Текст книги "Месть. Идеальный сценарий (СИ)"
Автор книги: Лея Вестова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 12
Ночь после звонка Элеоноры была самой длинной в моей жизни. Сон не шел. Я сидела на полу в гостиной, прислонившись спиной к холодной стене, и держала в руках два телефона. Один – мой «чистый», связывающий меня с Дмитрием, с надеждой. Другой – дешевый, анонимный, дьявольский аппарат, который связывал меня с бездной. Я чувствовала себя персонажем древнегреческой трагедии, стоящим на распутье, где любая дорога ведет к гибели.
Когда забрезжил серый, безрадостный рассвет, я уже знала, что должна сделать. Я должна была нарушить обещание, данное Элеоноре. Я должна была рассказать все Дмитрию. Вступать в эту игру в одиночку было равносильно самоубийству. Если мы и должны были утонуть, то только вместе.
Разговор был мучительным. Он сидел напротив меня за кухонным столом, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Он все еще был подкошен ударом, который нанесли по его репутации, но, когда я начала говорить, в его глазах появился знакомый аналитический блеск. Я пересказала ему весь разговор с Элеонорой, не упуская ни одной детали – ни ее фальшивых ноток страха, ни наглых, чудовищных требований.
Когда я закончила, он долго молчал, барабаня пальцами по столешнице.
– Это ловушка, Кира, – наконец сказал он. Его голос был тихим, но твердым. – Классическая, примитивная ловушка. Она змея. Она никогда не предаст Славу и его покровителя, потому что они – ее единственный шанс на спасение. Она выманит тебя на встречу для передачи «компромата», и там тебя будут ждать. В лучшем случае – чтобы заставить подписать бумаги. В худшем…
Он не договорил, но я все поняла. В худшем случае меня ждала судьба моего отца.
– Я знаю, что это ловушка, – ответила я, глядя ему прямо в глаза. – Но, Дмитрий, у нас есть другие варианты? Мы в тупике. Ты под следствием. Я под круглосуточным наблюдением. Зайцев напуган до смерти и скорее выбросится из окна, чем даст показания. Они победили. Они просто ждут, когда мы сдадимся. Этот звонок… да, это ловушка. Но это еще и признак. Признак того, что в их лагере не все гладко. В их монолитной стене появилась трещина. И это наш единственный шанс – просунуть в эту трещину палец и попытаться разломать ее изнутри.
– Ценой твоей жизни? – жестко спросил он. – Это неприемлемый риск. Моя работа – защищать тебя, а не подставлять под удар.
– Твоя работа почти стоила тебе свободы! – не выдержала я. – Они играют без правил, Дмитрий! Они убивают, подставляют, ломают жизни! А мы пытаемся действовать по учебнику? Пассивная оборона проиграна. Пора переходить в наступление. Даже если для этого придется использовать оружие, которое дала нам сама змея.
Мы спорили почти час. Это был не крик, не ссора. Это был напряженный поединок двух измученных, но не сломленных людей. Он приводил логические доводы, говорил о профессиональных протоколах, о статистике подобных операций, которая почти всегда заканчивалась провалом. Я же апеллировала к интуиции, к отчаянию, к тому, что иногда самый безумный ход – единственно верный.
В конце концов он сдался. Не потому, что я его переубедила. А потому, что он посмотрел в мои глаза и увидел в них не панику, а стальную, холодную решимость. Он понял, что я пойду до конца. С ним или без него.
– Хорошо, – выдохнул он. – Мы попробуем. Но на моих условиях. Ты не выходишь из этой квартиры ни на шаг. Ты не встречаешься ни с какими посредниками. Все контакты – только по этому одноразовому телефону. Любую передачу информации буду организовывать и контролировать я и мои люди. Любой намек на подставу – и мы немедленно прекращаем эту игру. Ты меня поняла?
– Поняла, – кивнула я, чувствуя одновременно и облегчение, и тяжесть принятого решения.
После этого мучительного разговора я приняла решение. Я буду играть.
На следующий вечер, ровно в десять, телефон снова ожил своей уродливой трелью. Я ответила.
– Я согласна, – сказала я в трубку искаженному голосу. Мой собственный голос был ледяным. – Я принимаю твои условия. Но у меня есть встречные. Никаких личных встреч. Никаких посредников. Только информация. Если я почувствую хоть малейший намек на обман, я передам запись наших разговоров Славе. И тогда посмотрим, кто из вас больше боится.
На том конце на несколько секунд повисла тишина. Я блефовала, но мой блеф был единственным оружием.
