Текст книги "Не отпущу!.."

Автор книги: Ли Уилкинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Она оглядела просторную комнату: белые стены, низкие потолочные балки, половицы из мореного дуба, старинная мебель. Она всегда любила эту комнату за простоту и вид на бухту и старый город.

Как и говорил Куинн, все осталось почти без изменений. На кровати лежало ее любимое лоскутное покрывало ручной работы, в ванной висели полотенца ее любимого персикового цвета, как будто в доме ждали ее возвращения.

В шкафу еще осталось кое-что из одежды, кругом были разбросаны ее личные вещи: дорожный будильничек, очки, программка поп-концерта, а на пузатом комоде в простой деревянной рамке стояла фотография ее и Генри.

Элизабет долго смотрела на снимок. У Куинна была фигура как у отца, однако в остальном на Генри больше походил младший сын. Оба были курносыми, у обоих была небольшая щель между верхними передними зубами.

Генри был добрым и внимательным, действительно хорошим человеком. Он скупо улыбался, но обладал отменным чувством юмора. Этот сильный человек, ростом под два метра, мухи не обидел бы.

С пышной копной серебристых волос, с моложавым лицом, он казался значительно моложе своих лет.

Фотография была сделана в тихий солнечный день на исходе лета. На Элизабет было простое ситцевое платьице и босоножки, волосы собраны в хвостик. Она казалась беспечной девчонкой.

Генри, в свободных брюках и рубашке с короткими рукавами, покинул свое кресло, чтобы совершить ежедневную прогулку вдоль террасы. В одной руке он держал трость, второй опирался на плечи Элизабет.

Он отпустил какую-то шутку, Элизабет засмеялась, подняв к нему лицо, и тут явился Пери с фотоаппаратом.

Обстановка была радостной и невинной, но теперь она видела, что при желании все можно было истолковать совсем иначе.

Чего Куинн, конечно, и не преминет сделать.

Элизабет вздохнула и поставила фотографию на место.

В голове снова завертелись мысли о Куинне. Она открыла чемоданчик – он ничего не забыл: кроме рубашки и пеньюара, лучшего, из атласа цвета слоновой кости, положил две пары трусиков, туфли на низких каблуках, две пары колготок, тонкое шерстяное платье, юбку, свитер и запасную косметичку. Элизабет невольно восхитилась: иному мачо ничего такого и в голову не пришло бы, подумала она, залезая под душ. А если бы и пришло, он отмахнулся бы от этой мысли как унижающей его достоинство.

Но Куинн всегда был непредсказуем: то суровый и грубый, то нежный и ласковый, то заботливый, то беспардонный.

Она так и не поняла, какой он на самом деле, она просто любила его глубоко и страстно, так что сама себе удивлялась.

Откуда же эта странная идея – выйти замуж за Ричарда? Пока в ней живо чувство к первому мужу, не может она выйти за другого.

Вот только Куинн ей не муж…

С тяжелым, как свинец, сердцем Элизабет вышла из ванной, расчесала длинные черные волосы, залезла в постель и выключила свет.

Лежа с закрытыми глазами, она старалась расслабиться, но тревожные мысли не уходили.

Наконец ей надоело ворочаться. Пожалуй, горячий шоколад, от которого она отказалась, сейчас был бы кстати. Нет, он ей просто необходим.

Элизабет нащупала пеньюар, открыла дверь и начала впотьмах пробираться вниз по знакомой лестнице.

Она пересекла холл, ступая босыми ногами по скрипящим половицам. Высокие окна выделялись чуть светлыми четырехугольниками.

Вот и кухня.

Элизабет включила лампочку над плитой, налила чайник и стала рыться в шкафчике, ища шоколад. Только она протянула руку за кружкой, как, заметив скорее движение, чем какой-то звук, поняла, что уже не одна.

Она резко обернулась: высокий темный силуэт заполнял дверной проем.

– Так, значит, ты передумала, – заметил Куинн и добавил: – Я имею в виду, насчет напитка.

– Ты испугал меня, – буркнула она. – Как ты догадался, что я здесь?

– Я слышал, как ты прошла через холл.

Он подошел к ней, и, когда попал в полосу света, она увидела, что он одет. Так он совсем не ложился?

Куинн любовался ее тонкой фигурой в атласном пеньюаре, спадающими на плечи длинными шелковистыми волосами…

– Итак, тебе все-таки не спится?

