Текст книги "Русалка и гламурный пират (СИ)"

Автор книги: Лина Филимонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Вся жизнь состоит из этого – боль, радость, снова боль и снова радость… горе и счастье, потери и обретения. И только когда рядом те, кого ты любишь, можно пережить эти сумасшедшие американские горки.

После ужина я позвонила Нике, и мы поболтали, но совсем недолго, и обо всякой ерунде. Моя подруга не сказала этого прямо, но я почувствовала, что Эдик рядом, и что его присутствие мешает ей быть со мной такой, какой она обычно бывает – веселой, резкой, не стесняющейся в выражениях. Ну да, с ним же она не живой человек, а воздушное безе, травоядная нимфа и балерина Анна Павлова в одном лице.

Я снова почувствовала беспокойство за подругу. Притворяться в отношениях – это неправильно! Уж я-то знаю это, как никто другой. Когда-то, с Германом, я пыталась казаться и даже по-настоящему быть тем, кем не являюсь. И чем все это закончилось? Слезами, болью и зияющей раной в душе, которая затягивалась долгих два года. И, если бы не Аркадий, мне, возможно, понадобилась бы помощь психолога, чтобы вернуть утраченную уверенность в себе. Так, спокойно. Аркадий сейчас затесался в мои мысли случайно, и я аккуратно, интенсивными пинками, затолкаю его подальше на задворки сознания. Я не буду о нем думать!

Сегодня мама, как и обещала, осталась ночевать у меня. Я постелила ей в своей спальне, хоть она и сопротивлялась, порываясь пойти на диван.

– Ну дай же мне за тобой поухаживать, – возмутилась я. – Мне это очень нечасто удается.

– Извини, – тихо произнесла мама.

– Да ладно… – я даже растерялась от ее серьезного тона.

– Нет, правда. Извини меня.

– Да за что?

– За все.

Она стояла у окна, в моем халате, странно маленькая и беззащитная. Я оставила чистые простыни на комоде и подошла к ней.

– Я всегда уезжала, оставляла тебя одну…

– Не одну.

– Ты скучала по мне.

– Да, очень.

– И я тоже очень-очень скучала. Но какая-то сила все время гнала меня прочь отсюда.

– Я знаю. Тогда я не понимала, но теперь… я знаю.

– Если бы я могла все вернуть… я не была бы такой эгоисткой.

Мама теребила пояс халата и смотрела на меня снизу вверх, как будто это я была взрослой, а она – маленькой девочкой. Это было так странно… Мы как будто поменялись ролями.

– Самые лучшие дни в моей жизни – те, которые я провела с тобой, – произнесла она, и улыбка озарила ее лицо. – Я все время искала счастье где-то далеко, но находила только здесь, дома.

– Я недавно думала об этом. И решила, что в те моменты, когда ты возвращалась, тебе было плохо. Ведь ты приезжала потому, что у тебя где-то там опять что-то не получилось.

– Да нет же! Я приезжала потому, что хотела побыть с тобой.

– Правда?

– Еще бы!

– Ну, тогда давай застилать постель.

Этот разговор был неожиданным и немного неловким. Мы с мамой никогда раньше не говорили о прошлом, о ее частых отлучках, о моем детстве…

– Ты такая взрослая, – произнесла мама, надевая наволочку на подушку. – И мудрая. Я такой не была.

– А какой ты была?

– Мечтательной, наивной. Витала в облаках и ничего не понимала в этой жизни. Наверное, поэтому у меня все сложилось так… криво и косо.

– Но теперь-то все хорошо? – спросила я.

– Да. Теперь все хорошо.

Мама просияла. Как она все-таки похожа на маленькую девочку! Может, все дело в моем халате. Он розовый, с бантиками и рюшами. Я его не ношу, я же не Барби. Купила, как обычно, в приступе шопоголического безумия.

Глава 15

Кажется, я больше никогда не смогу спокойно спать по ночам. Так, чтобы положить голову на подушку и мгновенно начать видеть яркие замысловатые сны. Вместо цветных снов теперь – серая липкая тоска. Мы и так проболтали с мамой почти до часу, я давно должна клевать носом. Я и клевала, пока не устроилась на диване, подложив под голову целых две подушки и укрывшись мягким пледом. У меня получилось такое уютное гнездышко – ложись и спи… Но я не могу.

