Текст книги "Кот, который свихнулся на бананах"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

ДВАДЦАТЬ ТРИ

Утром в четверг, когда Квиллер кормил сиамцев и себя (именно в таком порядке), он думал о Вайолет. Он думал о том, какой незаурядной личностью она была, о её живом уме, любви к стихам и драме. Он думал о её неудавшемся романе в юные годы и странном браке – в поздние. И всё же, всё же… кто тут что мог сказать? Как бы то ни было… он чувствовал себя обязанным завершить книгу о Хиббард-Хаузе. Он представлял себе, какую радость она бы доставила Вайолет фотографии укромных уголков, семейные сокровища, архитектурные изыски. И вне всяких сомнений, ей бы понравился рассказ о доме. Вот на этом ему нужно сейчас сосредоточиться – на изложении фактов, но не с журналистской объективностью, а с чувством и юмором. Другими словами, он собирался писать так, чтобы ей было приятно читать. И посвятит он эту книгу ей – просто «Вайолет», И поместит её фотографию: выберет вместе с Мэгги наиболее удачную из архива Хиббардов.

Но сначала надо было переделать кое-какие домашние дела. Одним из первых в списке значилась покупка продуктов для Полли. У него был ключ от её кондо, и заморозку он мог забросить ей в холодильник. А в награду за свои благодеяния он пользовался приглашениями на импровизированный обед из «сладких остатков». Кроме того, следовало посетить банк, почту, аптеку и супермаркет Тудлов. А теперь у него появился мотив и стимул нанести визит Энди Броуди.

Полицейский участок находился в здании муниципалитета, на один лестничный пролёт вверх.

Сержант из охраны пропустил Квиллера через ворота и взмахом руки отправил к стеклянной клетке – офису шефа, где тот, что хорошо было видно, пыхтел за компьютером.

– Входи, входи, парень! Успокой свои косточки! – пробасил шеф с жутким шотландским акцентом. – Как она, суровая житуха в ваших дебрях?

– Скучаю по нашим импровизированным – раз и примчался! – посиделкам, Энди. И коты по тебе соскучились. Коко просил выяснить у тебя, завершено ли локмастерское дело об убийстве из охотничьего ружья.

– Не-ет.

– Поговаривали, что будто бы там замешан член семьи. Эта версия отрабатывалась?

– А как же. Дело прекращено за отсутствием улик. Следователям приходилось крутиться: подозреваемый принадлежал к элите – именитый горожанин.

– По всей видимости, ситуация в Локмастере стала для него слишком неблагоприятной; именитый горожанин перебрался в Мускаунти. Ты об этом знаешь?

– А как же.

– Здесь он имел колоссальный успех. И вот женился на женщине старше себя, единственной наследнице состояния четырёх поколений Хиббардов. Ты, конечно, знаешь об этом. В прошлую пятницу было объявление в газете.

– А как же.

– Сегодня рано утром новобрачная умерла, – сказал Квиллер. – Сообщение появится во «Всячине» на первой странице. Причина смерти – кровоизлияние в мозг.

– Вот чёрт! А что о таких милых делишках думает твой умник кот?

– Красавчик этот был в амбаре дважды, и оба раза Коко демонстративно отсутствовал. Во второй раз Коко подбросил кожуру от банана, чтобы тот на ней поскользнулся. А выводы делай сам!

Прибыв домой в «Ивы»» Квиллер обнаружил, что в кондо Коко получил просто шикарные условия для выступлений по сравнению с амбаром. Вместо единственного кухонного окна здесь для его кульбитов было целых три сцены: высокий узкий застекленный пролёт за входной дверью; широкое окно с глубоким подоконником в эркере, служившем столовой, а также кабинетом; и ещё одно широкое окно на кухне, над мойкой.

