Текст книги "Кот, который проходил сквозь стены (сборник)"

Автор книги: Лилиан Джексон Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ты хочешь сказать, того Энди, который…

«Пальто» кивнуло:

– Ты ведь знаешь, как он погиб?

Ее собеседница поежилась от отвращения и скорчила гримасу.

– Вот и она!

Когда мисс Дакворт вплыла в гостиную – холодная, надменная, хрупкая, как английский фарфор, – Квиллер решил еще раз взглянуть на герб Макинтошей. Раритет был массивным и грубым. Журналисту захотелось прикоснуться к нему, и, когда рука дотронулась до железа, у Квиллера мурашки побежали по коже. Потом он приподнял герб – и невольно охнул: тут веса чуть ли не пятьдесят килограммов!

Изящная мисс Дакворт, между тем, подняла украшение для ворот без всякого напряжения.

Три

К полудню Цвингер-стрит ожила. Слабые лучи зимнего солнца пробились сквозь мрачную мглу; правда, развеселить улицу как следует они не смогли и только вызвали у нее болезненную улыбку. Тротуары заполнились людьми в странных одеяниях – намеренно эксцентричных, ярких, необычного кроя. Публика бродила от магазина к магазину в ожидании аукциона, назначенного на половину второго.

Квиллер решил, что пора перекусить, и нашел забегаловку, где кое-как проглотил то, что здесь называли хот-догом – жесткую сосиску в рыхлой булке, плюс напиток, претендовавший на то, чтобы его называли кофе, и кусок совершенно резинового пирога с коркой из папье-маше. Заодно он позвонил редактору, чтобы вызвать фотографа.

– Я насчет аукциона, – сказал он Арчи Райкеру. – Нужно обязательно заснять эту толпу. Она выглядит просто невероятно!

– Я же тебе говорил: Хламтаун – красочное место, – напомнил Райкер.

– Только не присылай Крошку Спунера. Он страшно неуклюж, а здесь много хрупких вещей.

– Надо предупреждать заранее. Так что возьмешь того, кого найдем. А ты уже купил себе что-нибудь?

– Нет!!! – рявкнул Квиллер, но почему-то с удовольствием вспомнил о гербе Макинтошей.

К часу в магазине Эндрю Гланца яблоку негде было упасть.

Это большое здание построили в двадцатые годы, когда в районе только начали появляться магазины. Под высоким потолком висели медные горшки, птичьи клетки, санки, люстры всех форм и размеров и один стул со спинкой из деревянных реек. Мебель внизу сдвинули, чтобы освободить место для публики. Узкая лестница, покрытая восточными коврами и выцветшими гобеленами, вела на галерею. Развешанные повсюду объявления напоминали посетителям: «Что разбил – то купил», а те бродили по залу и, внимательно щурясь, осматривали товар: переворачивали тарелки, стучали по хрусталю…

Квиллер пробирался сквозь толпу, мысленно отмечая, о чем говорят вокруг.

– Посмотрите на эту лошадь-качалку! У меня на чердаке была точно такая, пока муж не сжег ее в камине!

– Если на донышке человечек с зонтиком посреди моста, то это кантонский фарфор, а если он сидит в чайной – нанкинский. А может, и наоборот…

– А это что такое? Вышла бы отличная чаша для пунша!

– Слава богу, я нигде не вижу того шпиля.

– Вот та самая стремянка!

– У моей бабушки тоже был мейсенский кувшин, только голубой.

– Как ты думаешь, они выставят шпиль?

Назначенный час приближался, и публика стала рассаживаться лицом к подиуму. Квиллер сел с краю, чтобы не проморгать фотографа.

Да, публика собралась чрезвычайно занятная… Какой-то господин в пальто наподобие индейского пончо держал на руках собачонку в цветастой курточке. Другой был в шапке Санта-Клауса и полосатом шарфе до самого пола. Рядом с Квиллером уселась полная дама, у которой на шее висели две пары очков.

– Я в первый раз на аукционе, – обратился к ней журналист. – Не могли бы вы что-нибудь посоветовать новичку?

Дама повернулась. Господь, видно, творил ее с помощью циркуля: расширенные круглые зрачки в круглых глазах на круглом лице. Губы растянулись в полукруглой улыбке.