Не обращая внимания на иронический тон, она ответила вопросом на вопрос:

– Зачем ты за мной ходишь?

– А я тоже подумал, не выпить ли мне шоколада, и решил, что будет приятно сделать это вместе возле камина.

Она покачала головой.

– Я собиралась выпить его у себя.

– Ну, если ты настаиваешь… можем проделать это в постели.

Элизабет до боли стиснула зубы: нет, ему не удастся вывести ее из равновесия.

– Я не это имела в виду, и ты это знаешь.

– Значит, пьем у камина.

Чайник вскипел, и пока Элизабет проклинала себя за то, что не осталась у себя в комнате, в безопасности, он налил пару кружек и насыпал шоколад.

– Не то чтоб «Кордон-блю», – заметил он, помешивая густую жижу, – но если добавить пару-другую галет, то сойдет.

Поставив кружки и целую пачку галет на круглый подносик, он пошел обратно в кабинет. Ей ничего не оставалось, как следовать за ним.

Одетый Куинн ее смущал. Элизабет затянула потуже пояс на пеньюаре и села в кресло.

Поленья весело горели в камине. Пачка документов на кофейном столике говорила о том, что Куинн работал. Он отодвинул бумаги, поставил подносик и протянул Элизабет кружку и пачку с галетами.

Она отрицательно мотнула головой.

– Я просмотрел еще раз завещание Генри. – Куинн вытащил из пачки одну галету. – Вернее, уточнил дату. Мне с некоторым опозданием пришло в голову, что может оказаться небезразличным, когда оно было составлено…

Элизабет и раньше замечала, что они с Куинном мыслят в одном направлении. Пока она у себя в комнате пыталась заснуть, ее собственные мысли вертелись вокруг даты завещания…

Куинн между тем продолжал:

– Если бы завещание было составлено раньше, значит Генри тебя действительно любил. Но в таком случае он наверняка переписал бы его после того, как ты сбежала и вышла за меня. Видит Бог, он был очень зол.

– Он не был зол, когда мы с ним виделись, – выпалила Элизабет не подумав.

– То есть? – Куинн вопросительно уставился на нее.

Элизабет решила не робеть.

– Генри не был зол, когда я его видела.

– Вот как? И когда же это было?

– Когда я приехала, чтобы сказать ему, что выхожу за тебя замуж, и попрощаться. – И, слегка краснея, добавила: – Ты хотел, чтобы это оставалось между нами, но не могла же я просто уйти, не сказав ему ни слова.

– И ты говоришь, он не разозлился?

– Совсем наоборот. Его удивила некоторая скоропалительность, но когда он спросил…

– О чем?

– Люблю ли я тебя, – с трудом выговорила она.

– И что ты ответила?

– Что люблю. По-моему, он был в восторге. Он сказал, что заметил, что мы с тобой не можем друг от друга глаз отвести… Как двое сумасшедших влюбленных. И еще он сказал, что будет скучать по мне, когда я уеду в Штаты. Но, клянусь тебе, он был рад. Не понимаю, почему он так на тебя разозлился, – растерянно добавила она.

– Я-то понимаю, – медленно проговорил Куинн. – Если только то, что ты сказала, правда.

– Это правда.

Элизабет смотрела на его до странности окаменевшее и мрачное лицо и не понимала, верит ли он ей.

Догоревшее полено с шелестом рассыпалось и превратилось в белесую золу.

Наконец Куинн очнулся и повернул к ней голову.

– Это было, когда ты испарилась, а Генри узнал, почему я на тебе женился. Он говорил, что я выжил тебя из дома… Завещание он составил вскоре после этого… не сомневаюсь, что он не терял надежды разыскать тебя.

Слезы навернулись на глаза Элизабет. Генри был искренне привязан к ней, верил в нее, доверял ей. Если бы она думала не только о себе, о своем горе, о своей болезненной утрате…

Куинн заметил ее волнение и положил ладонь ей на руку. Этот сочувственный жест окончательно лишил Элизабет самообладания. Слезы потекли по щекам, и одна слезинка капнула Куинну на руку. Элизабет неловко ее стерла.

Бормоча что-то себе под нос, Куинн вскочил на ноги и крепко обхватил ее.