Ещё подъезжая, Квиллер видел, как Коко упражняется одновременно на всех трёх сценических площадках – далеко не легкий номер, но он был искромётным исполнителем кульбитов. Его пируэты означали, что на автоответчике полно сообщений. Они были от Лайзы Комптон, Бёрджесса Кэмпбелла, Ланспиков и других – друзей, желавших услышать голос друга в момент тяжёлой утраты.

Первым делом Квиллер ответил на звонок Мэгги.

– О, Квилл! Я вам так благодарна за всё, что вы вчера мне сказали. Сегодня я чувствую блаженную умиротворенность и решимость заняться чем-то конструктивным.

– Превосходно! Могу я быть чем-то полезен?

– Ваша помощь в поминальной службе будет бесценной. Я – душеприказчица Вайолет, и я хочу сделать прощание таким, чтобы ей понравилось. И я подумала: что если вы произнесёте прощальную речь? У вас такой замечательный голос и такая неотразимая внешность…

– Не преувеличивайте, Мэгги. По-моему, такой человек, как Бёрджесс Кэмпбелл, тут лучше подойдёт. Его семья и семья Вайолет знали друг друга поколениями, он и Вайолет вместе работали в совете ЦЭС. Он превосходно читает лекции в нашем колледже, у него грудной шотландский голос. Александр будет стоять с ним рядом, и это добавит трогательности прощанию с нашей дорогой Вайолет. Она любила собак, вы же знаете.

– Замечательно! Замечательно! Я так рада, что посоветовалась с вами, Квилл.

– И ещё одно предложение, Мэгги. Поэзия и драма были большой любовью Вайолет. Было бы вполне уместно почитать что-нибудь из великих писателей. Полли могла бы почитать из Байрона – что-то из его небольших вещей, а я счёл бы за честь представить отрывок из Шекспира.

Позже днём позвонил Олден Уэйд. Квиллер выразил осиротевшему мужу соболезнования, пообещав в конце разговора продолжить работу над книгой, обновив посвящение: теперь книга будет данью памяти удивительной женщине.

– Это искреннее выражение моих чувств. Могу я чем-нибудь быть полезен? – спросил Квиллер.

– Я хотел бы рассказать вам о разговоре, который состоялся у нас с Вайолет в последний наш вечер. У вас найдётся несколько минут?

– Безусловно. Мы сейчас живем в Индейской Деревне.

Он дал Олдену указания, как попасть в «Ивы», и указания Коко – как себя вести.

– Бедный малый только что потерял жену, Коко! Постарайся выказать чуточку тепла, чуточку понимания.

Коко, склонив голову и поджав хвост, куда-то уполз, и последующие несколько часов его не было видно.

Когда Олден приехал, Квиллер с чувством пожал ему руку и препроводил к одному из мягких кресел. От закуски гость отказался и с места в карьер начал докладывать:

– Вы, вероятно, знаете, что дед Вайолет любил принимать гостей. Именно он построил просторный гостевой дом у подножия холма. Теперь его называют Старой Каменной Грудой – не из презрения, а любя. Гости жили неделями – от двух и дольше, днем наслаждаясь природой, а ближе к вечеру, принарядившись, поднимались в особняк на ужин, а после проводили время за играми. Вы играете в карты, Квилл?

– Пожалуй, нет. Мальчишкой я играл в карточную игру, участники которой много шумят, орут, бьют картами по столу. Мы называли её «пьяницей». Но это всё.

– Так вот, Джеффри предоставил своим гостям целую галерею – Галерею игр, где была на выбор добрая сотня настольных игр – от шахмат до маджонга. Молодежь предпочитала «старую деву», флинч.2525
  Старая дева, флинч – карточные игры.


[Закрыть] китайские шашки и все такое прочее. Люди посолид-неё могли провести время за домино и вистом. Играли в нарды, парчизи2626
  Игра типа триктрак, вывезенная из Индии.


[Закрыть] , «Монополию» – да во что только не играли! Так было, знаете ли, между тысяча девятисотым и девятьсот пятидесятым годами.