– Держите ухо востро, а то еще ненароком купите это зеркало, – усмехнулась соседка и указала на зеркало высотой в добрых четыре метра, в узорной раме, прислоненное к перилам галереи. – Я так боялась опоздать! Была у глазного, а он принял не сразу. А потом закапал мне глаза, и теперь я ничего не вижу.

– Что это за шпиль, о котором все говорят? – спросил Квиллер.

Дама поежилась:

– А вы не знаете о несчастном случае с Энди?

– Я слышал, что он упал с лестницы.

– Хуже! – Она болезненно сморщилась. – Давайте не будем говорить о подробностях. Мне просто становится дурно… Я было решила, что вы продавец из пригорода.

– Нет, я из «Дневного прибоя».

– Правда? – Она пригладила поседевшие волосы и вперила в него восхищенный взгляд. – Вы собираетесь писать про аукцион? Я Айрис Кобб. У моего мужа здесь тоже магазин.

– Так это вы сдаете комнату?

– А вас это интересует? Вам очень у нас понравится! Сплошной антиквариат. – Дама то и дело оборачивалась к двери. – Интересно, пришел ли мой муж? Я совершенно ничего не вижу.

– Как он выглядит?

– Такой высокий, приятный, возможно небритый. На нем должна быть красная фланелевая рубашка.

– Он стоит сзади, рядом с часами.

Миссис Кобб с облегчением откинулась на спинку стула:

– Хорошо, что он пришел. Будет покупать сам, и мне не придется беспокоиться.

– Он разговаривает с человеком в шапке Санта-Клауса.

– Это Бен Николас. Он снимает у нас комнату и держит магазин под названием «Немного старины». – И с ласковой снисходительной улыбкой добавила: – Он слабоумный.

– А остальные кто? Вот тот блондин на костылях, весь в белом?

– Это Рассел Пэтч, реставратор мебели. Всегда ходит только в белом. – Она понизила голос: – Впереди – вот тот худой – Холлис Прантц. У него новый магазин, «Антик-техника». А тот с кейсом – Роберт Маус, поверенный Энди Гланца.

Квиллер очень удивился. Адвокатская фирма «Тихэндл, Хенсблоу, Бэррис, Маус и Касл» была самой уважаемой в городе.

– У мистера Мауса есть свои интересы в Хламтауне, – объяснила миссис Кобб. – А иначе…

Стук молотка прервал все разговоры, и аукционист, в темном деловом костюме, клетчатой рубашке, бабочке и мокасинах, начал распродажу.

– Сегодня у нас много классных товаров, – объявил он, – и я вижу здесь смышленых ребят, так что действуйте быстро, если хотите что-то купить. Будьте добры, воздержитесь от лишних разговоров, чтобы я всех слышал. Поехали! – Он ударил по кафедре костяным молоточком. – Начнем с отличного кувшина марки «Беннингтон»[1]1
  «Беннингтон» – фирменное название глазурованной керамики.


[Закрыть]. Мечта коллекционера! Немного потрескался, но какое это имеет значение? Итак, кто даст пять? Так, слышу… А шесть? Шесть слышу… Я слышу семь? Семь здесь. Восемь вон там. Кто-нибудь даст девять? Только восемь… Продано за восемь!

Зрители запротестовали.

– Слишком быстро? Хотите что-то купить – не расслабляйтесь, – отрезал аукционист. – У нас сегодня много вещей.

– Он молодец, – прошептала миссис Кобб Квиллеру. – Погодите, скоро он совсем разойдется!

Каждые шестьдесят секунд новая вещь шла на продажу под стук молотка: серебряная чернильница, оловянные кубки, пара фигурок из неглазурованного фарфора, молитвенный коврик, табуретка из слоновой кости… Трое ассистентов бегали взад и вперед по проходам, а грузчики ставили вещи на подиум и тут же снимали их.

– Теперь у нас отличная печь из цельного железа, – повысил голос аукционист. – Не будем затаскивать ее на подиум: ваши орлиные глаза увидят толстушку у лестницы. Кто даст пятьдесят?

Все головы повернулись к черному толстому и кривоногому железному чудовищу.

