Текст книги "Кот, который свихнулся на бананах"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

ТРИ

– К нам едет ваш дядя Джордж, – объявил Квиллер сиамцам, расчёсывая их шелковистую шёрстку. – Извольте вести себя как следует. По всем правилам хорошего тона. Не лезьте в разговор с дурацкими вопросами.

Чем больше говоришь с кошками, тем они сообразительнее. Неважно, что говоришь; тут погоду делает тон – серьёзный, значительный.

«Дядя Джордж» было шутливым прозвищем молодого юриста Джорджа Бартера. Он приехал из Центра и стал компаньоном в престижной юридической фирме «Хасселрич», чтобы вести дела Квиллера по фонду Клингеншоенов. Представляя нового юриста, диктор местного радио оговорился: «Джордж Бриз… ох, извините, Джордж Бартер». Вот так, в который раз, радио поскользнулось на пустячке! А всё дело в том, что Джордж Бриз был местным шалопаем, человеком сомнительной репутации, патентованным чудилой без царя в голове. Ему приписывали такое мудрое высказывание: «На фиг мне учиться читать и писать, когда я за свои кровные и чтеца, и писца нанять могу».

После пресловутой дикторской оговорки весельчаки из кофеен потешались целую неделю, а юрист заказал новые визитные карточки, где он значился как «Дж. Аллен Бартер».

С тех пор в Мускаунти все звали его Алленом, хотя для Налогового управления и Управления социального страхования он оставался Джорджем, и не кем иным.

Деловые разговоры с Квиллером он вёл в яблочном амбаре. Барт, как называл его Квиллер, утверждал, что визит в амбар для него всё равно что глоток доброго вина – стимулирует.

Этот яблочный амбар, построенный не меньше века назад, представлял собой восьмиугольное здание в сорок футов высотой. Его фундамент из бутового камня и стены, обшитые деревом, были покрыты густым слоем патины и резко контрастировали с медовым оттенком деревянных балок внутри.

В то утро встреча началась с доклада Барта о состоянии финансовых и юридических дел Фонда К. – процедуры для Квиллера скучной и утомительной, хотя своё отношение к ней он тщательно скрывал.

Затем настала его очередь докладывать. «Сундук пирата» приобретает вид книжного магазина. На следующей неделе он будет готов к открытию, Библиокот доставлен и ведёт себя в нём как хозяин. Полли нашла себе помощницу – дипломированную специалистку по книготорговле. И от желающих поработать в магазине отбоя нет: многие почтут за счастье связать свою жизнь с «Сундуком пирата».

– Хотите верьте, хотите нет, – сказал Квиллер, – но на свете не перевелись ещё психи вроде меня, готовые из чистого удовольствия без конца возиться со словами, идеями и судьбами, заключёнными в твёрдые переплёты.

– Вот и напиши статью на эту тему, Квилл, – отозвался Барт.

– Уже написал. Как раз закончил перед твоим приходом. Этой статьей я отдаю дань уважения Эддингтону Смиту. Книги были его жизнью. И пусть от корки до корки он не прочёл ни одной, он работал с книгами, коллекционировал их, продавал, умел поговорить о них и привести их в порядок. – Квиллер замолчал, вспоминая сухонького человечка, его пыльную лавку и прокопчённое жилье позади неё, которое он делил с переплётным станком и набором инструментов, стойкий запах сардин и похлебки из моллюсков, треснутое зеркало над проржавевшей раковиной и пистолет на полочке под ним.

– Во всяком случае, – продолжал Квиллер, – волонтеры из кожи вон лезут; чтобы принять участие в работе Центра Эдди Смита в цокольном этаже. Они называют себя «сыновья Эдди Смита» и носят значок ЦЭС. Центр занимает половину нижнего этажа, а другая отдана под специальные мероприятия.

– Какого рода?

– Книжное обозрение, час детской книги. Литературный клуб и так далее. В городе появился новый человек, и его взяли на полставки, чтобы он всем этим заправлял. Его зовут Олден Уэйд, и он только что перебрался сюда из Локмастера: там от пули какого-то горе-охотника погибла его жена.

