Текст книги "Русалка и гламурный пират (СИ)"

Автор книги: Лина Филимонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 14

Я опять не спала, мое сердце все еще болело: раны затягиваются медленно. Но я не рыдала. Более того, время от времени я ловила себя на том, что ни с того ни с сего начинаю улыбаться. Вчерашний день был очень странным. Он начался ужасно: с жуткой головной боли, с желания исчезнуть и ничего не чувствовать, с ощущения, что я никогда больше не смогу улыбаться… Но за этот день произошло столько всего! Меня навещали друзья, я веселила их своими выходками, на целые десятки минут забывая об Аркадии. Происшествие с подушкой и разлетевшейся по спальне кашей закончилось благополучно. Дед с Кириллом отмылись, мы с Никой вычистили комнату. Я переоделась, дед дал Кириллу свою футболку, и мы мило посидели вчетвером за чаем, наперебой вспоминая о летающей подушке и умирая от смеха. В конце посиделок я объявила, что совершенно выздоровела, ведь смех – лучшее лекарство. Но дед не поверил, заставил меня принять выписанные Ершом лекарства и не дал съесть шоколадку. Оказывается, у него был приличный запас отвратительной овсяной каши.

Самое приятное и самое неожиданное событие этого долгого дня произошло в конце наших посиделок. Открылась дверь и на пороге появилась… моя мама! Она вошла так буднично, как будто вернулась из магазина, а не приехала впервые за полгода. У нее даже чемодана в руках не было, только сумка средней упитанности. Мы все продемонстрировали ей отвисшие челюсти, после чего я вскочила, задев тарелку и снова расплескав овсяную кашу, и бросилась ее обнимать.

– Как я по тебе соскучилась! – повторяла она, прижимая меня к себе и поглаживая по волосам.

Я была так счастлива вдыхать знакомый запах ее духов, что чуть не разревелась. Как же сдержаться-то? Совсем не хочется устраивать душещипательную сцену, на глазах у публики. Особенно у Кирилла, который за последние два дня в каком только виде меня не наблюдал. Я уткнулась носом в мамины волосы и старалась думать о чем-нибудь постороннем. «Овсяная каша, я только что снова расплескала овсяную кашу», – повторяла я про себя. Кажется, моя мантра сработала. Щипать в носу перестало, жидкость, наполнившая глаза, впиталась обратно.

Выпустив маму из объятий, я спросила:

– Как ты тут оказалась?

– И не позвонила! – с упреком произнес дед, который уже давно стоял в очереди на обнимашки.

Пока длилась сцена семейных приветствий, Ника успела вытереть разлитую кашу со стола.

– С сегодняшнего дня я всей душой ненавижу овсяную кашу, – сказала я, убирая в посудомойку грязную тарелку.

– Чем провинилась безобидная овсянка? – спросила мама, вырвавшаяся из объятий деда немного помятой.

Мы все переглянулись и рассмеялись.

– Чувствую запах тайны, – улыбнулась мама.

Она поздоровалась к Кириллом и Никой, которые внезапно засобирались домой. Видимо, не желали больше быть свидетелями безобразий, которые творятся в нашем доме.

– Я вовсе не хотела разгонять вашу милую компанию, – огорчилась мама. – Оставайтесь!

Но они все-таки ушли.

– Обязательно позвони завтра, – сказала Ника. – Мы еще не договорили.

Кирилл ничего такого не сказал, кроме «До свидания». Я бы на его месте тоже настороженно относилась к бывшей чокнутой однокласснице.

А потом дед поведал маме о моей болезни, она всполошилась, они вдвоем погнали меня в кровать, хоть я отчаянно сопротивлялась.

– Вере тоже нужно отдохнуть с дороги, – прибегнул дед к последнему аргументу, время-то уже позднее.

Верой зовут мою маму. Очень люблю это имя.

– Всего десять часов! – завопила я.

Я чувствовала себя маленькой девочкой, которую взрослые отправляют спать ровно в тот момент, когда начинается самое интересное.

– Я приму душ и загляну к тебе, – сказала мама.

– В твоей квартире все под слоем пыли, – сказала я. – Живи у меня. Я на диване лягу, а ты в моей спальне.

– Еще чего! – взвился дед. – У меня тут отдельная спальня в идеальном состоянии!

