Текст книги "Не судьба (СИ)"

Автор книги: Лина Эрали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

14

Руслан

Жизнь налаживается. Риэлтор быстро нашла мне квартиру в центре. С детьми я общаюсь каждый день. Чувство вины гложет и пожирает меня. Давит на грудную клетку так, что порой тяжело дышать. Поэтому Славку и Алю я сам каждый день забираю из детского сада, чтобы отвезти домой. В дом, который когда-то был и моим. По выходным неустанно балую их. Знаю, что это неправильно, непедагогично, но это сильнее меня.

Мне хочется удавиться, когда дети начинают задавать вопросы о том, почему я живу отдельно. Почему мама и папа больше не муж и жена и что такое развод. Меня охватывает страх, когда вижу, как на их детских невинных лицах я прослеживаю активный мыслительный процесс. К какому выводу они придут? Будут ли считать меня предателем? Возненавидят со временем?

Помню, как в первую ночь, которую провел в своей новой квартире, меня охватили мрачные мысли. Воображение рисовало жуткую картину – я старый и никому ненужный, доживаю последние дни в одиночестве, потому что Славка женился и у него своя семья, Аля свила свое гнездышко, Ленка замужем за нормальным мужиком. И лишь я один. Потому что предал семью, не ценил то, что имел, но самое ужасное – я не забыл Аню. Мне видится, что даже в старости я продолжаю ее любить и ненавидеть одновременно.

И даже женщины, которые активно вились вокруг меня, не заглушали тревожные мысли.

Сейчас же все понемногу возвращается в прежнее русло. С Леной мы созваниваемся, общаемся по поводу детей. По вечерам встречаюсь с друзьями, в основном с холостыми, не обремененными узами брака.

А вот родители со мной не разговаривают. Знаю, что Лена не жаловалась на меня, не говорит обо мне плохо, хранит тайну моего падения и предательств, но всем и так понятно – это я лажанул.

Тесть вообще пытался мне морду набить, я даже не сопротивлялся, заслужил. Как следует отвести душу ему не позволила бывшая теща.

Но в глубине души меня выворачивало от его лицемерия. Он прекрасно знал, что я не люблю Ленку, когда он выдавал ее за меня замуж. Да и в принципе никогда не мог похвастаться репутацией «хорошего мальчика». В свое время нормально так покуролесил, когда терпение моего отца иссякло – меня быстренько забрали в армию. Тесть прекрасно знал, что я из себя представляю, и его не волновало женское счастье дочери, когда он заботясь о благополучии компании устроил договорной брак со мной.

Поэтому дал себе слово – я никогда так не поступлю со своими детьми.

– Здоро’во! – весело пробасил Марат в трубку. – Найдется время для друга? Вискарик, бильярд до утра.

– Ага, знаю я тебя. Изведешься, и уже через час к жене беременной свалишь, – ухмыляюсь, попутно переодеваясь в удобную одежду.

– Танюшка сегодня девичник устраивает на даче у родителей. Она под присмотром.

– Тогда я в теме, но пить не буду. У меня завтра важная встреча, потом подписание договора. Но шары покатать не против.

Место встречи неизменно – спорт бар Кирилла. Наша шумная компания в сборе и я единственный кто не пьет. Это паршиво, но веселья не убавляет.

– Когда на новоселье пригласишь? – вальяжно развалившись в кресле, с нескрываемым удовольствием хлещет виски. Марату было необходимо расслабиться. Будущий ребенок Марата и Тани желанный, и запланированный, но им пришлось многое преодолеть. Лечение, два выкидыша, с этой беременностью тоже все было не просто. Неудивительно, что Марат трясется над женой и будущим ребенком.

– Месяцев через 7–8.

– А что так? Ремонт затеял?

– У тебя жена через два месяца рожает. Потом пеленки пойдут, колики и тому подобное. Учитывая твою фанатичность ты еще не скоро позволишь себе выдохнуть. На вскидку еще месяцев 7–8. – смеюсь я.

– Ой, да пошел ты! – тянет лыбу, показывая мне средний палец.

– Кстати, вы так до сих пор не выяснили кто у вас?

– Нет, решили – пусть будет сюрпризом. А вообще похеру на пол. Лишь бы все нормально было.

Часы пролетают незаметно, мне пора домой. Уже не молодой козлик. Это раньше я мог тусоваться и бухать до рассвета, поспать пару часов и с утра уже огурчиком. Оставляю деньги на общаг и собираюсь уже сваливать. Марат вышел ответить на звонок и возвращается весь белый, как полотно и явно протрезвевший.