Я ворочалась так, что от гнезда остались одни обломки, а ночнушка практически перевернулась на мне задом наперед. Как ей это удалось? Чудеса какие-то. Нет, уснуть, определенно, не получится. Не стоит и пытаться. Я сползла с дивана, побрела в сторону холодильника, открыла его, рассеянно оглядела содержимое. Что я тут ищу? Пора бы уже купить снотворное. Или хотя конфисковать из дедовых запасов еще одну бутылку сухого красного.

Послонявшись туда-сюда по гостиной, я села на пол перед окном. Чем бы таким заняться, чтобы при этом не разбудить маму? Посижу, посмотрю в окно. Сижу. Смотрю. Прошло целых две минуты! Что бы поделать еще? Я зачем-то побрела в прихожую, полюбовалась на мамину шляпу, напялила ее на себя перед зеркалом. Темнота не позволила мне понять, идет мне эта вещь или нет. Я видела лишь смутный силуэт, очень похожий на ядовитый гриб под названием бледная поганка.

Шляпа не удержалась на вешалке, соскользнула на пол, я наклонилась, чтобы поднять ее и взгляд мой наткнулся на беговые кроссовки. Я бы не увидела их, если бы белые полоски не сияли призывным флуоресцентным светом. Они валяются тут с той самой ночной пробежки, я так и не удосужилась убрать их в шкаф. А может… В два часа ночи? Почему нет? Чем это время хуже любого другого? Я знаю, что мама бы меня не одобрила. Дед – тем более. Но они сладко спят в своих постелях, в то время как я не могу сомкнуть глаз. А усталость очень даже может поспособствовать образованию сонливости. В тот раз помогло, поможет и в этот.

Я тихонько прокралась к шкафу, на ощупь нашла шорты, топ и майку, натянула их вместо ночнушки. Отыскала носки в ящике. Надеюсь, они одного цвета. А, впрочем, какая разница? Если я кого и встречу, так только подвыпивших ночных гуляк. А им до моих носков точно не будет дела, как и мне до их мнения по поводу моего внешнего вида. Телефон я закрепила в чехле на предплечье, ключи положила в потайной карман шортов. Я готова к спортивным достижениям!

Ночь была теплой, даже слишком. Я бы предпочла освежающую прохладу. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Ничего, холодный душ в конце пробежки поможет остудить мое разгоряченное туловище и не менее разгоряченные конечности. Я хотела рвануть в сторону набережной, но ветер донес до меня звуки грохочущей музыки, и я повернула в противоположном направлении. Не хочу оказаться посреди безумного сабантуя, все эти люди со стеклянными глазами и выхлопом, как у Змея Горыныча, меня просто бесят! Особенно сегодня, когда мне хочется тишины и покоя, как внутри, так и снаружи.

В общем, я снова побежала в сторону жилых кварталов, подальше от набережной. Но в этот раз все было по-другому. У меня было ощущение, что к кроссовкам кто-то подло приделал чугунные подошвы. Иначе почему мне так трудно переставлять ноги? Куда делась былая легкость и прыгучесть? Я бежала в гору, мой организм был против, но я не собиралась поддаваться слабости. Если бы я действительно устала, то давно дрыхла бы в своем уютном гнезде. Раз я не могу уснуть, значит, у меня полно лишней энергии. И я должна ее растратить во что бы то ни стало!

Улицы были пусты, мне даже не приходилось притормаживать на перекрестках, потому что и машин не наблюдалось, разве что изредка проносилась очередная «музыкальная шкатулка», оглашающая окрестности ритмичными звуками. Молодежь развлекается. Носятся толпой папиных машинах, тайно угнанных из гаража. Мы когда-то тоже так делали. Весело было…

Чем дольше я бежала, тем больше у меня появлялось энергии. Я же говорила! Она есть, просто прячется, не хочет быть истрачена на благое дело, хочет снова будоражить меня в ночи. Хватит! Я не желаю больше вспоминать о том, как теряла голову в объятиях Аркадия, как у меня перехватывало дыхание от его поцелуев, как я проваливалась в бездонный омут, когда его глаза приближались к моим, и он заглядывал прямо мне в душу… О ночах, наполненных бешеной страстью, томительной нежностью и самым настоящим безумием я не хочу вспоминать тем более. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного и вряд ли когда-то испытаю. Кажется, я выгорела дотла. На месте моего сердца сейчас лишь горстка пепла, раздуваемая ветром сожалений.

