Текст книги "Имя дома твоего (с иллюстрациями)"
Автор книги: Лев Успенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Лев Успенский
Имя дома твоего
Очерки
по топонимике
ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!
Вы, наверное, читали книги Льва Успенского – «Слово о словах», «Ты и твое имя», «Почему не иначе?». Они рассказывают о языке, о его жизни, о его тайнах и секретах, о приключениях слов и имен, ведь имена – тоже слова.
В той книжке, которую вы держите в руках, речь опять идет об именах – только не людей, а мест.
Каждый из вас понимает, что слово «Ленинград» означает «город Ленина»; хорошо известно, почему и когда великий город на Неве был назван этим гордым именем. Но стоит задуматься над названиями Вологда, Рим, Париж, Москва, и вы почувствуете: не так-то это просто. В самом деле – откуда взялось слово «Вологда», что оно значит? Поди докопайся.
Докапывается до этого увлекательная наука топонимика, содружество трех наук: языкознания, истории, географии. Книга Льва Успенского «Имя дома твоего» написана для того, чтобы ввести вас в преддверие этой прекрасной науки, дать вам понять, чем она привлекает и что надо делать, чтобы там, в будущем, если вас к этому потянет, стать знатоком учения о географических именах.
Хотите услышать про две скалы в Крыму? Одну зовут «Ай-ай, мама!», другую: «Не бойся, детка!». Вы прочтете о них в этой книге.
Хотите установить, сколько Новгородов на земном шаре, узнать, что имя «Охотское море» происходит вовсе не от слова «охота», а от совершенно другого слова, да к тому же еще не русского? Хотите выяснить, почему...
Впрочем, нет смысла предупреждать вас. Открывайте любую страницу, читайте, и вы, несомненно, вернетесь к началу книги и дойдете не отрываясь до конца. Мало есть в мире более интересных вопросов, чем вопросы, связанные с языком, словами, именами. Желаем вам интересного чтения. {4}
ПРИСКАЗКА НЕОБХОДИМА
О чем речь?
Сейчас пойдет разговор о топонимике. А что это такое? Топонимика, говорят лингвисты, – составная часть языкознания. Точнее – часть его части, учения об именах собственных, ономатологии.
Слова бывают разные. Есть среди них имена нарицательные – «ребенок» или «гора». Есть имена собственные – Петенька или Казбек. Это известно всем. Но кто точно знает, какая между ними разница?
«Разниц», то есть различий, много, но вот что особенно бросается в глаза. Если я сказал «ребенок» – всем понятно, про что я говорю. Это слово можно без труда перевести на другие языки: по-французски – «анфáн», по-немецки – «Кинд», по-турецки – «чоджýк», по-японски – «кодóмо»... Попробуйте перевести на какой-нибудь язык слово «Ниночка». Ничего не получится: Ниночка останется Ниночкой даже у папуасов. Перевести имя собственное нельзя.
Слово «гора» легко объяснить другими русскими словами: «огромный холм», «очень большая возвышенность», мало ли как? А вот имя любой горы – Килиманджаро или Эльбрус – вы так объяснить не сумеете. Эльбрус – это Эльбрус; слово ничего другого не значит. Это просто название единственной в мире горы. Вот этой. В чем тут дело?
Связывая с вещью какое-нибудь слово, люди относят его обычно не к одной такой вещи, а ко всем таким, как она. Они стараются передать в слове все, что у этих вещей одинаковое, общее. Птица – это {5} каждое пернатое и в то же время не рыба, не зверь, не насекомое. Птицы все чем-то похожи друг на друга; это-то их сходство и воплощено в имени нарицательном: «птица».
Но иногда бывает нужно из длинного ряда похожих предметов выделить единственный один, отметить не общее с другими, а как раз, что он все-таки сам по себе, особый. Тут мы оставляем слово (имя нарицательное) в стороне и пускаем в ход имя собственное. Все горы – горы, а Попокатепетль – особая гора, вот эта. Все мальчишки – мальчишки, а наш Васенька – особый, отдельный, единственный.
Заметьте: множественное число «мальчишки» – естественное выражение, «Все мальчишки – сорванцы!» А сказать: «Вовки – умные мальчики» – нелепо. Нет такого разряда ребят – Вовки. Каждый Вовка – сам по себе.
В классе любой парень – ученик. Крикните: «Эй, ученики, ко мне!» – с места сорвутся сразу двадцать человек, кроме разве девочек. А скажите: «Ну-ка, Клюев, подойди сюда!» – и из-за парты с недовольным видом поднимается одно-единственное существо. Разве только у вас учатся два брата или два однофамильца...