– Похоже, у вас там настоящий музей.

– Вот-вот. Слово в слово с Вайолет. Даже обычные игральные карты хранятся в красивейших шкатулках: резных, ручной росписи, инкрустированных перламутром. Вайолет полагала, что о галерее тоже стоило бы упомянуть в книге, но предварительно нужно на неё взглянуть.

– С удовольствием! Может быть, завтра?

Они договорились. Олден отправился по своим делам. И Коко крадучись вылез из-под кресла.

– Что с тобой? Что тебе не так? – грозно спросил его Квиллер.

Когда тем же вечером Квиллер прибыл к Полли, его встретили Брут, несший охрану, и Катта, которая вела себя этакой пугливой озорницей.

Они надзирали за тем, как он устанавливал складной столик у огромного – чуть ли не во всю стену – окна, расставлял приборы на двоих, выбирал музыкальное сопровождение и ставил на пол тарелки с их ужином. Затем Полли подала горшочки с тушёными «остатками» (чего – спрашивать не полагалось), приправленными мелко нарезанной петрушкой и подрумяненным миндалем.

Пока из магнитофона лились ноктюрны Шопена, они обсуждали прогноз погоды (штормовая) и вопрос о новом статусе Данди.

– Видишь ли, – сказала Полли, – многие приходят в магазин поглазеть на Данди, а уходят с купленной книгой. «Зелёные халаты» клянутся, что пятьдесят процентов продаж следует отнести на счёт профессионального шарма Данди. В плане налогообложения это значит, что мы можем считать траты на его корм, подстилки, туалетные принадлежности и ветеринарное обслуживание производственными расходами. Или же можно рассматривать его как одного из служащих, положить ему жалованье и предложить оплачивать своё содержание и медицинскую страховку. В этом случае встаёт вопрос: должен ли он иметь номер соцобеспечения и подавать налоговую декларацию?

Полли рассуждала об этом совершенно серьёзно, и он ответил ей в том же духе:

– Мне крайне не хотелось бы, чтобы у магазина или у Данди были неприятности. Попроси вашего бухгалтера утрясти это дело с налоговым управлением.

После ужина они выключили музыку и занялись обсуждением отрывков для чтения на прощании с Вайолет.

Полли сказала, что прочла бы стихотворение Байрона «Она идет во всей красе, светла, как ночь её страны».2727
  Перевод С. Маршака.


[Закрыть]

Квиллер сказал, что Вайолет напоминала ему Порцию из «Венецианского купца». Он прочёл бы её знаменитый монолог: «Не действует по принужденью милость…»2828
  Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

Это был тот «книжный» вечер, который оба они так любили, – вечер, которого так недоставало в их жизни всё то время, что Полли входила в книжный бизнес.

Внезапно вспышка синего электрического света озарила ночное небо над «Ивами» и через занимавшее всю стену окно ярко осветила комнату.

– Разветвлённая молния! – сказал Квиллер. – Джо предсказывал грозу на конец недели. Мне, пожалуй, лучше двинуться восвояси, пока дождь не превратился в проливной.

Он был ещё на пути к номеру четвертому, когда у обочины остановился фургон, и Уэзерби Гуд, высунувшись из окна, подмигнул: «Подвезти?» В это время он как раз возвращался домой с радиостанции.

– Как насчёт глоточка на ночь? После твоих тяжёлых трудов в эфире?

– Спасибо. Поставлю мою лошадку в стойло и прискачу. – Небо снова озарилось синим. – Разветвлённая молния, – констатировал Уэзерби.

Несколько минут спустя он уже рапортовал о своём прибытии в номере четвертом.

– А где киски?

– Коко наверху, изучает движение атмосферного фронта. Он собирается занять твоё место. Юм-Юм под креслом. Её молния не волнует.