– Сегодня у деда переночую, – сказала мама. – А завтра у тебя.

Пришлось смириться.

Я с нетерпением ждала маму, закутавшись в плед и свернувшись в комочек на диване. Не хочу больше лежать в постели! И так почти весь день там провела. А дед меня не видит, и заставить не может. С чего он вообще взял, что мне нужен постельный режим? Ерш говорил только про диету. Да мне и диета-то не нужна, у меня не инфекция и не интоксикация, разве что от ядовитых продуктов распада моей неуместной влюбленности…

Мама пришла позже, чем я рассчитывала, или мне просто показалось, что время идет так долго?

– Дед заставил меня поесть, – пожаловалась она. – Жареную картошку! Сто лет не ела такой вредной и такой вкусной еды.

Да, она тоже зовет деда дедом. С тех пор, как появилась я, все его так зовут.

Мама села рядом со мной, обняла меня. Я накрыла ее пледом.

– Ну нет, жарко!

– Правда? – удивилась я.

Я-то была уверена, что на улице похолодало. У меня в квартире даже не включена сплит-система, а я мерзну!

– Тебя знобит, – мама дотронулась губами до моего лба. – Кажется, температура невысокая. 37, или около того.

– Нет у меня никакой температуры!

– А дед говорит – есть.

– Кому ты больше веришь? – улыбнулась я.

– Всем верю. Так что случилось? С чего ты решила заболеть? Ты же это терпеть не можешь.

– Да, не знаю. Ерш говорит: бактерии везде, жара, инфекции.

– Ерш?

– Один мой знакомый, без пяти минут хирург.

– Ого, – уважительно протянула мама.

Видела бы она этого хирурга в разгар пляжной охоты!

– Давай-ка ты все же ляжешь в постель. А я посижу рядом.

– Сказку расскажешь? Как раньше?

– Ну, если хочешь.

И мама, правда, рассказала почти что сказку. Оказывается, она выходит замуж. Наконец-то она встретила человека, который…

– Я не знаю, как это объяснить, – сказала она, трогательно волнуясь. – Я просто знаю, что это – он.

Никогда не видела такого света в ее глазах! Мама объяснила, что приехала, чтобы рассказать нам обо всем лично, а не по телефону. Мне показалось, что она немного боится говорить с дедом. Ну и дела! Не думаю, что дед будет гоняться за ее новым избранником с дробовиком. Да и нет его здесь, избранника. Интересно, почему он не приехал? Я не стала задавать этот вопрос прямо, но мама сама объяснила. Игорь много работает, не смог вырваться. Но мы обязательно увидим его еще до свадьбы. Ах, свадьба! Нет, ничего такого, объяснила мама. Никаких пышных церемоний. Только самые близкие.

Она выглядела такой счастливой, а меня уже начал грызть червячок тревоги. А что, если это все обман и иллюзия? Вдруг этот Игорь вовсе не такой хороший, каким кажется? То, что он не приехал, говорит вовсе не в его пользу. Работа у него, видите ли. У всех работа! Это не повод отказываться от придирчивых смотрин будущего тестя и будущей приемной дочери… Что? Кого? Дочери? У меня будет приемный папа?

От этой мысли мне захотелось то ли рассмеяться в голос, то ли разрыдаться, то ли снова запустить в стену еще какой-нибудь, неважно, мягкий или твердый, предмет. В общем, я сама не знала, что чувствую и что должна чувствовать по этому поводу. К счастью, до приемного папы я додумалась, когда мама уже ушла, так что я не ляпнула ничего такого, о чем завтра буду жалеть.

Перед уходом мамы я почти засыпала, но теперь сон снова покинул меня. Очень жаль! Я так устала, мне так нужен отдых… А тут опять эти мысли об Аркадии. Я же уже решила, что ненавижу его, что еще? Хватит о нем думать! Да мне вообще не до него! Столько событий сегодня произошло, ни одной свободной минуты не было. Я почти о нем не вспоминала. Я вообще не помню, как он выглядит…

Ровно после этой мысли память в красках нарисовала мне портрет Аркадия. Я почему-то вспомнила наше первое свидание. Он тогда ждал меня у причала. Самоуверенный, но не высокомерный, блистательный, но не сказать, чтоб гламурный, красивый без приторности – настоящий принц. Щедро дарил свою яркую улыбку окружающим, а, особенно, мне. И меня эта улыбка грела и манила. Я радостно бросилась на этот свет, как безумный мотылек. Я потеряла голову… совершенно потеряла. Пора возвращать ее на место.

