Текст книги "Не отпущу!.."

Автор книги: Ли Уилкинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Куинн достал из кармана ключ, открыл тяжелую кованую дверь и провел нехотя следовавшую за ним Элизабет в отделанный деревянными панелями холл, протянувшийся во всю ширину дома.

Здесь все было щемяще знакомым.

Сквозь высокие окна холла проникал свет, и в солнечную погоду черные половицы сияли. Слева стоял широкий, облицованный камнем камин, а в середине вздымалась изогнутая лестница со специальным подъемным механизмом для инвалидного кресла.

Было прохладно. Старинная мебель все еще блестела, но отсутствовал свежий запах восковой политуры, который у Элизабет всегда ассоциировался с этим старинным домом.

– Извини, отлучусь на минутку, надо раскочегарить центральное отопление. – Куинн удалился в направлении кухни, а она встревоженно заметалась по холлу.

Он быстро вернулся.

– Скоро все это прогреется, а я пока разведу огонь в кабинете.

– Но мы же ненадолго, зачем еще топить? – кинулась за ним Элизабет.

– У отца в сейфе хранятся кое-какие документы, мне надо посмотреть. А раз мы все равно здесь, пусть нам будет уютно, – резонно заметил он.

Кабинет, служивший одновременно и комнатой отдыха и библиотекой, был просторным и хорошо обставленным: алый ковер, богатые бархатные шторы, из огромного эркера с ромбовидными стеклами, проделанного в шестидесятисантиметровой стене, открывался вид на море. Это была любимая комната Генри.

В широком каменном камине уже были уложены дрова, на полке лежала коробка спичек. Куинн нагнулся и в мгновенье разжег огонь.

Пламя затрещало и брызнуло искрами в дымоход. Куинн пододвинул к огню кресло и предложил:

– Располагайся. – Он бросил на нее насмешливый взгляд. – Или предпочитаешь сразу взяться за дело? В твоей комнате все так, как ты оставила. Если хочешь разобраться в вещах, о которых я говорил…

Элизабет покачала головой – с тем этапом ее жизни покончено.

– Я не собираюсь ничего забирать.

– Тогда, чем неприкаянно метаться, может, присядешь и подождешь, пока я сделаю свои дела?

Сняв и отбросив в сторону куртку, он подошел к широкому письменному столу, принадлежавшему Генри, и включил лампу.

Элизабет опустилась в кресло и стала тайком наблюдать за Куинном из-под длинных шелковистых ресниц.

Он обладал суровой мужской красотой, всегда дававшей ему законное место среди мужчин и покорявшей сердца женщин. Он, однако, не слишком придавал этому значение и не поощрял их интереса.

Куинн как-то сказал ей, что он однолюб, и она, поверив ему, воспылала надеждой, молилась, чтобы он сделал ее своей избранницей, своей любимой, матерью своих детей…

С болью и тоской Элизабет разглядывала склонившееся лицо, темные брови, длинные морщинки между ними, прямой нос, тяжелые веки, темные ресницы.

Возможность просто сидеть и смотреть на него уже была счастьем. Когда-то она думала, что это счастье будет длиться вечно. Правда, тогда она глупо воображала, что он испытывает к ней те же чувства.

Если бы он любил ее…

Прядь темных волос упала Куинну на лоб. Он нетерпеливо провел ладонью по волосам, поднял глаза и поймал взгляд Элизабет.

Она поспешно отвела глаза и, сбросив лодочки, протянула ноги к огню.

Дрова горели хорошо, пламя весело плясало. Элизабет сняла жакет и, откинув голову на спинку кресла, закрыла глаза. Она не заметила, как задремала.

Ей снилось, что Куинн ее целует. Поцелуй был легким и сладким. Ее охватила радость.

Ее губы приоткрылись под нежным прикосновением, и Элизабет, тихо мурлыкнув, протянула руки и обняла его за шею.