– А кого волнует? В прошлом году я читал лекцию о молнии в клубе, ну и спросил, многим ли нравятся грозы. Ни одна рука не поднялась. Несколько человек сказали, что грозы их освежают – при условии, что гром гремит не слишком громко и под рукой есть что выпить.

– А верно, что при грозе нельзя стоять под деревом?

– Абсолютно! Молния ударяет в высокие предметы. Деревья – высокие. Ну а высокая температура превращает древесный сок в пар и взрывает дерево.

– Ещё вопрос, Джо. Что, собственно, такое – разветвлённая молния?

– Иногда молния вспыхивает за облаками, и тогда она их ярко освещает. При разветвленной молнии создается впечатление, будто вспышки происходят повсюду, озаряя всё небо. То есть то, что мы наблюдали в течение этого часа… Но хватит о молниях. Я узнал нечто потрясающее в Хорсрэдище на этой неделе. Я помчался туда на день рождения и встретил там девушку, которая осенью собиралась обвенчаться с Ронни Диксоном. Помнишь такого? Он разбился насмерть. Автомобильная авария.

– Помню. Согласно официальному заключению, всему виной наркотики и алкоголь.

– Да. Только девушка говорит, что не кто иной, как Олден Уэйд, присоветовал Ронни стимулянты, уверяя, что таблетки у всех актеров в ходу: избавляют от страха перед выходом на сцену. Она и её друзья считают, что Олден хотел убрать Ронни. В Хорсрэдише не переставали шептаться о выстреле, убившем миссис Уэйд. А зачинщиками этих разговоров были пасынок Олдена Уэйда и Ронни. Куда девался Олденов пасынок, там никто не знает, а вот Ронни уже вне игры.

– Занятно, – сказал Квидлер. – Ну и как тебе такая версия? Ты в неё веришь?

– Что тут сказать… Эта девушка – умная, очень серьёзная, очень искренняя. Спасибо за глоточек, Квилл. – Он вскочил. – Мне домой надо – разговорить моего красавца. Вот, пожалуйста: большой, сильный кот, а при грозе приходится сидеть с ним рядом и держать за лапу.

– Это только украшает тебя, Джо, – сказал Квиллер, провожая соседа до входной двери.

Когда он вернулся в комнату, Коко и Юм-Юм сидели на полу и смотрели на него в упор. Закуска, полагавшаяся им перед сном, порядком запоздала.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Квиллер сопроводил своих питомцев наверх, в их спальню на балконе, пожелал им доброй ночи и закрыл дверь. Последнее было чисто символическим актом, означавшим, что день окончен: Коко открывал дверь, как только им овладевало желание спуститься вниз и понаблюдать за ночной жизнью на берегу Иттибиттивасси.

Завершив водные процедуры, Квиллер решил перед сном просмотреть «Уилсон куотерли». Он как раз усаживался поудобнее, когда услышал доносившиеся снизу странные звуки, словно кто-то устраивал небольшой погром. Вскочив, он бросился к балконной решётке и услышал злобное рычание и фырканье.

Первой мыслью Квиллера было, что Коко раздразнил койота, и тот, разбив окно, устраивает внизу вселенский хай. Но нет! Не кто иной, как сам Коко бился в приступе кошачьей истерики, который всегда случался с ним перед Великим ураганом. Он метался по комнате, сбрасывая лампы, декоративные безделушки, опрокидывая стулья, кухонные принадлежности и все предметы, лежавшие у Квиллера на письменном столе.

– Коко! Нельзя! – прогремел он голосом, который должен был утихомирить кота. Коко продолжал бесноваться, ища, что бы ещё учинить.

– Вкусненькое! – прозвучало магическое слово. Коко продолжал кружиться в пышном ворсе ковра, теперь густо обсыпанного солёным миндалём из плетёнки для орешков.

Вдали прогромыхали раскаты грома, закончившиеся оглушающим ударом, устрашающим «трах-тах-тах» – будто артиллерийский залп.