Барт припомнил этот случай:

– И виновника так и не нашли?

– Нет. А когда такое дело не доведено до конца горе переносить ещё тяжелее. Олден приехал сюда, чтобы как-то переключиться, забыться. Работа в книжном магазине и в Театральном клубе будет для него целительной. Вы увидите его, если пойдёте на спектакль по Оскару Уайльду.

– Мы уже взяли билеты на субботнюю премьеру.

– Кстати, Барт, мне думается, пора дать нашему Театру К. более выразительное название. – Квиллер говорил о гигантском кубе из бутового камня, бывшем особняке Клингеншоенов, выгоревшем внутри от пожара. Теперь его использовали под театральные постановки.

– Согласен. Бесцветное название, ничего не говорит ни уму, ни сердцу, – кивнул адвокат.

– На мой слух звучит так же пресно, как овсяные хлопья к завтраку или магазин канцелярских принадлежностей.

– А что бы ты предложил?

– Что-нибудь вроде «Мастерской искусств»; так же крупно и ярко, как вывески книжного магазина и гостиницы «Макинтош», Там можно устроить актерскую студию, проводить занятия по сценической речи и многое другое.

– А кто будет учить?

– Да тот же Олден, который играет в новой постановке главную роль.

– Это хорошо придумано, – одобрил идею Барт. – Буду твой проект продвигать.

Вряд ли дядя Джордж заметил, что всё это время, пока они обменивались мыслями, Коко не сводил с Квиллера глаз. Квиллер был согласен с Кристофером Смартом, поэтом восемнадцатого века, который утверждал, что кошки умеют каким-то образом внушать человеку нужную мысль, а не только напоминать о еде.

– Ну а пока просвети меня, что происходит в Уинстон-парке? Я видел там грузовики, но не могу сообразить, что они там делают.

Квиллер без особого энтузиазма принялся объяснять:

– Это идейка, давно вынашиваемая умниками из Чикаго. Поживем – увидим, насколько она приживётся в нашей глуши. Парк держится на трёх вещах: погода, уход, люди. Что до первого, у нас тут, как говорится, девять месяцев зима, остальное лето, так что фонтан в центре парка будет бездействовать примерно по полгода. Поэтому в качестве композиционного стержня предлагается антик – античная скульптура. А что она собой представляет, известно только Полли, но Полли о ней ничего не говорит, разве только что она высокая и вертикальная.

– Надеюсь, это не обнаженная фигура, – сказал Барт. – Боюсь, она не найдёт здесь понимания.

– Опять же, поживем – увидим. До торжественного открытия в присутствии СМИ она останется под брезентом.

А как вам постановление экспертов? Параграф два? Убрать из парка скамейки. Они, видите ли, притягивают к себе гуляк – праздношатающихся и любителей пикников, оставляющих вокруг них пивные банки и клочки обёрточной бумаги. Нет чтобы снести их в вечно переполненные урны!

– Гм-м-м, – глубокомысленно пробормотал адвокат.

– А параграф три? Заменить земляным покровом траву . Траву ведь нужно косить и сгребать шесть месяцев в году. И ещё. Заменить вечнозелёными растениями лиственные деревья , каковые большую часть года стоят без листьев, а осенью листопад создаёт тьму проблем.

– Н-да, – посочувствовал Барт. – А что слышно хорошего?

– Есть один проект. Мы раскручиваем его в газете, подаём как нечто новое и небывалое: Парк отдыха и знаний . Прогулочные дорожки петляют между вечнозелёными кустарниками и деревьями самых различных пород и видов – даже неизвестных местным дендрологам, – и на каждом табличка с его названием. В парке организуются экскурсии для школьников; проводятся разные конкурсы – с призами для победителей и фотографиями в газете.

– Надеюсь, эксперты знают, что делают, – сказал Барт. – До свиданья, киски!

– Йау, – ответил Коко. Ограниченность своего вокабуляра он восполнял разнообразием интонаций: доброжелательной, критической, извиняющейся, требовательной, возмущённой, тревожной.