В первом случае вы произнесли имя нарицательное, во втором – собственное. Первое значит: «каждый, кто учится», второе только: «этот вот мальчик».
Это – слово-указка, слово без вещественного значения [2] 2
1 Карл Маркс сказал когда-то: «Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яков».
Как я старался показать, это и на деле так. Но в то же время не следует принимать эти слова грубо-буквально. Если вы спросите, кто был без вас у ваших родителей, и вам ответят: «Петр», – кое-что вы про это лицо все-таки узнаете. Неточно, не наверняка, смутно, но – все-таки. Это, вероятно, взрослый человек: не Петя, а Петр. Это – вне всякого сомнения – не женщина, а мужчина. Трудно себе представить, чтобы Петр мог быть негром, индейцем или папуасом; если даже и так, то он тогда является, несомненно, папуасом европеизированным, носящим европейское, христианское имя. Скорее всего, это не старик и не слишком почтенная личность: будь так, ее, вернее всего, назвали бы Петром Петровичем. Можно думать, человек этот русский по национальности: будь он французом, он звался бы Пьер, немцем – Петер, итальянцем – Пьетро. Но он мог бы оказаться якутом, ненцем или мансийцем: у этих народов в ходу русские имена.
Как видите, какое-то значение в именах собственных есть. Но это скорее призрак смысла, чем самый смысл, тень значения, а не настоящее значение, не такое, какое имеется у каждого имени нарицательного.
[Закрыть]1. Клюеву, и Вадику Клюеву, и даже Вадиму Клю-{6}еву может быть и пять и тридцать лет. Он может быть дошколенком и космонавтом. Может быть отличным парнем и – так, дрянцом. По имени собственному вы о нем ровно ничего не узнаете.
Это не единственное, но очень важное для нас отличие.
Только люди?
Нет, не только люди обладают собственными именами: я уже говорил и о горах. А вот вам прелюбопытный случай из истории собственных имен.
Морские ураганы всегда привлекали внимание людей. Они называли их – каждый на своем языке – разными нарицательными именами. Слово «ураган», например, относилось к каждому страшному шторму тропической Атлантики. Слово «тайфун» означало точно такую же чудовищную бурю, но на Тихом океане. Этого было достаточно: человек не умел еще ни бороться с такими бурями, ни предугадывать их появление... Один тайфун, два; три, пять ураганов... Все они одинаковы...
Но человечество стало другим. Тайфун только зарождается возле Филиппин, а радио уже предупреждает Японию и Курилы:
«Этот тайфун дойдет до вас утром 17-го числа! Берегитесь! А тот? А тот пройдет мимо...»
Люди познакомились с бурями, так сказать, в лицо, научились их различать и используют эти различия в своих интересах. У тайфунов и ураганов обнаружились личные, собственные особенности. Понадобилось создать для них и собственные, личные имена.
Ученые далеко не сухари. Они забавники! Не знаю, почему пришло это им в голову, но они стали давать страшным разрушителям, могучим титанам-ветрам нежные девичьи английские имена. Вы можете теперь то и дело прочесть в газетах: «Нэнси» погубила сто человек возле Киото в Японии». Или: {7}
«БЕТСИ» СВИРЕПСТВУЕТ
Радиостанции США информируют о продвижении урагана «Бетси». Вчера он обрушился с необычайной силой на побережье Флориды. Согласно данным бюро прогнозов сила ветра достигает 150 миль в час...
Это напечатано в газете «Известия» 9 сентября 1965 года.
Странно, конечно; на мой взгляд, таким ураганам больше бы подошли имена пиратов и страшных разбойников: «Боб-Киллер» опустошил Гаити... «Джек Скоундрелл» движется к Марианским островам; готовьтесь!» [3] 3
1 Киллер (англ.) – убийца. Скоундрелл (англ.) – злодей.
[Закрыть]1
Но факт остается фактом: ураганы носят имена девушек. Мне же важно, что «Тайфун» – это тихоокеанская буря. «Борá» – черноморская. А «Энн» или «Джейн» – ничего не определяют: они могут свирепствовать и там, и здесь, всюду.
Таким образом, имена собственные могут принадлежать и людям и вещам, предметам и явлениям природы. «Моська» и «Жучка», а рядом «Кракотоа» и «Судома»... «Ваня» и «Маша», а тут же «Сириус» или «Вега» – яркие звезды нашего неба. Конечно, ономатология должна изучать все виды таких имен. Но, пожалуй, разумнее поручить исследование каждого их раздела особым специалистам. Есть «антропонимы» [4] 4
2 От греч. anthropos – человек.
[Закрыть]2 – имена людей и «топонимы» [5] 5
3 От греч. topos – место.
