Текст книги "Любовь под Рождество (Сборник)"

Автор книги: Ли Майклс

Соавторы: Карла Кэссиди,Эмма Ричмонд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

В самом деле? Язвил он или иронизировал, она не могла понять, но он оставался мужчиной, за которого жизни не жаль, лишь до того, как открывал рот, чтобы отпустить свои едкие замечания. Сейчас этого мужчину она могла бы убить. Или по меньшей мере – покалечить. Так что элегантная красавица там, на вокзале, возможно, была права в своем гневе. Франсин утратила обычную для нее приветливость и приняла чуждый ей вид надменной светской дамочки. Она перевела взгляд на лампу с розовым абажуром, от которой алые отсветы ложились на белоснежную камчатную скатерть и сверкало изящное столовое серебро, вздохнула, а потом тихим голосом спросила:

– Вам часто случается вот так, ни с того ни с сего, неприязненно обходиться с людьми?

– То есть так, как с вами?

– Конечно, именно себя я имела в виду.

Он остановил на ней невозмутимый взгляд, не теряя самообладания, выдержал паузу и наконец пробормотал:

– Почему ж это ни с того ни с сего?..

– Нет? Так с чего же вдруг? – в недоумении спросила она. – Может быть, отсутствие учтивости – в ваших правилах?

– Наверное, так, – равнодушно согласился он.

– Но вы действительно питаете ко мне неприязнь, – настаивала она.

– Да.

– Но почему?

– Разве не ясно?

– Нет, – тихо ответила она и подняла на него глаза. – Нет, мне не ясно.

– В таком случае я разъясню вам. – Он перехватил изящно оформленное меню и карту вин, которые официант подавал ей, и продолжил: – Потому, что мы с Мари-Луиз были друзьями.

Ее ошеломили его слова, и она повторила вслед за ним:

– Друзьями?

– Да. Она была не такой, как все, человеком старой закалки. Владычицей, в заблуждении жертвовавшей собой ради своей семьи.

И это при том, что ее родня не заслуживала ее заботы. Пожалуй, Франсин не могла ему возразить. Дочь Мари-Луиз была несносной, а Сесил, ее внучка, и того хуже. Так что же, он решил, что ее крестница из той же породы? Без всякого сомнения.

– Заказывайте.

Франсин, поджав губы, приняла от него меню и, не вникая в перечень блюд, поспешно сделала заказ.

– Она мне писала перед смертью, – пояснил он тем же тихим голосом.

– Правда? – Она молчала в растерянности, не понимая, чего он от нее добивается.

– Да. Писала, что не сможет приехать.

– Не сможет? – Она нахмурилась, стараясь вникнуть в смысл его слов, и добавила: – Но она…

– Не знала, что умрет? Она знала и сообщила, что мне выпало счастье позаботиться о вас во время этой поездки.

– Счастье?.. – Франсин невесело рассмеялась. – Странно. – Ни выражение лица, ни его манеры не внушали мысль, будто ему с ней посчастливилось. Скорее, он считал ее обузой. В таком случае… – Нам, однако, везет, – проговорила она ему в тон, с еле различимой иронией. – Вам не придется обо мне заботиться. Я превосходно справляюсь сама.

– Мне известно, как вы справляетесь. – Даже не взглянув на нее, он продолжал изучать карту вин.

Стиснув зубы, она покосилась на острую вилку, но благовоспитанно промолчала. Строгих правил человек и – интересный грубиян. Такого мужчину она бы не встретила в своем кругу. Такие мужчины вращались совсем в иной среде. Все присутствующие были в смокингах, но его не просто хорошо сидел – его черный пиджак, казалось, любовно льнул к его широким плечам и мощной груди, а рубашка, простого покроя, без жабо, была сшита из тончайшего шелковистого льняного полотна. Узкие манжеты, на скромных золотых запонках, обхватывали кисти крупных изящных рук с длинными пальцами. Колец он не носил. Не женат? Она взглянула ему в лицо, и ее привели в восхищение его правильные черты, глубоко посаженные ясные серые глаза, тонко очерченные брови, властный подбородок, гордо посаженный нос, чувственный рот. Нелепо увлекаться одной лишь внешностью, но женщины нередко поддаются этой слабости.

Он посмотрел на Франсин и задержал взгляд. Сложив карту вин, он протянул ее, – одновременно делая заказ, – официанту, кивком отпустил его, переплел пальцы рук и продолжал смотреть на Франсин с чувством уверенности и превосходства. С ощущением своего мужского достоинства, которого не могла не ощущать и она.