Барт собрал свои бумаги и направился к двери, сопровождаемый двумя кошками, заинтересованными в скорейшем отбытии уходящего гостя. Им давно было пора закусить.

После ужина трое обитателей яблочного амбара сошлись для вечернего чтения. Стоило Квиллеру произнести: «Читать!» – и сиамцы мчались к нему во всю свою кошачью прыть. Юм-Юм – чтобы забраться к нему на колени, Коко – чтобы выбрать книгу. В роли библиокота он относился к своим обязанностям со всей ответственностью.

Три стены каминного куба покрывали стеллажи, которые до недавнего времени были тесно уставлены подержанными книгами, купленными у покойного Эддингтона Смита. Выбирая книгу, Коко обычно сначала с важным видом прохаживался взад-вперёд вдоль полок, затем, остановившись, окидывал их внимательным взглядом, принимал решение и, припав на секунду к полу, взлетал! Сильные задние лапы катапультировали его на нужную высоту – до семи футов от пола. И не было случая, чтобы он опустился не на то место, куда нацелился. Потрясающее чувство пространства! Вызывавшее у Квиллера, раба линейки и сантиметра, восторженное изумление.

Оказавшись на полке, Коко протискивался за книги и, обнюхав страницы, находил желаемое творение (читать названия на корешках ему не требовалось). Потыкав книгу носом, он сбрасывал её с полки. В идеале Квиллер, стоя внизу, должен был поймать её, и выбор для чтения был сделан.

В последнее время на стеллажах появились «прорехи»: сотня книг была передана в дар Центру Эддингтона Смита. Небольшая группа волонтеров занялась сбором пожертвований из частных библиотек. Дареными книгами комплектовали книжную лавку при ЦЭС, а выручка от продажи поступала в Литературный совет и шла на стипендии Эддингтона Смита.

В дар принимали не всякую книгу, а только ту, что соответствовала требованиям Центра. Поваренные книги с жирными пятнами на страницах или учебники по алгебре для восьмого класса не котировались.

Как только Центр Эддингтона Смита открылся Квиллер стал активное ним сотрудничать.

Посещение премьер в Театре К. было приятной традицией, которую и Полли, и Квиллер с удовольствием соблюдали. Однако новая работа поглотила Полли целиком, так что Квиллеру, к его великому сожалению, пришлось идти в театр одному. Впрочем, он не особенно расстроился: ему предстояло написать рецензию на спектакль, и в одиночестве он мог привести в порядок свои впечатления и придумать фразы похлеще.

В театр он намеренно прибыл в последний момент, провозившись с парковкой на стоянке для прессы. Публика уже заняла места и свет в зале потускнел, когда он шёл по проходу, добираясь до своего постоянного – для критика! – кресла в третьем ряду.

Зал на мгновение замер в ожидании, медленно поднялся занавес, и в бездыханной тишине Квиллер расслышал два приглушённых до шепота голоса, переговаривавшихся за его спиной.

– Это мистер К.

– Рецензию будет писать для газеты.

– Один пришёл.

– Где же его подруга?

– Может, они уже разбежались.

Декорации изображали шикарную холостяцкую квартиру в Лондоне девятнадцатого века. Вошёл дворецкий и медленно, с чисто английской чопорностью, двинулся по сцене, неся серебряный поднос, заполненный сандвичами с огурцом.

Голос в шестом ряду шепотом сообщил: «Хозяин торгового центра».

Когда появилась обаятельная Гвендолен, снова послышался шепот: «У неё папаша – шеф полиции».

Все сидящие поблизости возмущённо заерзали, а Квиллер решал про себя, как закрыть комментатору рот, не прибегая к насилию. Тут один из актёров произнес несколько слов мягким баритоном, и голос объявил:

– Он-он! Тот самый! У которого жену застрелили!

И в ответ в том же ряду прогудел разъяренный бас:

– Заткнись!

Шёпот прекратился. На сцене актёры как ни в чём не бывало продолжали вести диалог. Зал реагировал на остроумные реплики и забавных персонажей негромким смехом и радостным гулом. С особенным удовольствием зрители принимали леди Брэкнелл в шляпе Марии Стюарт, добавлявшей несколько дюймов к её и без того немалому росту.