Для начала я должна выспаться, просто обязана. Так что сейчас представлю огромное стадо белых баранов, мостик над речкой, и по этому мостику они, один за одним, будут переходить на другой берег. Так, начали. Первый баран, второй баран, третий… пятнадцатый… двадцать седьмой…

Да здравствуют бараны! Вчера они мне очень помогли, я перевела через речку совсем небольшую часть стада, когда меня сморил глубокий сон. Я беспробудно дрыхла почти 12 часов, а когда проснулась, почувствовала, что по-настоящему излечилась от своей мнимой болезни. Где-то на обочине моего сознания болталась мысль о позорном поражении в игре под названием «ни к чему не обязывающий курортный роман», но я эту мысль отбросила куда подальше мощным пинком. Пусть себе летит! Мне не до нее!

Наскоро почистив зубы, я первым делом бросилась в квартиру деда, чтобы убедиться, что мама мне вчера не приснилась.

Она сидела на кухне, у окна, с чашкой кофе. А на столе дымилась тарелка аппетитных блинчиков. Запах, который они источали, заставил меня судорожно сглотнуть слюну.

– Доброе утро! – завопила я и схватила блинчик.

– Выглядишь абсолютно здоровой, – заметила мама.

– А чувствую себя еще здоровее!

– Дед не разрешает кормить тебя блинчиками, – пожаловалась мама.

– Он что, рехнулся? – у меня глаза вылезли на лоб.

Уж кто-то, а дед всегда старается запихнуть в меня как можно больше всякой разной еды.

– Говорит, диета.

– О! – я и забыла. – Хорошо, что ты его не послушала.

– А я вот немного сомневаюсь, – мама с некоторой тревогой смотрела, как блинчики исчезают в моей безразмерной утробе.

– Еще один – и все. А потом пойдем гулять.

– Тебе еще надо выпить таблетки. Я обещала деду. Вот. Одну такую и две вот таких.

Я схватила горсть таблеток, подошла к окну и с размаху швырнула их в воздух. Пусть летят! Мне они не нужны.

– Я не болею, – сказала я маме. – И никогда не болела.

– Так, так, – произнесла она «родительским» голосом, который у нее появляется лишь по особым случаям.

– Я тебе все объясню.

Ну, не все, конечно. Но кое-то все же придется. Так, в общих словах. Мол, был тут один приезжий. Ничего особенного, но все же. Красавчик, одним словом. Ну а я уже давно тоскую одна. Вот и решила завести небольшой романчик. И завела. Кто мне запретит? Все прошло чудесно. Буквально накануне мы расстались. Красиво, стильно, как в кино. Я сказал на прощанье что-то остроумное. Он меня, точно, никогда не забудет… А я? Да я уже не помню, как его зовут!

Стоп. А откуда тогда мнимая болезнь? Несостыковочка выходит. Ну да ладно, что-нибудь придумаю.

К счастью, объяснениям помешал дед. Он заявился на собственную кухню с корзиной абрикосов в одной руке, пакетом кукурузы в другой и двумя букетами крупных ромашек в зубах. Букеты он вручил нам, абрикосы высыпал в раковину, а кукурузу выгрузил на стол. Он бросил мимолетный взгляд на блинчики, но ничего не сказал. Ура! Значит, мне не придется отвоевывать право быть сегодня совершенно здоровым человеком, гулять, плавать и есть что хочется.

– О! – обрадовалась мама. – Будешь ее запекать?

У деда есть фирменный рецепт приготовления молодой кукурузы. Он не варит ее, как все, а запекает в духовке, причем прямо в листьях. Получается изумительно!

– Обязательно.

– Мы собрались прогуляться, – выпалила я.

– Таблетки выпила?

– Выбросила в окно, – призналась я.

Дед строго сдвинул брови, потом посмотрел на маму, на меня, улыбнулся и выдал:

– Ну и ладно. Что-то мне подсказывает, что твой буйный молодой организм одержал победу над болезнью.

– Да!

