Текст книги "Арман Дарина (СИ)"
Автор книги: Лина Гамос
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Графиня сидела на диванчике, листая книгу, и рассеяно накручивая золотой локон на пальчик. Она приветливо улыбнулась, отбросила книгу и протянула принцу руку для поцелуя.
– Мой дорогой принц, какой приятный сюрприз. Я не ждала вас раньше вечера.
Арман опустился рядом на диван, и женщина тут же обвила руками его шею, ласкаясь. Принц впился жарким поцелуем в ее губы, проталкивая язык, лаская сладкое небо. Распахнул корсаж платья, нежной лаской сжал небольшие груди, лаская пальцами чувствительные соски. Графиня извернулась, скинула платье и, расстегнув застежку брюк, вытащила возбужденный мужской член. Сыто облизнулась, но принц, притянув ее к себе, уложил на диван и, опустившись на колени между широко разведенных ног, жадно впился ртом во влажное лоно, лаская языком, покусывая, заставляя выгибаться от закипающего наслаждения. Почувствовав первую судорогу приближающегося оргазма, Арман приподнялся и принялся яростно, короткими ударами, погружаться в податливое тело, подводя к следующему, мощному оргазму. Вышел и, перевернув женщину на живот, потянул девушку на себя, толкнувшись членом в тугое колечко. Осторожно нажал головкой, помедлил, полностью вошел и остановился, чувствуя, тесное объятие судорожно сжатых мышц. Нежно прикусил трепетный изгиб шеи, притянул ближе, прижимая тонкую спину к своей груди и ласково, успокаивающе зашептал в маленькое ушко: "Милая моя, нежная, я не причиню тебе больше боли". Чуть вышел, снова вошел и, заскользил в сладком, дурманящем обоих ритме. Девушка закинула руки за голову, лаская пальцами мускулистые плечи, извернулась, подставляя губы под его жадные поцелуи. Экстаз накрыл такой оглушительной волной, что принц, не сдержавшись, зарычал, изливаясь в глубину желанного тела, судорожно сжимая его в крепких объятиях, не в силах разорвать связь. Обессилено уткнулся лбом в белоснежное плечо, не желая открывать глаз, возвращаясь в реальность. Графиня что – то сказала, но мужская ладонь запечатала ей рот. Арман криво усмехнулся. Только, что он занимался любовью с Ламис, и она отвечала ему, поддавалась навстречу, страстно шепча его имя.
Графиня лизнула его ладонь, и принц опустил руку.
– Вы были бесподобны, Каммина.
Женщина призывно улыбнулась.
– Арман, вы несравненный любовник, – графиня грациозно поднялась, потянув принца за собой. – Нас ждет ванная.
Принц встал, лениво наблюдая за соблазнительным белокурым созданием, порхающем по комнате невесомой бабочкой. Он знал, как заставить Ламис потерять голову от страсти.
Принц заканчивал завтрак, рассеяно барабаня кончиками пальцев по отполированной поверхности стола. Настроение было отвратительным, впрочем, ничего необычного в этом не было. С тех пор, как в его жизни появилась Ламис, состояния глухого раздражения и холодной ярости сменяли друг друга с завидным постоянством. Глупая девчонка отказывалась принимать столь удачное для нее, нищей провинциалки, стечение обстоятельств. Еще месяц назад Арман и думать не собирался о том, чтобы поселить кого – то в своих апартаментах. Он всегда предпочитал нейтральные территории для встреч, благо во дворце Дарина места хватало. Полгода назад он не обратил никакого внимания на портрет Ламис, который его дядя сам написал и отправил в Сталлору. Миловидная блондинка, но, сколько таких было и будет на его пути? Слишком молода на его вкус. Арман останавливал свой выбор на искушенных, умеющих принимать и дарить удовольствие дамах. Что могла ему дать связь с юной девственницей? Вступать в брак он не собирался, и попытаться заманить его туда, с помощью смазливой мордочки было заведомо безнадежным делом. Но Ламис появилась на балу, и он зачем – то пошел за ней в ту беседку.