В антракте Квиллер, разминая затекшие ноги, спустился в фойе, где у фонтанчика с водой ему встретились Комптоны. Лайд был школьным инспектором, Лайза, в прошлом учительница, уйдя на пенсию, возглавила команду волонтёров в Центре Эдди Смита.

Лайл просто кипел от гнева:

– Ну, что ты скажешь об этих троглодитах из шестого ряда? Неудивительно, что в Локмастере нас считают дикарями!

– Это Эрни Кемпл нас от них избавил, – подала голос Лайза. – Молодчина! У него хватило духу их одёрнуть. И Театральный клуб наш не сплоховал.

– Актёру нельзя отвлекаться на шум в зале, – сказал Квиллер. – Как-то я участвовал в пьесе Ноэла Коуарда «Частная жизнь», и из-за болвана, ржавшего в первом ряду, у актрисы – я играл с ней в паре – вдруг вышибло из памяти текст – напрочь! Я до сих пор помню, какой это был кошмар, а ведь тридцать лет прошло!

В фойе начал мигать свет, и Квиллер быстро добавил, обращаясь к Лайзе:

– Ты не могла бы встретиться со мной в книжном магазине? Я хочу взять у тебя интервью о работе ЦЭС.

– Завтра я буду там весь день.

Они вернулись в зрительный зал.

Сколько удовольствия получила бы от спектакля Полли! Надо признать, что некоторым образом это и его вина, что её тут нет. Дернуло его настоять, чтобы Фонд К. выделил деньги на строительство книжного магазина, где Полли займёт должность заведующей. Он сделал ей такое предложение потому, что ей разонравилось работать в библиотеке. Ей хотелось испытать себя на новом поприще, принять новый вызов Судьбы.

А ему теперь недостает их совместных обедов два-три раза в неделю, прогулок около озера или по берегу Иттибиттивасси, вечеров классической музыки в яблочном амбаре: аппаратура там первоклассная, акустика – сказочная. Ему вспомнилось, как однажды, ужиная в «Старой мельнице», они десять минут спорили о разнице в значении слов «тяжёлый» и «тяжкий» и даже отказались от десерта, поспешив домой, чтобы справиться в Большом толковом словаре. Только сразу не могли решить, куда домой к ней или к нему.

У неё было последнее издание, третье; у него – второе, которое он, скажем прямо, предпочитал. Третье он приобрёл, но его, объяснил он, утащили в свой угол сиамцы и пользуются им как «цап-царалкой» – точат о него когти.

Ничего, вскоре, утешал себя Квиллер, их жизнь с Полли вновь войдёт в нормальную колею. Он пошёл домой и съел целый брикет мороженого – шут с ней, с диетой!

ЧЕТЫРЕ

В субботу утром Квиллер направился в книжный магазин – взять интервью у Лайзы Комптон. Путь его лежал через небольшой лесок, входящий в его владения, по Мейн-стрит и вокруг почтового двора. В Пикаксе, где большинство предпочитало ездить и летать, а не ходить пешком, его оранжевую бейсболку знали все от мала до велика. Она обеспечивала ему безопасность – не только на улицах и дорогах, но и в лесу, где какая-нибудь зловредная сова могла вдруг принять его густую шевелюру за мех ниспосланной ей добычи.

Книжный магазин выходил тыльной стороной к почтовому пакгаузу, а лицевой смотрел на Ореховую улицу – величественное здание в сероватой штукатурке, оно хорошо смотрелось рядом со столетними каменными постройками старого Пикакса. Двустворчатые двери вели в вестибюль с огромной циновкой на пороге, необходимой в городе, который называют «пряжкой снегового пояса». Носившая на себе следы от ног многочисленных посетителей, эта циновка приветствовала их отнюдь не радушным: «Добро пожаловать в "Сундук пирата"!» и не вежливым: «Пожалуйста, вытирайте ноги», а требовательным: «Внимание! Не выпустите на улицу кота!»