На радостях я чуть не прошлась колесом по кухне. Удержало только то, что колесо у меня получается из рук вон плохо, могут пострадать предметы мебели, посуда и невинные люди.

Мама сказала, что ей на сборы нужно двадцать минут. Мне хватит и пяти, так что можно немного помочь деду. Я съела пару абрикосов, заела шоколадкой, поставила букеты в вазы, заглянула через плечо деда, который выудил из морозильника домашнюю курицу и теперь поливал ее холодной водой в раковине.

– Ты же к ужину ее приготовишь? – вопросительно-утвердительно произнесла я.

– А что?

– Хотела отвести маму на обед в рыбный ресторан.

Дед фыркнул.

– Ну да, дома-то еды нет совсем.

Не любит он рестораны, его туда никаким калачом не заманишь.

– А вечером посидим здесь.

В этот момент прозвучал дверной звонок. Я аж подпрыгнула. Кто бы это мог быть?

– Добрый день, – раздался в трубке домофона голос Ерша. – Это Андрей.

– Какой еще Андрей? – не удержалась я. – Не знаю никакого Андрея.

– Э-э… Русалка?

– Ерш? Заходи.

Едва Ерш успел подняться, я схватила его за шкирку и уволокла в свою гостиную. Чтобы задать вопрос, мучивший меня со вчерашнего вечера. Кстати, за те две минуты, что ушли у него на подъем по лестнице, я успела переодеться из легкомысленного домашнего халатики в шорты и футболку.

– Я вижу, ты уже не в постели.

– Ты такой наблюдательный! Я и вчера не должна была там быть. Я здорова!

Последнюю фразу я почти прокричала ему в ухо.

– Я, конечно, рад твоему выздоровлению, но зачем так орать?

Ерш накрыл пострадавшее от моего зычного голоса ухо ладонью.

– Ты мне вот что скажи: откуда ты узнал, что я заболела?

– Температуру сегодня мерила? – Ерш попытался говорить строгим голосом Андрея Евгеньевича, но сегодня этот номер со мной не прокатит.

– Кто тебе сказал? – гнула я свою линию. – У нас же общих знакомых вообще нет. Только Лапоть.

– Голова не болит? Тошнота не мучает?

Оказывается, Ерша не так-то просто сбить с толку.

– Эй! Все со мной в порядке, – снова проорала я ему в самое ухо.

– Тогда ответь, пожалуйста, на мои вопросы, – не унимался невозмутимый Ерш, вернее, Андрей Евгеньевич.

– Да я их уже забыла.

Ерш снова озвучил свой вопросник, я ответила, он заставил меня поставить градусник, я согласилась, при условии, что он откроет мне свою тайну.

– Тайны никакой нет, – сообщил Ерш, после того, как я устроилась с градусником на диване. Мне сказал Лапоть.

– А он откуда узнал?

– От Регины.

Регина – это пляжная медсестра.

– А она?

– Не знаю, но, наверное, от Марка.

– Это еще кто?

– Бармен кафе «Лето». И ее брат.

– Он-то тут вообще каким боком?

Он удивления я чуть не выронила градусник, который достала из-под мышки. Ерш взял прибор из моих рук, посмотрел, покачал головой. Я выхватила градусник из его рук и увидела, что он показывает 36,2.

– И что тебе не нравится?

– Да нет, все нормально. После вчерашнего повышения так и должно быть. Ты ослаблена.

– Я тебе сейчас кулаком в ухо заеду, увидишь, как я ослаблена.

Нечего строить из себя важного доктора Андрея Евгеньевича и терзать мое любопытство, выдавая информацию в час по чайной ложке!

– Ладно, ладно, понял. Официально выписываю тебя с больничного.

– Так кто такой Марк?

– Он встречается с Мариной.

О! Вот, значит, какими путями сплетни о жизни нашей гостиницы распространяются по побережью. А, раз канал работает в одну сторону, значит, может работать и в другую… Я с предельной ясностью вспомнила наш коллективный визит в «Террасу», где я сначала исполняла что-то вроде стриптиза, потом танцевала рок-н-ролл, а потом чуть не упала под стол, опьянев от простой воды. А Лапоть, к тому же, снимал меня на телефон… Может, эта запись уже гуляет среди пляжных спасателей, медсестер и барменов? Но это ладно. Может, все уже знают о моем неудачном романе с приезжим белозубом красавчиком?