Коко спокойно встал, отряхнулся во всю свою сиамскую мощь, сбросив с шерсти солёные орешки. Затем спокойно поднялся наверх, предоставив Квиллеру ликвидировать последствия учинённого им погрома.

Квиллер был не в настроении наводить чистоту в столь поздний час. Он поставил на место опрокинутую мебель, подобрал кое-что из кухонной утвари и сокрушенно покачал головой над усыпанным орешками ковром. Было уже за полночь. Он устал. Сиамцы – оба – находились у себя, и он тоже удалился в свою спальню.

Раскаты грома не переставая сотрясали западную часть неба. Сквозь тучи на землю сыпались ветвистые молнии. Через верхнее окно открывалась зловещая картина: полыхающее неоновым огнем небо, какого Квиллеру ещё не доводилось видеть. Вдруг вдали огромный огненный шар, казалось, запрыгал по верхушкам деревьев, словно искал для себя достойной высоты мишень. Охваченный благоговейным ужасом, Квиллер не слышал полицейских сирен. Но увидел внезапный сноп света, озаривший полуночное небо, и услышал пронзительное «ту-ту-ту» пожарных машин, мчавшихся из двух, затем из трёх мест! У него кровь застыла в жилах. Молния искала самую высокую мишень! Там, на северо-западе, был Большой Дом на Холме!

Он включил приёмник и услышал голос, вещавший: «…на Западной Кеннебекской дороге горит поместье Хиббардов. Пожарные расчёты из четырёх мест выехали…»

Единственное, что пришло ему в голову, было: «Слава богу, что Вайолет до этого не дожила!»

Он не спал в эту ночь. Сиамцы тихо прокрались в его комнату, чтобы внести в его душу тот покой, в котором, казалось, они знали, он нуждался.

Зарево продолжало заливать небо и после того, как утихли раскаты грома и вспышки молнии. Он не мог никому позвонить в середине ночи, и до половины седьмого никто не звонил ему,

– Квилл, это Джуниор, – сказал настойчивый голос – Ты слышишь…

– Да, слышу.

– Мы делаем экстренный выпуск. Поджимают сроки, Ты не мог бы приехать в город, помочь?

Квиллер наскоро оделся, глотнул на ходу кофе, побросал сухого корма в кошачьи плошки и поехал в редакцию. Любая работа, какую ему там могут поручить, поможет заглушить чувства, затопившие сейчас его душу.

Он составил описание дома, сочинил подписи под фотографиями Бушленда и указал на того, кто мог бы дать дельную информацию.

Пожар в Хиббард-Хаузе занимал три первые страницы. Заголовок крупными буквами гласил:

ПАМЯТНИК АРХИТЕКТУРЫ СГОРЕЛ ДОТЛА

А колонка, помещенная сбоку, была озаглавлена:

ГЕРОЙ ПОГИБ, ПЫТАЯСЬ СПАСТИ СОБАКУ

Как только газету отправили в типографию, Квиллер уехал. Он отправился прямо домой, избегая встреч с городскими сплетниками, чьи домыслы уже передавались местной радиостанцией или агентством ОЗР (один знакомый рассказал).

Дома он стёр с автоответчика все сообщения, кроме одного. Все другие, он решил, пусть позвонят ещё раз или купят газету. Единственный человек, с которым он хотел поговорить, был Джад Амхёрст. Именно Джада он рекомендовал редактору «Всячины» как человека, способного лучше остальных рассказать о Хиббард-Хаузе. Теперь он позвонил ему в Каменную Груду. Когда Джеффри Хиббард строил его столетие назад у подножия холма, меньше всего старик предполагал, что это будет единственное здание, которое уцелеет, а всё остальное погибнет в огне пожарища.

Когда Джад прибыл в «Ивы», он выглядел на десять лет старше, чем во время их последней встречи. Квиллер и сам чувствовал себя на десять лет старше.

Они молча поздоровались за руку, забыв об особом рукопожатии фанатов «Скуунка», и на вопрос хозяина дома, что он будет пить, гость ответил – кофе.