Из тех же соображений было решено при оформлении интерьера использовать не ярко-зелёные, а угольно-серые тона, оттенявшие магические глаза библиокота, а ярко-зелёные халаты персонала уравновесили цветовую гамму. В данный момент все в магазине занимались своим книжным делом, только Полли нигде не было видно. То ли она последовала его совету и отсыпалась дома, то ли, не вняв его совету, отдавала себя библиотеке.

Обе догадки оказались неверны.

– Миссис Дункан ушла в парикмахерскую, – сообщили ему. – Миссис Комптон ждёт вас внизу.

В книжном магазине Пикакса понятие «внизу» не несло в себе ничего унизительного. Напротив, неторопливо спускаясь по широкой удобной лестнице и любуясь закреплённым на стене сундуком пирата – подлинным сундуком, закопанным в этом самом месте в 1850-е, вы испытывали эмоциональный подъём.

Вправо удалялась анфилада залов для различных мероприятий; слева находился Центр Эдди Смита. Волонтёры в зелёных жилетах со значком ЦЭС возились у компьютера, лазали по стремянкам и занимались другими делами, вдохновляемые присутствием Данди. Представив Квиллеру своих помощников, Лайза увела его в один из залов, где он записал на диктофон следующее:

– Какая книга появилась в Мускаунти первой?

Твои предположения.

– По всей вероятности, молитвенник; принадлежавший пастору, который прибыл сюда вместе со своей паствой. Первые поселенцы были людьми мужественными и работящими, но мало кто владел грамотой. Даже во время строительного бума владелец всех лесопилок на побережье не умел ни читать, ни писать. В конце девятнадцатого века богатые семьи стали строить особняки, где одна из комнат отводилась под библиотеку – символ статуса в те дни. На полках теснились книги в кожаных переплётах с золотыми обрезами, только никто их не читал. Позднее, в двадцатом веке, появился средний класс и чтение вошло в моду.

– Что предпочитали читать?

– Классику, но также любовные романы, детективы, приключения. Покупали и книги по искусству, о поэзии и этикете. Отец Эддингтона Смита ходил с книгами по домам и продавал их буквально за медные гроши. Вот эти книги отдают сегодня в дар ЦЭС.

– Чем занимается ЦЭС?

– «Сундук пирата» предоставил ЦЭС половину цокольного этажа. Волонтёры и члены ЦЭС передают подаренные книги в магазин, а выручка от их продажи поступает в Литературный совет и идёт на ежегодные стипендии Эддингтона Смита.

– Достаточно ли книг поступает в ЦЭС?

– Как тебе сказать… Чтобы поддержать инициативу дарителей, мы рассказали в газете о том, что один наш именитый горожанин пожертвовал для ЦЭС сто книг. И хотя не только его имени, но даже инициалов мы не назвали, все догадались, что это ты, и захотели принять участие. Кроме того, волонтёры обратились к своим знакомым, насобирали что могли, каталогизировали. В память об Эддингтоне Смите… этом чудесном человеке! Все горят желанием продолжать его дело!

– Не слишком ли огромную ношу, Лайза, вы на себя взяли, проводя такую кампанию?

– Одна я, конечно, не справилась бы; но совет управляющих помогает мне принимать решения, справляться с проблемами и поддерживать энтузиазм волонтёров. Бёрджесс Кэмпбелл, Мэгги Спренкл, доктор Эбернети и Вайолет Хиббард. Я им бесконечно благодарна за поддержку.

На этом Квиллер выключил диктофон.

– Мне так и не довелось познакомиться с Вайолет Хиббард, – сказал он удручённым тоном. Как журналисту, ему полагалось бы знать всех и вся в своей округе.

– Она – замечательная женщина; оставила работу совсем недавно: она преподавала английскую литературу в колледжах восточных штатов.

– Сколько ей лет?

– Она нашего возраста. И рано ушла на пенсию, когда стала наследницей поместья Хиббардов. Она – последняя в роду Хиббардов, а тут как раз один шустряк захотел купить их поместье, снести дом и построить коттеджи. Меня от одной мысли об этом дрожь пробирает! Ты видел поместье Хиббардов, Квилл?

– Я знаю, где оно, но бывать не бывал. По-моему, снимок появлялся в журналах.