– И часто вы занимаетесь… распространением сплетен? – осторожно спросила я.

– Вообще не занимаемся! – возмутился Ерш.

– Ну, ну.

– Мы лишнего не болтаем. Особенно про тебя. Клянусь!

– А что, есть что болтать?

– Э-э… нет.

Тут я вспомнила эпизод, пару дней назад не дававший мне покоя. Теперь это абсолютно неважно, но я не люблю, когда что-то остается невыясненным или недоговоренным. Меня это мучает.

– Помнишь тот вечер, в «Террасе»? – спросила я.

Ну и зачем я это делаю? Сама напоминаю о том, о чем все должны забыть! Такова моя противоречивая и неугомонная натура…

– Э-э… а должен?

– В смысле?

– Ну, если ты хочешь, чтобы не помнил, то я не помню. Шел домой пьяный, налетел с разбегу на столб, сотрясение, выборочная амнезия.

– Отличный вариант. Но пусть твоя амнезия на пару секунд пройдет. А то мне одна вещь не дает покоя.

– Спрашивай.

– Помнишь, вы с… новым знакомым пошли на балкон вроде как выяснять отношения.

– Было дело.

Ерш выпятил грудь.

– Что там произошло? Почему вы вернулись в обнимку?

– Зря, да? Надо было ему морду набить?

– Просто скажи, чем вы там занимались. Лично у меня сложилось впечатление, что вы пили и целовались.

– Что?!

От удивления глаза Ерша так выпучились, что он, натурально, стал похож на рыбу. Тем более, что и рот у него открывался беззвучно, как у настоящего водного обитателя.

– Не угадала?

– Он встал в стойку, я сразу понял, что он тоже кикбоксингом занимался. Оказывается, мы на одних и тех же соревнованиях бывали…

Ах, вот оно что! Ну все, одной загадкой меньше, можно спокойно жить дальше. Кикбоксингом он занимался… И как ему за все годы занятий никто не попортил наглую самоуверенную улыбку? Я не о Ерше, конечно.

Ерш немного поучаствовал в нашей с мамой прогулке по набережной, и удалился на свой пост, спасать захлебывающиеся тушки отдыхающих и обхаживать свежеприбывших красоток. Прекрасно устроился, ничего не скажешь! Ему даже не нужно особо напрягаться, сиди себе, разглядывай в бинокль и невооруженным глазом соблазнительные изгибы, а потом жди, когда добыча, разомлевшая на солнце, сама запутается в искусно расставленных силках.

Солнце светило во всю мощь, как ему и положено в июле, так что наша прогулка по набережной была недолгой. Не вовремя мы выбрались на променад, в самое жаркое время дня. Зато в рыбном ресторанчике на пирсе было прохладно, уютно, и вкусно пахло. Когда мы входили, я бросила взгляд на причал и увидела яхту «Кассиопея», на которой провела самые яркие, романтичные и бесстыдные часы в своей жизни.

Ну вот, опять! Мне что, нужно уехать из города, чтобы не думать о нем? Спокойно. Все нормально. Это пройдет. Не сразу, но пройдет. Я в этом ни на секунду не сомневаюсь.

За обедом мы говорили о Кирилле. Маме, как и деду, он всегда нравился. Увидев его у нас в гостях, она подумала, что у нас завязались не просто дружеские отношения. Кажется, она даже обрадовалась. Она знала об истории с Германом и переживала за меня, ее беспокоило, что я столько времени одна. Но я вынуждена была ее разочаровать – с Кириллом ничего не получится.

– Почему? – спросила она.

Я пожала плечами.

– Я сама все испортила.

Как именно, рассказывать маме я не хотела. Хоть мы и лучшие подруги, говорить с ней на интимные темы мне очень неловко. А дело тогда почти дошло до интима.

Примерно год назад Кирилл очень часто, по приглашению деда и по собственному желанию, захаживал к нам в гости. Он тогда был как-то веселее, много шутил, и я постоянно смеялась. Когда он пригласил меня не просто на дружескую прогулку, а на самое настоящее свидание, я согласилась. Накануне я почему-то разволновалась и всю ночь не могла уснуть, беспокойно ворочаясь с боку на бок и стараясь понять, что я к нему чувствую, и стоит ли вообще пытаться перейти на другой уровень, ведь можно напрочь испортить хорошую дружбу… Как продемонстрировали дальнейшие события, сомнения мои были не напрасны.