Слезы хлынули потоком. Элизабет рыдала, оплакивая Генри, свою поруганную любовь и то, что могло бы быть.

Куинн держал ее так нежно, что она почти поверила в его искренность. Прижав ее голову к своей груди, он уткнулся губами в ее душистые волосы и, поглаживая спину, начал целовать в лоб, во влажные щеки, прикрытые веки и наконец – в губы.

Она не нашла в себе ни сил, ни желания бороться и, когда он поднял ее на руки, безропотно позволила отнести себя к нему в спальню.

Элизабет шевельнулась, и сразу блаженное чувство охватило сознание. Не открывая глаз, она лежала, погружаясь в это чувство, вновь и вновь переживая удовольствие, которое Куинн…

Куинн.

Нахлынули воспоминания минувшей ночи, и у Элизабет перехватило дыхание. Куинн положил ее на кровать и горячо и жадно излил на нее страсть. Оба горели. И так почти до утра.

Перед рассветом он поцелуем разбудил ее и снова любил, уже не торопясь, упиваясь каждой минутой, даря ей острое наслаждение, еще ни разу не испытанное ею в жизни.

Воспоминание вызвало дрожь.

– Замерзла?

Элизабет открыла глаза.

Куинн лежал, опираясь на локоть и вглядываясь в ее раскрасневшееся от сна лицо, в разметавшиеся по белой подушке черные волосы.

– Замерзла? – Он легко чмокнул ее в щеку.

– Нет, – едва слышно прошептала она.

В тусклом свете темнели его слегка взъерошенные волосы и щетина на подбородке, горели блестящие зеленые глаза.

Она не думала, что когда-нибудь снова увидит его таким, и у нее вновь перехватило дыхание.

Он улыбнулся, тепло и нежно.

– Хорошо провела свою брачную ночь? – И, глядя, как она густо краснеет, спросил: – Ты понимаешь, что, если не считать ту ночь в «Кораблике», мы с тобой впервые просыпаемся в одной постели? – Его рука, сильная и нежная, потянулась, чтобы накрыть и ласково потрепать грудь Элизабет. – Я мечтал об этом с тех пор, как ты сбежала. – Он с внезапной горечью воскликнул: – Бессмысленно пропавшие годы! Как много мы могли бы пережить, если бы ты меня не бросила!

Она отстранила его руку и села. Лучезарное счастье исчезло, утекло, как вода в сливное отверстие.

А что мне оставалось, когда я узнала, что ты на мне женился, только чтобы уберечь своего отца?

Он осторожно привстал.

– Ты так и не сказала мне, как ты узнала?

– Неважно.

– Для меня – важно. Я думал, не причастен ли к этому отец. Но если правда то, что ты мне говорила…

– Это правда, и Генри тут ни при чем.

– Но как?

Она сглотнула.

– Не вижу смысла снова возвращаться к этому. Важно не то, как я узнала, а то, что это действительно так.

– Только отчасти. Были и другие соображения.

– Догадываюсь. – Теперь и в ее голосе зазвенела горечь. – Вопреки собственной воле, вопреки всему ты испытывал ко мне желание.

– Это было не просто желание, меня от тебя лихорадило. До сих пор лихорадит. Я думал, это пройдет, когда ты сбежала, но быстро понял, что все как раз наоборот – стало еще хуже. Я понял, что не избавлюсь от этой лихорадки, пока ты не станешь моей женой на деле, а не на бумаге.

– Так вот то незаконченное дело, о котором ты говорил… – Она усмехнулась. – Ну что ж, теперь, когда все закончено…

– Я не уверен…

Элизабет не дала ему договорить:

– Я хочу быть свободной.

– Боюсь, что аннулировать брак теперь уже не удастся. – В голосе Куинна звучало плохо скрытое удовлетворение.

– Тогда развод.

– Надеешься все-таки выйти замуж за Бомонта? – Куинн напрягся, голос стал холодным, как зимнее море.

– Нет.

Он почти неуловимо расслабился.

– И когда же ты передумала? До или после?

Элизабет покраснела.

– Какая разница?

– Очень большая.

– Ну хорошо, это было до. – И добавила с горькой иронией: – Наверное, если бы я хотела выйти за него замуж, то не совершила бы дважды одну и ту же ошибку.

– Ты все еще считаешь это ошибкой?