– Да-да. В округе, где сплошь каменные здания, стоит Хиббардов особняк, построенный только из дерева, – он чудом уцелел среди лесных пожаров, поджогов и случайных искр от печек и каминов, которые топят дровами. Вайолет решила сохранить его как высококлассный пансион… Чем не сюжет для тебя, Квилл? Вайолет будет рада с тобой встретиться. Она в восторге от твоей колонки!

Квиллер нежно любил читателей, которые были в восторге от его колонки. Пожав плечами, он с деланным безразличием сказал:

– Позвони мне, когда она соберётся в магазин. Я заскочу.

Добравшись до полянки перед амбаром, Квиллер увидел, что Коко совершает пируэты у кухонного окна. Это означало, что на автоответчике оставлено сообщение. Красная лампочка подтверждала это: звонил Уэзерби Гуд, метеоролог (настоящее имя – Джо Банкер).

«Алло, Квилл! Это Джо. У нас в Индейской Деревне новости. Полли тебе рассказала? По дороге в редакцию я к тебе загляну, и мы с тобой покалякаем. Ты будешь дома в районе полчетвертого? Оставь твоё „да“ или „нет“ на автоответчике».

Квиллер ответил «да». Интересно, что это за новость, о которой Полли ему ничего не сообщила?

Индейской Деревней назывался элитный жилой комплекс за пределами города: коттеджи сельского типа и несколько кондоминиумов в лесистой местности за городом; здесь был свой бар и бридж-клуб, где от случая к случаю читались лекции и проходили заседания Общества любителей птиц. Рядом протекала живописная река Иттибиттивасси, по берегам которой были проложены дорожки для прогулок.

Зимой, когда яблочный амбар было сложно протопить, Квиллер жил в кондо под номером четыре на участке, получившем название «Ивы». Его ближайшим соседом был Уэзерби Гуд вместе с котом по кличке Гольф Стрим. Полли обитала в номере первом со своими питомцами – Брутом и Каттой. Какое-то время номер второй занимал некий алурофоб-кошконенавистник, но он внезапно отбыл. «Из-за аллергии на кошачью шерсть», – подмигивая друг другу, говорили его соседи. Копать глубже им не захотелось.

Когда в половине четвёртого Уэзерби «заглянул» в яблочный амбар, они с Квиллером уселись за барной стойкой, и Квиллер, налив гостю пива, а себе имбирного эля, спросил:

– Ты был вчера вечером на премьере, Джо?

– Был, был! Классно сыграли! Могу себе представить, какой это для актёров крепкий орешек, но Кэрол – великий режиссёр.

– А ты слышал перепалку в зале в самом начале?

– А как же! Только у Эрни Кемпла и могло хватить духу как следует припечатать эту публику. Ну и голосище у него – прямо иерихонская труба.

– А ведь виновники скандала явно обиделись, – заметил Квиллер. – После антракта они не вернулись.

– Что тут скажешь, Квилл. Люди привыкли смотреть телевизор и разговаривать, вот и считают, что ничего такого, если так же вести себя и в театре. А ушли они потому, что Кемпл не позволил им комментировать всё и вся.

Тут Коко прыгнул на стоящий у бара табурет, словно тоже хотел принять участие в разговоре.

– Как поживает Гольф Сгрим? – спросил Квиллер.

– Интересуется, когда вы, ребятки, переедете в Деревню.

– Как всегда, первого ноября… А что это за потрясающая новость? Неужели любители птиц засекли желтобрюхого дятла?

– Разнёсся слух, что на номер второй нашёлся покупатель – Олден Уэйд! Так что ты свою любезную лучше запри! У него слава неотразимого сердцееда.

Почему Полли ничего ему об этом не сказала? Странно. Кто-кто, а уж она всегда в курсе, о чём судачат кругом. Однако он спокойно сказал:

– Давно пора найти покупателя на номер второй. Когда дом в кондоминиуме долго пустует, это обесценивает и все соседние… Налить ещё, Джо?

– Нет, спасибо. Мне ведь ещё на радио.