Кирилл оказался на удивление напористым. Я всегда считала его робким и нерешительным, но он, безо всяких колебаний, поцеловал меня, и я ответила на его поцелуй. Мы оказались у него дома. Целовались до головокружения, пили вино, снова целовались. Вина было много, поцелуев еще больше, и я понимала, что очень скоро мы перестанем быть просто друзьями. Я уже была без блузки, в его постели, разгоряченная вином и жаркими ласками. Он протянул руку к тумбочке, пошарил там, не нашел того, что искал и, прошептав мне в ухо: «Я сейчас вернусь», удалился в ванную.

Моя голова, отяжелевшая от вина и недосыпа, кружилась и неумолимо клонилась к подушке. Я всеми силами пыталась отогнать от себя сон, готова была найти спички и вставить их в глаза, но спичек под рукой не оказалось… В общем, за те несколько минут, что Кирилл отсутствовал, я умудрилась уснуть. Обо всем, что было до следующего утра, я могу только догадываться. Видимо, он вернулся и застал меня мирно храпящей среди скомканных одеял. Надеюсь, на самом деле я не храпела и не пускала слюни! Наверное, он пытался меня разбудить. И не смог. Я спала крепко, как пьяный гусар.

Утром я обнаружила себя в постели Кирилла, без блузки но в джинсах и в лифчике, укрытую одеялом. Кирилл спал на другом краю огромной кровати. Я потихоньку сбежала. Некоторое время мы не виделись. А когда случайно встретились, он был не один, а в компании друга. Мы сделали вид, что между нами все, как обычно. Что мы просто бывшие одноклассники. С тех пор мы ни разу не говорили о том случае, и между нами навсегда поселилось мучительное чувство неловкости. Я несколько раз порывалась затеять серьезный разговор, но что я могла сказать? Прости, что уснула? Странное извинение, которое вряд ли бы что-то исправило.

Эту историю я от мамы утаила, свой курортный роман тоже хотела утаить, но как-то так получилось, что мы все же заговорили о недавних событиях моей личной жизни. Она спросила, почему я так долго одна и как я себя чувствую в одиночестве. Я сказала, что никакого одиночества нет, просто я пока не хочу длительных отношений. А вот как раз недавно у меня были кратковременные, но очень насыщенные и яркие взаимоотношения с одним приезжим товарищем.

Я выдала ей ту самую версию, которую заготовила еще дома, когда выкидывала таблетки. Про ни к чему не обязывающий курортный роман. Про то, как я прекрасно провела время, и как красиво и стильно мы расстались.

– Так это из-за него ты заболела? – спросила мама, внимательно меня выслушав.

– Нет!

Она тихонько вздохнула. Как трудно ей врать!

– Да… – промямлила я в итоге.

– Так не бывает, – сказала она.

– Как?

– Легко, мимолетно, без глубоких чувств.

– Как – не бывает? – удивилась я. – Должно быть. Я слышала о таком не раз.

– Ну, может, и бывает. Но не у тебя. И не у меня.

Она опять вздохнула.

– Думаю, насчет меня ты ошибаешься, – гнула я свою линию.

Она, конечно, была права. Ошиблась я, но зачем ей это знать? Только лишние переживания. Не нужно ей за меня переживать. У меня все хорошо. Будет в самом ближайшем времени.

– То есть все закончилось, и он уехал? – спросила мама.

– Ну… да.

– Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, – произнесла она через несколько секунд. – Но все очень просто. Если бы он хотел быть с тобой – был бы.

Да. Все очень просто.

Когда принесли десерт, мама задала вопрос, который, похоже, мучил ее последние полчаса.

– Лана, ты не… беременна?

– Нет!

И взбредет же такое в голову!

– Ты совершенно точно знаешь?