– Хорошо, – проскрежетал голос. – Умная девочка. Условия приняты. Завтра. Центральная городская библиотека. Секция зарубежной литературы. Гюго, «Отверженные», издание 1987 года. Между 214 и 215 страницами. У тебя будет полчаса, с двух до полтретьего.
Связь прервалась. Началась опасная двойная игра.
Дмитрий разработал операцию с дотошностью военного стратега. Я должна была оставаться в квартире. В библиотеку пошел один из его лучших людей – неприметный парень в очках и потертом свитере, похожий на аспиранта. Сам Дмитрий и еще один его сотрудник контролировали периметр, сидя в машине с тонированными стеклами напротив входа. Они осматривали всех, кто входил и выходил, пытаясь вычислить наблюдателей. Я сидела дома у ноутбука, на экране которого транслировалось изображение с крошечной камеры, спрятанной в пуговице «аспиранта».
Я видела его глазами тихие, пыльные залы библиотеки, высокие стеллажи, редких посетителей. Напряжение было почти невыносимым. Мне казалось, что сейчас из-за каждого стеллажа выскочат люди в масках. «Аспирант» спокойно прошел в нужный сектор, нашел старый, потрепанный том Гюго. Он небрежно пролистал его и, убедившись, что внутри что-то есть, взял книгу и пошел к выходу. Все прошло идеально гладко. Слишком гладко.
Когда Дмитрий вернулся в квартиру, мое сердце все еще бешено колотилось. В книге, в аккуратно вырезанном тайнике, лежала обычная флешка.
Дмитрий вставил ее в «чистый» ноутбук. Мы склонились над экраном. На флешке были десятки файлов: сканы уставных документов, банковские выписки, регистрационные свидетельства. Целая паутина офшорных фирм, зарегистрированных на Кипре и Британских Виргинских островах. «Blue Wave Limited», «Golden Peak Investments», «Veridian Trust» – ничего не говорящие названия, за которыми скрывались миллионы, выведенные из компании моего отца.
Дмитрий работал всю ночь. Он сидел, вглядываясь в цифры и схемы, а я просто была рядом, подливая ему кофе и наблюдая за его сосредоточенным лицом. Он снова был в своей стихии. Он был охотником, напавшим на след. Через свои каналы он пробивал каждую фирму, каждую фамилию. К утру он вынес вердикт.
– Информация подлинная. Это не фальшивка. Это реальные схемы вывода денег. Она не обманула.
Я почувствовала прилив надежды. Но он тут же охладил мой пыл.
– Но есть одна деталь. Очень важная деталь.
Он развернул ко мне экран.
– Смотри. Вот уставные документы. Учредителем каждой фирмы числится подставной кипрский юрист. Стандартная схема. Но вот доверенность на управление банковским счетом. Видишь подпись? «В. А. Гордеев». А вот еще одна подпись, на разрешении проводить транзакции до ста тысяч долларов. Инициалы «Е. Я.». Элеонора Яковлева. Но посмотри, в каком статусе она здесь фигурирует. «Финансовый консультант, действующий по ограниченной доверенности». Вся основная юридическая и финансовая ответственность, согласно этим бумагам, лежит на Вячеславе как на генеральном директоре. Она же – лишь мелкая пособница, введенная в заблуждение коварным любовником и выполнявшая его поручения.
Я смотрела на эти документы, и меня охватило омерзение, смешанное с невольным восхищением ее коварством. Она не просто сливала своего подельника. Она делала это ювелирно, выстраивая себе алиби, создавая образ еще одной жертвы. Она явно вела свою игру, пытаясь не просто спасти свою шкуру, но и выторговать себе свободу и богатство ценой предательства.
Мы не могли ей доверять. Каждый ее шаг, каждое слово, каждый переданный документ мы с Дмитрием перепроверяли по несколько раз, рискуя быть раскрытыми. Напряжение было невыносимым. Моя жизнь превратилась в шизофренический спектакль с постоянной сменой масок.
Днем я звонила Юрию Семеновичу по «грязному» телефону и плачущим голосом рассказывала, что мне все еще слишком плохо, чтобы подписать бумаги, что я думаю о том, чтобы лечь в клинику неврозов.
Вечером я отвечала на звонок Элеоноры по «чистому» телефону, и мой голос становился холодным и деловым: «Информация проверена. Она неполная. Где данные о главном покровителе?». И слышала в ответ искаженный скрежет: «Терпение, Кирочка. Всему свое время. Главную рыбу нужно ловить на хорошую наживку. Следующий пакет будет через три дня».
