники этих самых людей, где мы узнаём об их трагедиях, чувствах, мотивах. И вот так сплетаются многочисленные истории, повествующие о любви, смерти и самоотверженности. Я вычленил те, что показались мне самыми пронзительными. А правильно их скомпоновав, я смог свить из них одну.

– И какую! – воскликнул Николас. – Дай ему прочесть. Генри, держу пари, вы будете в восторге. Все здесь присутствующие читали его. Теперь пришла ваша очередь.

– Буду рад прочесть, – обещал Генри.

После ужина, пока все остальные расположились в гостиной, Альфред отвёл Войта в свой кабинет. Многочисленные полки высоких шкафов были битком забиты книгами, но ожидаемого хаоса Генри не увидел. Стопки книг, правда, лежали даже на широких подоконниках, но в остальном был порядок. Из нижнего ящика стола историк выудил папку.

– Слышали, что говорят о вас, Генри? – Альфред посмотрел на Войта с прищуром.

– Я многое что слышал, но что именно вы имеете в виду?

– Вы извлекаете алмаз из мешка с углём. – Генри засмеялся. – Это правда! Так писал The Sun. Но я могу лишь подтвердить. Я посмотрел все фильмы, которые вы выпустили. Это впечатляет, – он передал сценарий в руки Генри. – Я храню эту папку более десяти лет. Знаете, многие мои коллеги пишут документальные книги, художественные, но ни один мой знакомый не рискнул написать сценарий, – он важно поднял подбородок и усмехнулся. – Я очень хотел сохранить память об этих людях. Их истории, казалось бы, незначительные, так тесно переплелись в столь огромном полотне событий, что не способен вообразить себе ни один блестящий ум. Жизнь всё придумала за них. Николас не прав. Я даже не посмел бы мечтать о том, чтобы всё это воплотили на большом экране, но обещайте, что прочитаете и хотя бы выскажете своё мнение.

– Даю вам слово.

А на следующее утро, Генри с ответным визитом сам пришёл к учителю.

– Я хочу это! – с порога заявил он, потрясая листами. – Как вы… как вам… Альфред, это просто… – у Генри будто не хватало слов, чтобы описать свои чувства.

Старик засмущался.

– Я ничего не придумывал. Эти истории и правда имели место быть. Я всего лишь соединил их в единое целое.

– Вы были неправы, когда сказали, что я достаю алмазы из мешка с углём. Вы, Альфред, чистой воды бриллиант, сами пришли ко мне.

И теперь Генри носился с этой рукописью как одержимый. Поставить самому фильм стало его идеей фикс. Даже Марта, которая не горела желанием вникать во все его проекты, попросила его дать прочесть рукопись, но сюжет не показался ей увлекательным или по крайней мере достойным такого активного внимания. Это стало ещё одним поводом для обиды, но уже со стороны самого Генри.

Пол давно не видел своего подопечного столь увлечённого каким-либо проектом, даже в его самые продуктивные годы. Его глаза горели, он с увлечением рассказывал о сюжете, и получив его в свои руки, со всей страстью приступил к его реализации. Но суммы требовались значительные, и их у Генри не было. Но Войт не был бы самим собой, если бы не боролся за то, во что верил. Он стучался в каждый кабинет, организовывал встречи, пытаясь вовлечь рыб покрупнее, вызванивал старых знакомых по цеху. Но стоило ему упомянуть о такой непопулярной теме как жанр "военное кино", как потенциальные продюсеры сливались или предлагали свои варианты, не устраивающие Генри.

И когда Гитис договорился о встрече с шишками из Уорнер Бразерс, он преисполнился надеждой получить от них поддержку. Но Пол обещал только встречу, как и сказал. Никто не говорил, что они готовы заключить договор. Зато они слетали в Англию и поужинали в дорогом отеле за счёт Генри. Это они умели и практиковали подобное без зазрения совести, напрасно обнадёживая тех, кто заказывал им билеты бизнес-классом.

– Лучше бы назначили встречу в Zoom, чем тратить на их поганые рожи свои деньги и время, – процедил Войт сквозь зубы.

Сказать, что он был разочарован – не сказать ничего. Злость кипела в нём, хотелось запустить в стену стакан, перевернуть стол или избить до крови эти довольные голливудские морды.