– Вы были ее адвокатом? – наобум спросила она. Ей показалось, что он мог бы отлично вести допрос или заниматься юридическими делами.

Он покачал головой.

– Я банкир. Серый человек, совершенно неинтересный. А вы… – он склонил голову набок, выбирая слова, – вы светская дама.

– Светская? Нет, вы ошибаетесь. – Это Малли сказала ему такое? Милая Малли, ничего не понимавшая в ее занятиях и не одобрявшая их. Нет, – повторила она, – я удовлетворяю спрос. С несколько новаторским подходом.

– Объясните.

Он произнес это без улыбки, без просительной интонации. (Надеялась ли она ее услышать?) Это был приказ. Короткий и недвусмысленный. Решив, что злиться на него было бы пустой тратой нервов, она ответила так же сдержанно:

– То, что я делаю, необходимо людям.

– И что же это?

Она слегка повела плечом и, найдя подходящий пример, тихо проговорила:

– Если вам понадобится определенного фасона зажим для галстука, а вы не знаете, где такой можно приобрести, я возьмусь отыскать его для вас, а если не найду – побеспокоюсь, чтобы такой изготовили. – Она приподняла ресницы, чтобы посмотреть, как он на нее смотрит.

– Зажим для галстука.

– Да. Или шляпную булавку для тети Элис, или платье, шаль, лакированный комод, замену фигурке из вашего любимого набора шахмат. Что-то необычное, особенное. Недоступное. Сколько раз приходилось слышать: «Найти бы то-то…» Или: «Знаете, я это уже столько времени ищу!»

– И тут подходите вы и предлагаете?..

– Да.

– Торговля с рук.

– Нет!

Его жест был выразительнее слов – он пожал плечами.

– Я не торгую! Хотите – верьте, хотите – нет, но я творю. Перекапываю всякий хлам у старьевщиков, вытаскиваю на свет примечательные вещицы. Мне удается откопать такое, до чего никому не докопаться.

– Иначе говоря, вам – слава, а другим – унижение.

Озадаченная такими словами, она нахмурилась.

– Не понимаю, что вы этим хотите сказать.

– Не понимаете? Бог с ним. Зачем это?..

– Зачем я этим занимаюсь?

– Да.

– Не знаю, почему я вам должна что-либо объяснять, – с некоторой резкостью в голосе возразила она, – но все-таки объясню, ведь я в состоянии это сделать. Я училась дизайну и моделированию, создавала вещи для друзей, потом – для друзей моих друзей, когда же получила диплом, столкнулась с бешеной конкуренцией, а вакансии были считанные. Я по-прежнему продолжаю работать, просто чтобы не сидеть сложа руки. И если нет заказов, я изготавливаю вещи, чтобы продавать их в торговых рядах и местных лавках.

– А места в каком-нибудь модном салоне вы все не находите… – заметил он. – И вы ухитряетесь зарабатывать на жизнь этим… новаторством?

– Я зарабатываю достаточно, чтобы быть вполне счастливой.

– И что же составляет счастье?

– Достаточно денег, чтобы оплачивать счета, питаться, быть прилично одетой, обутой и чтобы в конце каждого месяца еще оставалось столько, сколько нужно, чтобы чувствовать себя… стоящим человеком. Это чтобы было с кем посмеяться, было кого любить; чтобы были друзья, которые смотрят на жизнь, как я, и думают так же, а если нет, то у них хватает ума не забивать мне голову собственными идеалами.

– К тому же вы любите старушек, детей и животных.

– Не насмехайтесь надо мной.

– А почему бы и нет? Вы хотите, чтобы я вам верил? Я же сказал, я знал Малли.

Что ему могла наговорить Малли?

– И есть кого любить сейчас?

– Нет, – прямо ответила она.

Он как-то странно усмехнулся.

– Нет, – задумчиво повторил он. – И у меня – нет. – Тут он произнес короткий, исполненный иронии тост, которого она совершенно не поняла.

– Жиль?

На его плечо опустилась рука с ярко-красными ногтями, а к голове его прильнула белокурая головка. Он не спеша обернулся.

– Маргерит.

– Как ты обращаешься с Клэр! – возмущенно заговорила она.

– А как я должен обращаться с ней? – небрежным тоном спросил он.

– Ты ужинаешь без нее!