– Что случилось?

– Я не слышал звонка. Мне оказывается звонили еще час назад. Та-аня, – заикаясь пролепетал глухо, – плохо ей стало. Ее девчонки в больницу везут, почти на месте.

– Поехали, я на машине, – подрываюсь, уже у входа торможу. Марат стоит, как истукан, пялясь в пространство. Хлопаю по плечу, возможно даже чересчур резко, но зато он отмирает.

По дороге пытаюсь приободрить друга, но выходит паршиво. Поэтому дальше едем в тишине. Вспоминаю время, когда Лена была беременна сначала Славкой, потом Алей. У нас все было кардинально по-другому. Обе беременности были незапланированные. Проблем со здоровьем у нее не было, да и в целом этот период, в сравнении с ситуацией друга прошел как-то легко.

Все эти беременные закидоны меня только веселили. Лена завтракала бутербродами с колбасой и посыпала, то солью, то карамелью. Иногда она брала в кровать нечищенную картошку и нюхала ее, как полоумная. Однажды позвонила истерично рыдая, потому что забыла, где припарковалась и никак не могла найти машину.

Удивительно, что до встречи с Аней любая мысль о браке и детях вызывала отторжение. Нет, я понимал, что рано или поздно остепенюсь, но тогда богатое воображение рисовало мне картину моего бракосочетания исключительно под конвоем и дулом пистолета.

В клинику влетаем, почти сшибая людей на пути. На нужном этаже вижу знакомые лица. И даже не удивляюсь, когда среди них вижу кудрявую макушку. Судьба вновь испытывает меня на прочность или просто наказывает за прошлые грехи.

Но я настолько взволнован беспокойством о состоянии Тани, что это притупляет ту боль, которая тут же отдается в груди. И так каждый раз. Каждый раз, когда вижу эту мелкую дрянь.

Аня сидит на скамейке, опираясь локтями о колени, закрывая лицо ладонями.

– Где она? – дрожащим голосом рявкает на девчонок Марат.

– Ее увезли. Тебя к ней пустят, – кричат ему вслед Катя с Женей, когда он уже скрывается за дверьми, на которые они указали ранее.

Аня наконец поднимает голову, отрывая руки от лица. Смачно ругаюсь про себя. Потому, что от вида ее опухших от слез глаз и курносого носика, меня сшибает волной. Как раньше. Хочется обнять ее, как прежде, утешить, прижав к груди.

Скользит равнодушным взглядом по мне и кивает в знак приветствия и опять прячется от меня прижав ладони к лицу.

От соблазна сесть рядом, начать разговор меня отвлекает шум. Несколько медработников буквально выталкивают силой Марата в коридор. Он отчаянно сопротивляется, что-то кричит, вырывается.

У него истерика. В глазах, голосе страх и паника.

– Вы только мешаете. Дайте врачам сделать свою работу, – пытаются воззвать к его адекватности.

Подлетаю к ним, захватываю в плен рук своего отчаявшегося друга не хитрым приемом.

– Все! Успокоился! – рявкаю на Марата. – С ними обоими все будет хорошо! Приди в себя. Ради Тани. – последний аргумент действует и я усаживаю его на скамейке рядом с Аней.

Через несколько минут его дыхание выравнивается, глаза уже не стеклянные.

– Что произошло? На даче? – Марат смотрит на девочек волком, в голосе обвинительные нотки и неприкрытая агрессия. Катя с Женей растерянно уставились на него. Их рты то открываются, то закрываются, но кроме «а, эм, ум» ничего выдать так и не смогли.

– Все было хорошо. Таня прекрасно себя чувствовала, – подала голос Аня с боку. – Дядя Петя жарил шашлыки, а тетя Тая крутилась на летней кухне. Большая часть девочек уже разъехались по домам, мы тоже собирались. Появилась какая-то тетка Тани, кажется ее зовут Ирина. Подвыпившая. Она была видимо не в курсе, что Таня беременна. Увидела ее живот и начала рыдать. Говорить, что станет бабушкой. Таня вежливо подтвердила, мол, да, тетя Ира, вы будете двоюродной бабушкой. Дядя Петя пытался выпроводить эту женщину. А она начала кричать, что никакая она не тетя, а родная мама Тани. Что была молодая, глупая, родила непонятно от кого, вот и отдала ее на воспитание сестре.

– Чего блять? – подскочил Марат. – Нашла время для признаний! Тварь!