Да, сейчас он признавал, что все ее действия были случайными и непреднамеренными, но в тот вечер Арман решил воспользоваться ситуацией, и поддаться соблазну, почувствовав себя не охотником, а добычей. Ламис так откровенно, крайне вызывающе пыталась отделаться от его внимания. Его это завело? Нет, довело до бешенства. Юное создание, являющее собой неприкрытый, откровенный соблазн: ее кожа светилась, грудь поднималась в слишком глубоком декольте дешевого платья. Она едва провела язычком по приоткрытым губам, как он потерял голову от желания. А девчонка стояла и старалась вежливо от него избавиться, не замечая, что он уже готов разорвать на ней платье, будто помешавшийся от страсти мальчишка.
Слишком много насилия в их первую ночь? Он признавал свою ошибку, но девчонка никак не желала смирить характер. После, он пытался наладить их отношения, не его вина, что Ламис не желала получать свою долю наслаждения. А это бессмысленное простаивание у окна, игра в "переглядки" с презренным рабом? Он злился, нет! Но понять отказывался. Она лежала в постели наследника империи, но мечтала увидеть ничем не примечательного садовника. Было ли задето его самолюбие? Вздор. Он впадал в ярость только оттого, что его личная шлюха не желала по доброй воле ложиться с ним в постель. Нищая, безродная девка отвергала принца крови. К услугам Армана были все аристократки империи Дарина. Ему не отказывали, разделить с ним постель считали честью, он был всегда щедр со своими любовницами, а эта дрянь извивалась и стонала под ним только от боли и страха. Он не был насильником, но чувствовал себя им, каждый раз принуждая Ламис разделить с собой постель.
Лакеи растворили дверь и, согнувшись в почтительном поклоне, к столу просеменил невысокий старичок, в длинной, волочащейся по полу, накидке.
– Ваше Высочество, со всем моим почтением, спешу доложить Вам, что у вашей рабыни всего лишь небольшое недомогание. Я посмел назначить лечение и уже отдать необходимые распоряжения по этому поводу горничной. Еще, если позволите, Ваше Императорское Высочество, я бы порекомендовал воздержаться на несколько дней от постельных утех с вашей рабыней.
Старик замер, не осмеливаясь взглянуть на наследного принца Дарина. Он много лет был придворным доктором, и был прекрасно знаком с нравом принца. А он только, что посмел рекомендовать воздержание от любимой игрушки наследника. При дворе сплетничали, что резко изменившийся вкус принца относительно женщин, всегда предпочитавшем жгучих брюнеток, произошел вскоре после того, как в его постели оказалась юная рабыня.
Арман не спеша, допил кофе, приложил салфетку к губам и, после этого взглянул на старика.
– Кассиус, я желаю, чтобы ты составил снадобье, возбуждающее плотское желание. Какой толк спать с женщиной, если она холодна, как лед. Добавь его к тем порошкам, которые присылаешь для Ламис. Я лично займусь этим.
Принц жестом отпустил слугу и приказал налить себе еще чашечку кофе. Сегодня его, несомненно, ждал занимательный вечер, но перед этим еще была встреча с отцом и военный совет. Арман сделал глоток кофе. Император настаивает на поездке в Инихсан, государство маленькое, но довольно богатое. Единственной наследницей правителя была красавица дочь. И если ему все доложили верно, отец приступил к переговорам за его спиной, предлагая принцессе брак с наследником престола Дарина. Арман не собирался вступать в брак, а если императору необходимы новые земли, то они вполне готовы начать военную компанию по силовому захвату Инихсана. Да, принц презрительно скривил рот, встреча с отцом обещала стать бесполезной тратой времени.
Император завел опостылевший разговор, как только Арман опустился в кресло напротив отца.
– Хотя бы взгляни на портрет принцессы Инихсана, сын. – Император указал на стоящий у стены портрет. – Она королевских кровей и умна, а ее манеры безупречны. В ней есть все, чтобы стать идеальной императрицей Дарина и матерью твоих детей.