И тут же ахнула и открыла глаза. Куинн стоял перед ней, склонившись и опершись руками о подлокотники. Его губы были совсем близко.

Она резко повернула голову.

– Что ты делаешь?

– Бужу Спящую красавицу.

– Я не хочу, чтоб ты целовал меня, – глухо произнесла она.

– Мгновенье назад ты этого хотела.

Это была правда, и Элизабет промолчала.

Куинн выпрямился и, не отводя глаз от ее раскрасневшегося лица, уселся в стоявшее напротив кресло.

Еще не вполне очнувшись ото сна, она огляделась и увидела, что красные бархатные шторы затянуты, а торшер выключен. Освещенная лишь двумя настольными лампами и пламенем камина, комната казалась небольшой и уютной.

– Ты закончил работу? – спросила она.

– Решил сделать перерыв, посидеть у огня.

Значит, он наблюдал за ней. Интересно, сколько времени? Давно ли она заснула?

Словно отвечая на ее мысли, он проговорил:

– Ты хорошо спала. Я несколько раз подбрасывал дров, а ты и не шелохнулась. Я даже подумал, что ты уже решила расположиться на ночь.

Она нервно начала заправлять выбившиеся из пучка шелковистые темные кудряшки.

– А который час?

В кабинете часов не было: Генри терпеть не мог, когда в комнате тикали часы.

– Пора пить чай, – небрежно бросил Куинн. – Поэтому я и разбудил тебя. Все уже готово.

Он встал и выкатил из-за ее спины сервировочный столик с чайными приборами.

– К сожалению, молоко из морозильника еще не оттаяло, поэтому я заварил «Эрл Грей». Может быть, ты разольешь, пока я подогрею бисквиты?

Чувствуя себя Алисой в Стране Чудес, Элизабет взяла серебряный чайник и налила чай в две фарфоровые чашечки, а Куинн присел на корточки перед огнем, держа решетку-гриль на длинной ручке.

Озаренное пламенем лицо превратилось в бронзовую маску с горящими глазами. Опираясь свободной рукой на мускулистое бедро, Куинн обжарил кучку пышных бисквитов, уложил их ровной стопкой и обильно смазал маслом.

– Ты проголодалась?

– Ужасно, – призналась Элизабет и неожиданно для себя улыбнулась.

Он ответил ей улыбкой и пододвинул тарелку с бисквитами.

– Тогда давай жуй.

Отправив в рот последний кусочек, она облизала вымазанные маслом пальцы и протянула:

– Мм, как вкусно.

– По-моему, ты предпочитаешь черную икру.

– Я, кажется, говорила, что у меня изменился вкус. – Элизабет тут же пожалела о своих словах. Ей не хотелось снова ссориться и уничтожать возникшее между ними чувство близости.

– Да, говорила, – отозвался он и тихо добавил: – Но я еще помню, что тебе нравилось когда-то.

Он вдруг оказался совсем близко. Сердце у нее стучало как отбойный молоток. Куинн протянул руку и большим пальцем провел по ее нижней губе.

– Капелька масла, – пояснил он, улыбаясь в ее распахнутые глаза.

Под его взглядом Элизабет опустила веки. Он вернулся в кресло и спросил:

– Помнишь, Джо, как я водил тебя в ресторан на побережье? Мы там ели икру…

– Пожалуйста, не зови меня Джо, – прошептала она.

– Тогда я звал тебя «милая» и без конца целовал…

Она все отлично помнила. Золотой день ранней осени, ласковый воздух, синее море… Она никогда больше не была так счастлива.

– И ты отвечала на мои поцелуи.

– Не помню, – запинаясь ответила она.

– Потом мы нашли бухточку, и я расстелил на песке одеяло. Когда я обнял тебя и стал ласкать, ты так пылко, так страстно откликнулась… Мужчина может только мечтать о такой любовнице.

Она горько усмехнулась.

– Мне следовало догадаться, что это было запланированное совращение.

