Текст книги "Купип"

Автор книги: Лев Успенский

Однако в этот миг маме вспомнились ее многочисленные тревоги.

– Хорошая-то она вещь, хорошая, – уклончиво отвечала она, – однако ребята вон не спят и не спят. Разве это дело? Ну, да уж ладно, только 31-го числа, только раз в году…

– А если бы два раза Новый год?… – пискнула было Люся, но Бабер тотчас перебил ее:

– Вы правы, почтеннейшая мама, вы совершенно правы. Это допустимо лишь 31 декабря. Только 31 декабря, конечно. Но зато каждое 31 декабря?.. Без отмены? Имеют право сидеть до 12 ночи. Ложиться в полночь. Вы согласны?

– Да что уж, профессор, пускай уж, так и быть. Ведь новые-то года не каждый день бывают…

– Конечно, конечно, дорогая мама. Само собой. Помилуйте, это немыслимо, каждый день, – согласился Бабер. – Кстати, товарищ командир дирижабля «Купип-01», как вы решили с дальнейшим? Остаемся здесь? Перелетаем туда?

Высокая фигура командира сейчас же легко поднялась в багровом свете костра на ноги.

– По данным разведки, товарищ председатель Купипа, – почтительно сказал он, – я считал бы полезным перелететь на восточное побережье острова Бабера. Там, повидимому, имеется бухта, очень благоприятная для стоянки. Вперед мы вышлем человека на шлюпке. Завтра к вечеру будем там…

Он смолк, а профессор вдруг очень хитроумно подмигнул Леве, Устрицыну и Люсе.

– Ну что же? – сказал он. – Отлично! Да, да, да, дорогая мама. Отлично. Бьен. Бэне. Гут. Так вы говорите – сидеть до полуночи ребятам полагается 31 декабря? Вы правы, мама. Это отличное правило. Будем его строго соблюдать.

* * *

Следующий день, первый день нового 1938 года, прошел быстро и незаметно за сборами к перелету на соседний остров. Великий позор постиг в этот день только злосчастного капитана. Профессор, пожимая плечами, самолично проследовал вместе с ним к тому месту, где бравый моряк, по его словам, видел многочисленных ондатр, и вернулся слегка возбужденный.

– Это непостижимо! Это возмутительно! – негодовал он. – Это же – ящерицы, любезнейший капитан. Обыкновенные ящерицы. Не более и не менее.

Никаких ондатр на острове Мамы не было. Не было на нем и радия. Капитан очень огорчился и до отлета так и не вылез из воды.

Ровно в 4 часа «Купип-01», рокоча одним пущенным в ход мотором, взлетел над пляжем, а 17 минут спустя его гайдроп уже был прочно привязан к толстому стволу дерева на берегу вулканического острова Бабера, в виду пика Хитроумия, коническая вершина которого высилась над темной зеленью тропического леса.

До вечера все шло спокойно. День выдался особенно жаркий. Солнце казалось затянутым легкой дымкой. Море блестело подобно расплавленному и остывающему металлу. Ветер стих.

К сумеркам мама приготовила в палатках все, что было нужно для ночлега. Но Устрицын, к которому она обратилась со своим суровым: «Устрицын, детка!.. 9 часов!» – этот самый Устрицын вдруг проявил совершенно неожиданную строптивость.

– Ну и что же, что девять? – небрежно ответил он, продолжая сидеть на корточках над ползущим по песку крабом. – Ты сама же нам сказала: под Новый год будем ложиться в 12 часов, а не в какие-то несчастные девять…

– Не в Новый год, а накануне Нового… – как порох вспыхнула мама. – И вообще, Устрицын, раз я говорю – спать, значит…

– Ну что ты мне чепуху несешь! – не на шутку рассердилась мама. – Терпеть не могу глупых шуток. Вчера было 31-е. Вчера мы и Новый год оправляли. Что ты, забыл, что ли?