– Интересно, как рассуждал ты, соглашаясь на авантюру Вистериуса? – Принц закинул руки за голову, вытягивая ноги на пуфике. – Ламис не подходит ни под один из данных критериев, но ты отослал ей приглашение на бал.
Император безмятежно улыбнулся, игнорируя попытки сына перевести разговор в другое русло.
– Я прошу тебя обратить внимание на достойную во всех отношениях девушку, равную тебе по положению, а ты предлагаешь обсудить безродную шлюху.
– Но именно эту шлюху, ты в свое время, счел достойной стать матерью моего сына.
– Я всего лишь допустил ваше личное знакомство. Это Вистериус доказывал мне, что именно сей не ограненный бриллиант, способен стать любовью всей твоей жизни. А теперь скажи мне, почему ты не хочешь остановить свой выбор на принцессе Инихсана?
– Дорогой император, – Арман насмешливо посмотрел на отца. – Я не собираюсь вступать в законные отношения только потому, что вы настаиваете на внуке. Или незаконнорожденный ублюдок вас устроит?
– Ребенок Ламис станет таким же рабом, как и его бестолковая мать. – Император презрительно скривился. – Надеюсь, ты не собираешься шантажировать меня этим?
– Я всего лишь упомянул о возможном развитии событий, мой император. Будете продолжать давить на меня, и я подарю вам бастарда, если уж вам так хочется увидеть моего ребенка.
– Кассиус рассказал мне о некоторых проблемах твоей постельной забавы. Едва ли, она сможет доносить дитя до положенного срока. Будешь угрожать мне, останешься без шлюхи, Арман.
Принц встал, положив конец пустым препирательствам с отцом.
– Ламис только моя забота, император. К тому же я упоминал бастарда, а не раба.
Над Сталлорой занимался рассвет, подсвечивая бегущие по небу облака розовато – лиловым светом. Арман нежился в постели, целуя белокурые локоны и замутненные блаженством зеленые глаза юной рабыни. Ее тонкие пальчики вырисовывали замысловатые узоры на его груди. Принц коснулся легким поцелуем золотистой макушки.
– Пора засыпать, Ламис.
Она послушно уткнулась ему куда – то в бок, но, почти сразу отклонившись в его крепком объятии, доверчиво прошептала:
– Поцелуй перед сном.
Принц склонился, но ее руки притянули его еще ближе. Припухшие от ночных ласк, нежные губы приоткрылись, с легким стоном удовольствия впуская его язык, страстно отвечая на его жадный поцелуй.
– Спокойного сна, милая.
– Приятных снов.
Мужчина вопросительно приподнял одну бровь, и Ламис поспешно исправилась, счастливо улыбаясь в стывшие серым льдом, глаза.
– Арман.
Девушка уже давно заснула, а принц все продолжал перебирать золотые пряди, словно не в силах оторваться от их гладкого шелка, вдыхая аромат, исходившей от них невинности. Всего одна ночь взаимной, всепоглощающей страсти и Арман совершенно потерял голову. Она была ему необходима, он чувствовал себя счастливым от того, что тонкие руки по собственной воле обвивали его шею. Она отвечала на его ласки, вначале смущаясь, потом все смелее и жарче, теряя голову от страсти, увлекая его за собой в этот сладостный омут. Они не могли оторваться друг от друга. Арман криво усмехнулся: одна маленькая ложка порошка, растворенная в бокале вина, сделала его счастливым. Они уедут в Темный замок, на побережье. Море, соленый воздух и белый песок. Что еще нужно, чтобы забыть о мерзости прошлых отношений? Принц пошевелился и Ламис, что – то, неразборчиво зашептав, придвинулась еще ближе, обхватывая его руками и ногами. Мужчина нежно отвел упавшую на ее лицо прядь волос, невольно поморщившись при виде кровоподтека на ее скуле. Он ее больше пальцем не тронет, между ними все изменится, он станет ласковым и добрым хозяином для своей прелестной собственности. Одинокая, изолированная и сломленная безысходностью своего положения, Ламис будет ему безгранично признательна за нежность и внимание. Она полюбит его, и этим привяжется гораздо сильнее, чем он привязал ее к себе договором приобретения.