– Ну, не такое уж совращение. Тебя, помнится, особо и соблазнять-то не пришлось. Могла бы даже проявить побольше сдержанности, чтобы твоя поза девственницы казалась более убедительной.

– Это не было позой. – Она вздернула подбородок.

– Я тогда думал об этом, но была одна неувязочка – истории о том, как ты выходила из комнаты Генри в любое время ночи.

– Кто тебе это рассказывал? Ты платил миссис Уикстед, чтобы она за мной шпионила?

Он пропустил вопрос мимо ушей.

– Так это правда?

– Совершеннейшая правда, – ровно ответила она. – Генри часто, если не мог заснуть, звонил мне, и я ходила к нему поиграть в шахматы.

– Тебе не приходило в голову, что это может вызвать подозрения?

– Нет, не приходило. Боюсь, я в тс времена была очень наивной.

– А точнее сказать, расчетливой.

Близость мгновенно улетучилась.

– Почему бы тебе не признаться, что ты охотилась за моим отцом, пока не появился я?

– Не было ничего подобного!

Но он уже не слушал ее возражений.

– Ты очень скоро бросила его, когда поняла, что я более выгодная партия.

– Ты… казался мне привлекательным, – пробормотала она, краснея.

– Сексуально? – Да.

– Деньги вообще очень сексуальны, – цинично заметил он.

– Деньги тут ни при чем.

– Тогда зачем было ложиться со мной в постель, стоило мне поманить тебя?

Он топтал ее честь.

– Просто я оказалась такой дурой, что вообразила, будто в тебя влюбилась! – воскликнула она.

– Любовь с первого взгляда? Как дальновидно! А, может, скорее, это была похоть с первого взгляда?

– Что бы это ни было, этого уже нет.

– В самом деле? Боюсь, ты ошибаешься. Хочешь, докажу?

– Нет! – Она вскочила на ноги. – И вообще, не пора ли трогаться?

– Трогаться? Куда это?

– Домой, конечно. – Она сунула ноги в туфли.

Куинн небрежно откинулся в кресле.

– Некуда торопиться.

Элизабет внимательно посмотрела на него.

– Ты просил меня приехать сюда с тобой, я это сделала. Теперь мне хотелось бы уехать.

– Но нам действительно некуда спешить, – терпеливо повторил он, – мы все равно опоздали.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что коса уже под водой.

– Под водой? Который час? – требовательно произнесла она.

– Половина восьмого.

– Половина восьмого! – Так она проспала несколько часов!.. – Почему же ты не разбудил меня?

– Я тебя разбудил.

– Я имею в виду – не разбудил раньше?

Он должен был знать, что у них мало времени.

– Увы, я потерял счет часам.

Наглый лицемер! И она, дура, доверилась ему! Прилив, наверно, уже начинался, когда они проехали по косе…

– Ты уверен, что мы не сможем уехать? – Может, все-таки еще не все потеряно?

– Смотри сама.

На ходу натягивая жакет, Элизабет бросилась через холл к входной двери, распахнула ее и вышла.

Последняя надежда тут же умерла: между островом и тусклыми фонарями городка лежала сплошная, окутанная туманом морская гладь. Коса бесследно исчезла.

Куинн уже стоял рядом с ней.

– Ну что, убедилась? – Дыхание белесым паром вырывалось в холодный воздух. – Боюсь, до утра нам не выбраться. – И, почувствовав, что она дрожит, добавил: – Советую вернуться в дом, иначе можно подхватить пневмонию.

Ошеломленная Элизабет покорно дала отвести себя обратно в кабинет, где Куинн помог ей снять жакет и деликатно подтолкнул в кресло.

Подкинув в огонь еще полено, он сел ближе к камину и вытянул ноги.

– Раз уж мы никуда не едем, есть смысл окружить себя комфортом.

В его речи было что-то ненатуральное, коробящее. Он говорил так, будто был доволен, будто тайно торжествовал…

Ее вдруг осенило.