– Так, пятьдесят есть… Кто даст семьдесят пять? Ну, это же просто красавица… Есть семьдесят пять!.. Я слышу сто? И это еще очень дешево! Что я слышу? Сто десять? Да она стоит в два раза дороже! Сказали сто двадцать… Здесь сто тридцать… Не упускайте свой шанс! Отличная большая печь… Тут поместится даже труп… Сказали сто сорок. Где же сто пятьдесят?.. Продано! За сто пятьдесят. – Аукционист повернулся к ассистенту, который записывал результаты: – Продано Си-Си Коббу.

Миссис Кобб чуть не задохнулась:

– Идиот! Да мы никогда не избавимся от нее за те же деньги! Готова поспорить, тут не обошлось без Бена Николаса. Цена росла слишком быстро. Бену не нужна эта печь. Он просто забавлялся. Он всегда так! Он знал, что Си-Си ему не уступит!

Она обернулась и гневно направила невидящий взгляд в сторону красной фланелевой рубашки и шапки Санта-Клауса.

Аукционист продолжал:

– А теперь до перерыва мы выставляем кое-какие канцелярские принадлежности.

Один за другим последовали справочники, картотечный шкаф, портативный магнитофон, пишущая машинка – предметы, малоинтересные охотникам за антиквариатом. Миссис Кобб нерешительно подала голос и за смешную цену приобрела магнитофон.

– А вот портативная пишущая машинка… Не хватает одной буквы. Кто даст пятьдесят? Нет желающих? Ладно, сорок. По-моему, не хватает «Ы»… Жду сорока… Хорошо, тридцать… Кто скажет тридцать?

– Двадцать! – вырвалось у Квиллера.

– Продано. Продано сообразительному господину с большими усами за двадцать баксов! А теперь сделаем перерыв на пятнадцать минут.

Квиллер был ошеломлен неожиданной удачей. Он и не собирался участвовать в аукционе.

– Давайте разомнем кости, – предложила миссис Кобб, потянув его за рукав, как старого знакомого.

Когда они встали, им преградил дорогу мужчина в красной фланелевой рубашке.

– Зачем ты купила дурацкий магнитофон? – потребовал он ответа у жены.

– Со временем узнаешь, – сказала она, вызывающе тряхнув головой. – Это репортер из «Дневного прибоя». Его интересует наша свободная комната.

– Она не сдается. Не люблю репортеров, – проворчал Кобб и ушел, засунув руки в карманы.

– Мой муж – самый несносный антиквар Хламтауна, – с гордостью сообщила миссис Кобб. – И очень красив, как вам кажется?

Квиллер искал ответ потактичнее, как вдруг возле двери раздался грохот, а потом крики и стоны. У входа стоял фотограф «Прибоя».

Крошка Спунер отличался двухметровым ростом и – вместе со всем оборудованием – двухсоткилограммовым весом. Его тучность усугублялась фотоаппаратами, коробками для объективов, экспонометрами, вспышками, кассетами с пленкой и складными треножниками, которые болтались на ремнях и веревках.

Миссис Кобб воскликнула:

– Ах, как жалко! Должно быть, это была севрская ваза на подставке в стиле ампир.

– Ценная?

– Около восьмисот долларов.

– Придержите мое место, – попросил Квиллер. – Я мигом вернусь.

Крошка Спунер с несчастным видом стоял у дверей.

– Честное слово, я не виноват, – уверял он Квиллера. – Я и не приближался к этой дурацкой вазе.

Он огорченно качнул аппаратурой, которая висела у него на шее и на плечах, и треножник ударил по бюсту Марии-Антуанетты. Квиллер обхватил руками холодный мрамор.

– Ой, – пискнул Крошка.

Аукционист посмотрел на остатки севрской вазы и приказал грузчикам аккуратно собрать осколки. Квиллер решил, что пора представляться.

– Мы хотим сделать пару снимков, – сообщил он аукционисту. – Можете спокойно работать. Не обращайте на фотографа внимания.

Воцарилось неловкое молчание. Кто-то нервно засмеялся.

– Ладно, неважно, – сказал фотограф. – Вот галерея. Я буду снимать с лестницы.

– Спокойнее, – предостерег Квиллер. – Разбил – купил.

Спунер презрительно огляделся:

– Тебе нужна форма или содержание? Не знаю, что и делать со всей этой ерундой. Слишком много динамичных линий и никакого контраста.