Ламис не думала о том, почему так внезапно изменились отношения между нею и принцем. Она устала бояться, чувствовать ледяной ужас и трепет при появлении принца, и теперь просто наслаждалась удивительным и внезапным счастьем, осознанием того, что тебя любят, лелеют и заботятся. Она просыпалась от поцелуев красивого принца и засыпала в объятии его нежных рук.
Темный Замок, куда Арман увез ее из столицы, возвышался на вершине скалы, врезающейся в море. Слуг почти не было видно, и порою казалось, что они находятся здесь совсем одни. Ламис буквально лучилась от радости, и ее заливистый смех постоянно звучал под сводами старого замка. Как только прибыл ее новый гардероб, в котором полностью отсутствовал серый цвет, принц стал вывозить ее на прогулки и пикники. И каждый день Арман делал ей подарки. На ее туалетном столике уже лежали бархатные коробочки со скромной золотой цепью в паре с огромным бриллиантовым кулоном. Одно колье с изумрудами, два с кроваво – красными рубинами и пятнадцать колец различной формы. Ламис искренне была благодарна, но надевала украшения только по настоятельной просьбе принца. Гораздо больше она обрадовалась разрешению посещать библиотеку в любое время. Ее благодарный поцелуй закончился тем, что Арман, даже не попытавшись дойти до спальни, занялся с ней любовью прямо на столе с утренним чаем. Шаг за шагом, обволакивая нежностью, принц затягивал Ламис в омут страсти, где она потерялась навсегда, растворившись в безграничной любви и доверие к своему красивому принцу.
Арман просыпался и засыпал, сжимая Ламис в своих руках, как самую дорогую свою драгоценность. Они вместе завтракали и обедали. Принц усаживал ее на диван в кабинете, когда работал. Ему нравилось просто смотреть на нее, наблюдать, как порою, она отрывается от чтения книги и устремляет затуманенный взгляд в окно, словно улетая за тысячу миль от замка. Она смутилась, когда он подарил ей новые платья и драгоценности, но, получив разрешение посещать библиотеку, была так искренне и восхитительно благодарна. Ламис шептала ему слова любви, и он, теряя голову от владения ее телом, отвечал ей, шепча в ответ, такой же приторно – сладкий бред. Ей хотелось романтики, забвения о том, чем она на самом деле является для него, и принц с удовольствием подыгрывал ей. Ламис расцветала подобно цветку в его руках, и его нектар предназначался только для его губ. Он пил ее сладкие стоны, ласкал хрупкое тело, забывая обо всем, кроме тонких рук на его плечах и тугого тепла, заставляющего хрипеть от страсти. Она мечтала, и он обещал ей исполнение любой ее грезы. Ее восторженный взгляд, которым она смотрела на него, делал его выше, лучше в собственных глазах. Ему нравилось быть просто любимым. Даже будучи мальчишкой, наследник не терял головы от первых красавиц империи Дарина, он всегда считал себя слишком умным для подобных глупостей. Возможно, Вистериус был прав. Счастье было совсем рядом. Арман мог бы жениться на ней, но это бы стало его величайшей ошибкой. Он не считает нужным быть верным одной женщине, а Ламис с ее плебейским максимализмом... Никогда не примет его образ жизни, что приведет к примитивным ссорам из – за банальной женской ревности.
3
Солнце слегка просвечивало через узорный ряд листвы, падая причудливым узором на расстеленный, под огромным деревом, плед для пикника. Муравей торопливо пробежал с хлебной крошкой возле пальца Ламис. Девушка чуть сдвинулась, убирая руку с пути насекомого, и принц тут же пошевелился, жадно прижимая ее к своей груди, и хрипло произнес, заглядывая в зеленые глаза:
– Проснулась, милая?