– А чем еще я могу это считать? Зачем ты снова появился в моей жизни? Я могла быть счастлива с Ричардом.

Куинн казался искренне удивленным.

– Да? И что же такого он мог дать тебе, чего не смог бы дать я?

– То есть не считая любви?

– Любовь так много для тебя значит?

– Да! – Она вскинула голову.

Куинн поджал губы.

– Подумаешь. Говорить все умеют…

Она не обратила внимания на насмешку:

– Я верю в его искренность. И что еще важнее, с ним я бы сохранила достоинство… Вообще странно, что ты еще не потерял ко мне интереса, я ведь такая плохая… За пять лет ты, надо думать, нашел не одну более достойную кандидатуру.

– Увы, ни одна не подошла.

– То есть ты хочешь сказать, что все это время жил монахом? – презрительно усмехнулась она.

Он не поддался на ее тон и ровно ответил:

– Нет, не хочу. Я только пытаюсь донести до твоего сознания тот факт, что никакая другая женщина меня не заинтересовала. Иногда я находил партнершу, но никогда – возлюбленную.

Она ему поверила и, глубоко презирая себя за это, испытала чувство облегчения и радость.

Он, однако, тут же это заметил.

– Ты, кажется, довольна.

– Вот еще! – Элизабет сразу заняла оборону. – Мне абсолютно безразлично, сколько у тебя было любовниц.

Он легко щелкнул ее по носу:

– Гляди – вырастет.

– Я… я не понимаю…

– Врать не надо. Ничего тебе не безразлично.

Она прикусила губу и отвернулась.

Куинн задумчиво разглядывал чистый овал прелестного лица, изящный изгиб щеки, брови вразлет.

– Сомневаюсь, что ты когда-нибудь меня любила, но вчера ночью я убедился в одном: у тебя в крови тот же жар и пять лет его не погасили. – Он взял Элизабет за подбородок и повернул ее голову к себе. – А раз так, предлагаю оставаться вместе до тех пор, пока этот жар не остынет и мы оба не освободимся от него. Тогда ты получишь развод в ту же минуту.

Она чуть не задохнулась от этих слов, от боли, пронзившей грудь. Элизабет дернула головой и хрипло выкрикнула:

– Я не останусь с тобой, даже чтобы спасти жизнь.

Он посмотрел на нее с изумлением.

– Я думал, после вчерашней ночи… – медленно начал он.

– Вчерашняя ночь была непростительной ошибкой. Такое больше не повторится.

– Но это было, и это много о чем говорит.

– Единственное, о чем это говорит, так это о том, что я самая большая дура на свете. – Он попытался что-то сказать, но она не дала: – Было безумием переспать с мужчиной, который считает тебя продажной сукой, а то и воровкой.

Элизабет откинула покрывало и хотела встать, но Куинн схватил ее за руку:

– Ты куда?

– Я уезжаю. Сейчас же.

Он с притворным сожалением покачал головой.

– Боюсь, не получится.

– Я уезжаю, – упрямо повторила она. – Если ты не отвезешь меня, пойду пешком.

– И не надейся. Хоть ты и продажная сука, я не дам тебе сбежать дважды.

– Ты не заставишь меня остаться.

– Посмотрим. – Он схватил ее за плечи. – Послушай, Джо, давай не будем…

– Убери руки, – прорычала она. – Отстань от меня, не желаю тебя больше видеть. – Она попыталась вырваться, но он не отпустил; и тогда она ударила его.

Куинн навалился на нее, поймал за запястья и закинул ей руки за голову.

– Ненавижу, – прошипела она. – Ненавижу, когда ты меня трогаешь.

Он угрожающе напрягся, в глазах начала закипать ярость.

– Тем хуже, – тихо произнес он. – Пока ты моя жена и я тебя хочу, я буду трогать тебя всякий раз, как мне этого захочется.

– То есть насиловать, – глухо проговорила она.

– Н-ну… нет, это мне никогда и в голову не приходило. В жизни не брал женщину силой. И сейчас не стану… – Она отвернулась, но он опустил голову и поцеловал ее в щеку. Губы нежно коснулись чистой кожи и скользнули за ушко. – Вот видишь, любовь моя, мне и не придется…

Нежные слова были так неожиданны, что Элизабет охватила дрожь, когда его губы скользнули в чувствительный уголок между плечом и шеей.