– Как видишь!

– Ты несносный! Она где – у себя в купе?

Вместо ответа он уставился на Маргерит из-под полуопущенных век, и она, фыркнув, убрала руку, вскинула голову и направилась к спальному вагону.

Ни его лицо, ни голос ничего не выражали, когда он протянул:

– Зачем я пригласил ее?

– Может быть, по той же причине и Малли отправила меня в эту поездку? – кольнула его Франсин.

– Возможно.

– А откуда все знают вас? И друг друга?

Уловив укоризну в ее голосе, он повел бровью и подсказал ответ:

– Наверное, мы все… дружим?

– Все? Вот как! – Значит, это коллективная поездка, сказала себе Франсин. – Малли тоже их знала?

– Кое-кого. Но не всех.

– Вот как… – задумчиво повторила она. Теперь ей многое становилось понятным.

– Закончили дознание? – ехидно спросил он.

Она посмотрела на него с неприязнью и пожала плечами.

– Пока – да. А вы?

Он кивнул и встал.

– Приятного аппетита.

– Вы не будете есть?

– Нет. – Он с насмешкой в глазах поднял в ее честь бокал, который еще держал в руке. – Bon appйtit![11]11
  Приятного аппетита! (франц.).


[Закрыть] Думаю, вам понравится вино, которое я выбрал для вас. – Он поставил на стол бокал и, прикрыв веки, еле слышно добавил: – Попробуйте что-нибудь натворить – вас тут же высадят из поезда.

Задыхаясь от возмущения, она воскликнула:

– Натворить?! Я в жизни ничего не натворила! – Раздосадованная тем, что ее слова прозвучали громче, чем она хотела, и привлекли внимание окружающих, она злобно сверкнула глазами. – Что вам наговорила Малли?

– Для меня того вполне довольно.

Мысли теснились у нее в голове, и она выпалила:

– Малли не могла ничего такого сказать. Я ничего такого никогда себе не позволяла.

– Вы так считаете? – Он сделал еще один продуманный жест, из тех, что начинали раздражать ее, затем, как обычно, пожал плечами. – Возможно, это вы так считаете… Но если бы вы нашли в себе силы держаться подальше от женатых мужчин, – с подчеркнутой мягкостью в голосе произнес он, – я был бы вам очень признателен. Тем не менее присоединяйтесь к нам в салоне, когда будете готовы, – успокаивающе продолжил он. Его губы издевательски искривились, когда он добавил: – Там, кажется, собираются… повеселиться.

– Святоша!

На этот раз он улыбнулся настоящей улыбкой. Засветились даже глаза. Он повернулся и направился в противоположный конец вагона, кивком поприветствовал двух-трех человек и скрылся из виду.

– Мадемуазель готова приступить к супу? – учтиво осведомился официант.

Нет, мадемуазель не была готова приступить к супу! Мадемуазель была готова прыскать ядом! Она резко обернулась, заставила себя изобразить подобие улыбки и слегка откинулась назад, чтобы позволить официанту поставить перед ней тарелку.

– Спасибо. – Голос у нее скрипел, но, возможно, он не обратит внимания. Она взялась за ложку как за клинок. И надо же такое сказать! Наверное, эта колкость касалась истории с Эдвардом. Но ведь Франсин не знала, что Эдвард женат. Она впервые узнала об этом, когда к ней явилась его жена, и была потрясена не меньше, чем все остальные. Но зачем Малли рассказала Жилю? Наверняка это она! Франсин во всем призналась, по секрету, своей крестной и не забыла гнев Малли, но была уверена, что крестная возмущалась Эдвардом, а теперь выходило, что ею. А что еще Малли могла рассказать? Припомнила каждую мелочь из ее жизни? За что? За то, что Франсин выбрала ее в наперсницы? А как часто они, Малли и Жиль, виделись? Франсин много раз гостила у крестной, но никогда там не встречала его. Даже не слыхала о нем. Малли, во всяком случае, в последние годы мало с кем виделась. Говорила, что стара для светской жизни. Почти не выходила из дому! Она жила в своей вилле на окраине Нанси, и если что было нужно, это поручалось экономке или гостившей у Малли Франсин. Может быть, он работал в Нанси, хотя и был швейцарцем, о чем с таким важным видом сообщил ей. Тут она нахмурилась: Жиль Лапотер не какой-нибудь там менеджер. Скорее всего, он владелец банка! И хотя она уже поняла, почему Малли написала ему, Франсин недоумевала, почему же Малли скрыла от нее, что это будет коллективная увеселительная поездка. И в самом ли деле она знала, что умрет?