А ночами я сидела рядом с Дмитрием, и мы вместе, как два заговорщика, анализировали полученные данные, строили схемы на бумаге, пытались предугадать следующий ход врага, следующий ход нашего вероломного «союзника».
Он был моим единственным якорем в этом море обмана. Его спокойствие, его методичность, его несгибаемая уверенность в том, что мы на правильном пути, не давали мне сойти с ума. Холодная стена, возникшая между нами после той ужасной ссоры, рухнула без следа. Ее просто не осталось. В условиях, когда твоя жизнь каждую секунду висит на волоске, не остается места для обид и недоверия. Ты либо доверяешь человеку рядом с тобой абсолютно, безгранично, либо вы оба погибаете.
Наши отношения перешли на новый уровень – мы стали боевыми товарищами, чьи жизни зависели друг от друга. Мы стали единым целым, одним механизмом, работающим на выживание. Иногда, поздно ночью, когда мы оба валились с ног от усталости, наши руки случайно соприкасались над разложенными на столе бумагами, и по телу пробегала электрическая искра. Мы быстро отдергивали руки, но оба чувствовали это. В аду нашей войны, в этом холодном, безликом убежище, рождалось что-то новое. Хрупкое, но настоящее. Доверие, выстраданное в общем страхе. Близость, закаленная в огне общей опасности.
Глава 13
Следующая передача от Элеоноры состоялась через два дня. На этот раз протокол был еще более изощренным, пропитанным паранойей. Кодовое сообщение на одноразовый телефон пришло в три часа ночи, вырвав меня из тревожной дремы. «Казанский вокзал. Камера хранения No117. Ключ под скамейкой напротив. У тебя один час». Дмитрий, спавший в кресле в гостиной, мгновенно проснулся от сигнала. Он не стал ничего говорить, просто молча кивнул, на ходу натягивая куртку. Снова я осталась ждать, вцепившись в телефон, наблюдая, как на экране утекают драгоценные минуты.
Он вернулся через полтора часа, молчаливый и сосредоточенный. На этот раз в ячейке камеры хранения была не флешка. Там лежал старый, потертый ежедневник. Дмитрий тщательно проверил его на наличие «жучков» и других сюрпризов, прежде чем передать мне. Внутри, на одной из страниц, было обведено одно-единственное имя.
Петр Михайлович Сомов. Начальник Службы Безопасности. Уволен.
Ниже шли адрес прописки, номер старого, уже не работающего телефона и короткая, ядовитая приписка от Элеоноры: «Цепной пес. Знает все команды хозяина. Но кусается, если загнать в угол».
Петр Михайлович. Человек, который двадцать лет проработал бок о бок с моим отцом. Человек, который нанимал актера Зайцева. Прямой исполнитель. Ключевое звено, связывающее верхушку заговора с грязной работой. Элеонора не дала нам прямого компромата. Она дала нам инструмент. Оружие, которое мы должны были использовать сами.
– Он – наш шанс, – сказала я, глядя на Дмитрия. – Он знает все. Если мы заставим его говорить, у нас будет все.
– Если он еще жив и если мы сможем его найти, – реалистично парировал Дмитрий. – Такие, как он, долго не живут после того, как становятся ненужными свидетелями.
Началась охота. Дмитрий активировал всю свою подпольную сеть. Я видела, как он работает, и понимала, в какой опасный мир он погружается ради меня. Его разговоры по телефону были короткими, зашифрованными, полными намеков и старых кодовых слов. Он звонил людям, чьи имена звучали как клички из криминальных сериалов, и его голос приобретал ту самую жесткую, уличную интонацию, от которой у меня по спине бежал холодок. Он пускал в ход старые долги, обещал баснословные деньги, давил на нужные рычаги.
Информация поступала по крупицам, как вода, сочащаяся сквозь камень. Кто-то видел, как Сомов в панике снимал все деньги со своего счета в день ареста Вячеслава. Кто-то слышал, что он купил старую «Ниву» и уехал в неизвестном направлении. Кто-то из бывших коллег-силовиков по старой дружбе пробил его телефон – последняя активность была зафиксирована на выезде из Московской области в сторону Твери. А потом он исчез. Выключил телефон, перешел на наличные. Растворился.
Поиски заняли почти неделю. Неделю гнетущего, нервного ожидания. А потом, поздней ночью, раздался звонок. Дмитрий долго слушал, не говоря ни слова, только коротко бросил в конце: «Деньги будут утром».