О чем же я сожалею? О том, что это было или о том, что закончилось? Если бы я тогда поехала от Ники на такси, мы бы не встретились на единственном сухом островке посреди бушующего ливня, он бы не накинул мне на плечи свою куртку, и меня не ударило бы током прикосновение его теплых рук… Да, все случилось именно тогда. Я влюбилась уже в тот момент, хотя сама не поняла этого. Думала, это просто игра, просто развлечение. Если бы все было так просто, мне не было бы сейчас так мучительно больно…

А он? Где он сейчас? Что делает, о чем думает? Вспоминает ли обо мне? Может, уже забыл, в объятиях очередного летнего развлечения. Нет, такого быть не может. Не только я теряла голову в наши безумные ночи, он чувствовал тоже самое… во всяком случае, тогда я была в этом уверена. А, может, нет? А, может, это только мне было так хорошо? От этой мысли, пронзившей меня неожиданно и вероломно, я остановилась посреди дороги, как соляной столб. Разве такое возможно? Разве бывает так, что у одного участника событий стая бабочек под кожей, головокружение, экстаз, доходящий до глубокого обморока, а второго – ничего особенного? Интуиция и жизненный опыт подсказывали мне: да, такое может быть.

Это осознание было таким… обидным! То есть я парила на крыльях страсти и романтической влюбленности, а он просто удовлетворял свои низменные потребности? И меня вполне можно заменить любой другой наивной и восторженной дурочкой? Да пошел он вообще! Он недостоин того, чтобы я нем думала! Придя к этому яростному убеждению, я собралась бежать дальше. Я только сейчас поняла, что все еще стою посреди тротуара, как столб, рассуждаю сама с собой и, возможно, даже, разговариваю вслух.

Я сделала шаг, и мой взгляд случайно переместился в сторону кустов, разросшихся вдоль ближайшего забора. Увиденное в прорехе между кустами заставило меня снова остановиться, и не просто остановиться, а полностью окаменеть.

На крыльце дома сидел Аркадий и курил. Я не очень четко видела его лицо, потому что свет на него падал сзади, из-за приоткрытой двери. Но это был он. Его взъерошенные волосы, его рука с длинными сильными пальцами, его широкие плечи. Он повернулся, и его темный профиль отпечатался на желтом фоне, как негатив фотографии.

Я инстинктивно шагнула назад. Я не хотела, чтобы он меня видел. Уже можно было остановиться, но я, сама того не замечая, все отступала и отступала, пока не оказалась на дороге. Очнулась я в тот момент, когда рядом со мной завизжали тормоза мотоцикла.

– Эй! – заорали мне прямо в ухо. – Проснись! Уйди с дороги!

Чьи-то руки толкнули меня в сторону тротуара. Я очнулась и побежала. Я неслась со всех ног, как заяц, в спину которого дышит стая волков. Ног я не чувствовала, тела тоже, мне казалось, я лечу над землей, как во сне, и ветер свистит у меня в ушах. Если бы едва не сбивший меня мотоцикл ехал в ту же сторону, уверена, я бы его обогнала. Мне нужно было убежать во что бы то ни стало. Я не хотела, чтобы меня увидел Аркадий. Он наверняка вышел к калитке, привлеченный визгом тормозов и криками. Наверняка вышел… но я этого не видела. Меня там уже не было.

Я остановилась, чтобы отдышаться только после того, как пробежала несколько километров. Ну, может, всего один километр. Я не знаю, я неслась как угорелая, ничего не видела, ничего не понимала… Знала только, что мне нужно оказаться как можно дальше от того места. И где я теперь?

Привалившись к стволу платана, я тяжело дышала и озиралась по сторонам. Я не разбирала пути и поэтому не знаю, куда принесли меня ноги. Справа от дороги высотки, слева частные дома. А в какой стороне море? В нашем городе это главный ориентир. Мое горло слиплось от жажды, дыхание вырывалось со свистом. Я села прямо на траву под платаном и обхватила голову руками. Перед моими глазами до сих пор был профиль Аркадия, черный на желтом фоне, яркий и симметричный, как настоящая фотография.