Квиллер жестом попросил его сесть в кресло – любое из двух.

– Прошу вас. Устраивайтесь поудобнее.

Джад держал кейс, который сразу поставил на кофейный столик.

– Хорошо отвлечься на какой-то час-другой, – проговорил он. – От одного зрелища этой горы пепла делаешься больным. Тягостно быть свидетелем конца – конца чего бы то ни было. Прошлой ночью мы сидели в Каменной Груде за картами и уже собирались расходиться, когда раздался оглушительный раскат грома, за которым последовала ослепительная вспышка молнии. И было это очень, очень близко! Мы бросили карты и выбежали из дома. И сразу грохнуло, как при взрыве. Олден позвонил девять-один-один. Показались языки пламени. Мы ринулись наверх – на холм. Уже на все голоса ревели сирены. Вдруг Олден закричал: «Собака! Собака! Собака!» Тассо был заперт в одной из комнат рядом с кухней. Мы пытались остановить Олдена, но он ринулся к горящему дому, зовя пса по имени! Пожарные заорали на него, но он не отступился… Больше мы его не видели. В газете сказано, что и Олден, и пёс скорее всего задохнулись от дыма; так это или нет, но оба они сгорели вместе со старым Хиббард-Хаузом.

– Вы, наверно, были в шоке.

Джад кивнул.

– Мы не могли ни о чём думать. Мы не могли связать двух слов. И конечно же, не могли спать. И мы оказались запертыми в Старой Каменной Груде, потому что воздух снаружи был пропитан дымом. Братья Виски нашли в комнате Олдена бутылку виски и принялись тихо напиваться. Я подошёл к книжной полке, чтобы хоть на какое-то время забыться, отвлечься от обрушившегося на нас горя. Вот тут-то мой взгляд задержался на книге, название которой мгновенно вывело меня из ступора.

Джад потянулся к кейсу и отжал зажимы.

– На полке стояла «Смерть после полудня» Хемингуэя. Та самая книга, которую украли в ЦЭС.

– Но она издана многотысячными тиражами…

– Да, но на этой есть автограф, и она из первого издания… а внутри стоит печать с шифром ЦЭС! – Он вынул книгу из кейса и передал Квиллеру.

Квиллер посмотрел на шифр и пробормотал:

– Что тут скажешь? Трудно поверить, что Олден, взяв книгу, сам же потом заявил о краже!

– Вопрос в том, что мне с этим делать. Я воспитан в правилах: о мертвых либо хорошо, либо ничего. Я не могу вернуть книгу в ЦЭС, не сообщив, где я её нашёл.

– Отправьте её по почте анонимно, Джад, и лучше из Локмастера или Биксби. У меня как раз есть пакет для бандероли, который вы можете использовать.

– Спасибо, Квилл. Я знал, вы найдёте решение.

– А пока скажите, где вы трое сейчас обитаете?

– Братья Виски возвращаются к родителям. Я намерен снять номер в мотеле в Кеннебеке. Адвокат Вайолет сообщил, что посылает человека забрать у нас ключи: он берёт ответственность за Каменную Груду и всё, что там есть, на себя. Я не хочу больше видеть этот дом! Никогда!

Созвонившись вечером, Квиллер и Полли сокрушались о разыгравшейся в Хиббард-Хаузе трагедии, они оба были потрясены поступком Олдена Уэйда.

– Я знала, что собаки – его страсть, – вздохнула Полли. – Он не замечал Данди, зато то и дело говорил о сторожевом псе Вайолет, какой-то итальянской породы, о которой я никогда не слышала.

– Я понимаю Олдена, его желание спасти Тассо, – сказал Квиллер. – Полагаю, я поступил бы так же, если бы Коко и Юм-Юм оказались запертыми в горящем здании.