Машинально отправляя в рот еду, Франсин продолжала ломать голову над поведением Малли. Франсин была более чем удивлена предложением крестной! Она тревожилась, думая, что поездка окажется слишком утомительной. И чтобы человек, который, как Малли, никогда и никуда не выезжал, вдруг решил предпринять длительную поездку железной дорогой, пусть даже в самых комфортных условиях? Уже это поражало. Но если Малли знала, что умирает, зачем заказывала билеты? Чтобы Франсин поехала? Без крестной матери, Малли знала, она не поедет. Все это казалось таким запутанным! Но ведь что-то заставило Малли так поступить. Малли никогда ничего не делала без причин.

Последнюю тарелку убрали со стола и принесли кофе, а Франсин, ничуть не приблизившись к разгадке, сидела и в задумчивости разглядывала попутчиков. Их было не более двадцати человек, и это тоже ее удивило. Ей казалось, такой малочисленный состав пассажиров не мог сделать поездку рентабельной. Но, наверное, была какая-то прибыль, иначе владельцы поезда не стали бы себя утруждать.

Люди со средствами, думала Франсин, все еще разглядывая пассажиров. Решили таким необычным способом отметить Рождество. На следующий вечер предстояло торжественное празднование Рождества в фешенебельном отеле в Куре. А потом, наверное, придется пересесть на другой, не менее роскошный поезд – из-за разницы в ширине колей или чего-то в этом роде – и отправиться в глубь страны. Франсин не вникала во все подробности маршрута, она только ознакомилась с расписанием, которое, как она слышала, изменялось в зависимости от погоды, настроения машиниста, постановлений швейцарского железнодорожного ведомства или стихийного бедствия.

Можно ли поведение Жиля отнести к категории стихийных бедствий? Пожалуй, можно, мрачно подумала она. Допив кофе, Франсин пошла привести себя в порядок в свое купе, преобразившееся в спальню. За окном Франсин увидела вместо мокрого снега пушистые хлопья. Поезд приближался к швейцарской границе. Светлеющие белесыми пятнами поля скоро сольются в сплошной белый покров, и наступит белоснежное Рождество. Она взглянула на часы и отметила, что до Рождества оставался всего лишь час. До первого Рождества, которое она справляла одна. Нет, что за чушь, не одна, но она всей душой желала, чтобы здесь была Малли.

Причесавшись и вновь подведя губы помадой – вновь надев маску надменности, вздохнула она, – Франсин направилась обратно в салон и на пороге невольно улыбнулась. Сверкала елка, по всему периметру вагона зажгли красные свечи, и в приглушенном верхнем свете они весело горели в канделябрах. Все вдруг стало выглядеть по-рождественски. Но Рождество – семейный праздник, а у нее не было семьи. Ну, не хнычь, одернула она себя.

Вслед за ней вошла пожилая пара супругов-американцев. Они встретили перемены радостным возгласом, и Франсин, обернувшись, улыбнулась им. Они ответили ей тоже улыбкой, и у Франсин сразу как-то полегчало на душе. Есть с кем обменяться улыбкой, кого поздравить. Жиль вел себя так, что она чуть было не составила обо всех в этом поезде неверное мнение. А большинство из них, отметила она, были симпатичными людьми. Несколько минут ее деликатно корили за то, что она ужинала в одиночестве, приглашали присоединиться к тому или иному кружку, подносили напитки. Все понемножку оттаивали, избавлялись от скованности, и, когда пианист заиграл на рояле, Франсин оправилась от смущения и решила, что будет веселиться.

Большинство говорили по-французски и по-английски, иногда вставляя два-три немецких слова, чтобы понять друг друга. Слышался смех, когда собеседники путались, переходя с одного языка на другой. Франсин, не особенно прислушиваясь к общему разговору, отвечала, когда обращались к ней, танцевала, когда приглашали, но взглядом искала Жиля Лапотера. Ведь он присоединится к ним? Не будет же она флиртовать со всеми женатыми мужчинами, пока его нет, пока он не видит! Хотя, судя по насмешливому тону, каким он говорил о предстоящем веселье, возможно, Жиль и не появится. Возможно, он сидит в своем купе и читает деловые бумаги, недовольно хмурясь над цифрами, указывающими на превышение кредита… Тут она увидела, как он вошел, и, все еще рассерженная его нападками, зло усмехнулась. Было ясно, что он в самом деле чем-то недоволен. Она даст ему повод для недовольства со своей стороны. Он запомнит, что люди не прочь оправдать свою репутацию. Особенно – женщины.