Это, правда, был он? Откуда он там взялся? Почему он сидел на крыльце какого-то ветхого дома, а не на террасе шикарной гостиницы? И что мне теперь делать? Если я не знала, как ответить на первые три вопроса, то ответ на последний был очевиден: надо идти домой и ложиться спать. Собственно, что такого невероятного произошло? Я не была уверена, что Аркадий уехал. Еще в самом начале нашего романа он намекал, что может остаться на побережье надолго. Правда, я думала, что он переедет в другую гостиницу, подальше от нашей, или вообще в соседний город. Но он остался здесь. И снял какой-то дом. Ну, захотелось человеку деревенской экзотики. Мне-то какое до этого дело? А, может, он зашел к кому-то в гости. К кому-то… к девушке? Да на здоровье. Пусть хоть гарем себе заведет, меня это ни капли не волнует.

Я поднялась и уверенно направила свои стопы в сторону моря. Я знаю, в какой оно стороне, не вижу, но чувствую. Кроме того, об этом можно догадаться по уклону. К морю – значит вниз. И район этот я знаю, я умчалась не так уж далеко. Просто в приступе паники все вокруг показалось незнакомым… И тут я вспомнила. Я уже видела Аркадия, приблизительно в том же месте. Когда бегала неделю назад. Я тогда подумала, что он мне померещился. Но теперь не сомневаюсь – это был он. Он вышел из этого самого дома, спрятавшегося за разросшимся кустарником. Вышел и закрыл за собой калитку, с таким видом, как будто ему это действие хорошо знакомо, как будто он делал это миллион раз.

Какие из этого можно сделать выводы? Ну, думай, дорогой Ватсон, это же элементарно. Он не впервые в нашем городке. Поэтому знает про Кручу, про рапанов, про сезонную ловлю рыбы. Возможно, в этом доме живет кто-то из его старых знакомых. Это очень правдоподобное объяснение. Хотя… почему же он сначала остановился в гостинице? Нужно признать: это все лишь догадки. Я понятия не имею, что происходит. И, что самое главное – мне не нужно этого знать!

Вернувшись домой, я выпила литр воды, встала под холодный душ, почистила зубы, попыталась расчесать мокрые волосы, чтобы завтра они не торчали в разные стороны… Сна не было ни в одном глазу. Я старалась двигаться тихо, чтобы не разбудить маму, свет я включила только в ванной, на кухне ориентировалась на ощупь. Рухнув в свое разоренное гнездо, я приготовилась к долгой битве с неугомонным желанием думать об Аркадии и, неожиданно, уснула. Все же пробежка, тем более такая активная – прекрасное средство от бессонницы.

Проснулась я на удивление рано, даже мама еще спала. В последнее время мой обычный распорядок был нарушен курортным романом и его последствиями. Теперь все кончилось, жизнь возвращается в обычное русло. И поэтому я, как обычно, отправилась с утра на море, прихватив полотенце и хорошее настроение. Оно и вправду было хорошим, сама не знаю почему. Наверное, мне надоело страдать. Все приедается.

Ерш и Лапоть были на месте, море манило, солнце светило – ничего не изменилось, жизнь продолжается! После заплыва я расстелила свое полотенце на мелкой гальке и прилегла немного отдохнуть. Обычно я так не делаю, не люблю поджариваться на солнце. Но сегодня я устала и решила, что немного солнечных ванн под шум прибоя мне не помешает.

Проснулась я от скрежета и грохота, сопровождаемых приглушенной руганью.

– Говорил тебе – давай помогу!

Знакомый голос. Кажется, это Лапоть.

– Кто же знал, что он развалится!

Это, точно, Ерш.

– Слушай старших и умных, и будет тебе счастье!

Это снова Лапоть.

Я открыла глаза и увидела перед собой Ерша. В его руках была верхняя часть огромного пляжного зонта.

– Улетаешь, Мэри Попинс? – пробормотала я и перевернулась на другой бок.

Так, стоп! Почему я вообще сплю на пляже? Я села и увидела, что нижняя часть зонта, представляющая собой палку с тяжелым металлическим основанием, лежит в опасной близости от моей головы. Рядом с ней сидит Лапоть и с немым, но явственным укором, смотрит на Ерша.