– Вчера было 31-е, а сегодня другое 31-е! – взвизгнул Устрицын и в восторге перекувырнулся через голову. – Ну что ты споришь, мама? Ты спроси лучше у дяди Бабера…

Мама пошумела еще некоторое время. Но с Устрицыным никакого сладу не было.

– Ах, так? – грозно сказала она и пошла к палаткам.

По дороге ей встретился капитан Койкин. Он устанавливал силки на птиц в листьях бананов.

– Капитан, а капитан! – негромко окликнула она его. – Какое у нас сегодня число-то?

– Тридцать первое, мама, тридцать первое, – торопливо ответил моряк, спеша по своему экстренному делу. Мама остолбенела, но, заметив поодаль командира дирижабли, решительно направилась к нему.

– Товарищ командир, – твердо, но дипломатично начала она. – Вы случайно не знаете, какое у нас завтра число? Я что-то забыла.

– Есть установить завтрашнее число, товарищ мама! – бодро ответил командир, делая маме под козырек, но не смотря ей в глаза. – Завтра у нас первое января, товарищ мама. Новый год.

– По…погодите… А вчера-то?.. Вчера какое же было число?..

– Есть определить вчерашнее число! Вчера было тридцать первое декабря, товарищ мама.

– А сегодня утром?

– Сегодня утром было первое января, товарищ мама.

– А теперь опять тридцать первое?

– Так точно, товарищ мама. Опять тридцать первое! Готовьтесь встречать Новый год.

Мама хотела сказать что-то, но вдруг махнула рукой, как-то съежилась и, ни слова не говоря, начала таскать к костру вторичное новогоднее угощение.

Бабер, выйдя из палатки, некоторое время с удовольствием наблюдал за ее работой.

– Итак, дорогая мама… итак? В путешествиях встречаются неожиданности, не правда ли? – сказал он. – Что делать? Вас махен? Ке фер? Придется нашим достопочтенным ребятам сегодня опять предоставить возможность сидеть до полуночи. Да, да. Это – неизбежно. Сегодня опять 31 декабря. Второй раз подряд. Как вам это нравится, мама?

– Ничуть мне это не нравится, профессор, – сурово отвечала мама. – В чем тут дело? Почему это случилось-то у вас… такая волынка?

Профессор зажмурился и несколько раз пропустил в кулак свою темную с проседью бороду.

– Почему, дорогая мама? Вы хотите знать, почему? Я отвечу вам. Да, да, мама, я тотчас же дам научное объяснение этого случая. Он произошел потому только, что мы сегодня пересекли самый удивительный меридиан в мире. Тот самый, на котором начинаются дни. Он пролегает как раз между двумя островами. Между моим и вашим. Тут, в архипелаге достопочтенного Николая Андреевича. По ту его сторону Новый год начался почти сутки тому назад. Но как бы быстро ни бежал он к западу, нужно ровно сутки, чтобы он докатился до востока, до этих же мест. Согласны вы с этим, мама? Здесь у нас еще длится вчерашний день. Здесь еще не было Нового года… Но он будет. Через несколько часов. А? Вам непонятно?

Неизвестно, как реагировала на эти объяснения мама, но достоверно и бесспорно, и записано в бортовой книге «Купипа-01», что члены знаменитого научного общества встретили на этот раз два Новых года подряд. Это было необычайно приятно, это было бы еще прекраснее, если бы восхитительное торжество их не закончилось ужасным, грозным и трагическим образом, чуть было не приведшим к безвременной гибели весь состав купипской и баберовской экспедиции.

Что же случилось?