– Ты так красива… Мое истинное наслаждение, моя страсть, моя боль… – шептал он. – Я так долго ждал, представлял тебя в моих объятиях, в моей постели… Я хотел тебя; я даже не представлял, что можно так хотеть женщину…

Он не набросился на нее, нет, он был слаб и покорен. И не скрывал своей жажды.

Ей все-таки удалось выдавить из себя:

– Я тебя не хочу.

Он улыбнулся, уткнувшись ей в шею.

– Не верю.

Его губы скользнули к мягкому бугорку ее груди, язык обвил и потеребил розовый сосок, пока тот не набряк. Тогда он забрал его в рот, вызывая пронзительное наслаждение, граничившее с болью. Нежно посасывая, он скользнул рукой к бедру, лаская плоский живот, длинную гладкую ногу.

Элизабет застонала. Куинн поднял голову и поцеловал ее в плотно сжатые губы.

– Раскрой для меня рот… Ты же знаешь, что тебе этого хочется.

Его натиск она бы еще выдержала, но эта доводящая до изнеможения ласка отнимала последние силы к сопротивлению, лишала воли.

Элизабет со вздохом приоткрыла губы, и он печатью поцелуя скрепил свое право обладателя.

Она покорно обвила его за шею и притянула к себе. Когда он пристроился у нее между ног, ее тело приняло его как свою часть.

Они придавались любви, испытывая самую чистую, самую интимную человеческую радость.

И только маленький уголок ее сознания жалобно протестовал, говоря ей, что нет большего унижения, чем любить мужчину, который презирал не только ее, но и самого себя, за то, что испытывал к ней желание.

Когда все кончилось, когда сердцебиение и дыхание восстановились, Куинн приподнялся и отодвинулся, и она почувствовала внезапный холод и утрату.

Куинн между тем сиял – то ли от полученного удовольствия, то ли от одержанной победы.

Он притянул ее к себе, положил ее голову себе на плечо и поцеловал. Его голос показался Элизабет несносно самодовольным.

– Думаю, нам пора прекратить болтать об отъезде и заняться планами на будущее. В прошлом году мне пришлось много времени провести на Уоллстрит, так что я уже подумывал, не передать ли кому эту часть дела или переехать в Нью-Йорк. У тебя будет время осмотреться – может, устроимся в Бостоне, выберешь, где тебе больше нравится…

Итак, он решил, что выиграл не только сражение, но и войну в целом.

Ну уж нет!

Элизабет беспокойно зашевелилась, как муха, залетевшая в паутину. Встретив вопросительный взгляд Куинна, она произнесла первое, что пришло в голову:

– Который час?

Он взглянул на часы:

– Почти половина второго.

– Полвторого! – не веря, воскликнула она.

Он рассмеялся.

– Мы столько трудились ночью, да еще такая погода… – Он кивнул на окно. За серыми клубами тумана ничего не было видно. – Вполне можем остаться в постели до вечера.

– Я не знаю… – начала она, но, увидев его изменившееся лицо, поспешно добавила: – Мне пора поесть.

Он провел длинными пальцами по ее щеке и подбородку и предложил:

– Поскольку нам предстоит нагнать пять лет, а сейчас у нас медовый месяц, если ты побудешь здесь, я совершу набег на кладовку, и мы пообедаем в постели.

Она постаралась говорить ровно:

– Я предпочла бы встать. Не люблю есть в постели.

– Хорошо, – с явной неохотой согласился он и чмокнул ее в щеку.

Элизабет встала с кровати и, чувствуя на себе взгляд Куинна, поспешно натянула пеньюар.

Она шла к двери, когда Куинн вдруг с лукавой ухмылкой спросил:

– Не хочешь принять душ вместе?

– Нет, спасибо, – чопорно ответила Элизабет и ринулась прочь.

У себя она в рекордное время приняла душ, натянула свитер и юбку, запихнула все остальное обратно в чемоданчик и спустилась на кухню.

Включив свет, чтобы разогнать тоску пасмурного ноябрьского дня, Элизабет открыла дверки кладовки и, пробежав глазами по полкам, нашла консервированные сосиски, ветчину и томаты. Поставив все это жариться, она вынула из морозильника батончик хлеба.