– Ты специально подстроил все это, – задыхаясь от злости, выкрикнула она, – у тебя был план.

– Ты меня принимаешь прямо за какого-то Макиавелли, – насмешливо протянул он. – Еще немного, и ты скажешь, что я подложил тебе снотворное.

Элизабет промолчала, и Куинн взглянул на нее.

– Нет? Ну слава богу.

Не знаю, во всяком случае, тебе удалось сильно осложнить мне жизнь.

– Ты имеешь в виду Бомонта? По-моему, тут у тебя и так достаточно сложностей.

– Теперь их станет еще больше.

– Я же сказал: если ты ему ничего не расскажешь, я тоже буду молчать.

– Не в этом дело, Куинн… – Закусив губу, Элизабет искала выражения помягче. – Понимаешь, мне действительно не хочется оставаться здесь…

– Похоже, тебе и правда не терпится уехать: ты даже смогла наконец заставить себя выговорить мое имя.

Она пропустила насмешку мимо ушей.

– А нельзя отправиться на лодке? Туман не такой уж густой.

– Ты предлагаешь переночевать в «Кораблике», а утром вернуться сюда за машиной?

– Да, – нетерпеливо кивнула она. Что угодно, только не оставаться с ним здесь, в этой западне.

Куинн с притворным огорчением покачал головой.

– Не получится, лодок тут давно нет. Генри от них в свое время избавился. – И с укоризной добавил: – Откуда такое отчаяние? В конце концов, я твой муж.

Муж… Такой суровый, уверенный, надменный.

– Никакой ты не муж! По крайней мере…

– …всего лишь перед законом, – закончил он за нее. – Что ж, если тебе захочется разделить мою постель, это будет на вполне законном основании.

– Мне не захочется делить с тобой постель, – еле сдерживаясь, процедила Элизабет. Еще немного, и она его ударит. – Я обещала выйти замуж за Ричарда, и мне будет очень неприятно, если возникнут какие-либо затруднения.

– А в чем, собственно, проблема? Если тебе нужен просто богатый муж, позволь заметить, что он у тебя уже есть.

– Мне нужен не просто богатый муж, мне нужен Ричард. Я люблю его.

– Почему мне кажется, что когда ты говоришь о любви к Бомонту, то стараешься убедить в этом саму себя?

– Не знаю, почему тебе так кажется.

– А скажи, Джо, он стоящий любовник?

– Не твое дело, – огрызнулась она.

– Ну, если ты нас сравниваешь… согласись, вопрос не праздный.

– Я не сравниваю.

– Не хочешь? Или не можешь?

– Не хочу.

– Но почему? Думаю, это было бы интересно… И меня просветила бы… насчет того, чего мне не хватает… Но ты так странно избегаешь прямого ответа… Я начинаю думать… а может, ты с ним и не спала?

Это было уже слишком.

– Да, да, не спала! – выкрикнула она. – Теперь тебе лучше?

– Теперь ясно, откуда у этого несчастного такой унылый вид, – с ухмылкой протянул Куинн. – И почему же?

– Я, видишь ли, весьма старомодна. – Элизабет растянула губы в слащавой улыбке. – Хочу, чтобы сначала мне надели кольцо на палец.

Он рассмеялся, сверкнув зубами.

– А со мной ты такой не была.

– Я уже говорила: я тогда была наивной и глупой, теперь стала мудрее.

– Значит, вы оба страдаете от неудовлетворенного желания. Или у тебя есть любовник на стороне?

– Не хочу огорчать тебя…

– Сколько их было после меня?

– Десятки, – рассеянно бросила она.

Неожиданно Куинн напрягся, вскочил с кресла и впился ей в плечи.

– Говори правду. – Он тряхнул ее. – Сколько?

– Да нисколько, – устало призналась Элизабет.

– Удивительно, – произнес он, отпуская ее, – ты ведь пылкая женщина. – Теперь он стоял, привалившись спиной к каминной полке, и изучал ее. – Помню, первый раз, когда я занялся с тобой любовью, ты вспыхнула как солома… Вряд ли это было притворством…

– Я предпочла бы не касаться прошлого… – выдавила она.