– Ты их слышал? Я принёс им бриллиант, а они предлагают мне техническую роль за кулисами. Пошли они к чёрту! – выругался он, со звоном поставив стакан на стол.

– Мне кажется, ты слишком много возлагаешь на этот сценарий. – Полу и самому было неприятно, тем более что он являлся гарантом этой встречи, обернувшейся крахом. – Тебе бы успокоиться, ведь на этом не сошёлся клином белый свет. Езжай домой, отдохни.

Генри раздражённо взглянул на друга.

– Что такое? – спросил Пол.

– Не могу сейчас домой. Останусь у тебя в отеле.

От такого ответа Гитис даже растерялся.

– Не пойми меня неправильно, я тебе всегда рад. Но… какого чёрта, Генри? Ты повторяешься.

– Она не хочет меня видеть. Не буду идти поперёк её желаний.

– С таким успехом ты когда-нибудь поселишься здесь окончательно, – грустно ответил Пол. – Попроси отель придерживать для тебя этот номер.

Это значило – снова ссора. В последнее время это стало отлаженной традицией. А систематический разлад мог предзнаменовать собой только одно, в чём Генри не хотел сам себе признаваться. Это сказывалось как на его настроении, так и на всём облике – потрёпанный уставший вид, щетина и мятые рубашки. Хоть сегодня он и постарался выглядеть достойно для боссов из Голливуда, но вид у него всё равно был утомлённый.

***

Было уже поздно. Лондон погрузился в темноту. Это лето выдалось довольно жарким и сейчас закат не принёс ожидаемой прохлады. Духота тяжёлым покрывалом опустилась на землю. В номере работал кондиционер, но Генри открыл окно, чтобы ощутить тепло ночи.

Они с Полом уже приговорили бутылку виски, как это обычно бывало, когда они ночевали в одном месте, что стало случаться чаще, чем хотелось бы Гитису. Каждый раз, когда он оказывался в Лондоне по делам, Войт не спешил уходить из его компании. Сначала он говорил, что соскучился и хотел бы побольше времени провести со старым другом, потом ссылался на то, что устал и не хотел бы появляться дома выпивший. Но со временем Пол сам понял, что в семье Генри наступил разлад.

– Я ведь чувствовал, что ничем хорошим это не кончится, – вздохнул Пол.

– Прости, – не поворачиваясь к другу прошептал Генри. – Я хотел, чтобы у нас всё получилось. Но, кажется, мы смотрим не друг на друга, а в разные стороны.

– Не так. Двое должны смотреть не друг на друга, а в одну сторону, чтобы у них получилось построить крепкие отношения, – поправил его Пол.

Войт грустно усмехнулся. И правда, как оказалось они с Мартой хотели разного. Она – тихой, почти затворнической жизни в Лондоне, а его так и не отпускало кино.

– У тебя есть любовница? – вопрос Пола был такой неожиданностью, что Генри поперхнулся, испачкав виски рубашку.

– Что? Нет! Ну и вопросы у тебя? – он взял со стола салфетку и стал оттирать пятно. – Ты думаешь, только это может быть причиной размолвки в семье?

– Первой, что приходит на ум, – Пол пожал плечами. – Прости, должен был убедиться, чтобы быть спокойным за честь сестры. И что теперь? Развод?

– Никто из нас ещё не произносил этого слова. Хотя у нас не то, что близости давно не было, но и душевного разговора. Живём как соседи. "Привет", "пока", "как дела", "хорошо". Она вечно занята магазином, сейчас заключает сделки с двумя итальянскими винодельнями. Летала в Тоскану, даже не позвав меня с собой. А я всё реже появляюсь дома, потому что даже в спальне чувствую себя одиноким.

Генри взглянул на Пола и почувствовал укол зависти. Семья Гитисов всегда была для него примером. Пол и его супруга Джоанна были дружны, всегда советовались друг с другом и поддерживали, как в свадебной клятве "в горе и в радости, в болезни и здравии". Что бы ни происходило в их жизнях они были опорой один другому, воспитали трёх чудесных детей. Он даже не помнил, чтобы они когда-либо серьёзно ссорились, разве что ворчали по мелочам. И когда Генри делал предложение Марте, он надеялся на такие же отношения, но довольно скоро понял, что так не выйдет. Он порой бесился и ругал себя за то, что обнадёжил жену, обрекая её на отношения, заведомо неудачные. Но четыре года назад он, как и она, был полон надежд.