Он вразвалку направился к лестнице, все его снаряжение заколыхалось, а треножник чудом избежал столкновения с дверцей из кронгласса[2]2
  Кронгласс – сорт стекла.


[Закрыть].

Вернувшись на свое место, Квиллер объяснил соседке:

– Это единственный в мире газетный фотограф с докторской степенью по математике. Но иногда немного неуклюж.

– Что вы говорите! – поразилась миссис Кобб. – Но если он такой умный, почему он работает в газете?

Снова раздался стук молотка, и началась вторая часть аукциона. Наконец выставили самые желанные предметы: английский книжный шкаф, комод стиля «буль» с инкрустацией из бронзы и перламутра, греческую икону семнадцатого века и небольшую коллекцию бенинской бронзы.

Время от времени полыхала вспышка фотографа; женщины при этом поправляли прически и делали умные лица.

– А теперь, – возвестил аукционист, – прекрасная пара настоящих французских стульев…

Вдруг кто-то громко закричал:

– Берегись!!!

Грузчик бросился вперед, вытянув руки, и едва успел удержать накренившееся зеркало. Еще миг – и оно, чуть ли не до потолка, рухнуло бы на зрителей.

Все перевели дух, а у Квиллера вырвалось: «Ух ты!» – и он поискал глазами Спунера.

Фотограф, свесившись с перил галереи, встретился взглядом с журналистом и пожал плечами.

Миссис Кобб сказала:

– Никогда еще не случалось на аукционе столько странного! Просто мурашки по коже! Вы верите в привидения?

Зрители нервничали и шумели. Аукционист повысил голос и еще больше увеличил темп. Он махал руками, указывал большим пальцем то на покупателей, то через плечо, не глядя, на выставленный предмет, в общем, доводил публику до неистовства.

– Он вам нужен или нет?! Есть пятьсот… Я слышу шестьсот? Что с вами случилось? Ему же двести лет! Хочу семьсот… Где семьсот? Да я сам куплю за семьсот! Так, так… Забирайте!!!

Молоток стукнул о кафедру. Возбуждение зрителей дошло до предела.

Двухсотлетний письменный стол унесли. Все с нетерпением ждали следующего лота.

Но тут действо прервалось: аукционист завел разговор с адвокатом. Оба выглядели как-то нерешительно. Потом кивнули друг другу и подозвали грузчика. Секунду спустя зал притих. На подиум поставили странный предмет: квадратное основание, на нем медный шар, увенчанный полосой черного металла, заострявшейся кверху наподобие меча, и все это около метра в высоту.

– Это он! – прошептал кто-то за спиной Квиллера. – Тот самый шпиль!

Рядом миссис Кобб качала головой, прикрывая лицо руками:

– О, не следовало им этого делать!

– Вот, – нарочито медленно произнес аукционист, – архитектурное украшение с крыши, вероятно со старого дома. Шар из чистой меди. Нужно только чуточку отшлифовать. Сколько нам предлагают?

В публике шушукались.

– Кровь стынет в жилах, – прошептал кто-то.

– Я и не думала, что они решатся его выставить.

– Кто дает цену? Посмотрите, кто дает цену?

– Ужасная бестактность, просто ужасная!

– Неужели Энди на самом деле упал на него?

– А вы не знали? Его просто проткнуло!

– Нет!!! – возопила миссис Кобб.

И тут раздался ужасающий треск. С потолка сорвалась бронзовая люстра и рухнула на пол у ног мистера Мауса, адвоката.

Четыре

В свое время это был великолепный викторианский особняк: внушительный фасад из красного кирпича с белыми колоннами, широкие ступени и перила из узорчатого кованого железа. Теперь краска облупилась, а ступеньки кое-где потрескались и раскрошились.

В этом здании и находился антикварный магазин Коббов «Древности», окна по обе стороны от входа были украшены цветным стеклом и старинными безделушками.

Квиллер пришел сюда с миссис Кобб сразу после аукциона, и она оставила его в изрядно обшарпанном холле.

– Посмотрите пока, что у нас есть в магазине, – сказала она, – а я поднимусь наверх и проверю, в каком состоянии комната. Два месяца подряд мы продавали оттуда вещи, и, возможно, там беспорядок.