– Потом вообще жесть какая-то началась. Сначала стало плохо дяде Пете, его увезли на скорой. Тетя Тая не позволила Тане ехать с ними, попросила нас остаться с ней, а потом Тане стало плохо, – Аня поджала губы, которые в конце начали дрожать, а щеки намокли от слез.

Аня всегда была плаксой, и все же я удивлен ее реакцией на произошедшее. Не настолько они были подругами, чтобы так близко к сердцу принимать. У меня и то оснований рыдать больше, если уж на то пошло. Как никак Марат мой лучший друг.

Спустя час к нам вышел врач, явно уставший, но судя по всему довольный. Он сообщил, что им пришлось сделать экстренное кесарево. Ребенку какое-то время понадобится специальный уход, но в целом состояние, как Тани, так и дочери не вызывает опасений.

Впервые я увидел, как мой друг плачет. И эта картина не может оставить равнодушным. К моему собственному удивлению ком подкатил к горлу и наверное также впервые за свою жизнь я мысленно обратился к Богу.

Ведь я никогда не задумывался над тем, что мои дети – это истинный дар. Дар, о котором я не просил, в каком-то смысле даже не заслужил его, но щедро им награжден.

Я всегда причислял себя к агностикам, но сейчас против воли в душе зарождается вера, но что самое важное – благодарность. Мне однозначно есть, за что благодарить Бога, вселенную или судьбу.

Это осознание заставило взглянуть на нашу с Аней историю под другим углом.

Чтобы ни произошло в прошлом, я рад тому, что имею в настоящем.

Марату позволили увидеть жену и дочь. После долгих уговоров мне не удалось убедить его отправиться домой и нормально выспаться. Персонал видя его состояние предложили занять свободную кушетку в одной из палат.

Эти несколько часов вымотали меня так, словно я разгружал вагоны. Даже представлять не хочу в каком раздрае находится мой друг.

– Девочки, успокойтесь, я нормально доберусь. Не надо меня довозить, вам же придется делать крюк. Езжайте. Мое такси почти на месте, – слышу голос Ани на парковке. Она показывает Кате и Жене экран телефона, ее голос звучит глухо и устало.

– Я ее посажу, не волнуйтесь, – говорю девушкам, незаметно подкрадываясь к ним в темноте. Аня испуганно подскакивает. Ее подруга Катя не выглядит воодушевленной, но все же кивает. Девушки садятся в свое такси и уезжают.

– Пойдем, я подброшу.

– Руслан, спасибо. Но в этом нет необходимости.

Ее “нет” всегда воспринимал, как вызов или просто игнорировал их. Наверное это одна из причин, по которой она просто сбежала когда-то. Знала, что так просто ее не отпустил бы.

Хватаю ее за предплечье и тяну к своей машине, которая в двух метрах. Слышу ее вздох, но в нем нет раздражения.

Молча открываю дверь со стороны переднего пассажирского сиденья и подталкиваю ее.

– Сейчас приедет мое такси.

– Не проблема, – ее такси действительно подъезжает и я покрывая себя заборным матом за слабость, даю водителю купюру и отменяю поездку.

– Зачем? – шепчет Аня, не смотрит на меня. Дышит рвано, тяжело, нервно.

Если бы я знал зачем. Мне просто так надо.

15

Аня

Не знаю, что задумал Руслан. Отпустив такси, он не торопится садиться за руль. Вместо этого подпирает локтем открытую дверцу с моей стороны и курит. Неспешно и глубоко затягиваясь прожигает меня глазами.

Самое несуразное в этой ситуации, что я тихо сижу. Не сопротивляюсь, не уезжаю. Просто жду.

– Можно мне тоже сигаретку? – наконец хоть что-то вырывается из меня.

Руслан недовольно хмурится, вижу готовится отказать мне. Никогда не была отъявленной курильщицей, но по молодости, в компании друзей баловалась, как и многие. Но потом начала встречаться с Русланом и он отучил меня.

При этом он говорил, что ему на самом деле нравится, как курят некоторые женщины. Порой это выглядит гораздо сексуальнее, чем самое эротичное белье. Но в отношении меня он был непреклонен.

“Ты будущая мать моих детей” – говорил он.

Однако, в следующую секунду он протягивает мне пачку.

Грустно усмехаюсь своим мыслям. Не зная всей правды он понимает, что мне никогда не родить ему детей. Сейчас ему плевать, гроблю я свое здоровье или нет.

В прошлом я курила тонкие и женские, с разными вкусовыми добавками. Его сигареты типично мужские. Закашливаюсь от непривычной крепости. Клубы едкого дыма дерут горло. Слышу, как он довольно усмехается и пытается вырвать сигарету, но я не даюсь.