[Закрыть]3 – названия рек, озер, городов, сел, улиц, горных хребтов, вулканов. Те живут своей жизнью, управляются своими законами, эти – своими. Так пусть же первыми ведает ономастика вообще, а вторыми – топонимика, учение об именах географических. Ей-то и посвящена моя книга, которую вы сейчас раскрыли на первых ее страницах.
Книга книге – рознь
У топонимики много преданных друзей, и книг о ней написано невесть сколько. Но ведь книга книге – рознь. Не за всякую следует с размаху браться.
Есть в составе топонимической библиотеки толстые ученые труды, из которых можно узнать о ней многое, почти всё. Беда одна: их чтение требует основательной {8} подготовки. Надо отлично знать языкознание, быть хорошим историком, сведущим географом, чтобы разбираться в них.
Топонимика – наука сложная, а в то же время – сравнительно молодая; даже самые лучшие ее знатоки спорят еще между собой по многим вопросам, судят и рядят каждый по-своему и в пылу споров совсем не заботятся о том, чтобы быть понятными для всех. Понимали бы специалисты, вот что им нужно. А ведь мы с вами пока что далеко не специалисты. Мы только хотели бы хоть что-нибудь обо всем этом узнать...
Есть превосходные топонимические словари, причем разные. В одних содержатся просто списки всех географических названий какой-нибудь страны или области... Одни названия, больше ничего. Топонимисты с восторгом роются в них, но сомневаюсь, чтобы такое чтение показалось увлекательным и вам: «Луга, Мойка, Нева, Оредеж, Оять, Тосна...» А дальше – что?
Другие словари много интереснее: в них даны не только имена рек или городов, но и объяснение: откуда взялось такое имя, какой народ его придумал, осталось ли оно в первоначальном виде или изменилось за долгие века и что теперь значит.
Выясняются прелюбопытные вещи: вероятно, имя Невы придумано не русскими, а финнами и значило на их языке «болотная река». Разве не интересно?
Но несчастье в том, что и тут между учеными возникают распри. Одни теперь утверждают, что это именно так, а другие раньше считали: имя «Нева» изобретено шведами и первоначально означало не «болотная», а «новая река»...
Мы же с вами, слыша эти споры, не можем даже примерно судить, кто прав, кто ошибается: [6] 6
4 Кто прав? Конечно, современные исследователи. Финское имя Нéва носила не только река, вытекающая из огромного озера. Носило его и само это озеро: Ладога; озеро Нéво – так его называли и наши предки.
Шведы, пришедшие в эти места много позже, не понимали слова «нéва» – «болото», «река, текущая по болоту». Они переделали его на свое «ню» – новая. Никак не могло быть наоборот: тогда пришлось бы думать, что «Новым» звалось некогда и Ладожское озеро, а для этого ни в геологии, ни в истории не было решительно никаких оснований.
[Закрыть]4 нам неизвестно, {9} как именно и та и другая сторона могли прийти к своим точкам зрения, как решаются топонимические задачи. Значит, не со словарей надо начинать.
В специальных журналах – языковедческих, исторических, географических – постоянно появляются отличные статьи по топонимике. Они касаются не всех сразу, а чаще всего отдельных названий. Вот венгерский профессор предлагает свое объяснение русскому имени «Урал». Вот другой языковед из ГДР сообщает, что в Германии, в тех местах, где когда-то жили западные славяне, он в старых бумагах нашел деревню с именем «Москва» [7] 7
1 Р. Фишер, на съезде славистов в 1958 году. О значении слова «Урал» писал венгерский филолог В. Кальман.
[Закрыть]1, это меняет многое в рассуждениях о названии нашей столицы: если так – оно дано реке и городу не финнами, как думали раньше, а русскими, во всяком случае – славянами.
Очень увлекательны предположения и споры, содержащиеся в этих статьях. Но ведь и они доступны только тем, кто уже знаком с азами нашей науки, кто имеет хотя бы самое общее представление о том – как именно, какими способами и приемами люди ищут и находят истину в топонимических вопросах. Да и о том, для чего ее нужно искать.
И впрямь, люди представления не имели, что может значить имя Нева, а теперь докопались до его смысла. Но что это изменило на свете? Кому важно – значит ли оно «новая» или «болотная» река: ведь мы все равно зовем и будем звать ее просто Невой, как звали наши деды и прадеды. Так стоит ли ломать над такими вопросами головы? Может быть, топонимика и вообще не серьезная наука, а просто забава для бездельников, вроде карточных пасьянсов или игры в бирюльки?
Понимая, что от таких вопросов не отмахнешься, я и решил написать мою книгу, тысячную или десятитысячную книгу об именах географических.