Жемчуг и ондатры

Веселый вторичный новогодний ужин членов Купипа был в самом разгаре. Вернее, он подходил к концу. Окончательно примирившаяся с таким неслыханным беспорядком мама, махнув на все рукой, наливала один стакан какао за другим. У костра горками лежали огромные зрелые апельсины, уложен был матовый дикий виноград. Все это было самое свежее, только что собранное в дремучем лесу, покрывшем богатую вулканическую почву необитаемого острова Бабера. Капитан Койкин большим кривым садовым ножом вскрывал мягкую скорлупу недозрелых кокосовых орехов и передавал их сидящим. Каждый орех превращался тогда в глубокую чашу, наполненную прозрачным освежающим напитком восхитительного вкуса и запаха. На углях, которые мама отгребла в сторону от костра, лежали какие-то продолговатые темные предметы. То пеклись, превращаясь во вкусные булки, плоды удивительного хлебного дерева, растущие прямо на морщинистой коре его, а не на ветвях.

Пламя костра, трепеща, отражалось в неподвижной воде бухты, вырывало из мрака могучие деревья опушки, взлетало языками высоко под нависшие под ветвями лианы. От костра по тропическому лесу расползался дым.

– Такой же дым, как у нас, под Лугой, – умиленно сказала мама.

– Такой, да не совсем, – с сомнением возразил Койкин. – Что-то как будто этот жженой пробкой больше отдает…

От времени до времени огромная летучая мышь врывалась на освещенную полянку и, резко изломив полет, снова уносилась в темноту. Однако мама и ухом не вела при этом. Койкин не мог упустить случая поддразнить ее.

– Мама, мама, что же ты не пугаешься? Почему не визжишь-то? Вон, смотри, мышь, мышь полетела. Визжи!

Но мама только пожимала плечами.

– Ну вот еще, буду я такой громадины бояться, – презрительно говорила она. – Какая это мышь? Сен-бернар целый. Вот маленьких мышей, тех я до-смерти боюсь. Таких пищащих, с хвостиками… Бррр!..

И капитан Койкин гоготал на весь архипелаг Устрицына:

– Ух, мама, золотое ты мое создание! Ну и чудачка же ты, а?

Словом, все шло превосходно примерно до 12 часов. А в 12 часов внезапно страшным звуком заныла тревожная сирена на борту «Купипа-01», покачивавшегося на якоре поодаль за деревьями. Тотчас команда дирижабля, вскочив с земли, бросилась туда на вызов дежурного: сирена тревоги должна была подаваться лишь в самых крайних случаях.

Минуту спустя командир возвратился. Лицо его даже в смутном свете костра казалось озабоченным и бледным.

– Товарищ председатель, – торопливо проговорил он. – Барометр резко упал. Неслыханно упал. Дежурный принял призыв о помощи с судна неподалеку к востоку. Оно терпит бедствие. Идет страшной силы тайфун. Через десяток-другой минут он может быть здесь… Надо немедленно грузиться и взлетать. Единственное спасение – в воздухе.

– Тайфун? – удивилась мама. – Да полноте. Смотрите, какая тишь кругом.

– Вот это-то и страшно, – сказал командир. – Профессор Бабер! медлить нельзя. Прикажите собирать все и спешить на дирижабль. Я не могу задерживать судно на причале.

Тотчас же поднялась неистовая суматоха. Все хватали вещи, свертывали палатки. Мама разволновалась.

– А виноград-то? – ахала она. – А бананы? Вот еще два пакетика… Еще три!

Люся помогала ей, как могла. Лева и Устрицын задыхались от страха и восторга! Тайфун! Настоящий! Тайфунище! Идет!

Как ни спешно делалось все это, однако последние тюки еще поднимались по лесенке в кабину дирижабля, когда звезды вдруг исчезли на половине неба. Сразу стало темно и жутко. Сделалось трудно дышать. Потом издалека с юга донеслось что-то вроде отдаленного гула бешено несущегося поезда. Этот гул становился все сильнее и сильнее. Он перешел в тяжелый грохот, в ни на минуту не прекращающийся раскат орудийной пальбы. Первые струи ветра зашелестели в ветках деревьев и улеглись. Дирижабль, отделясь от земли, медленно поднимался над лесом. Ребята внутри кабины прижались носами к темному окну.