– Похоже, у нас нет будущего, по крайней мере общего, так что, кроме прошлого, нам и говорить-то не о чем. Разве что о том, много ли у тебя шансов обрести счастье с Бомонтом…

Она приняла вызов:

– Гораздо больше, чем с тобой! Он хоть любит меня. А ты вообще ничего ко мне не испытывал…

– Еще как испытывал. Я, хоть и знал о твоих затеях, сразу увлекся. Презирал себя за эту страсть, за то, что не устоял перед примитивной охотницей за деньгами, но все равно бешено ревновал, стоило тебе улыбнуться отцу.

Он говорил о своей любви как о давно минувшем мимолетном увлечении, но сознавать, что он когда-то хоть что-то к ней испытывал, было приятно.

– Скажи-ка, Джо, – оборвал ее мысли его хрипловатый голос, – если бы не появился я, ты вышла бы замуж за отца?

– С чего ты взял, что он предлагал мне это?

– Он был влюблен в тебя. А иначе с чего ему было оставлять тебе половину наследства?

– Генри был ко мне привязан, но это совсем не то. Не знаю, с чего он оставил мне половину наследства, но при таких обстоятельствах, ей-богу, лучше бы он этого не делал.

– Разумеется, было бы лучше мне сидеть в Бостоне, а тебе вдруг оказаться богатой вдовой, – усмехнулся Куинн.

– Я не вышла бы за него замуж. Об этом и речи не было.

– Ты говорила, что он был тебе дорог.

– Говорила. Но я, скорее, видела в нем отца.

– Не «папочку»?

– Подарков он мне не делал, если ты это имеешь в виду.

Куинн выпрямился.

– В самом деле?

– Конечно. Только медальон, который я получила к двадцать первому дню рождения. Ты знал о нем, видел, как я его носила.

Дешевый серебряный медальон, купленный в Ковент-Гардене во время ее с Генри поездки в Лондон. Элизабет загляделась на него у какого-то прилавка. Заметив, что медальон ей нравится, Генри настоял, чтобы она приняла его в качестве подарка ко дню рождения.

– О медальоне я знаю, – нетерпеливо оборвал ее Куинн. – Ну а серьги?

– Серьги? – Она непонимающе взглянула на него. – Какие серьги?

Куинн вытащил из кармана куртки мягкий кошелек и, что-то вынув из него, протянул на ладони сережки в виде двух русалок, которые накануне вытащил у нее из ушей.

Столько произошло с тех пор, что она совсем забыла про них.

– Правда прелестные? – Он пристально вглядывался в ее лицо. – Необыкновенно тонкая работа.

– Пожалуй, – согласилась она, – но при чем тут Генри?

Будто не услышав вопроса, он заметил:

– Я не видел, чтобы ты их носила, когда мы только познакомились.

– Тогда у меня их не было.

– Или ты их прятала.

– Прятала? Зачем мне было их прятать?

– Чтобы я не узнал, что Генри подарил их тебе.

– Генри мне их не дарил.

– Ты отрицаешь это?

– Конечно!

– Тогда откуда они у тебя? Ты говорила, что твоя семья бедна, а таких украшений на базаре не купишь.

Она вспыхнула.

– Не твое дело, откуда они у меня! Отдай сейчас же.

– Нет уж. – Не обращая внимания на ее возмущенный протест, он положил их обратно в кошелек. – Мне надо кое-что проверить. Если Генри тебе их не дарил…

– Нет, не дарил, – со злостью перебила она.

– …а сказать, откуда они, ты не хочешь… значит, ты взяла их сама.

Элизабет потрясенно уставилась на него.

– Взяла? То есть украла? Да как ты смеешь! – Возмущение душило ее.