– Она пустовала два месяца? – переспросил Квиллер, посчитав в уме, что с октября. – А кто был вашим последним жильцом?

Миссис Кобб ответила извиняющимся тоном:

– Там жил Энди Гланц. Надеюсь, вас это не смутит? Вы не слишком впечатлительны?

Она поспешила наверх, а Квиллер прошелся по коридору, хотя и несколько запущенному, но изысканно широкому, украшенному резьбой по дереву и изящными газовыми рожками, приспособленными для электрического освещения. Комнаты по обеим сторонам были полны всякой всячины на разных стадиях разрушения. В одной из них журналист увидел убранство старых домов: колонны, камины, выцветшие мраморные плиты, грязные витражи, железные ворота и обломки лестничных перил. Среди всего этого добра толпились покупатели, пришедшие с аукциона, оценивающе прищуривались и напускали на себя безразличный вид. Это были опытные охотники за древностями.

Затем Квиллер очутился в комнате, заполненной старыми колыбелями, медными кроватями, чемоданами, бидонами, флюгерами, утюгами, книгами и гравюрными портретами Авраама Линкольна. Кроме того, там была лампа, переделанная из какого-то примитивного навигационного прибора, и бар красного дерева с латунной стойкой, явно оставшийся от салуна начала века. За ней стоял мужчина в красной рубашке – небритый, но грубовато красивый. Он враждебно наблюдал за Квиллером.

Журналист решил не обращать на него внимания и взял с одного из столов книгу. На потрескавшемся кожаном переплете когда-то золотом были вытеснены буквы, стершиеся от времени. Он решил открыть том и найти титульный лист.

– Не открывайте книгу, – раздался сердитый возглас, – если не собираетесь покупать.

Усы Квиллера встопорщились.

– Но позвольте, не прочитав названия, я не могу знать, нужна она мне или нет!

– К черту название! – оборвал его владелец. – Нравится ее вид – покупайте. Не нравится – держите свои потные руки в карманах. Сколько, по-вашему, протянет такая книга, если каждый дурак станет ее лапать?

– Сколько вы за нее хотите? – пошел в атаку Квиллер.

– Нисколько. Я не хочу ее продавать. Во всяком случае, вам.

Другие покупатели отвлеклись от своих дел и с легким удивлением посмотрели на журналиста, получившего такую отповедь. Он почувствовал в их взглядах сочувствие и воспользовался этим.

– Дискриминация – вот что это такое! – сердито заявил Квиллер. – Надо бы сообщить об этом куда следует, и пусть вашу лавочку прикроют! И вообще, этот район – крысиное гнездо! Давно пора властям все тут снести!.. Так сколько вы хотите за этот жалкий хлам?

– Четыре доллара, только заткнитесь!

– Даю вам три.

Квиллер бросил деньги на стойку. Кобб аккуратно положил их в бумажник.

– Что ж, снять шкуру с простофили можно по-разному, – сказал он, обращаясь к завсегдатаям.

Журналист наконец смог открыть книгу. Это были «Труды преподобного доктора Ишмаэла Хиггинботама, а именно собрание занимательных трактатов, объясняющих некоторые моменты божественной доктрины, разработанной с усердием и чрезвычайной краткостью».

В комнату влетела миссис Кобб:

– Вы позволили этому бессовестному заставить вас что-то купить?!

– Успокойся, старушка, – вмешался муж.

«Старушка» успела переодеться в розовое платье, причесаться и накраситься и теперь выглядела этакой красоткой пышкой.

– Пойдемте наверх, – игриво сказала она, дружески взяв Квиллера под руку. – Выпьем по чашечке кофе, а Невежа Кобб пусть лопается от зависти!

Миссис Кобб стала подниматься по скрипучей лестнице. Ее округлые бедра колыхались, слишком полные коленки то и дело мелькали из-под платья. Квиллера это ни возбуждало, ни отталкивало; скорее ему стало жаль, что не каждая женщина наделена совершенной фигурой.

– Не обращайте на Си-Си внимания, – бросила хозяйка через плечо. – Он ужасный задира.

Просторный коридор наверху оказался настоящей выставкой старинных стульев, столов и шкафов. За несколькими открытыми дверями виднелись пыльные жилые комнаты.