Кофейник уже шумел, а она раскладывала по тарелкам импровизированный обед, когда появился Куинн в серых брюках и черной рубашке поло.

– Мм… вкусно пахнет.

Запустив руку ей в волосы, он откинул их и запечатлел поцелуй у нее на затылке. Потом сел за стол.

Он ел с явным аппетитом, Элизабет же еле ковыряла вилкой – ей не давала покоя мысль, что они будут делать, когда снова окажутся в Лондоне?

– Что-нибудь не так? – Его вопрос заставил ее вздрогнуть.

– Нет, ничего. – Голос выдавал ее тревогу. – Конечно, ничего.

– У тебя какой-то отсутствующий вид. Не замышляешь ли ты чего?..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Я просто задумалась.

Он насупился.

– Судя по выражению твоего лица, мысли у тебя невеселые.

Ругая себя и стараясь отвести подозрения, Элизабет между тем сказала правду:

– Я не знаю, как сообщить все Ричарду. Боюсь, это будет для него потрясением.

– Еще бы не потрясение! Женщина, которую он считал своей, оказывается моей! – Куинн явно торжествовал. – Впрочем, в утешение я готов уступить ему бриллиант…

Что-то мелькнуло в лице Элизабет, и Куинн сделал паузу.

– А может, ты не хочешь, чтобы он достался ему? Может быть, предпочитаешь оставить его себе?

– Нет, ни за что.

– Тогда в чем дело?

– Ты как-то очень грубо выразился, – пробормотала она. – Бедный Ричард наверняка обидится и будет сильно переживать…

– Думаю, он обиделся бы гораздо сильнее, если бы ты все-таки вышла за него замуж… Я поначалу чертовски ревновал каждый раз, когда произносилось его имя. Потом я понял, что, несмотря на все твои уверения, до страсти там далеко… А я твердо придерживаюсь той точки зрения, что каждому мужчине нужна искренне любящая жена.

– Всем, кроме тебя? – выпалила она.

Куинн не выдал волнения.

– Пусть ты меня и не любишь, но ко мне ты испытываешь гораздо более глубокие чувства, чем к нему.

Отпираться было бессмысленно. К Ричарду она питала симпатию и уважение, чувства к Куинну были значительно сложнее и глубже… В них соединялись любовь и ненависть, стремление быть рядом и потребность бежать, тепло, нежность и жгучая обида.

Куинн смотрел на нее из-под ресниц, будто ожидая возражений, но она, закусив губу, молчала.

– Ты, наверно, захочешь поговорить с Бомонтом, перед тем как мы отправимся в Штаты? – выждав мгновение, спросил он.

– Да. – С Ричардом надо было поговорить как можно скорее, и с Куинном ни в какие Штаты, ни куда бы то ни было еще она не поедет. Хорошо бы скрыться от него в Кентль-коттедже, запереть дверь у него перед носом…

А Куинн продолжал:

– Конечно, признаваться жениху в том, что у тебя уже есть муж, по телефону несколько странно… Так что придется подождать, пока он вернется из Амстердама. И даже в этом случае мы можем ехать в среду, в крайнем случае в четверг. Если лететь в Нью-Йорк на «конкорде», я, может быть, даже успею на Всемирную конференцию банкиров, прежде чем мы отправимся в настоящее свадебное путешествие. Кстати, о путешествиях. Не отправиться ли нам на Гавайи? Если у тебя нет других соображений.

Он ждал ответа, и она пробормотала, что Гавайи – это прекрасно, и, не поднимая глаз, принялась убирать со стола.

Она складывала тарелки в раковину, когда он отодвинул стул и спросил, не нужна ли помощь.

– Нет, спасибо, – вежливо отозвалась Элизабет и, стараясь не смотреть на него, услышала, как он уходит с кухни.

За окном, над морем, над запущенным садом, висел густой туман. Если поскорее не выехать, до Лондона можно и не добраться.

Наведя порядок, Элизабет вытерла руки и поспешила к себе – забрать чемоданчик и сумку. Оставив все в холле, она пошла искать Куинна.

К ее изумлению, в кабинете горели все лампы и весело полыхал огонь в камине.

Куинн, похоже, никуда не собирался, он сидел за письменным столом и перебирал какие-то тетради.

– Не пора ли ехать? – Вопрос прозвучал несколько более нетерпеливо, чем ей бы хотелось.