– Ума не приложу, где мы найдём замену Олдену. Он превосходно справлялся с организацией спецмероприятий, за исключением разве что «Часа сказки» для детей. С ребятишками он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

– Да и они с ним вряд ли хорошо себя чувствовали, Полли. Я мог бы рекомендовать преемника. Это пенсионер, запойный книгочей, член Литературного клуба, многолетний покупатель книг в лавке Эддингтона Смита, а по совместительству – дедушка с гривой белоснежных волос Детишки привяжутся к нему всей душой. Его зовут Джад Амхёрст. Если захочешь связаться с ним, так он сейчас живет в кеннебекском мотеле.

– A bientot, дорогой, и спасибо тебе.

– A bientot.

Квиллер вернулся в свой «офис» в эркере: ему захотелось записать кое-какие мысли в дневнике. Он писал в нём вышедшим из моды золотым вечным пером – отчасти из сентиментальных соображений, отчасти потому, что им легко писалось. Правда, его приходилось прятать от Юм-Юм под ворохом бумаг. Но сейчас она и Коко находились на балконе за закрытыми дверями и спали крепким послеполуночным сном.

Пятница, 10 октября

День, который будет долго жить в памяти и так и останется неразгаданной тайной – во всяком случае для широкой публики. Кто украл Хемингуэя из ЦЭС, а потом вернул его? Кто был тот человек, что застрелил первую жену Олдена? Догадок и слухов тут будетadinfinitum.2929
  До бесконечности (лат.)


[Закрыть]

Злопыхателей всегда полно вокруг людей слишком успешных, слишком талантливых, слишком обаятельных, слишком стильных и вообще «слишком» в слишком многих отношениях.

О. У. был из этой категории. Вокруг этого имени ещё долго будут жужжать, как мухи, вопросы, а ответами на них будет пожатие плеч и многозначительная ухмылка. Что стояло за недолгим браком Вайолет и О. У.? Почему его первая жена вышла за него так скоро после самоубийства мужа? И было ли это действительно самоубийством? Принимал ли Ронни Диксон наркотики по собственному почину или по совету О. У.? И почему?

Что сказала бы Полли, узнай она об Олдене и украденной книге? Наверно, процитировала бы своего отца: «Даже в самом дурном из нас есть толика хорошего, и толика дурного – в самом хорошем из нас».

Невольно задаёшь себе вопрос, виноват ли он в других преступлениях, которые приписывала ему молва? Невольно задаёшь себе вопрос: чуял ли Коко, что с этим малым что-то не так?

Как объяснить интерес Коко к некоторым пьесам Шекспира: мать Гамлета вышла замуж слишком скоро после смерти мужа, а Отелло убил свою жену?

И как объяснить интерес Коко к «Старинным побасенками» Джорджа Эйда? Ведь настоящее имя Олдена – Джордж Уэйд. Любопытное совпадение, если принимать его всерьёз. А я ведь знаю послужной список

Кока,u, откровенно говоря, у меня от всего этого волосы встают дыбом.

Хватит! Хватит об этом! У меня уже голова идёт кругом!

– Йау! – раздалось почти над самым ухом Квиллера – слишком близко, чтобы стало легче на душе. Коко открыл дверь своей спальни; прокрался вниз, вспрыгнул неслышно на спинку Квиллерова кресла и теперь там балансировал.

– Что ты здесь делаешь? – строго спросил Квиллер.

Коко спрыгнул на стол и уселся на пачке писчей бумаги в позе, означавшей: «Готов приступить к работе».

Его присутствие пробуждало длинный ряд воспоминаний. Коко избегал Олдена, демонстративно выказывая свою крайнюю неприязнь к нему. Он пошёл на один скользкий шаг дальше – на скользкий шаг с банановой кожурой!

Квиллер закрыл дневник.

– О'кей, – сказал он Коко. – Посмотрим, что там найдётся у нас на кухне.

Он насыпал хрустящих шариков в кошачьи плошки, а себе взял большую порцию мороженого.