Командир быстро захлопнул дверь и пошел в рубку.

– Да, мама, да! – резко ответил он на какой-то вопрос. – Да… Если только он выдержит первую минуту…

Он не успел договорить этих слов, как ужасающий, нестерпимый блеск залил все внутри кабинки. Удар грома, такой удар, какого никто из членов Купипа, кроме профессора Бабера, наверняка не слыхал никогда, заставил отшатнуться от окна даже смелого Устрицына…

И все же дирижабль «Купип-01» выдержал-таки первый страшный напор тайфуна, одного из самых чудовищных ураганов юга. Такие тайфуны то и дело рождаются в тропическом поясе, над волнами океана, неведомо за какие достоинства названного «Тихим».

Командир дирижабля был прав. В первый миг, когда гигантский поток закрученного циклоном воздуха обрушился на купипское судно, опасность была чрезвычайно велика. Она, пожалуй, была не намного меньше той, которую испытали бы вы, сидя на дрезине в момент, когда на нее налетает несущийся по тем же рельсам со скоростью ста миль в час экспресс. Скорость тайфуна не ниже, а даже выше скорости наших поездов, кроме, разве, самых быстроходных. Сила удара несущейся воздушной стены не поддается описанию.

Но командир «Купипа» не только высказывал верные идеи. Он совершал также и верные действия. В те несколько секунд, которые оставались до критического момента, он успел поставить свой дирижабль кормовым оперением к ветру и дал полный газ моторам. Тайфун поэтому не просто налетел на неподвижно висящий в воздухе корабль, – он догнал его сзади и, перегнав, в следующий миг охватил его со всех стороны. Теперь пассажирам «Купипа-01» не угрожала прямая гибель.

Все же толчок первого шквала был поистине ужасен. Цельнометаллический дирижабль сразу удвоил, если не утроил свою скорость. Устрицын кубарем покатился по полу каюты маме под ноги; Люся вцепилась с криком в какую-то алюминиевую планку, а Бабер и Койкин вдруг, к общему ужасу, стали рядышком на четвереньки и, взбрыкивая ногами, мотая головами, помчались друг за другом по главному коридору к его корме, точно соревнующиеся по беговой дорожке пони. Что-то зазвенело, что-то покатилось. Мама ахнула.

Почти тотчас же воцарилась полная тишина. Даже моторы «Купипа-01» как будто остановились. Только голубовато-зеленые молнии, ни на минуту не переставая, полыхали за окном, да за стенками гондолы гремел один бесконечный громовой раскат. Но ни толчка, ни ударов, ни качки больше уже не было.

– Бабер! – сейчас же встревоженно закричала мама. – Профессор Бабер! Койкин! Где вы? Куда вы понеслись? Идите назад! Почему так тихо? Что? Буря уже кончилась, что ли? Мы вылетели из нее?

– Отнюдь, дорогая гражданка мама, отнюдь, – послышалось из коридора. – Отнюдь! Ни в коем разе. Ничего подобного. Наоборот, мы в нее влетели. Койкин, я бы удержался, если бы ты меня не толкнул! Надо быть осторожнее…

– Ну вот, Баберище, – мгновенно взъерепенился капитан. – Опять я виноват! Да это наоборот, я за тобой вдогонку бросился. Я думал, ты бежишь к рулям, на корму…

– Зачем преувеличиваешь, Койкин? – ворчливо отозвался Бабер. – Или, если хочешь, для чего ты преуменьшаешь? Если ты бежал за мной, почему же ты бежал на четвереньках? Ты просто упал… раскатился… не удержался на ногах…

– Я? Я не удержался? Опять – двадцать пять! Койкин не удержался на ногах во время бури? Капитан Койкин? На этом несчастном пузыре? Да у нас на «Святом Фоме Кемпийском» мы вальс в такую погоду на палубе танцовали! Просто я увидел, как ты куда-то шмыгнул собачкой. Ну я и решил, что так и надо. Думаю, а может быть – это самый научный способ? Стал тоже на все четыре и побежал за тобой.