С бокалом в руке он переходил от одного кружка к другому, обмениваясь с каждым двумя-тремя словами, но держался сухо, судя по выражению его лица. Быть может, он предостерегал их всех против попавшей в их общество Иезавели? Ему бы познакомиться с Сесил, подумала она. Тут бы он узнал, что такое настоящая Иезавель. А когда он обошел всех, будто это он всех сюда пригласил, то постоял, наблюдая за собравшимся обществом с тенью улыбки на лице, выражавшей скорее насмешку, чем удовольствие. Как будто вокруг были какие-то непонятные существа, к которым он проявлял терпимость. Вдруг она увидела Маргерит – тоже с хмурым лицом. Заметив, что Франсин на нее смотрит, та подошла и, оглядев Франсин с ног до головы, холодно улыбнулась.

– Не в лучшем вкусе, – грубо бросила Маргерит, не обращая внимания на потерявших дар речи от изумления собеседников Франсин, и продолжила: – Ну, так где же она?

– Кто?

– Клэр.

– Понятия не имею.

Маргерит недоверчиво фыркнула.

– Ты надолго не задержишься. Ты совсем не в его вкусе. Будь это обычный пассажирский рейс, я бы смело сказала, что ты ошиблась классом.

Не дожидаясь ответа, Маргерит направилась к роялю и облокотилась на инструмент в том месте, где выемка, воображая, будто обольстительна. Франсин не удержалась от смеха. Вот нелепость придумать такое!

– Я в жизни ничего подобного… – Американка задохнулась от возмущения. – А говорят, будто европейцы такие воспитанные!

– В большинстве случаев – да, – постаралась успокоить ее Франсин еще смеющимся голосом. – Как и все получившие приличное воспитание люди – независимо от того, где живут. Надо полагать, ей просто не привили хороших манер.

– Что она имела в виду, когда сделала выпад насчет вкуса? У вас прелестный наряд.

– Но он не от модельера.

– Если то, что на ней, от модельера, лучше одеваться в универмаге!

Франсин рассмеялась и порывисто обняла собеседницу, а потом обернулась на смех у себя за спиной. На всех подобных празднествах, где бы и кто бы их ни устраивал, непременно раздают шляпы и серпантин. В данном случае этим занималась дама по имени Анис. Она не принимала никаких возражений от не желавших рядиться шутами и хотела, чтобы все обязательно надели шляпу, даже Жиль. Сценка вызвала всеобщий хохот. Что там такое? – любопытствовала Франсин.

Не моргнув глазом Жиль отказался от предложенной ему пиратской шляпы, храня бесстрастие, порылся в коробке, которую Анис держала в руках, и вытащил корону. С уморительно невозмутимым лицом, но со смешинкой в глазах он торжественно водрузил ее себе на голову.

– Bon Noлl[12]12
  Счастливого Рождества (франц.).


[Закрыть], Анис.

Та присела в реверансе и пошла дальше со своей коробкой, а когда, к ее удовольствию, все, кроме Маргерит, оказались в шляпах, с сияющей улыбкой велела пианисту играть и объявила: «Все кружатся!»

Собеседников Франсин перетащила к себе стоявшая рядом группка людей. Франсин невольно подалась к другой, но ее тут же подхватил и потащил за собой седой мужчина с веселыми голубыми глазами. Он говорил с очаровательным акцентом:

– Все о вас расспрашивают, но учтивость им не позволяет обратиться к вам. А вот я намерен вас допросить! Верно ли, что вы у нас едете зайцем?

– Зайцем? – в изумлении повторила Франсин. – Все так считают?

– Именно. Загадочная дама, кто вы?

На ее губах заиграла лукавая улыбка. Заметив, что Жиль наблюдает за ней, Франсин тихо ответила:

– Конечно, еду зайцем. Вы… э… женаты?

Его губы медленно растянулись в одобрительной улыбке, как будто он все отлично понял. Или ему показалось, что понял.

– А это имеет значение?

– Да.

– Почему?

Она усмехнулась, потом залилась тихим грудным смехом, не отдавая себе отчета в том, как будоражил этот смех собеседника.