Я задумалась. Задумалась! Вот до чего дошло. Нет, нет и еще раз нет. Этого быть не может. Я точно знаю. Несмотря на все экстазы и головокружения, я не забывала о средствах безопасности. Но напоминать об этом Аркадию мне не пришлось ни разу. Он был предельно осторожен, видимо, не больше моего хотел, чтобы у нашего скоротечного романа были последствия. Аркадий… Прочь, прочь! Уходи, ты мне в моей голове не нужен. Я чуть не замахала руками, чтобы прогнать непрошенное видение. Что ж, раз мама настаивает, я произведу в уме некоторые подсчеты.

– Совершенно точно я узнаю через неделю, – пришлось признать мне. – Но я уверена. Абсолютно.

Мама грустно улыбнулась.

– Если вдруг… ты скажешь мне? И… не будешь принимать поспешных решений…

Интересно, какое решение она считает поспешным? Нет, не хочу об этом думать. Мне никаких решений принимать не придется. Я в этом уверена. Но теперь, наверное, буду слегка волноваться. Пока мама не завела об этом речь, мне вообще не приходила в голову мысль о беременности. И кто только ее за язык тянул? Конечно, она боится, что со мной произойдет то же, что когда-то с ней. Но это невозможно. Я старше, опытнее, я вовсе не наивная дурочка. И это я его бросила, а не он меня!

После ресторана мы вернулись домой, потому что гулять по такой жаре – чистое безумие. Из открытой двери дедовой квартиры доносились странные звуки: хлопки вперемежку с очень эмоциональными восклицаниями. Что-то подобное можно услышать рядом со столом доминошников, забивающих козла. Мы с мамой поначалу решили, что дед там не один, но, прислушавшись, разобрались, что чужих голосов нет. Что он там такое делает?

Я первой заглянула на кухню, вероломно, из-за угла. А что? Дверь не закрыта, значит, нельзя сказать, что я шпионю. Дед сидел за столом, перед ним стоял ноутбук.

– Ах, так! – воскликнул он, глядя на экран. – А двойку треф не хочешь?

Он сначала щелкнул кнопкой мыши, что было логично, а потом бросил мышку и хлопнул ладонью по столу. Это было странно.

– Давай, давай, – продолжал тем временем дед. – Хочу увидеть еще одну карту.

В этот момент он увидел меня, но это не помешало ему снова бросить мышку и хлопнуть ладонью по столу. После чего он еще раз посмотрел на экран и сказал ноут-буку:

– Перерыв.

– Что за вакханалия? – поинтересовалась я.

– Карты? – мама уже успела обойти стол и посмотреть на экран. – Пасьянс «Косынка»?

Дед громко фыркнул. А Ника говорит, что это я фыркаю, как лошадь. Слышала бы она деда!

– Покер, – коротко и высокомерно произнес он.

– С кем играешь? – спросила я.

– С машиной.

– Небось, уже штаны проиграл. И шляпу.

– Я, вообще-то, выигрываю! – обиделся дед.

– Я убегу на пару часов, – сказала мама. – С Иринкой поболтать.

– Чтоб к ужину была дома, – строго произнес дед.

– Буду, буду.

– Чего это тебя на покер потянуло? – спросила я деда, созерцая курицу, густо засыпанную специями, натертую маслом и завернутую в полиэтиленовую пленку.

– Да так. Собираюсь отомстить старухе Шапокляк. Я ее по миру пущу!

Чтобы понять это высказывание, нужно знать о существовании закрытого покерного клуба, состоящего из более или менее состоятельных пожилых дамочек, преимущественно хозяек гостиниц. Этот знаменитый в нашем городе клуб занимается тем, что собирается по средам то у одной, то у другой участницы и яростно режется в покер. Во время игры дамы пьют шампанское, сплетничают не менее яростно, чем играют, и изо всех сил делают вид, что они – сливки и элита. Попасть в их клуб совсем не просто, нужно чему-то там соответствовать и получить от кого-то там рекомендацию. Не удивлюсь, если у этих высокомерных старушек есть дресс-код, и они приходят на заседания своего клуба в боа, шляпках с перьями и увешанные бриллиантами. Но при чем тут дед?

– Хочешь нарядится в платье и обыграть Шапокляк? – засмеялась я.

И осеклась. Потому что дед не засмеялся в ответ. Более того, в его взгляде промелькнуло виноватое выражение, которое появляется, если застукать его за чем-то неблаговидным. Например, за курением. Он что, рехнулся?

– Кто тебя туда пустит?