Маме, однако, надоели эти пререкания.

– Довольно спорить, капитан! – строго сказала она. – Прикуси язычок!

– Есть прикусить язычок, товарищ заместитель председателя! – четко ответил старый служака. – Что прикажешь, уважаемая товарищ мамочка?

– Я спрашиваю, прекратилась буря или нет? Детей можно спать укладывать? Что, они до утра сидеть будут? И ничего смешного тут нет.

Профессор Бабер в этот миг показался в салоне. Он шел, потирая бока и прочищая тряпочкой одну за другой все три пары очков. Войдя в кают-компанию, он сел на стул прямо под барометром.

– Неслыханно! – сказал он. – Давление 700 миллиметров. Нам необычно, удивительно, чрезмерно повезло! Тайфун исключительной силы! Что вы, досточтимая мама! Он, конечно, не прекратился. Разумеется, нет. Склонен думать – он усиливается. Полагаю, скорость наша сейчас равна примерно двумстам километрам в час. Это – редкая удача. Великолепный удел! Восхитительный жребий!

Мама, сделавшаяся на борту «Купипа-01» уже неплохим навигатором, подбежала к настенному указателю скорости. Тотчас лицо ее выразило крайнее недоумение: стрелка прибора стояла на минус 60 километрах.

– Бабер! – закричала мама в испуге. – Что это? Мы задним ходом летим? Почему? Куда?

Но Бабер уже разглаживал свою несколько всклокоченную в предыдущей суматохе бороду.

– Ничего подобного, дорогая мама! – совсем спокойно сказал он. – Ничего даже приблизительно похожего! Тоже – как раз наоборот! Я утверждаю, что мы несемся вперед, и притом с огромной быстротой. Несемся вперед, разумеется, относительно земли, превосходная наша мама! Это не значит, что относительно некоторых, особо быстрых струй воздуха, тех, которые обгоняют нас, мы не движемся назад. Да, да, не значит. Вполне возможно, что это именно так…

– Относительно земли! Относительно воздуха! Относительно воды! – рассвирепела мама. – Вы мне скажите прямо, профессор, относительно самих-то себя мы что делаем?

– Относительно самих себя, совершенно почтенная наша мама, – с полной невозмутимостью ответствовал профессор Бабер, забрав в кулак свою бороду и покусывая ее кончик, – относительно самих себя мы, несомненно, пребываем в полнейшей неподвижности. Заметьте, дорогая мама, что я отвечаю на ваш несколько ненаучно поставленный вопрос только по дружбе к вам. Да, только по дружбе.

Мама открыла рот, чтобы продолжить спор, но вдруг остановилась.

– В неподвижности? – радостно переспросила она. – Значит, ребят можно спать укладывать?

– Можно, дорогая мама. Можно! Допустимо! Вполне мыслимо! Законам физики, механики и метеорологии это отнюдь не противоречит. Пусть члены Купипа идут спать!

Прошло пять минут. Все члены Купипа, заняв горизонтальное положение на дирижабельных койках, но продолжая передвигаться в пространстве с несколькими различными скоростями сразу (смотря по тому, относительно чего эти скорости определялись), сопели и храпели, как говорится в художественной литературе, во все носовые завертки.

* * *

Через два часа начало светать. Потом наступил день. Он был мрачным, облачным и туманным. Профессор Бабер, расстегнув воротник своего костюма, дремал в кресле. Ребята спали в каютах. Мама и капитан Койкин не спали. Их интересовал важный вопрос: куда летит дирижабль? Что он летел, и очень быстро, в этом не было больше никаких сомнений: островки, рифы, какие-то суденышки так и мелькали под ним в прорывах облаков. Но вот куда он летел, оставалось неясным.