– Нашли, – сказал он, повернувшись ко мне. Его лицо было усталым, но в глазах горел огонь охотника. – Один мой… знакомый… из местных, тверских, опознал его. Сдал мужик. Сильно сдал. Пьет беспробудно. Скрывается в заброшенном доме своей покойной тетки. Глухая деревня, сто пятьдесят километров отсюда. Душ на двадцать живых, остальные – дачники. Идеальное место, чтобы затеряться. Или чтобы тихо исчезнуть навсегда.
Он показал мне точку на электронной карте. Крошечное пятнышко посреди огромного зеленого массива. Дорога туда была одна, и та, судя по карте, заканчивалась за километр до деревни.
– Я выезжаю на рассвете, – сказал он. – Один.
– Нет, – ответила я так твердо, что он удивленно поднял на меня глаза. – Я поеду с тобой. И говорить с ним буду я. Одна.
Разразился самый серьезный спор за все время нашего знакомства.
– Исключено, – отрезал он. – Кира, ты не понимаешь. Это не офисный планктон. Это бывший силовик, зажатый в угол. Он может быть вооружен. Он может быть под наблюдением тех, кто хочет его убрать. Отправлять тебя туда – все равно что отправлять ягненка в клетку с волком. Я поеду один, проведу «беседу», и если повезет, привезу тебе его признание на диктофоне.
– Ты не понимаешь, Дмитрий! – я вскочила на ноги. – Для тебя он – цель, источник информации. Для него ты – угроза, чужой опасный мужик, который пришел его ломать. Он закроется, уйдет в глухую оборону. А меня он знает. Он двадцать лет работал на моего отца. Он видел, как я росла, приносил мне шоколадки, когда я была маленькой. Он боится Вячеслава и его хозяев до смерти. Но, возможно, во мне он увидит не угрозу. Он увидит призрак моего отца. Он увидит шанс на искупление. Шанс поступить правильно в последний раз в своей никчемной жизни. Мое присутствие – это не риск. Это наш главный козырь.
Я говорила горячо, убежденно, чувствуя, что на этот раз правда на моей стороне. Я была не просто жертвой. Я была дочерью Игоря Гордеева. И это имя для такого человека, как Сомов, все еще что-то значило.
Дмитрий смотрел на меня долго, изучающе. Он видел мою решимость, он понимал мою логику. И он снова уступил.
– Хорошо, – сказал он с тяжелым вздохом. – Но условия будут еще жестче, чем в прошлый раз. Я довезу тебя до начала деревни. Дальше ты пойдешь пешком. У тебя будет миниатюрный наушник, я буду слышать каждое слово. И вот это.
Он протянул мне брелок от автомобильной сигнализации.
– Это тревожная кнопка. Одно нажатие – и через три минуты я и мои люди будем там. Мы будем ждать в лесу, в километре от дома. У тебя ровно тридцать минут. Если через тридцать минут ты не выйдешь или нажмешь кнопку, мы входим. Жестко и без разговоров. Согласна?
– Согласна, – кивнула я, беря брелок. Он был холодным и тяжелым.
Эта поездка действительно стала самой страшной в моей жизни. Мы выехали затемно. Цивилизация быстро осталась позади. Гладкое шоссе сменилось разбитой проселочной дорогой. Вокруг стеной стоял густой, темный лес. Мобильная связь пропала еще час назад. Мы ехали в полном молчании, и это молчание было наполнено тревогой. Я смотрела на суровый профиль Дмитрия и понимала, чего ему стоило это решение. Он рисковал самым ценным, что у него было – моей жизнью, ответственность за которую он взвалил на свои плечи.
Мы остановились на опушке леса. Дальше дороги не было.
– Вон та тропинка, – показал он. – Иди по ней. Третий дом слева, самый разваленный. Помни, Кира. Тридцать минут. Не рискуй.
Его взгляд был серьезным и полным тревоги. В этот момент он был не просто детективом. Он был человеком, который смертельно боится за того, кто ему дорог.
Я вышла из машины. Сырой, холодный воздух ударил в лицо. Я пошла по тропинке, и лес сомкнулся за моей спиной. Деревня была почти мертвой. Покосившиеся заборы, заколоченные окна, заросшие бурьяном дворы. Дом Сомова был самым жутким. Вросший в землю, с провалившейся крышей и пустыми глазницами окон. Я подошла к хлипкой двери и постучала. Тишина. Я постучала снова, громче, кулаком.
За дверью послышалось невнятное бормотание, шарканье. Дверь со скрипом отворилась.