– Потому что я флиртую только с женатыми мужчинами. Я только флиртую, – подчеркнула она и многозначительно посмотрела на него из-под опущенных ресниц, чтобы он наверняка ее понял.

– А! И только на виду у… Non, non, non! [13]13
  Нет, нет, нет! (франц.).


[Закрыть] – вскричал он, когда Анис потащила его прочь. – Я как раз… – Его не спасли разъяснения: веселившееся общество даже без помощи Анис разъединило их, и другой кружок поглотил Франсин. Она смеялась, все еще видя разочарованное лицо своего нового друга, когда ее прижали к стойке бара. Вдруг она заметила – поднимается ветер. Выглянув в незашторенное окно, она увидела, что на оконной раме скапливается снег. Франсин поежилась.

– Своевременное вмешательство, – тихо протянул Жиль у нее за спиной. – Хотя тут есть мой психологический просчет.

Она обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. У нее снова екнуло сердце. Почему это, подумала Франсин, он никому не сказал, кто она? Наверное, было бы естественно объяснить, что крестница Малли займет ее место в поезде.

– Полный крах, – сладеньким голосом сказала Франсин. – Я даже не успела выяснить, женат ли он.

– Он женат.

Она улыбнулась, надеясь, что улыбка получится как у кошечки, и решила непременно поупражняться, когда останется одна в своем купе. Во что бы то ни стало она избавится от этого своего неприступного вида и будет светской львицей, за которую он явно принимал ее. И он никогда не догадается, какую шутку она сыграла с ним. После неприятного эпизода с Эдвардом она ведь заигрывала только с соседкиным котом!

– А жена этого человека здесь?

– Нет. Но вы о нем даже не помышляйте!

– А то?..

– Да, будет, как я сказал.

По-прежнему улыбаясь и любуясь короной, все еще венчавшей его гордо посаженную голову, она тихо спросила:

– Кто такая Клэр? Та дама на вокзале?

Он ответил улыбкой.

– Понимаете, просто интересно. Все только и говорят о ней.

– Не выдавайте своего интереса.

– Вы с ней разругались, верно? – Выглядели они так, будто ругались. Нет, Клэр, если это была Клэр, выглядела так, будто была в бешенстве. Жиль хранил невозмутимость. Почти как сейчас. И сказал же он, пусть и насмешливым тоном, что у него нет любимой женщины. А значит… – И почему это, – с лукавством продолжала Франсин, – Маргерит так не терпится разыскать ее?

– Может, она потерялась?

Нехотя сдавая позиции, она перевела атаку на другой фланг:

– Хорошо, тогда объясните мне, почему все так преклоняются перед вами и повторяют вам, как тут все замечательно?

– А вдруг это мои гости?

– Гости?

– Да. Все, кроме вас, разумеется.

– Разумеется, кроме меня, – мягко согласилась она. – И вы им не сказали, кто я, верно? Так что они, кажется, думают, будто я еду зайцем.

– В самом деле?

– Да! Почему вы им не сказали? Чтобы люди не заблуждались?

– Что, если мне показалось забавным ничего не говорить им?

О, этому она может поверить.

– Если вы их пригласили, надо думать, вы оплатили им поездку?

Он кивнул.

– А значит, вольны поступать как вам вздумается?

Он снова ответил этой бесившей ее улыбкой.

– Должно быть, это вам стоило целого состояния!

– Мне везет: у меня оно есть, – спокойно подтвердил Жиль. – Ваш бокал пуст. Позвольте предложить вам другой. – Он подозвал бармена, обменял ее пустой бокал на полный и продолжил: – Могу вас заверить, что я не присваивал банковских фондов…

– Я и не предполагала этого.

– И поезд я не захватил, а просто зафрахтовал его.

– Зафрахтовали поезд?

– Видите ли, я не люблю принимать гостей.

– Не любите…

– Принимать гостей, – услужливо повторил он. – И заниматься покупкой рождественских подарков. Мне показалось это удачным способом… э… одним махом убить двух зайцев. Разом расплатиться со всеми за гостеприимство, которым я пользовался в течение года.

Не зная, верить ли ему, она с сомнением произнесла:

– Вы зафрахтовали поезд и оплатили поездку всем этим людям, потому что не любите покупать рождественские подарки, и теперь вынуждены провести неделю в их обществе, потому что не любите гостей?

– Но я не останусь с ними на целую неделю. Я сойду с поезда в Везене и буду кататься на лыжах. Разочарованы?