И не дал ответить, сминая губы жестким ртом, укладывая на спину. Торопливые ласки и девушка покорно выгибается на встречу его движениям, принимая в себя его твердый член. Арман отрывается от сладких губ, меняя положение, сжимает тонкие бедра и рывком погружается весь, чувствуя слабые, судорожные попытки девушки избежать глубокого проникновения. Он слышит болезненные стоны, ощущает плечом ее прерывистое дыхание, но желание слишком сильно мутит разум, заставляя рывками проникать в восхитительно – узкое тепло, сулящее ослепительный экстаз. Он целует ее волосы, шепча бессмысленные слова утешения и раскаяния, и Ламис гладит пальчиками его спину, стараясь расслабиться и не мешать хозяину, получать удовольствие. Но слезы предательски скатываются по лицу, и к тому моменту, когда принц глухо застонав, врывается особенно глубоко, безудержные рыдания сотрясают хрупкое тело рабыни.
– Прости, я опять был не сдержан, но ты сводишь меня с ума, милая.
Арман сцеловывает слезинки с бледного личика, прижимая с ласковой силой ближе к себе. Девушка пытается улыбнуться, и сердце принца предательски сжимается от глупого, мимолетного раскаяния. Он сделал все, чтобы уничтожить ее как личность, и теперь, когда он насилует свою девочку, та всего лишь раскаивается, что портит наслаждение любимому господину.
– Ночью было совсем не больно, Арман.
Юная рабыня нелепо утешает наследного принца империи Дарина, дабы он не испытывал мук совести, от того, что причинил ей боль. Совесть Армана не мучила вовсе, более того, он намеривался сегодня уложить девушку под себя еще минимум два раза, прекрасно осознавая, что снова причинит ей боль своими ласками, но отказываться от своих намерений не собирался.
Тонкие пальцы нежно коснулись его губ.
– Я привыкну к тебе.
Арман улыбнулся, но серые глаза уже затягивало серебристым льдом. Глупая девчонка ничего не понимает. Волшебный порошок лишь искажает для нее действительность, делая боль опьяняюще – сладкой, даруя извращенное наслаждение. Нежное создание пригодное лишь для платонической любви поэта – романтика, волею случая оказавшееся в постели принца, лишенного иллюзий.
Ламис чувствовала холод, шедший от принца и прильнула к нему, привычно прячась от проблем в тепле его тела, за завесой длинных черных волос, упавших на нее шелковым водопадом. Серебро плавилось в глазах, когда принц взглянул на нее сверху вниз, правильно истолковав ее потерянный вид.
– Ты не расстроила меня, – голос принца был исполнен сожаления. – Я всего лишь хотел развлечь тебя поездкой в лес и небольшим пикником на живописной полянке. И как обычно все испортил неуместной пылкостью.
Огромные глаза на маленьком личике доверчиво засияли. Приторно – сладкое создание, утратившее собственный внутренний огонь. Точнее он сам его затушил, соблазнившись минутной жаждой покорности, подчинив себе извечной доминантой мужчины над слабой женщиной.
– Не хочешь перекусить, милая? – Принц потянулся к корзине и, наполнив бокалы вином, один протянул Ламис. Достал тарелку с тонко нарезанным сыром и мясом, и поставил перед девушкой. – Занятие любовью на свежем воздухе вызывают во мне голод.
Ламис пригубила бокал и послушно проглотила кусочек сыра, с видимым удовольствием, поглядывая из под ресниц, как принц расправляется с мясом и сыром. Покончив с едой, Арман притянул девушку к себе на колени, с наслаждением зарываясь лицом в золотые локоны.
– Почему у меня такое чувство, что тебе не нравятся пикники?
Ламис удивленно посмотрела на принца.
– Они мне нравятся, только не вызывают бурного восторга.
– Я пытался быть романтичным.
– О, да, муравьи прибывают в нирване, растаскивая наш хлеб.
Арман хрипло рассмеялся.
– Ладно, в следующий раз можешь научить меня разглядывать в облаках фигуры. Я честно попытаюсь усвоить эту науку.
В эту минуту принц был настолько похож на обычного человека, что Ламис не удержавшись, поинтересовалась.
– Мы скоро возвращаемся в Сталлору?
– Однажды нам придется туда вернуться, милая, но между нами ничего не измениться. Я разрешу выходить тебе в сад. – Ламис невольно вздрогнула, и принц сухо добавил. – Я не могу изменить прошлое, но обещаю изменить наше будущее. Я не сделаю тебе больно, Ламис, мы будем счастливы.