Про эту
книгу
Когда я приступил к работе – и в ее разгаре, и при самом окончании,– у меня не было в мыслях написать ученый труд, прочтя который от доски до доски, каждый мог бы стать топонимистом. Не задумывал я даже самого простенького начального учебничка топонимики: чтобы {10} пользоваться и таким учебником, читатель должен стать прежде неплохим языковедом, осведомленным историком, знающим археологом и этнографом – должен разбираться в целой грозди наук. А я прекрасно понимал, что у моего читателя – вот у вас! – таких разносторонних знаний нет и быть еще не может. Поэтому я мечтал о другом.
Знаете, как бывает? Нет у вас никакого особенного тяготения к астрономии: ну да, звезды; но что в них интересного? И вдруг на какой-нибудь прогулке, в туристском походе, теплой темной ночью оказывается рядом с ними не астроном, а просто влюбленный в эту науку. И под синим небом, кишащим звездами, как муравейник муравьями, у ночного милого костра, лежа на спине и глядя ввысь, он начнет рассказывать вам то, что сам знает о бесконечно огромном мире небесных тел, о том, как человек за тысячелетия сумел проникнуть в его бездну... О том, как Галилей впервые увидал у планеты Сатурн что-то вроде рожков на кардинальской шапке, а потом и его знаменитые кольца. О том, как Леверье, не выходя из кабинета, пером на бумаге открыл новую планету Нептун и как астрономы у своих телескопов нашли ее точно на том месте, которое для нее вычислил математик... О том, как раздвоилась и рассыпалась комета Биелы, как таинственной чечевицей сияет в тропиках над Землей зодиальный свет... И вы слушаете, удивляясь новому, и, вернувшись домой, уже не можете найти себе места, пока не возьмете в библиотеке книгу по астрономии – и вас не захватит все сильней и сильней эта прекрасная наука...
Проходят годы, и из вас вырастает астроном. А спросте у вас, почему вы стали им, кто заронил в вашу душу первое зерно интереса к науке о небе, вы, возможно, даже и не вспомните ни о той теплой ночи, ни о том костре на берегу тихой реки, ни о том рассказчике...
Так вот, мне завидна роль такого первого рассказчика, на немудрящую повесть которого любознательные ребята клюют, как рыбы на насадку. Мне хотелось бы оказаться им. Потому что в таких случаях основное не уйма познаний, которые можно вложить в книгу, не сухая точность фактов и строгость их {11} объяснения, а искренняя любовь к тому, о чем ты задумал рассказать.
Конечно, имена мест – не звезды небесные. Но бросьте взгляд на карту любой страны, даже любой области каждой страны – они кишат именами географическими так же, как ночное небо бесчисленными звездами. И нет ни одного из этих имен, за которыми не стояла бы известная (а еще чаще – неведомая до поры, до времени), простая, а сплошь и рядом сложная и загадочная, его история. История его возникновения, его долгой жизни среди других имен, его изменений, его рождения и гибели.
Изучение звезд дает нам возможность познать жизнь Вселенной; изучение географических имен позволяет глубоко проникнуть в жизнь и прошлое человечества. За ними следят топонимисты. Но, как и у всех ученых, у них не всегда «доходят руки» просто, самыми доступными словами рассказать незнающим о их собственной науке. Так почему бы мне, не топонимисту по профессии, а писателю, чуть ли не с детских лет завороженному тайнами географических имен, не попытаться сделать это за ученых?
Попытаюсь. А вы – уговор дороже денег! – приступая к чтению этой книги, твердо имейте в виду одно: она не научит вас топонимике, не сделает настоящим умелым исследователем имен мест. Но, я надеюсь, она заставит вас по-новому прислушиваться и приглядываться к ним.
Вы увидите на Петроградской стороне Ленинграда надпись: «Бармалéева улица», и вам непременно захочется дознаться: как же так?
Корней Иванович Чуковский сочинил своего «Бармалея» совсем недавно, можно сказать, в наши дни. Корней Иванович и родился-то в 1882 году! А Бармалеева улица существовала уже по крайней мере за полвека до его рождения. Кто же и за что же ее так назвал?
Или поедете вы на электричке из Ленинграда в Пушкин, и попадете на платформу «Шушáры» и вдруг вспомните крысу Шушáру из «Золотого ключика» Л. Н. Толстого [8] 8
* Так напечатано. Должно быть – А. Н. Толстого.– Ю. Ш.