Может, я все неправильно поняла?

– Пустят, – упрямо произнес дед.

– У них там сроду мужчин не было.

– И не будет.

В глазах деда бегали настоящие сумасшедшие чертенята.

– Ты что… правда, в платье вырядишься? А как же лицо? Ты на тетеньку вообще никак не похож. Только на дедушку.

– Маску надену, – ухмыльнулся дед.

– А руки?! – не унималась я. – А ноги? А походка, в конце концов!

– Лана, – строго произнес дед. – Уйми свою буйную фантазию. Ни в кого я не собираюсь переодеваться.

– Тогда как ты туда попадешь?

– Пусть это останется моей тайной.

Тайной?! Тайна для меня – это как для быка красная тряпка. Стоит сказать, что я чего-то не должна знать, как мне начинает невыносимо хотеться это выяснить. Я должна узнать, что планирует дед! Мне же его потом из неприятностей вытаскивать.

– А зачем ты по столу стучишь? – решила я раскрыть еще одну тайну.

– Что? А, это… не могу же я стучать по этой дурацкой машине! Она тогда коньки отбросит.

Вечером мы собрались на кухне у деда, за столом, в центре которого дымилась румяная запеченная курица, обложенная початками ароматной кукурузы. Мы с мамой здорово нагуляли аппетит, так как успели сходить на море и проплыть не меньше полутора километров. Моя мама тоже хорошо плавает и очень это любит. Собственно, это благодаря ей я стала почти настоящей русалкой.

– Как мне этого не хватает! – все время повторяла она, с наслаждением заныривая в бирюзовые глубины и выныривая обратно.

– Так возвращайся.

– Мы с Игорем думаем об этом, – призналась она, когда мы плыли обратно.

– Правда? – обрадовалась я.

– Но не в ближайшее время, конечно.

– Лет через двадцать, когда выйдите на пенсию? – я была разочарована.

– Не знаю, – она засмеялась.

– Он тут даже ни разу не был. Вдруг ему понравится.

– Думаешь, тут может не понравиться?

Мама с восторгом и любовью смотрела на наш уютный милый городок, раскинувшийся на берегах аккуратной бухты. Если тут так хорошо, почему же она уехала и не возвращается? Я не спросила этого вслух, но так громко подумала, что она, видимо, почувствовала мою мысль.

– Я давно хочу вернуться, – сказала она. – Но есть некоторые обстоятельства.

Понятно. Всегда есть некоторые обстоятельства.

Но никакие обстоятельства не могли помешать нам наброситься на курицу, которую дед лихо разделал ножом. Мы ели с таким аппетитом, что за ушами хрустело и кости летели в разные стороны. Дед был доволен. Он очень любит, когда его еду уплетают за обе щеки и терпеть не может всяких там диет (которых периодически придерживается мама) и моего «что-то сегодня аппетита нет».

Мы сидели, пили ароматный чай со свежей мятой, потихоньку отщипывали пирожные – после курицы наброситься на них мы уже не могли. Было так хорошо, уютно… но меня не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Бросив взгляд на свободный стул возле деда, я поняла – не хватает бабушки. Раньше, когда мама возвращалась из очередной поездки, мы тоже сидели вместе по вечерам, пили чай с пирогами и блинчиками, болтали, смеялись… Нас было четверо, а теперь осталось только трое. На мои глаза навернулись слезы.

Я уткнулась в чашку с чаем, но остановить их уже было невозможно. Одна слезинка капнула в чай, оставив после себя круги на его поверхности. Я подняла взгляд, и мои глаза наткнулись на глаза деда.

– Разве ты не чувствуешь, что она здесь? – произнес он еле слышным шепотом.

Как он догадался? Я пожала плечами.

– Я бы все на свете отдала, чтобы она была сейчас с нами.

– Она с нами, – сказал дед уверенно.

Его голос дрогнул, но он смог улыбнуться. Я украдкой посмотрела на маму. По ее щекам тоже текли слезы, и она даже не пыталась их скрыть. Я накрыла ее руку своей. Дед положил ладонь сверху. Так мы и сидели, забыв про чай и пирог. Мою душу разъедала жгучая печаль. Мне очень хотелось почувствовать присутствие бабушки, но я, наоборот, очень остро ощущала, что ее здесь нет.