Еще на прошлой неделе принц получил письмо от отца, в котором император в категоричной форме требовал завершить затянувшийся отпуск и вернуться в столицу. Несколько волшебных, заполненных любовной магией, недель на побережье должно хватить Ламис, чтобы чувствовать себя счастливой, будучи снова запертой в апартаментах принца. Армана ждали дела и новая очаровательная любовница. Рабыня была прекрасна, но принц желал разнообразия. И теперь, когда белокурое чудо отдавалось ему со всей страстью влюбленного существа, Арман вернулся к старым предпочтениям, сменив блондинку – графиню на жгучую брюнетку – виконтессу.
Прогулки по саду принц не разрешил, и Ламис не настаивала. Она, вообще, перестала подходить к окнам выходящим в сад, словно ее преследовал призрак молодого садовника. Теперь, когда за принцем закрывались двери, девушка, прихватив с собой завтрак, забиралась на широкий подоконник в спальне. Вид был не столь живописный, но по – своему даже занимательный. Отсюда была видна часть площади перед главными воротами и несколько окон соседнего крыла здания, задернутые плотными портьерами. С утра и до вечера по площади сновали лакеи в расшитых золотом, темно – зеленых сюртуках.
Ламис пила чай и наслаждалась кипевшей за окном жизнью. Здесь, во дворце, Арман больше не приглашал ее разделить с ним завтрак, обед или ужин. За столом ему прислуживали несколько лакеев, и Ламис понимала, что придворный этикет не позволяет принцу проявить учтивость, пригласив собственную рабыню присоединиться к нему за столом. Она все понимала, и очень надеялась, что однажды Арман придет к весьма простому решению этой небольшой проблемы. Ламис даруют свободу, и отправят к родителям в провинцию, где она увидит полностью восстановленный фамильный особняк Эстенбуков, а потом, именно туда, за ней приедет ее прекрасный принц, чтобы сделать официальное предложение стать его законной супругой и матерью его детей. Девушка прижалась лбом к холодному стеклу, мечтательно улыбаясь своему бледному отражению. Все будет именно так, и никак иначе. Все завистники, порочившие честь семьи умолкнут, напрочь сраженные этим известием. Ламис будет великодушной, она не станет мстить или напоминать обывателям, как они отвернулись от ее семьи в трудную минуту. Она будет слишком счастлива, чтобы думать об этом.
Дверь в спальню скрипнула. Горничные. Ламис поспешно спрыгнула с подоконника и, поставив чашку с тарелкой на поднос, вышла в коридор. Слуги ее, по – прежнему, не замечали, а она не мешала им выполнять их обязанности. Когда она вернется сюда хозяйкой, отношения между ними изменятся. Ламис будет непринужденно переговариваться с горничными, а со своей камеристкой секретничать в будуаре. У нее будет собственная прелестная зала, обставленная со всевозможной роскошью. Для этого вполне подойдет небольшая гостиная дальше по коридору. Еще у нее будет гардеробная, не шкаф в дальнем углу гардеробной принца, а своя собственная, заполненная платьями, шляпками и туфлями комната. Девушка негромко рассмеялась, самое главное для нее любовь Армана, а все остальное мишура и фальшивый блеск. Но все же так приятно иметь свое личное пространство, а не ходить неприкаянной тенью, как сейчас, ожидая, когда слуги закончат уборку. Арман вернется только к обеду. Ламис хотела попросить у него разрешения посетить дворцовую библиотеку, но все никак не могла решиться, малодушно опасаясь отказа. Если попросить в постели, когда он лежит, лениво наматывая ее локон на палец? Низ живота сжался от предательского напоминания о болезненных проникновениях принца. Ламис терпела, глотая слезы, и корила себя за то, что не может угодить любимому человеку. С ней что – то не так, ведь иногда она теряла голову от наслаждения, а теперь, как и в начале их отношений, испытывает лишь разрывающую надвое боль от близости с принцем. Она видит, что Арману это крайне не приятно, и Ламис пытается сдерживать стоны, не зажиматься, когда принц пытается войти в нее.