– Мне надо, – шепчу, оправдывая тягу к курению, – это был ужасный вечер.

От воспоминаний слезы подступают к глазам. Под конец девичника мы с Таней, Катей и Женей провели чудесные несколько часов. Они так меня растрогали, что я рассказала всю правду о причине моего побега, тогда 8 лет назад. Таня в свою очередь рассказала о своем тяжелом и долгом пути к материнству. Это был один из самых теплых и душевных вечеров за последние годы.

– Ты же слышала, что сказал врач. С Таней и ребенком все хорошо.

– Просто так обидно за Таню и Марата. Они столько испытаний прошли. Пока мы ехали Таня всю дорогу молилась. Ни слезинки не проронила. Только молилась. Просила Бога оставить им малыша. Это несправедливо, что кому-то приходится проходить семь кругов ада, в то время, как алкашам и всяким кукушкам незаслуженно выпадает такое счастье без особых усилий.

– А ты… вы с Ромой когда планируете?

Казалось бы самое время начать разговор. Расставить все по местам, облегчить душу. Но все просто только в мыслях. В реальности горло словно тисками сдавило, вызывая боль и перекрывая путь кислороду, который не может пробиться в легкие. Ничего не отвечаю, лишь смахиваю слезы со щек.

Руслан садится за руль, заводит машину и мы выезжаем.

Гнетущая тишина давит, сердце стучит так сильно, что отдается в ушах. Но самое ужасное, что дышать становится еще больнее, невыносимее. Потому что меня опутывает его запахом.

Когда дверь была открыта знакомый запах не ощущался так четко, смешивался с сигаретным дымом. А сейчас…

Боже столько лет прошло.

То, что я испытываю сейчас – это не любовь. Это болезнь, одержимость. Я ненормальная.

Нотки цитруса, кедра, смешанные с его собственным, неповторимым мускусным ароматом дурманят, с головой окунают в воспоминания, которые отзываются теплом лишь в начале, а потом ощущаются словно удар в солнечное сплетение. Беспощадно вспарывают рану, которая и так не может затянуться, даже коркой покрыться не успевает.

Веду диалог с самой собой, слезно уговаривая себя не нырять в омут воспоминаний. Быть сильной. Но разве это возможно, когда он так близко.

Открываю глаза и понимаю, что мы проехали поворот в сторону моего дома.

– Руслан, мы…

– Мы едем ко мне, – безапелляционно заявляет, перебивая. Сердце ухает вниз, и мне кажется оно перестало биться. Замерло в неверии.

– Я не могу. Мы не должны, – шепчу, но не ему, самой себе. Мне нельзя. У меня есть Рома. Нельзя с ним так поступать. Он ждет меня. Я ему обещала. Хоть он и просил не давать обещаний, в которых не уверена. Но тогда я не сомневалась. Не горела в агонии, как сейчас.

– Рус, – умоляюще смотрю на него, потому что бесполезно взывать к моему голосу разума, надеюсь, что хотя бы он одумается. Но Руслан запечатывает мой рот таким взглядом, от которого по всему телу пробегают мурашки. От страха, волнения, понимания своего поражения перед доводами рассудка и совести. Но самое ужасное и унизительное от томительного, тянущего спазма внизу живота.

– Эта хрень закончится сегодня, – глухо говорит Руслан, глядя перед собой. Не понимаю о чем он говорит, как он продолжает, – ты мне должна, Анют, – цедит сквозь зубы, проходясь по мне красноречивым взглядом.

На мгновение проносится мысль выпрыгнуть из машины на первом же светофоре, но что-то мешает. И это вовсе не инстинкт самосохранения, это нечто другое.

Мы заезжаем на подземную парковку жилого дома. Он паркуется, стремительно выходит из машины и открывает дверь с моей стороны. А я не двигаюсь. Упрямо отвожу взгляд и молчу.

Веду себя, как идиотка. Ведь не сопротивляюсь, не бью тревогу, не отговариваю его. Вместо этого пытаюсь договориться со своей совестью, которая словно цепями сковала, не давая шелохнуться.

– Выходи, Аня, – говорит мягко, но я хорошо знаю этот тон. В нем нет приглашения, ожидания, только требование.

Неуверенно поднимаю глаза.

Ну, как такое возможно? Разве можно так беззаветно любить человека спустя столько лет? Терять себя, отказываться от своих принципов, осознанно делать больно человеку, который тебе дорог, который любит тебя, ждет там, за океаном, ради одной ночи? Ради возможности вновь почувствовать обманчивую любовь и ласку.