– Вы что, решили прикончить меня во сне? Что я вам плохого сделала?

Лапоть хмыкнул, Ерш открыл и снова закрыл рот.

– Ты уже начала поджариваться, – объяснил, наконец, Лапоть.

– Я укрыл тебя полотенцем, – продолжил Ерш. – Но ты его все время скидывала.

– Надо было перетащить ее в тень, – сказал Лапоть Ершу, как будто меня здесь не было.

– Она бы проснулась.

– А сейчас она сладко спит!

Он покосился на меня. Заметил, наконец!

– Ну вот я и решил поставить рядом зонтик, – высказался Ерш. – Но он оказался непрочным. И очень тяжелым.

– Сколько времени я тут валяюсь? – поинтересовалась я.

– Ну… часа два, – сказал Ерш.

Из моего рта вырвалось не очень приличное восклицание.

– Надо было меня разбудить!

– Жалко было, – признался Лапоть. – Ты так сладко сопела.

– И похрапывала, – добавил Ерш.

– Врешь!

– Ладно, вру.

– Большое спасибо вам за заботу, – обратилась я с искренней прочувствованной речью к спасателям. – Но в следующий раз – просто разбудите.

Я уже отошла на сотню метров, когда меня осенило. Ерш же без пяти минут доктор! Он может мне помочь. Пришлось вернуться.

– Слушай, – обратилась я к своему заботливому другу. – Посоветуй хорошее снотворное. Бессонница одолела.

– Опиши симптомы, – произнес Ерш строгим голосом Андрея Евгеньевича.

– Спать не могу! Какие тебе еще симптомы?

– Причины? Ощущения? Голова не болит, не кружится? Аппетит нормальный?

– Да ну тебя.

Я махнула рукой и пошла прочь. Ерш меня догнал.

– Это может быть очень серьезно. То у тебя температура, то бессонница…

– Да все нормально.

– Нет, ненормально! Ты сама на себя не похожа.

– И что ты предлагаешь?

– Давай как-нибудь встретимся, поговорим.

– О моей бессоннице?

– Ну а о чем еще? Я помочь хочу.

– Ладно, – я махнула рукой. – Встретимся.

– Давай сегодня вечером.

– Ну… не знаю.

– Я тебе позвоню.

Дневной сон не очень-то меня освежил, я высохла, нагрелась, впору было снова лезть в море. Но я торопилась домой. Мама, наверное, давно проснулась и потеряла меня. Пересекая набережную по диагональной траектории, я увидела Кирилла, который неспешным шагом двигался мне наперерез. Он меня еще не заметил, так как увлеченно созерцал что-то на экране своего телефона. Ну и прекрасно. Я вообще не горю желанием с ним общаться. В последнее время наши встречи протекают по удивительно однообразному сценарию: я веду себя как идиотка, он невозмутим и безупречен. Сейчас, вроде бы, ничто не предвещает провала, но кто знает… Я способная, найду, как в очередной раз опозориться.

Я замедлила шаг, чтобы не оказаться на пути Кирилла, но, кажется, сделала это слишком резко – женщина с коляской, следовавшая за мной по пятам, затормозить не успела. Маленькие, но очень жесткие колесики с разбегу врезались в мои голые пятки.

– Ой! – вскрикнула я.

Кирилл поднял глаза.

– Извините, – пробормотала женщина.

– Это вы меня извините, – проявила я вежливость.

Коляска вместе с бормочущим что-то обитателем укатила, а я оказалась лицом к лицу с Кириллом. Мы поздоровались, я нацепила радостную улыбку, Кирилл тоже непринужденно улыбнулся.

– Как вода? – поинтересовался он.

– Мокрая и соленая, – резковато отозвалась я. И тут же поправила сама себя, – теплая, как парное молоко.

Кирилл – это не Ерш. С ним надо поаккуратнее. Он – парень чувствительный и деликатный. Ему я обычно не грублю и в ответ на невинный вопрос не огрызаюсь. С ним я, кажется, становлюсь лучше…

– Ты черная, как шоколадка, – продолжил светскую беседу Кирилл.

Кажется, это комплимент. Надо ответить, как подобает воспитанной барышне.