[Закрыть]*, ту самую Шушару, с которой сражался смелый Буратино. И опять то же самое: Толстой придумал имя мерзкой крысе недавно, а место под Ленин-{12}градом называлось этим именем сотни лет назад. В чем дело, и как такое могло получиться? Топонимика, помоги нам! [9] 9
1 Топонимика способна оказать вам эту скорую помощь. Станция Шушары получила свое странное имя потому, что наши предки переделали так на свой лад финское название Суй-Саари, или Суо-Саари, означающее «Болотистый остров». Станция и впрямь расположена среди обширных пригородных болот.
Это не удивительно: ближний пригород Ленинграда, город Пушкин, раньше назывался Царским Селом, еще раньше – Саарским Селом, а до того, до времени Петра I, Саари-Мойсе, «Островная мыза» по-фински.
Автор «Золотого Ключика» долго жил в Пушкине, часто ездил в Ленинград через станцию Шушары. Название поразило его слух, показалось каким-то шуршащим, крысиным... Родилось сказочное имя злой крысы, напоминающее другое крысье имя у Р. Киплинга в его «Рикки-Тикки» – Чучундра.
Я не могу дать вам голову на отсечение, что все было именно так, но мое предположение весьма похоже на истину.
А что до страшного злодея Бармалея, то тут мне посчастливилось совсем недавно, в апреле 1966 года, выяснить, откуда и как он появился на свет, у самого крупного авторитета по «бармалееведению», у самого Корнея Ивановича Чуковского.
Много лет назад Корней Иванович гулял по Петроградской стороне нашего города (это такой район его) с известным художником Мстиславом Добужинским. Они вышли на Бармалееву улицу.
– Кто был этот Бармалей, в честь которого целую улицу назвали? – удивился Добужинский.
– Я, – говорит Корней Иванович, – стал соображать. У какой-нибудь из императриц XVIII века мог быть лекарь или парфюмер, англичанин либо шотландец. Он мог носить фамилию Бромлей: там Бромлеи – не редкость. На этой маленькой улице у него мог стоять дом. Улицу могли назвать Бромлеевой, а потом, когда фамилия забылась, переделать и в Бармалееву: так лучше по-русски звучит... – Но художник не согласился с такой догадкой. Она показалась ему скучной.
– Неправда! – сказал он. – Я знаю, кто был Бармалей. Он был страшный разбойник. Вот как он выглядел...
И на листке своего этюдника М. Добужинский набросал свирепого злодея, бородатого и усатого...
Так на Бармалеевой улице родился на свет злобный Бармалей.
[Закрыть]1
Если такие мысли и желание узнать – как, возникнут у вас, я, в сторонке, буду с удовольствием потирать руки. Потому что такое стремление выяснить, «откуда оно»,– уже без пяти минут топонимика. Оно не позволит вам ограничиться моей небольшой книжкой. Оно поведет вас к высокомудрым статьям и к пухлым словарям географических названий. И – коготок увяз, {13} всей птичке пропасть! – научит вас, при их содействии, многому, очень многому. А может быть, оно приведет вас, в конце концов, то ли на филологический, то ли на исторический или географический факультет университета, сделает археологом, географом или историком... Как семь городов Греции спорили некогда за честь числиться родиной великого Гомера, так целый ряд наук претендует на право считать топонимику своим отделом, своей частью... На самом же деле, чтобы двигать ее вперед, надо пользоваться данными всех этих наук.
А может произойти и другое. Если вас заинтересует наука об именах мест, вполне возможно, что, еще будучи школьником или только поступив в ВУЗ, вам удастся принять прямое участие в практической работе топонимистов... Вы займетесь собиранием географических названий ваших родных мест – вашего сельсовета, если вы живете в деревне, вашего района или квартала, если вы родились горожанином. А возможно, это даст вам занятие летом, в той области, куда вы ездите на каникулы...
Если это произойдет благодаря моей книге (или если даже этого не произойдет, но просто горизонт ваш расширится, и вы узнаете, какая интересная, какая увлекательная, какая необыкновенно щедрая наука языкознание), с меня и этого будет довольно. Тогда – счастливого плавания и неоглядных просторов! Мое дело было отшвартовать вас от берега, дальше вас поведут более опытные лоцманá...
Впрочем, это ведь все только присказка, необходимая, но присказка.
Сказка начнется только со следующих страниц. {14}
ИТАК – ТОПОНИМИКА
«– Я охочусь чаще всего в лесу Шантп, – проговорил господин де Камбремер.
– Он оправдывает свое название? – спросил его Бришо.
– Я не улавливаю смысла вашего вопроса...
– Я хочу сказать: много ли там поет сорок?
– Вот видите, – сказал господин де Камбремер, – что значит поговорить с ученым! Я уже пятнадцать лет охочусь в лесу Шантп, и никогда не задумывался, что значит его имя...» [10] 10
1 По-французски «шант пи» – «поют сороки».