– Куда спешить? – мягко поинтересовался он.

– Так нам… Можно прозевать отлив… А туман становится гуще…

– В крайнем случае останемся. Еды хватает, с голоду не умрем.

– Нет, но мне… хочется вернуться.

– У тебя срочное дело?

– Мне неуютно здесь, – скороговоркой произнесла она. – Вспомни, я вообще не хотела сюда ехать.

– Совесть замучила? – вкрадчиво спросил он. – Нет.

– В таком случае почему бы тебе не посидеть у камина и не подождать, пока я просмотрю вот это?

Деваться было некуда, Элизабет села.

– Кстати, не знаешь, Генри вел дневник? – снова обратился к ней Куинн.

Она покачала головой:

– Вряд ли. Писал он много, но я ни разу не видела у него ничего похожего на дневник.

Куинн вновь вернулся к своим бумагам, и Элизабет решила набраться терпения.

Ее хватило ненадолго. Очень скоро она поняла, что не может больше ждать. Подняв глаза, она увидела, что Куинн задумчиво смотрит на нее.

– Тебя что-то беспокоит?

– Да, беспокоит, – призналась она. – Я все время думаю, сколько дел у меня накопилось, пока я здесь…

– И что же это за дела?

Надо было во что бы то ни стало убедить его ехать, найти аргументы.

– Мне нужно уведомить леди Бомонт, что я не вернусь… Прибрать в коттедже, уладить вопрос с ключами, подыскать кого-нибудь, кто присмотрел бы за домом… И еще, конечно, оплатить кредит и счета…

Куинн молча смотрел на нее, явно не веря в ее неожиданную капитуляцию.

– Кроме того, чтобы успеть на Всемирную конференцию банкиров, ты мог бы выехать вперед…

– Не думаю. – Его резковатый голос зазвучал угрюмо. – В последний раз, когда я уехал в Штаты и оставил тебя одну, птичка улетела…

– Да, но я…

– Тогда у меня не было выхода – я не мог допустить, чтобы дядя потерял банк, который возглавлял всю жизнь. Но в этот раз мне не придется выполнять моральный долг. Поэтому я твердо намерен отдать предпочтение личным соображениям. – И вкрадчиво добавил: – Я получил хороший урок, а я никогда не совершаю одну и ту же ошибку дважды.

В отличие от нее, с раздражением подумала Элизабет. Не прояви она слабости, не попалась бы сейчас в эту ловушку.

– Нет, любезная Джо, я не намерен покидать тебя ни днем, ни ночью, до тех пор пока не поверю, что ты действительно собираешься остаться со мной.

– Весело же нам будет. Решил податься в надзиратели?

Он пожал плечами.

– Приходится. – И возобновил поиски в тетрадях.

У Элизабет упало сердце. Значит, просто вернуться в Кентль-коттедж и запереть перед ним дверь не удастся – пока он знает, где она, он не отстанет.

Но жить с человеком, который презирает ее, немыслимо.

Значит, остается одно: мгновенно и бесследно исчезнуть. Как она уже сделала однажды.

Правда, тогда он не ожидал от нее этого.

Сейчас все будет намного сложнее.

Элизабет перебирала варианты, и вдруг ее осенило: а если ускользнуть сейчас же, пока он занят? На машине, несмотря на туман, она к вечеру наверняка доберется до города.

Он, конечно, кинется вдогонку… Но у нее будет фора, «мерс» она оставит у коттеджа и скроется до появления Куинна.

Да, пожалуй, это ее единственный шанс.

Только бы разыскать ключи от машины. И только бы не прозевать отлив…

Приободрившись, она вскочила на ноги.

Куинн тут же поднял голову.

– Куда-нибудь собралась?

– Вчера ты говорил, что хочешь освободить дом от лишних вещей… Я подумала… раз уж мне нужно чем-то занять время, пойду разберу одежду и что там еще осталось у меня в комнате. Разложу все по мешкам, чтобы отдать какой-нибудь благотворительной организации… – И как можно более непринужденно спросила: – Ты не мог бы прикинуть, сколько тебе еще понадобится времени?

– Сегодня я вряд ли кончу. Мне хотелось бы пересмотреть все это, а еще надо разобрать сейф и разыскать брошь, которую Генри хотел отдать тебе. – Приподняв бровь, он добавил: – Ты не очень будешь расстроена, если мы еще одну ночь проведем здесь?