Она покачала головой и отпила вина из полного бокала.

– Обрадована, – пробормотала она и только потом отдала себе отчет в том, что сказала. Он платил за всех, наверное, и за Малли. А Малли… Потрясенная, она вскинула голову и уставилась на него. – Вы платили за меня?

– Не стоит так пугаться.

Но она была испугана. Это ужасно, что он платил за нее.

– Я думала, это подарок Малли, – озабоченно сказала Франсин.

– Так и есть. Ей хотелось, чтобы вы сюда попали, и вот вы здесь.

Но ему не хотелось, чтобы она была здесь. Просто он заплатил за все…

– Вы пригласили Малли, а Малли спросила, можно ли мне…

– Спросила? Нет, она не спрашивала. Если бы вы ее знали, как утверждаете, вы бы догадались. Всю жизнь Малли ставила всех перед фактом.

Верно. Вот и ее, Франсин, Малли лишь потрудилась поставить в известность, что она совершит эту поездку. Испытывая смущение, Франсин пробормотала:

– Ясно. Неудивительно, что вы…

– Оставьте это, – оборвал он ее голосом, в котором снова слышались скука и желание поскорее покончить с разговором.

Но она так не могла. Не хотела, чтобы он за нее платил. И она не знала, злиться ей на Малли или на него.

– Я думала, билет заказала и оплатила Малли, чтобы сделать мне подарок… Я не знала… не знала… – глупо повторяла она. Вспомнив о достоинстве, она выпятила подбородок и сказала: – Я выйду на ближайшей станции.

– Мы не останавливаемся на станциях, – спокойно сообщил он ей.

– В таком случае…

– Бросьте свои выдумки. Вы останетесь и будете вести себя прилично.

Его голос потеплел? Ему забавно? Почему она пасовала перед ним? Оттого ли, что все еще не пришла в себя? А может, оттого, что его наружность, обаяние, притягательная сила его мужского естества, перед которой она была неспособна устоять, заставляли забыть о его возмутительном поведении, теперь уже несколько более понятном? Немало женщин, подумала она, многое простили бы этому мужчине. И вовсе не потому, что он, несомненно, богат. Хотя, наверное, именно богатство сделало его таким. И по правде говоря, ей не хотелось покидать поезд. Она начинала входить во вкус этих поединков с Жилем. Она оживилась, чего уже с ней давно не случалось.

Вдруг он улыбнулся. Вполне приятная улыбка, сказала она себе и стала гадать, каков же он на самом деле.

– Вы не совсем такая, какой я представлял вас.

– Нет? Не такая? – деланным тоном спросила она.

– Нет. – Но он не стал говорить, какой он представлял ее себе. От нового порыва ветра поезд слегка качнуло, и она потеряла равновесие, но не упала, а только пошатнулась. Он с легкостью подхватил ее, помог твердо встать на ноги и не убрал обхватившей ее руки.

Она испытующе посмотрела на него, а он снова улыбнулся, теперь с насмешкой. Его улыбка стала еще насмешливее, когда пианист обрушил на собравшихся исполненный пафоса каскад звуков.

– Ага, полагаю, это означает, что мы дожили до полуночи и наступило Рождество Христово. Все будут петь рождественские гимны, – торжественно объявил он ей…

Ее губы тронула улыбка.

– Такие, как «Добрый король Венцеслав»? – шутливо спросила она, обращая выразительный взгляд на его корону.

– Возможно. Кажется, Анис еще предусмотрела игры. Но я, – тихо предупредил он, – ни в какие игры, кроме гольфа, не играю.

– И это при том, что вы даже не женаты, – с лукавством заметила она.

– Да, я холост – и не намерен ничего менять. – Под шум поздравительных возгласов, сопровождавшихся, как она видела, бурным весельем и поцелуями, он склонился к ее лицу и, с озорством в глазах, прошептал: – Счастливого Рождества!

А потом поцеловал ее – сосредоточенно, умело, полностью обезоружив. Она была совершенно потрясена. Франсин не представляла, что поцелуй может быть таким. Она отодвинулась и, тяжело дыша, смотрела на него. Скажи же что-нибудь, мысленно приказывала она себе и не могла отвести взгляд от его глаз. Скажи что угодно, только прогони это мгновение.

– Ну как, земля поплыла под ногами? – нервно сострила она.

– Нет, – наконец ответил он. – Просто поезд трясет.