[Закрыть]1
М. Пруст. «В поисках утраченного времени»
«– Что ж, пора в обратный путь! – воскликнул Пенкрофф.
– Одну минуту, друзья, – остановил всех инженер Смит. – Мне думается, что надо окрестить и весь остров и все мысы, отмели и речки, которые мы видим...»
Вы помните, откуда это? Конечно, из «Таинственного острова» Жюля Верна. Пятерых смельчаков пригнало ветром на воздушном шаре из Америки на бедный клочок земли, затерянный в Тихом океане. Рискуя жизнью, они пробились сквозь ярость прибоя и собрались все на {15} твердой земле. Еще неизвестно, остров под их ногами или материк...
На шестой день после высадки, чуть отдышавшись, они карабкаются по обрывам самой высокой в тех местах горы... Да, они на острове! Они обречены на долгое, может быть, вечное, заключение на нем. Впервые они видят его сверху. И вот старший и мудрейший из них, всезнайка Сайрес Смит, вносит такое странное, несвоевременное предложение: заняться «крестинами» острова и его частей... «Разве у нас нет более важных дел?» – наверное, послышался шум возражений?..
Ничуть не бывало.
«– Отлично,– сказал Гедеон Спилетт.– В будущем это сильно упростит нам дело, когда придется говорить о каком-нибудь месте на нашем острове.
– Правильно! – согласился простак Пенкрофф, – удобно, когда можешь указать, куда и откуда идешь. А названия – это проще простого: возьмем их из «Робинзона», которого мне читал Герберт. «Бухта Провидения», «Коса Кашалотов»...
– Нет, – перебил его Герберт. – Лучше назовем заливы и мысы нашими именами. Именем мистера Смита, мистера Спилетта, именем Наба...
– Моим именем? – сверкнув белозубой улыбкой, вскричал негр Наб.
– А по-моему, правильнее будет придумать названия, которые все время напоминали бы нам родину,– возразил Гедеон Спилетт.
– Согласен,– проговорил Смит.– С главными частями острова так и надо поступить; это будет вполне уместно. Большую бухту мы можем назвать «Бухтой Соединения». Ту, широкую,– бухтой Вашингтона. Гора, где мы находимся, пусть будет горою Франклина, а озеро перед нашими глазами – озером генерала Гранта [11] 11
1 Смит перечисляет национальных героев Соединенных Штатов. Георг Вашингтон – первый президент республики, основатель государства США и герой войны за освобождение от английского гнета. Вениамин Франклин – ученый, философ, государственный деятель; Улисс Сидней Грант – генерал, герой войны 1864 года за освобождение негров.
[Закрыть]1. Пусть эти имена напоминают нам родину и тех, кто ее прославил. Что же до ручейков, малых мысов и затонов, то я предлагаю выбрать для них имена, кото-{16}рые говорили бы о их очертаниях, о каких-либо особенностях... Речки же, заводи и затончики, которые отсюда не видны, но на которые мы, конечно, наткнемся, как только начнем исследовать лесистые пространства, будут получать названия по мере того, как мы станем их обнаруживать...»
Предложения были приняты единогласно.
Да и как было их не принять? Великий французский фантаст мог выдумывать удивительные вещи, но за всяким его вымыслом всегда стояло отличное знание всего действительно происходящего в мире. Так и тут: развернув перед читателем несколько способов называть географические пункты, «местá», он на деле перечислил как раз те из них, какие человечество чаще всего применяло и применяет вот уже бесчисленное множество лет.
Человек склонен всему, что он ни увидит, обязательно дать название. Да без этого ему было бы очень трудно разобраться в хаосе окружающих его предметов и явлений. Поселите себя мысленно в городе, где ни одна улица никак не называется: как вы объяснили бы соседу, где вчера вам удалось купить футбольную камеру и куда ему надо за ней пойти? Легко ли было бы послать вашу сестричку за грибами, если бы рощи, перелески, речки и озера вокруг вашего колхоза внезапно «онемели», утратили свои имена?
Стоит нам столкнуться с новой вещью, мы немедленно называем ее. Люди с наслаждением дают имена чему и кому угодно – травам и деревьям, зверям и зверюшкам. Они всегда привязывают к ним имена нарицательные, слова. Они с особой радостью прикрепляют к ним и имена собственные, как только животное, птица или рыба чем-нибудь выделились из ряда себе подобных, ухитрились «завязать с человеком личную связь».
На плоту «Кон-Тики», в щели бальзовых бревен, наполненной соленой водой, поселился крошечный краб. Едва выяснилось, что он плывет вместе с людьми, они немедленно «окрестили» его ханнесом, то есть «Ванюшей».