– Спасибо.

– А все загораешь…

– Да нет, загорать я не люблю. Лежать на пляже скучно.

Кирилл посмотрел на меня как-то странно. С недоверием, что ли?

– Ну, мне пора. Меня мама ждет.

Все прошло хорошо, надо испариться, пока я не ляпнула лишнего и не выкинула чего-нибудь чудесного, в моем стиле.

– Может, как-нибудь встретимся, сходим куда-нибудь? – внезапно выпалил Кирилл.

Его щеки, до этого момента достаточно бледные, приобрели оттенок нераскрывшегося розового бутона. Похоже, он волнуется…

– Давай, – согласилась я.

– На Цветочном бульваре открыли новую кофейню. Говорят, там очень вкусные чизкейки.

– Обожаю чизкейки!

– Я помню.

Лицо Кирилла вернулось к своему первоначальному цвету, а я вернулась к прерванному маршруту.

Только дома, в ванной, я поняла, почему Кирилл смотрел на меня так странно и не поверил моему утверждению, что я не люблю загорать. На моей левой щеке, которую во время сна на пляже я использовала как подушку, явственно отпечатался узор из мелкой морской гальки. Камни, на которых распласталось мое нежное лицо, имели разнообразную причудливую форму, и узор получился очень красивым, авангардным. Хоть сейчас на выставку. Ну вот. А я думала, что сегодня не опозорилась перед Кириллом.

Мама с дедом наколдовали вкуснейший обед из восьми, кажется, блюд. Я так поняла, они увлеклись и устроили что-то вроде кулинарного батла. Мой желудок стонал и жаловался, но я все равно запихивала в него медальоны из лосося, суфле из шпината, нечто поджаристое из говядины и зеленого лука, рулетики с курицей и чем-то красно-желтым…

– Ну, – спрашивала мама, – как тебе суфле?

– Тает во рту, – ответствовала я.

Мама с довольной улыбкой поглядывала на меня и с превосходством – на деда.

– А жюльен разве не тает? – с вкрадчивой интонацией встревал дед.

– О, да, жульен восхитителен! А кто из них жюльен?

Дед громко фыркал и вертел в руках полотенце.

Потом я пробовала медальоны, стонала от удовольствия, и дед расплывался в довольной улыбке. А мама пыталась подсунуть мне десерт…

– Хотите узнать, кто победил? – спросила я, когда почувствовала: еще немного, и жюльены с крутонами полезут у меня из ушей.

Мои любимые повара навострили уши.

– Дружба! – громко провозгласила я. – Вы оба – мечта всех обжор и гурманов. Лучшим было все!

Мама рассмеялась, дед задрал подбородок с видом победителя… Как я их обоих люблю!

Звонок Ерша застал меня за серьезными сомнениями в собственной адекватности. Я вспоминала вчерашнюю ночь, свою пробежку, Аркадия, мелькнувшего за кустами, и думала: «А был ли мальчик?». В смысле, не померещилось ли мне все это? А, может, вообще приснилось? Может, я вовсе никуда не бегала?

Мои сомнения были настолько серьезны, что я пошла в ванную, открыла стиральную машинку и извлекла из нее топ, шорты и майку. Раз они лежат здесь, значит, я все-таки бегала. Я помню, как, вернувшись, перед тем, как принять холодный душ, отправила все в стирку. Но то, что пробежка была, вовсе не означает, что Аркадий был тоже. Как раз он вполне мог мне померещиться. Возможно, подсознание сыграло со мной злую шутку: я думала о нем, я оказалась в том месте, где в прошлый раз встретила кого-то на него похожего… и вуаля! Мое воображение снова его там нарисовало.

Главным аргументом против реальности произошедшего был факт, значение которого я почему-то не осознала раньше: настоящий Аркадий не курит. А этот фантом курил. Причем с таким видом, как будто наслаждается этой вредной привычкой уже не один год. И еще один аргумент: эта картинка, которую я видела и которая отпечаталась в моем мозгу, была какой-то ненастоящей. Желтый фон, темный силуэт, резкий профиль, рука с дымящейся сигаретой… Какой-то постановочный кадр! И автор этой постановки – мое подсознание. Зачем оно прилепило Аркадию сигарету? Вот уж не знаю. Видимо, вопрос курения, в связи с дедом, вертелся где-то в мыслях, и оно его нечаянно зацепило. Придя к этому выводу, я почувствовала некоторое удовлетворение. Прекрасно, Ватсон! Все очень логично. Не зря я в свое время увлеклась психоанализом и перелопатила гору литературы по этому вопросу. Я представляю, как работает подсознание… А если нет?