Арман устал, пресытился покорностью и щенячьей преданностью неизменно светившейся в глазах юной рабыни. Кто бы подумал, что он станет скучать по ушедшей дерзости бывшей дебютантки. Принц избегал появляться в собственных апартаментах, не желая видеть кроткое, безропотное существо, все мысли которого были сведены к одному: услужить своему господину. Такая же шлюха, как и все остальные до нее. Он немного перестарался, стараясь вбить в белокурую голову почтение и трепет перед своим хозяином. Ламис стала отвратительно пресной, ничем не выделяющейся на фоне прочих девиц прошедших через его руки.
Принц сидел в кресле и читал газету, полностью игнорируя маленькую рабыню, один несчастный вид, которой навевал смертную скуку и убивал плотское желание. Арман не желал пользоваться порошком, вызывающим страсть, это было губительно для его эго непревзойденного любовника, а без него все было предсказуемо до отвращения. Дрожащая улыбка, судорожные всхлипы и металлический привкус насилия над безответным существом. Принца никогда не привлекали жесткие игры в постели, исключение он составил лишь для смазливой блондинки без толики мозгов. Это было занимательное противостояние. Арман отложил газету и холодно взглянул на покорно сидящую возле его ног Ламис. Жаль, ее строптивости хватило так не надолго, пропало занимательное развлечение на целый день. Подумать только он хотел ее круглые сутки, сумасшедшее желание бурлило в крови подобно старому вину, заставляя терять голову. Все ушло, почти сразу, как только они вернулись с побережья. Его жизнь снова наполнилась светскими развлечениями и флиртом, случайными связями на одну ночь или несколько недель. Совещания с отцом, военные советы и вполне ожидаемое восстание рабов в провинции Дилав. Он лично руководил карательной операцией, утопив провинцию в крови. Рабов казнили за малейшее подозрение или проступок, по сути, за то, что они являлись рабами. Вернувшись в Сталлору Арман жаждал покоя и легких развлечений, а его ждала забитая шлюха, не вызывающая желания. Казнить? Жаль, она принадлежала только ему. Дать вольную и отправить Вистериусу? Принц коснулся золотых волос, и лицо девушки осветила счастливая улыбка обожания. Никогда. Эта девка сдохнет, являясь его личной собственностью. Низ живота налился приятной тяжестью, и принц чуть потянул за светлые локоны. Тонкие руки со всей поспешностью освободили его плоть, и Ламис склонилась, лаская ртом член господина. Арман еле слышно застонал, это было единственным, что рабыня делала лучше его многочисленных любовниц. Смуглые пальцы зарылись в золотистые пряди, тяжелые веки прикрыли льдистые глаза: он запрет ее в дворцовых казематах, оттуда невозможно сбежать.
И однажды она его потеряла. Изысканные интерьеры апартаментов принца сменились на крошечную камеру, напоминающую каменный мешок, с тусклым светом из единственного окна где – то под потолком. Ламис не понимала за что? Ламис не понимала почему? Мысли путались, причиняя боль, разрывая сердце на части. Она так любила его, так старалась ему угодить, а он даже ничего не сказал, только махнул рукой, отдавая молчаливое приказание лакеям. Ее привели сюда и, втолкнув в комнату, заперли дверь. Ее мечты уничтожили, планы разрушили, ей грубо указали на то, чем она была для наследного принца империи Дарина. Ламис заламывала руки, рыдала, колотила кулаками в дверь, требуя ее выпустить. Потом отчаяние сменилось злостью и пониманием. Глупая, глупая кукла сама поставила себя на пьедестал. Она устала бояться, она хотела любви и участия, и сама придумала себе сказку и заставила себя поверить в нее. Ламис, так гордившаяся своими разумными взглядами на жизнь поверила в грезу, дуновение сна, стоило принцу лишь ласково улыбнуться ей и протянуть руку, чтобы не ударить, а приласкать. И вот, она уже лежит у его ног, покорная, сломленная и раздавленная его величием. Глупая, глупая кукла. Ее играючи ломали и калечили, а, наигравшись, выкинули вон за ненадобностью.