Французская подводная экспедиция у Лунных островов близ Мадагаскара обнаружила под килем корабля приставшую к нему рыбу-прилипалу. Рыба привязалась к морякам, стала ручной. И тотчас же она сделалась для них «Катериной». {17}
«...Катерина была крупной рыбой, длиной чуть поменьше метра, с белыми полосками по бокам... Катерина, как всегда, получила свою порцию объедков...» [12] 12
2 Ф. Проспери. На Лунных островах, М., Геогр. изд-во, 1958, стр. 88.
[Закрыть]2
Все рыбы остались «рыбами просто», «рыбами вообще», а эта стала Катериной: в глазах людей она приобрела особое значение, оказалась им для чего-то нужной...
Удивительно ли, что у людей испокон веков появилась склонность называть особым собственным именем и каждое примечательное для них место, которое они обнаруживали возле себя,– любую излучину реки, расселину горы, каждый уступ холма, поляну в лесу, источник среди пустыни... Сегодня это просто поляны и родники, но ведь завтра они могут понадобиться...
Не диво поэтому, что и жители «Таинственного острова» так единодушно одобрили предложение Сайреса Смита: оно удовлетворило их естественному «стремлению называть».
Жюль Верн заставил их поразмыслить над тем – а как же, какими именами следует при этом пользоваться? Они перебрали несколько различных способов.
Пенкрофф предложил поступить просто: взять книжку и перенести оттуда на место уже кем-то придуманные имена. Это неинтересный способ, но, надо сказать, и он, к сожалению, применяется. На Украине, например, была до революции деревня, которая звалась Мыс Доброй Надежды: помещик, владелец этой деревни, явно взял для нее имя «из книжки»; так Пенкрофф предлагал один из мысов своего острова назвать мысом Кашалотов, хотя кашалотами там и не пахло. {18}
Герберт – ученый мальчик – выдвинул другое предложение: называть все именами тех людей, которые это «все» первыми увидят. Так тоже очень часто поступали и поступают путешественники и исследователи. Баффинова Земля на севере Америки названа в честь китобоя Баффина, открывшего ее. Остров Гранта в Тихом океане окрещен по имени капитана Гранта, его открывателя (это не жюльверновский, а другой, исторический, Грант). Штат Пенсильвания в Соединенных Штатах носит имя своего первого владельца, некоего Вильяма Пенна, английского колониста. Жюль Верн знал о таком обычае.
Еще иначе посоветовал поступать Гедеон Спилетт. Ему казалось уместным придавать географическим пунктам названия, которые напоминали бы переселенцам Родину. Сайрес Смит одобрил и уточнил эту мысль и сразу же приступил к делу. По его мнению, родину лучше всего напоминают имена ее великих людей. Он немедленно начал крестить мысы и заливы фамилиями тех американцев, которых уважали и почитали его товарищи и друзья – «северяне».
Он в этом случае поступил так, как в XIX веке постоянно поступали все белые люди, европейцы и американцы, проникая в новые страны. Посмотрите на карту мира: всюду на ней вы увидите имена и фамилии великих, знатных, чем-нибудь прославленных, а иногда и просто высокопоставленных людей из разных (но всегда – европейских или американских) стран. Вот шумит и плещет водопад в тропической Африке. Около него написано: «Водопад Виктории», а Викторией звали ничем особо не примечательную, кроме очень долгой жизни, английскую королеву. Водопад назвали, конечно, англичане.
Вот возле самой Антарктики виден крошечный пустынный островок: его имя – «остров императора Петра I» – показывает, что открыт и назван он был русской экспедицией. Целая огромная страна на юге Африки еще недавно звалась Родезией. Господин Сессиль Родс, ее «крестный отец», был просто очень богатым негодяем, завоевавшим эту несчастную страну и наложившим на нее ярмо страшного угнетения. Родс был англичанином, и имя этой стране дали, конечно, его соотечественники. Сайрес Смит и его доблестные сотоварищи были амери-{20}канцами; вот почему и на островке, лежащем за тысячи миль от Америки, появились и «бухта Вашингтона», и «гора Франклина», и «озеро Гранта» – американцев.
Человек опытный и многознающий, инженер Смит предвидел и другое. Он сразу же сказал, что такие пышные имена следует давать только самым заметным, самым значительным подробностям их маленькой страны: горам, озеру, бухтам, самому острову в целом (они назвали его, как вы помните, «островом Линкольна» [13] 13
1 Абрагам Линкольн – великий американец, возглавлявший борьбу против рабства, в которой принимали участие и герои «Таинственного острова».