Был Аркадий в кустах или не был? Реальны мои воспоминания, или мне пора к доктору? Кстати, о докторах. Ерш. У него, кажется, было желание побеседовать со мной о моем состоянии. Может, он уже видит выраженные шизоидные симптомы, которых я пока не замечаю? Интересно…

Как будто прочитав мои мысли на расстоянии, Андрей Евгеньевич позвонил в этот самый момент. То есть сначала я не знала, что это он – номер незнакомый, у меня в телефонной книге его нет. Но по первым же звукам голоса я опознала своего приятеля, в последнее время удивляющего меня новыми гранями личности.

– Как дела? – поинтересовался Ерш, – как самочувствие?

– Пульс и давление в норме, – отрапортовала я. – Пациент скорее жив, чем мертв. С чем пожаловали, дорогой доктор?

– Хочу пригласить тебя на… э… беседу.

– Интерес профессиональный или дружеский?

– Там разберемся.

– Ну, давай, приглашай.

– Часов девять будет удобно?

– Так, так. Сейчас сверюсь с еженедельником и спрошу у своего секретаря, – паясничала я. – Кажется, я смогу найти для вас пару минут.

– Минут? – возмутился Ерш.

– Ну, может, пару часов. Как пойдет.

– Окей, – сказал Ерш. – Зайду за тобой в девять. Поедем в кофейню на Цветочном бульваре. Забыл, как называется – то ли «Санта-Фе», то ли «Сан-Тропе».

Положив трубку, я подумала: а стоит ли тратить время на профессионально-дружескую беседу с Ершом, в то время когда у нас гостит мама, которая завтра уедет? Я ринулась на кухню к деду, чтобы спросить, нет ли у нее на сегодня планов, и потом отменить намечавшуюся «беседу».

Когда я вошла, мои ближайшие родственники дружно замолчали, хотя до этого весьма напряженно о чем-то беседовали, я слышала из-за двери их голоса.

– Чего притихли? Меня обсуждаете за моей же спиной?

В этот момент я подумала, что обсуждали они, скорее всего, не меня, а мамино предстоящее замужество. И не стала приставать с неуместными вопросами. Может, у них тут серьезный отцовско-дочерний разговор.

Мама посмотрела на меня виновато и выдала:

– Мне тут подруги звонили… Решили устроить в мою честь вечеринку. Обижаются, что я приехала и скрываюсь.

– Вечеринка – это круто! – отозвалась я. – Ты не собираешься отказаться?

– Вообще я думала провести последний вечер с вами…

– С нами ты вчера была, и позавчера. И сегодня. И вообще, ты же через месяц снова приедешь.

Я произнесла это с ненавязчивой вопросительной интонацией. Мама клятвенно заверяла, что в самом ближайшем времени продемонстрирует нам своего ненаглядного Игоря.

– Конечно, приеду.

– Ну, тогда иди веселись. И раньше утра не возвращайся! Покажи им там всем.

– Что показать?

– Какая ты стройная, красивая и молодая! Они-то все, небось, набрали по двадцать кило и завели вторые подбородки.

– Лана!

А что? Я видела ее любимую Иринку. И Ленку со Светкой тоже. Моя мама выглядит как их дочка, ну, в крайнем случае, младшая сестра.

Мама убежала готовиться к своему отвязному девичнику, хотя было всего шесть часов, а встретиться они должны в восемь. Я осталась не у дел. Не буду же я за три часа начинать наряжаться на беседу со своим личным врачом самого широкого профиля. От скуки я вымыла плиту, на которой со времен кулинарного батла остались разноцветные брызги, разгрузила посудомойку, вытерла пыль на всех горизонтальных поверхностях в дедовой кухне.