Ламис сидела на тонком матрасе, брошенном прямо на пол, и, обхватив себя руками, смотрела вверх. Туда где серый свет дня сменялся чернотой ночи, наполняя тесную камеру криками боли от предательства собственного разума, позволившего ей разрушить свою личность. Ламис почти не притрагивалась к еде в оловянной тарелке, которую, дважды в день, проталкивали сквозь узкое отверстие внизу двери. Она не хотела больше жить, понимая, что так и умрет здесь, позабытая всеми. Надо было бежать при малейшей возможности, не бояться наказания, повторять попытки обрести свободу раз за разом. Настойчивость в достижение цели – вознаграждается. Так говорил старый учитель. Глупый, глупый старик. Ламис закрыла глаза, она не хотела больше жить.
Избавление наступило внезапно, когда она уже потеряла счет дням. Дверь скрипнула и открылась. Слуги, в ливрейных камзолах, что – то говорили, но Ламис ничего не понимала, отупев от пребывания в этом каменном мешке. Тогда ее подхватили за руки, выволокли во двор, впихнули в карету и вот она уже проезжает через малые дворцовые ворота.
– Его величество Император Дарина дарует тебе вольную.
Ламис подпрыгнула от неожиданности, только сейчас разглядев еще одного пассажира. Невысокий плотный мужчина, в добротном камзоле без шитья. По виду зажиточный торговец, или мелкопоместный дворянин. Мужчина смерил девушку презрительным взглядом и продолжил:
– Также Его Императорское Величество поручил мне, своему доверенному лицу, устроить тебя, в приличном доме и подобрать пристойную работу.
Еще один полный презрения взгляд в ее сторону.
– Я буду представлять твоего отца для окружающих. Теперь тебя зовут Тиа Виссона. Родители отправили свою единственную дочь в город, подальше от волнений в провинции Дилав. Ты будешь жить там, где я тебя поселю, работать будешь там, где я тебе скажу, будешь делать то, что я тебе приказываю и Его Высочество Принц, тебя никогда не найдет. Из Сталлоры носа не высовывать. Пока ты в столице, Его Величество Император Дарина гарантирует тебе безопасность. После, когда Его Величество Император убедиться в твоей безопасности, он прикажет выдать тебе новые документы и вывезет за границу владений Дарина. От тебя требуется одно – не делать глупостей, пытаясь вырваться из рук наследного принца Дарина самостоятельно. За побег рабыни наказание – смерть. Ты знаешь, нрав Его Высочества Дарина, твоя смерть будет мучительно долгой, Тиа Виссона.
Девушка кивала, как заведенная, соглашаясь со всеми словами мужчины. В голове крутилась лишь одна ликующая мысль: свободна, свободна, свободна! Карета остановилась перед традиционным, из серого камня с красной черепичной крышей, дома. В распахнутых окнах приветливо колыхались кружевные занавески. В отведенную ей комнату внесли несколько чемоданов с ее вещами, "отец" представил ее хозяйке пансиона, прослезился на прощание и отбыл к супруге, во вновь бунтующую провинцию Дилав. Ламис распаковала вещи, обнаружив в чемоданах множество нарядов с длинным рукавом. Она понимала: печать принца на обоих предплечьях никто не должен увидеть. На дне одного из чемоданов лежал кошель, туго набитый золотыми. Целое состояние, на не искушенный взгляд девушки. Разобрав вещи, Ламис присела в кресло и оглядела комнату. Веселенькие обои в цветочек, светлый ковер на полу, кровать под бледно – розовым покрывалом, шкаф, комод, умывальник и ванная за дверью, в углу. Все скромно и прилично. Сквозь распахнутые, вымытые до блеска окна, развевая занавески, влетел весенний ветерок, и Ламис зажмурилась, стараясь не расплакаться. Он принес в комнату сладостный запах свободы и надежды на безграничное счастье. Ей помогли, над ней сжалились, подарив то, на что она перестала надеяться.