Игнорирую голос совести, стыда и вины. Что ж, так тому и быть. Это мой грех перед Ромой. Мне придется с этим жить.

Вкладываю свою руку в его протянутую ладонь и электрический ток проходит по телу. Как давно я не чувствовала его прикосновений. Вот так – кожа к коже. Его пальцы крепко сжимают мои, вытягивая меня наружу.

Он живет на пятом этаже, вроде не высоко, но кажется что лифт движется целую вечность. Никто из нас не спешит нарушить молчание. Мы оба со стороны выглядим так, будто идем на расстрел.

Войдя в его квартиру отмечаю, что она обставлена со вкусом, в стиле минимализма. Явно поработал дизайнер.

– Выпьешь, что-нибудь? – Руслан оказался неожиданно близко, от его дыхания затрепетали волосы на затылке.

– Есть вино? – спрашиваю, делая шаг вперед, к окну, подальше от него.

– Кажется было, – усмехается мне в спину.

Слышу звон стекла, глухой хлопок пробки от бутылки вина, бульканье разливающейся жидкости, но не оборачиваюсь, смотрю на вид, который открывается из окна. Глядя на темные окна соседних домов, невольно в груди пробивается зависть. Их владельцы спят, наверняка крепко и безмятежно. А у меня сейчас рушится жизнь в очередной раз, и вновь я сама во всем виновата.

Когда слышу шаги, резко разворачиваюсь и делаю шаг навстречу, на ходу забираю бокал, наполненный вином и продолжаю кружить по комнате. Делая вид, что изучаю интерьер.

Руслан опять усмехается и садится на диван.

– Иди ко мне, Ань, – просит тихо.

Это тяжело, но все же поворачиваюсь к нему. В его взгляде столько всего. Голод, предвкушение, ожидание и похоть. Он не скрывает это от меня. Медленно шарит по мне глазами. Порочно и грязно.

Несколько маленьких, неуверенных шагов и я резко останавливаюсь. Словно я шла по тонкому льду и услышала его треск. Еще секунда и я оказалась в ледяной воде, меня тянет ко дну, уносит под лед от ужасающего осознания.

Эта ночь не принесет мне облегчения. Не заглушит тоску, не утолит голод и жажду по Руслану. Меня ожидает только боль. Руслан никогда меня не простит, не поймет, не примет. Также, как и Рома, потому что не смогу его обмануть. Не смогу скрыть. Я останусь одна. Совсем одна.

Оказывается я врала самой себе. Все эти годы я убеждала себя, что не боюсь одиночества. Не боюсь одинокой старости. Возможно так и было на самом деле. Но Рома показал мне, как на самом деле я нуждаюсь в любви.

Я должна бежать отсюда. Должна сохранить ту единственную возможность быть с человеком, который может сделать меня счастливой. Рома сможет. Только он и сможет. Пусть это эгоистично, пусть я не забуду Руслана никогда, пусть я пожалею об этом, как только выйду за дверь, но я должна вновь бежать. Ради себя самой.

Пячусь назад, глядя ему в глаза. Вижу, как Рус внимательно следит за мной, сжимает челюсти, глаза уже не заволакивает пеленой от похоти. Взгляд острый, суровый. Он не делает попытки остановить меня. Лишь еще вальяжнее разваливается на диване, закидывает ногу на ногу по-американски.

Продолжая удерживать его взгляд, ставлю бокал на тумбу, и срываюсь на бег. Хватаю сумку, и мчусь к двери. Но меня ждало разочарование. Она заперта. Озираюсь по сторонам в поисках полки, или крючка на котором мое спасение, но ключей нигде нет.

Чувство безысходности обрушивается тяжелым грузом. Упираюсь лбом в дверь, даже сквозь сомкнутые веки слезы пробиваются наружу.

Сумку из моих рук уверенно вырывают, теплая ладонь, ласковым движением убирает волосы в сторону, открывая шею и я чувствую, как горячие губы оставляют на ней поцелуй.

– Не надо, пожалуйста, – шепчу, понимая, что давно сдалась.

Руслан разворачивает меня к себе, вытирает слезы.

– Не волнуйся, твой Рома ни о чем не узнает, – скалится он. Я лишь обреченно мотаю головой. Он не понимает. Не это меня страшит. Я боюсь, что утром единственным моим желанием будет полет из окна.

Но какая разница, если от одного его поцелуя я теряю себя. Он набрасывается на мои губы и целует так, словно я живительный источник, а я испытываю такие эмоции, какие не испытывала ни с кем и никогда.