Я уже собиралась применить разыгравшийся хозяйственный энтузиазм к собственной квартире, как на нашем пороге появился гость. Кирилл. Дед, что ли, опять его вызвал? Не дает человеку покоя со своими вай-фаями. Но, оказалось, на этот раз дело не вай-фае. Кирилл выступал курьером – он принес какой-то замечательный травяной чай, созданный лично Клавдией Андреевной по ее же эксклюзивному рецепту. Дед считал, что этот успокаивающий и, одновременно, тонизирующий напиток просто необходим моей маме.

Вручив мне пакет для передачи деду, который куда-то запропастился, Кирилл не ушел, а начал неловко мяться на месте, теребя в руках телефон и переступая с ноги на ногу.

– Хочешь кофе? – вспомнила я о своей роли радушной хозяйки.

– Может, прогуляемся? – выдвинул встречное предложение Кирилл. – Помнишь, мы собирались сходить поесть чизкейков?

Мы собиралась? Э-э… ну ладно. До девяти времени навалом, я вполне успею совершить променад с другом детства перед тем как идти на встречу с личным доктором. Тем более, делать мне все равно нечего.

– Чизкейки – это здорово. Подожди пару минут, я переоденусь.

Только начав рыться в шкафу в поисках подходящего наряда, я задумалась: а зачем, собственно, Кирилл приглашает меня в кофейню? Вспомнив наш утренний разговор, я поняла, что и тогда, и сейчас, он вел себя довольно странно: смущался, смотрел в сторону, даже покраснел слегка. На моего одноклассника это совсем не похоже. Только если… уж не свидание ли это?! Похоже, что да. И как это я сразу не догадалась? Что же мне делать? Отказаться? Но почему сразу отказаться? Из-за моего траура по неудавшемуся курортному роману с Аркадием? Глупости какие. Кирилл в миллион раз его лучше. И я ему, кажется, снова нравлюсь. В смысле, не просто как друг.

Когда я попросила Кирилла подождать пару минут, я еще не подозревала, что иду на свидание. Хотела просто натянуть сарафан или шорты с топом. Но теперь… Что же мне надеть? На кровать полетели мои немногочисленные платья и юбки. Шорты я теперь не рассматривала – слишком буднично. Но и чрезмерно наряжаться не стоит. Что-нибудь красивое, стильное и ненавязчивое. Так. Вот это платье, белое с мелкими голубыми цветами. Нет, лучше тот клетчатый сарафан с большими карманами. Или все-таки юбка и блузка с открытой спиной? В итоге я натянула ретро-платье в горох, мазнула по губам помадой, а по ресницам – тушью и натренированным движением виртуоза свернула волосы в небрежный романтичный пучок. Туфли-лодочки, сумочка на тонком ремешке – и звезда из шестидесятых готова.

Кажется, на Кирилла мой вид произвел впечатление. Он хлопал своими длинными ресницами, поправлял воротник отглаженной рубашки (уж он-то всегда выглядит так, как будто на свидание собрался) и, конечно, озвучил почти изысканный комплимент:

– Ты очень элегантна. Это платье… необыкновенно тебе идет.

– Спасибо, – снисходительно произнесла я. – Ты на машине?

– Вызвал такси, – отозвался Кирилл.

Цветочный бульвар вместе со своими фонтанами, скульптурами, клумбами и кафешками находится довольно далеко от набережной, но летом там все равно толпятся тучи народа. Я опасалась, что в знаменитой новой кофейне не будет мест, но, оказывается, Кирилл заранее забронировал столик. Как предусмотрительно с его стороны! Получается, он готовился и был вполне уверен, что я соглашусь. Хорошо это или плохо? Не знаю, что-то я вообще сейчас туго соображаю, в голове сплошной туман. Я пришла на свидание с Кириллом, но совсем не уверена, что хочу в очередной раз попытаться завести отношения, более близкие, чем дружеские. Возможно, я снова собираюсь совершить ошибку… Но что делать? Я уже согласилась и я уже здесь. Сбегать поздно.

С другой стороны, если отбросить все, что было раньше, это наше первое свидание. Я не должна сразу давать какие-то определенные ответы. Мы просто посидим, поболтаем, съедим по чизкейку, может, выпьем по коктейлю. Спокойствие. Ничего страшного сегодня не случится. В крайнем случае, я могу сделать вид, что не поняла, что это свидание. Ведь Кирилл этого слова не произносил.