– Мы живем вон там, – указала миссис Кобб на распахнутую дверь, из-за которой доносилась громкая реклама по радио, – а на этой стороне две комнаты поменьше. Бен Николас снимает ту, что окнами на улицу, вам достанется лучшая – она выходит во двор.

Идя по коридору, Квиллер глянул в окно и увидел во дворе два микроавтобуса, железную кровать, жернов, крыло от автомобиля, пару колес, сломанный холодильник без дверцы и деревянную стиральную машину с прессом для отжимания белья. Все это было покрыто коркой грязного льда и снега.

– Если с окнами во двор лучше, почему Николас выбрал ту комнату, а не эту?

– Из той Бен может следить за своим магазином, он в соседнем доме.

Миссис Кобб провела журналиста в его новое жилище – большое квадратное помещение с четырьмя окнами и пугающим собранием мебели. Взгляду Квиллера предстали старинный кабинетный орга́н из желтого дуба, пара стульев с высокими позолоченными спинками, немножко покосившийся круглый столик, покрытый вышитой шалью (на столике – керосиновая лампа, расписанная розами), унылого вида узорный коврик, сильно потертый от времени, и весьма безыскусное кресло-качалка из ивовых прутьев и древесной коры – отличное обиталище для термитов.

– Вы ведь любите старые вещи, да? – обеспокоенно спросила миссис Кобб.

– Не очень, – ответил Квиллер в приступе откровенности. – А это еще что такое?

Его поразило похожее на электрический стул проржавевшее металлическое кресло с подставкой для ног и подголовником.

– Это из зубоврачебного кабинета. Очень удобно для чтения: вон та педаль регулирует высоту. А картина над камином – отличный образчик примитивизма.

Сам удивляясь своему спокойствию, Квиллер взглянул на портрет чьей-то прабабушки в натуральную величину. Одетая в черное, с квадратной челюстью, тонкими губами и холодными, как сталь, глазами, она неодобрительно смотрела в одну точку.

– Вы еще ничего не сказали о кровати, – с энтузиазмом продолжала миссис Кобб. – Она просто уникальна. Из Нью-Джерси.

Квиллер обернулся и застонал. Кушетка была выполнена в виде ладьи, форма которой напоминала лебедя: один конец изображал длинную шею злющей птицы, а другой заканчивался хвостом.

– Это для сибарита, – сухо отреагировал журналист, и хозяйка зашлась в приступе смеха.

Смежная комната была разделена на три части: маленькую кухоньку, гардеробную и ванную.

Миссис Кобб сообщила:

– Си-Си делал кухню сам. У него золотые руки. Вы готовите?

– Нет, я в основном ем в пресс-клубе.

– Если не лень носить наверх дрова, то камин почищен. Вам у нас нравится? Обычно я прошу сто десять долларов в месяц, но вы можете жить за восемьдесят пять.

Квиллер снова оглядел мебель и задумчиво погладил усы. Обстановка выглядела устрашающе, но цена как нельзя лучше соответствовала его финансовым возможностям.

– Мне понадобится письменный стол, хорошая лампа и место для книг.

– У нас есть все, что вам нужно, только попросите.

Он присел на кушетку и нашел ее достаточно прочной. Лишенная ножек, она не представляла искушения для вездесущих котов.

– Да, я забыл сказать, – спохватился Квиллер, – у меня домашние животные. Пара сиамских котов.

– Чудесно! Они переловят наших мышей. У котиков будет настоящий пир!

– Не думаю, что им понравится свежатина. Они предпочитают более цивилизованную кухню.

Миссис Кобб от души – как-то даже слишком от души – рассмеялась в ответ на его шутку.

– Как их зовут?

– Коко и Юм-Юм.

– О, извините, я на секундочку!

Хозяйка выбежала из комнаты и, вернувшись, объяснила, что у нее в духовке пирог. По коридору поплыл аромат яблок и специй, усы Квиллера встопорщились.

Пока миссис Кобб поправляла картины и проверяла, нет ли где пыли, он исследовал «удобства». Ванна была действительно антикварной, с кривыми ножками; ей вполне соответствовали злобно шипящие краны и лабиринт обнаженных труб. Впрочем, холодильник оказался новым, а одна деталь особенно заинтересовала Квиллера – целая стена стеллажей со старинными книгами в гардеробной.