– Если окажется, что я не прав, я извинюсь перед тобой, – ровно произнес он. – Хотя мне вряд ли придется извиняться – слишком хорошо я тебя знаю.

– Может быть, тебе и кажется, что ты хорошо меня знаешь, но я не воровка!

– То есть Генри тебе их все-таки подарил?

– Я же сказала, нет… – Терпеть все это больше не было никаких сил. Элизабет решительно поднялась. – Я иду спать. – И направилась к двери.

– Ты позволишь задержать тебя на минутку? – Что-то в его голосе заставило ее резко остановиться. – Тебе это может пригодиться.

Она обернулась и увидела, как он протягивает руку за письменный стол и достает небольшой чемоданчик. Это был ее чемоданчик.

– Где ты его взял? – Изумлению Элизабет не было предела.

– Нашел у тебя в шкафу, сегодня утром. Пока ты была в ванной, я не терял времени и кое-что собрал на тот случай, если нам придется остаться здесь ночевать.

Она захлебнулась от такой наглости.

– Значит, ты все это подстроил.

– Мне казалось, что этот вопрос ты уже для себя решила.

– А вот и доказательство! Зачем тебе это понадобилось?

– Если память мне не изменяет, и на этот вопрос ты ответила.

– Но ты обещал ничего не говорить Ричарду.

– И не скажу, что бы ни случилось.

– А что может случиться? – испуганно встрепенулась она.

Он пожал плечами.

– Кто его знает? Если хочешь чего-нибудь горячего перед сном, я нашел банку шоколада…

– Нет, не хочу, спасибо.

– Совсем не хочешь? Это может помочь заснуть.

– Не нужна мне твоя помощь, – сдавленно проговорила она.

– В таком случае приятных сновидений.

Вдруг он подошел совсем близко, обхватил ладонями ее лицо и, бесстыдно-чувственными глазами остановившись на губах, предложил:

– А что, если нам поцеловаться на сон грядущий, в память о былом?

– Нет! – Ее возглас прозвучал сердито и испуганно.

– Что это вдруг? Кого ты боишься, меня или себя?

Она не успела ответить. Опередив ее протест, он наклонил голову и, захватив губами ее рот, закрепил поцелуем свое непререкаемое мужское право.

Губы у нее беспомощно приоткрылись, Куинн обхватил ее руками и крепко прижал к себе.

У Элизабет закружилась голова, она обмякла в его объятиях, и мир пропал, остались только руки Куинна, его голодные и жадные губы.

Она уже готова была сдаться, когда в подсознании прозвучал сигнал тревоги. Собрав последние силы, Элизабет вырвалась и, зажав рот ладонью, стояла, шатаясь, как пьяная, с потемневшими, ошеломленными глазами. Казавшийся не менее ошеломленным Куинн пыхтел, словно после забега.

Он очнулся первым.

– Для поцелуя на сон грядущий, пожалуй, слишком возбуждающе, – прохрипел он. – Похоже, твои опасения были не напрасны… А как насчет того, чтобы провести ночь в моих объятиях? Ты не передумала?

Выражение неприкрытого желания на его лице поразило ее.

– Нет, не передумала, – отозвалась она и повернулась к двери.

– Не забудь свои спальные принадлежности, – напомнил он и тихо добавил: – Если передумаешь, я буду тебя ждать.

Подхватив чемоданчик и сумочку, Элизабет устремилась к себе, едва держась на трясущихся ногах.

Уже в своей комнате она опустила вещи на низкий сундучок и, дрожа, села на кровать. В дверь был врезан замок, но она знала, что запираться нет необходимости – Куинн не придет, он дождется, чтобы пришла она.

Нет, ей нельзя, ни в коем случае нельзя с ним связываться. Это было бы полным сумасшествием.

Однако воспоминание о его страсти, словно огромный кулак, сжимало ей сердце. У нее болела грудь, воля готова была изменить ей.

Этого нельзя было допустить.

Склонив голову, крепко сцепив руки, Элизабет боролась со своим желанием.

И победила.