– Надеюсь, наш новый совладелец любит кошек, – заметил Квиллер, показывая, что новое соседство его не очень беспокоит.

Неужели, размышлял он, когда Уэзерби уехал, это Полли подсказала купить номер второй обольстительному вдовцу, который решил поработать в книжном магазине и который, как гласит молва, такой неотразимый сердцеед? Уэзерби был уроженцем Локмастера. Кому и знать, как не ему.

Сиамцы стояли плечом к плечу, дружно махая хвостами, – вежливое напоминание, что настало время обеда.

– Как вам, ребятки, если мы в этом году двинем в Деревню пораньше?

Вечер он провёл, готовя рецензию для очередного выпуска «Всякой всячины», стараясь поровну разделить комплименты между парой актеров из Локмастера и своими доморощенными гениями из Театрального клуба. И то и дело поглядывал на часы.

В десять он позвонил Полли. Ответа не было. Он оставил сообщение.

Он уже покормил сиамцев на сон грядущий и сопроводил их до места ночного обитания на третьем балконе, когда позвонила Полли. Она была в очень приподнятом настроении – прежнюю её усталость как рукой сняло.

– Квилл! Отгадай, где я сегодня вечером была! В театре! Так как Олден, один из наших сотрудников, играет в спектакле, я сочла уместным сводить «зелёные халаты», как мы называем наших девочек, на «Как важно быть серьёзным». За мой счёт! Как им понравилось! Они все читали твою колонку, и она подогрела их интерес.

Полли остановилась, переводя дыхание.

Тогда он сказал:

– Рад, что ты на таком подъёме, вчерашней депрессии как не бывало. Кому мы этим обязаны – Оскару Уайльду или твоему парикмахеру?

– Обоим, – отвечала она, заливаясь звонким смехом, какого он давно не слышал – с тех пор, как она засела за многомудрые пособия, обучающие искусству управления книжным магазином. И прежде чем он успел сказать что-то в ответ, спросила: – А как прошло твоё интервью с Лайзой Комптон?

– Весьма познавательно. Кое-что я хотел бы обсудить с тобой. Как насчёт воскресенья? Пообедаем в «Типси», а потом послушаем музыку в моём амбаре. У меня есть новая запись «Фантастической симфонии» Берлиоза. Она тебе понравится.

– Не знаю… Мне, собственно, надо проветрить тёплые вещи и подготовить их к зиме…

– Превосходная мысль! Я как раз подумываю, не переехать ли в Деревню пораньше, сообразуясь с прогнозом погоды. Кстати, я слышал, номер второй наконец-то продан.

Она помедлила с ответом,

– Вот как? – наконец обронила она.

Это была её обычная манера отвечать, когда она испытывала неловкость, испуг и ей хотелось поскорее сменить тему разговора.

– Не знаю, кто его купил; знаю только, что это одинокий мужчина. Надеюсь, он любит кошек, – добавил он шутливо.

– Где ты это слышал? – спросила она. «Защищается», – подумал он.

– Не помню. То ли в пятницу на премьере, то ли в книжном магазине сегодня. Хорошо, что кондо обретает хозяина. Надеюсь, он человек покладистый… Крепкого сна. A bientot!11
  до скорого! (франц.)


[Закрыть]

– A bientot, – отозвалась она каким-то упавшим голосом.

Теперь у Квиллера не было сомнений, что купить номер второй новому жителю Пикакса порекомендовала именно Полли. Она без конца открывала «интересных» людей: чикагского архитектора, канадского профессора, торговца антиквариатом из Огайо… а теперь таковым оказался актер! И почему это женщины так легко очаровываются актерами? Его собственная мать влюбилась в актера из гастролирующей труппы, но это было не так уж и плохо.

Квиллеру ужасно захотелось мороженого – большую порцию мороженого. Но в кухне витал аромат перезрелых бананов. Все эти дни он не соблюдал предписаний доктора Дианы. На барной стойке лежали три банана – в керамической вазе ручной работы из местного Центра искусств. Пустая она выглядела «художественно», но с тремя почерневшими бананами казалась помойной лоханью!

Он выбросил бананы и съел большую порцию мороженого – целую миску.