На пороге стоял Петр Михайлович. Я бы не узнала его, если бы не знала, кого ищу. Когда-то это был высокий, подтянутый, всегда безупречно одетый мужчина с властным взглядом. Теперь передо мной стоял сгорбленный, трясущийся старик в грязной майке и трениках. Небритый, с опухшим багровым лицом и мутными, красными глазами хронического алкоголика. От него несло перегаром и отчаянием.
Он смотрел на меня несколько секунд, пытаясь сфокусировать взгляд. А потом узнал. Кровь отхлынула от его лица, оно стало пепельно-серым. Он пошатнулся и схватился за дверной косяк.
– Кира… Игоревна?.. – прохрипел он, словно увидел привидение. – Как… как вы меня нашли?
– Здравствуйте, Петр Михайлович. Нам нужно поговорить, – сказала я так спокойно, как только могла, хотя мое собственное сердце стучало как молот.
– Уходите… – зашептал он, пытаясь закрыть дверь. – Умоляю, уходите! Вам нельзя здесь быть! Они… они вас убьют. И меня убьют…
Я не дала ему закрыть дверь.
– Я не от них, Петр Михайлович. Я пришла предложить вам сделку. Я знаю, что вы в ловушке. Но из нее еще есть выход. Полное признание в обмен на защиту и смягчение приговора. Вы поможете мне, я помогу вам.
– Я ничего не знаю! – залепетал он. – Я просто выполнял приказы… Вячеслав Андреевич… он меня заставил… У него на меня был компромат… Я всю жизнь был предан вашему отцу, Игорю Павловичу…
Он нес бессвязный бред, смесь самооправдания и панического страха. Он долго отпирался, плакал, умолял меня уйти. Тогда я достала свой последний козырь. Я включила телефон и показала ему фотографию документа, который передала Элеонора. Платежное поручение на перевод крупной суммы с офшорного счета на его личный. За «дополнительные услуги по обеспечению безопасности». Датированное днем моей подставы.
– Элеонора решила спасать свою шкуру, Петр Михайлович, – сказала я ледяным тоном. – Она сдает всех. И вы – первый в ее списке. Для них вы – отработанный материал. Ненужный свидетель, которого проще убрать, чем прятать. Ваш единственный шанс выжить – это я.
Это сломало его. Осознание того, что его предали те, кому он служил, оказалось последней каплей. Он рухнул на шаткий табурет и зарыдал. Беспомощно, по-детски, сотрясаясь всем телом.
Я ждала. Когда он немного успокоился, я задала главный вопрос.
– Кто за ним стоит? Это не уровень Вячеслава. Он просто исполнитель. Кто отдает приказы?
Он долго молчал, потом поднял на меня свои заплаканные, полные ужаса глаза и прошептал одно слово. Имя, от которого у меня похолодела кровь.
– Корчагин. Вадим Юрьевич Корчагин.
Я знала это имя. Его знала вся страна. Вадим Корчагин, глава гигантского государственного холдинга «Титан». Человек с безупречной репутацией, меценат, филантроп, вхожий в самые высокие кабинеты власти. Неприкасаемый.
И Сомов рассказал мне все. О том, что Корчагин был давним и самым заклятым конкурентом моего отца. О том, что он много лет мечтал поглотить нашу компанию, но отец был ему не по зубам. О том, что Вячеслав был его «кротом», его человеком внутри нашей семьи, которого он завербовал еще задолго до нашей свадьбы, играя на его тщеславии и жадности. Вся моя семейная жизнь оказалась частью многолетней спецоперации по враждебному поглощению.
Именно Корчагин, узнав от Вячеслава, что отец подобрался к нему слишком близко, отдал приказ «решить проблему». Именно он, используя свои безграничные связи в силовых структурах, инициировал атаку на Дмитрия, чтобы лишить меня последней защиты. Вячеслав был лишь пешкой, разменной монетой в большой игре титанов.
Я слушала его сбивчивый, полный страха рассказ, и мир вокруг меня рассыпался в пыль. Я думала, что сражаюсь с жадным мужем и коварной мачехой. А оказалось, что я стою на пути у одного из самых могущественных и безжалостных людей в стране.
Я вышла из этого проклятого дома, оставив Сомова рыдать в его личном аду. Я шла обратно по лесной тропинке, и ноги меня не слушались. В ушах звенело имя – Корчагин.
Теперь я знала имя своего настоящего врага. И я понимала, что шансов на победу в этой войне у меня практически нет. Я была муравьем, который посмел бросить вызов слону.