[Закрыть]1). Всякую мелочь – ручейки, лужайки, пригорки, торчащие там и здесь утесы – тоже надо называть, но как? Их имена должны соответствовать их внешнему виду – иногда и форме, порою – цвету, может быть, каким-нибудь особым приметам, даже случаям и происшествиям, разыгравшимся около них.
И тут ни Смит, ни Жюль Верн не придумали ничего нового. Так бывало до них, так бывает сейчас, так будет наверняка и впредь.
Стоит выехать из города куда-нибудь в дачную местность или, тем более, в настоящую деревню, и мы наталкиваемся повсюду на имена этого рода. Я пишу сейчас эти строки в Комарове, под Ленинградом. Оно названо в честь знаменитого ботаника В. Комарова. В двух километрах от меня лежит озеро Щучье, названное так, конечно, потому, что в нем рыболовы, к своему удовольствию, ловят немало щук. Неподалеку от Щучьего есть озера Красавица и Долгое. Ну, имя первого – дело вкуса; но, конечно, тот, кто его давал, был, по-видимому, восхищен живописностью берегов. Что до Долгого озера, то оно и верно напоминает скорее извивающуюся в сосновых лесах реку; его длина – с десяток километров, ширина нигде не достигает и полукилометра; именно – долгое [14] 14
1 Все эти имена приданы поселкам, речкам, озерам после того, как Карельский перешеек вошел в состав СССР. Понятно, что до того у них были другие, финские имена. Комарово, скажем, называлось Келломяки, Щучье озеро – Хауки-Ярви. Мощная резинка истории как бы прошла по карте этих мест и стерла с нее почти все старые названия. Новое русское население большинству урочищ и селений придало свои русские имена, среди которых сохранились отдельные финские, например: речка Юля-Йоки между озерами Долгое и Красавица – «Верхняя речка».
[Закрыть]1. {21}
Наверное, каждый ленинградец был хоть раз на Черной речке – их у нас множество. Воды этих речек обычно окрашены в темно-красноватый цвет торфом болот, из которых они вытекают. На берегу одной из них, к великому нашему горю, состоялась в 1837 году роковая дуэль Пушкина с Дантесом. Речка стала «Черной» еще в одном смысле, потому что 27 января 1837 года – черный день в истории нашей страны. Но о ее воде можно сказать все, что я сказал только что: она вытекает из торфяников и кажется почти черной там, где глубина достаточна.
Ну что же, точно так все происходит и в «Таинственном острове». Имя «Утиное болото» ничем не отличается от названия «Щучье озеро»; имя «Красный ручей» от «Черной речки». Тот лес, в котором от новых робинзонов удрала красивая птица жакамар, они окрестили «лесом Жакамара», а проток, образовавшийся там, где инженер Смит взорвал скалистый перешеек между озером Гранта и морем при помощи заряда нитроглицерина, получил имя «Глицеринового ручья».
«Ах, вот оно что! Это и есть топонимика? – можете спросить вы.– Тогда где же здесь тайны, где секреты? Все ясно, как кристалл! Куда проще понять, почему речку с быстро текущей водой назвали Быстрицей, чем почему маленький худосочный человечек носит имя Лев, или почему дали инженеру из жюльверновского романа фамилию Смит (по-английски – кузнец, коваль), если он был не кузнецом, а инженером?»
В той главе «Таинственного острова», из которой я выписал столько цитат, действительно говорится о топонимике, но только об одной ее части. Об одной, так сказать, стороне. Сообразите сами, где занимались называнием мест наши герои? На необитаемом острове. Они были первыми поселенцами на нем. До них никто никогда не видел ни его рек, ни его лесов, холмов и долин. Никто и никак не мог их до того назвать. Вот почему положение Смита и его друзей было очень простым. Перед ними была как бы пустая классная доска и им сказали: «Напишите на ней, что хотите». Нетрудно написать. {22}
А представьте себе, что вы вошли в класс, где до вас протекло уже пять или шесть уроков. Черная доска вся исписана и переписана множество раз. Что-то стерто начисто, что-то проступает сквозь писанные наверху строки, что-то видно ярко и четко. И вам говорят: «Нет, писать не надо! Вы прочтите, что тут было сегодня написано с утра и до большой переменки...»
Тут, пожалуй, вы зачешете у себя в затылке. А задача топонимиста куда чаще похожа на такое задание. Ему реже приходится ломать голову, как назвать что-нибудь, доныне не названное. Ему постоянно, ежедневно и ежечасно приходится разгадывать – почему когда-то и кем-то было дано такое-то имя? Кто его дал? Что он хотел этим сказать? Кем он был, крестный отец этой горы или того городишки, и что значит слово, которое он для их названий употребил?
Подумайте, и поймете: это несравненно сложнее.