В сущности, это было то, что надо. Если ей удастся благополучно выбраться отсюда, у нее будет больше времени.

– Нет, ничего. – Это прозвучало как-то слишком радостно, и Элизабет прикусила губу. С напускным смирением она добавила: – Что толку расстраиваться, если ничего не можешь изменить. – И чтобы окончательно отвести подозрения, предложила: – Загляну в морозильник. Тебе чего хотелось бы на ужин?

– Пожалуй, ничего. Приготовь мне сюрприз.

Если ей повезет, именно так и будет.

Жакет, в котором она ходила накануне, лежал на стуле. Если взять его, можно навлечь подозрения… Обойдется.

Она была уже у двери, когда он сказал:

– Сперва подойди, поцелуй меня.

Слегка растрепанный, с вихром на макушке, он казался по-мальчишески уязвимым.

Элизабет вдруг представила его ребенком: юный, ранимый, отчаянно жаждущий любви, потерявший мать, отвергнутый отцом…

Счастье, что тетя и дядя полюбили его, однако былой опыт наверняка оставил рубцы.

Она подошла к столу, наклонилась и поцеловала его в щеку, испытывая при этом почти материнскую нежность.

– Я надеялся, что ты поцелуешь меня как следует, – пожаловался он, когда она выпрямилась.

Она снова наклонилась и поцеловала его в губы, жесткие, спокойные.

– Так-то лучше, – пробормотал он и вдруг неожиданным движением посадил ее себе на колено и поцеловал, глубоко и страстно, до головокружения.

С неимоверным усилием Элизабет оторвалась, в глазах стоял туман. Сладка приманка… но, если клюнуть, очень скоро станет горько.

Он потянулся, чтобы еще раз поцеловать ее, но она прикрыла ему рот ладонью.

– Нам обоим есть чем заняться, – прохрипела она. – Если так продолжать, мы никогда не доберемся до Лондона.

– Я и не подозревал, на какой премудрой женщине женился, – вздохнул он и отпустил ее.

Стараясь не шататься, она неспешно пошла к двери, чувствуя его взгляд, прикованный к ее спине.

Оказавшись в безопасности, Элизабет первым делом кинулась в комнату Куинна. Оливковая куртка и свитер, в которых он приехал, были перекинуты через спинку стула. Она порылась в карманах. Нет, не зря все-таки он считал ее воровкой. Кошелек, права, расческа, перочинный ножик, сложенный носовой платок. Она уже теряла надежду, когда пальцы нащупали связку ключей, однако радость быстро померкла – ключи оказались от дома.

Куда же он дел ключи от машины?

Без особой надежды она порылась в его чемодане. Беглый осмотр комнаты тоже ничего не дал.

Наверняка ключи от машины лежат у него в кармане брюк. Оставалось одно: отправляться пешком.

А потом?

Поезд? Или у кого-нибудь найдется машина напрокат? В обоих случаях уйдет время… А он, как только поймет, что ее нет, помчится следом. Если коса не успеет уйти под воду.

Значит, надо молиться, чтобы он не успел проскочить до прилива. Она боялась даже подумать, что ей грозит в противном случае… Если только… Дженни Хиккс!

Когда она жила в Солтмарше, Дженни была библиотекаршей и они подружились. Родители Дженни держали маленький полупансион недалеко от побережья.

Конечно, с тех пор прошло больше пяти лет, но они были коренными жителями Солтмарша и вряд ли куда-нибудь переехали.

Куинн их наверняка не знает. У них можно пересидеть какое-то время, пока он точно не уедет. А потом добраться до Лондона или какого-нибудь другого большого города, а там легко исчезнуть. У нее при себе деньги и кредитки…

Времени на размышления не оставалось. Элизабет спустилась вниз и взяла сумку. Чемоданчик лучше оставить: без него легче передвигаться, а если Куинн пройдет через холл, это поможет отвести подозрения.

Петли тяжелой двери чуть скрипнули, когда она ее открыла. Элизабет затаила дыхание. В кабинете было тихо, и, облегченно вздохнув, она прикрыла дверь за собой.

На улице ее окутал туман, режущий холодный воздух ворвался в легкие. Элизабет задрожала. Если идти быстро, будет не так холодно, подбодрила она себя.