– Если хотите использовать полки для чего-нибудь другого, мы книги уберем. Их нашли на чердаке. Они принадлежали человеку, который больше ста лет назад построил этот дом. Он был редактором газеты и известным аболиционистом. О, наша обитель – живая история.

Квиллер заметил на полках Достоевского, Честерфилда, Эмерсона.

– Нет-нет, переносить их не нужно. Я, может, захочу полистать некоторые.

– Так вам подходит эта комната? – Ее круглые глаза засияли. – Выпейте чашечку кофе с пирогом и тогда решите.

Вскоре Квиллер уже сидел на позолоченном стуле за кривобоким столиком и поедал горячий пирог с шипящим расплавленным острым сыром на корочке. Миссис Кобб с удовольствием смотрела, как кандидат в жильцы с энтузиазмом уничтожает последние крошки.

– Еще чуть-чуть?

– Не следовало бы, – погладил себя по животу Квиллер, – но так вкусно…

– Вот и прекрасно! Вам ли беспокоиться о весе! У вас отличная фигура.

Журналист с аппетитом принялся за второй кусок пирога, а миссис Кобб начала расписывать достоинства проживания в старом доме.

– У нас есть привидение, – весело объявила она. – Слепая женщина. Она здесь когда-то жила, но упала с лестницы и погибла. Си-Си говорит, что ее привлекают мои очки. Правда-правда. Когда я ложусь спать, я кладу их на ночной столик, а утром они оказываются на подоконнике. Если же прячу в ящик комода, они переносятся на столик… Еще кофе?

– Спасибо. А они перемещаются каждую ночь?

– Только во время полнолуния. – Хозяйка задумалась. – Вы помните, сколько странных случаев произошло сегодня на аукционе? Севрская ваза, люстра, большое зеркало, которое стало падать… Странно.

– Что же тут странного?

– Как будто дух Энди протестует.

– И вы в это верите?

– Не знаю. И да, и нет.

– А против чего, по-вашему, он протестует?

Выражение лица Квиллера было очень искренним. Он умел быть искренним и умел разговорить самых скрытных людей.

Миссис Кобб хихикнула:

– Аукционист продавал слишком дешево. Вот Энди и…

– Все антиквары говорят, что с ним произошел несчастный случай. Но один человек на улице сказал мне, что Гланца убили.

– Нет, наверное, это все-таки несчастный случай. Так решила и полиция. Но…

Она замолчала.

– Но… что? Что вы хотели сказать?

– Ну… Просто как-то странно. С чего вдруг Энди стал настолько неосторожен, что оступился и упал на эту штуку? Он ведь был очень… очень благоразумным молодым человеком, понимаете?

Квиллер пригладил усы.

– Мне бы хотелось побольше узнать об Энди, – сказал он. – Но сейчас я, с вашего позволения, отправлюсь за вещами и кошками.

– Значит, вы поселитесь у нас? – захлопала в ладоши миссис Кобб. – Я так рада! Это просто чудесно – заполучить профессионального писателя! Это придаст дому шик, если вы понимаете, что я имею в виду.

Она вручила Квиллеру ключ от входной двери и приняла плату за месяц вперед.

– Мы не утруждаем себя закрыванием остальных дверей, – сообщила хозяйка, – но, если хотите ключ от своей, я вам его найду.

– Не стоит беспокоиться. У меня нет ничего, что стоило бы держать под замком.

Миссис Кобб лукаво взглянула на журналиста:

– Все равно Матильда проходит сквозь двери.

– Кто?

– Матильда. Наше привидение.

Квиллер вернулся в гостиницу и, перед тем как собрать чемоданы, позвонил в фотолабораторию «Прибоя» Спунеру.

– Как фотографии, Крошка?

– Неплохо. Сейчас сушатся. Не скажу, чтобы они были очень четкими композиционно. Слишком много несочетающихся форм.

– Оставь их в ящике стола, я заберу в понедельник. И еще, скажи… только честно: ты…

– Да не приближался я к этой чертовой посудине. Клянусь! Я только взглянул на нее, и все, а она зашаталась.

– А люстра и большое зеркало?

– Эй, не пытайся и это свалить на меня! Правда, я был метрах в шести, когда они начали падать!