Койкин неистово метался от карты к окну, от окна к карте. Он озадаченно вглядывался в косматые, неимоверной величины хребты волн, бушевавших под ними.

– Вот заметь, мама! – многозначительно говорил он. – Вот суди сама, легко ли моряком быть? Легко ли по такому морю плавать? А ты еще говоришь?!

– Да брось ты, Койкин, – с сомнением отвечала мама, – ведь ты не по этому океану плавал!

– Вот именно, мамочка, не по этому плавал. Это какой океан? Тьфу! – вот что это за океан. Его недаром и называют-то «Тихим». Я по другим морям плавал. Меня в других водах держали. Вон, возьми для примера Ладожское озеро. Уж его, брат мама, никто «тихим» не назовет. Ни-ни! Ничего подобного. А я по нему плавал! Стой, мама! Смотри – солнце! Солнце по носу! Времени-то сейчас сколько? Ого, уже полдень. В полдень – солнце по носу судна. Значит, мама, летим мы с тобой прямо на юг. Прямо на южный полюс! Ну вот, так я и знал…

То, что маме и Койкину удалось произвести столь удачное наблюдение, было, конечно, простой случайностью. Почти тотчас же дирижабль снова окутали облака, стало опять темно, и земля надолго исчезла из глаз путешественников. Возможно, что в командирской рубке производились в это время какие-либо другие наблюдения, были получены иные результаты, но членам Купипа это осталось неизвестным. Вот почему в своих дальнейших домыслах относительно местонахождения дирижабля они основывались только на этом самом койкинском расчете. Поэтому, когда хитроумные и достопочтенные члены Купипа проснулись, они узнали только одно: дирижабль, увлекаемый тайфуном, несся опять-таки в неизвестном, но, в общем, в южном направлении.

* * *

Только по возвращении экспедиции Купипа в Ленинград и после опубликования подробных путевых записок, ведомых главным образом пером Николая Андреевича Устрицына, станет известным, что происходило на дирижабле, пока его уносил с островов Устрицына сверхмощный циклон 1–5 января 1938 года. Пока мы должны основываться только на отрывочных сведениях, переданных нам отважными путешественниками по радио.

Вот почему мы сейчас не можем ничего рассказать о том, как ветром поломало вертикальный руль цельноалюминиевого судна и как мама с Люсей, на двухкилометровой высоте, добравшись по стабилизатору до этого руля, обшили его временным чехлом из брезентовых палаток. Мама шила прямым стежком, а Люся через край. Капитану Койкину они по веревочке передавали иголки для вдевания ниток, и все вышло хорошо.

Вот почему мы умолчим пока и о замечательном подвиге Левы Гельман. Когда на дирижабле кончилась пресная вода, а опуститься для пополнения ее запасов он не мог из-за сильного ветра, экипаж «Купипа-01» спустил Леву на двухсотметровом канате вниз с ведерком, и, стремительно пролетая вдоль неизвестной реки в неведомой стране, Лева набрал два брезентовых ведерка великолепной чистой воды чуть-чуть желтоватого цвета. У нас нет данных, чтобы рассказать подробно об этом и о многом другом, еще более удивительном. Вот почему мы должны обратиться сразу к утру пятого дня.

Утром пятого дня, как только ребята встали, почистили зубы, умылись, сделали утреннюю зарядку и собирались пить какао, – дирижабль «Купип-01» вышел из облаков.

Все бросились к окнам. Внизу уносилась назад неведомая страна, лесистая, гористая, изобилующая реками и озерами.

– Летим над умеренным климатом! – сказал проницательный Койкин. – Придется одеться потеплей!

– А ты что же, капитанская твоя душа, сейчас только заметил, что стало прохладно? Хорош! Вон я ребят уже со вчерашнего утра одела. Устрицын, ненаглядный ребенок, застыл вчера как сосулечка! – нежно сказала мама.

Койкин напялил на себя свой добротный старый бушлат и, решительно подойдя к окну, взялся за ручку, чтобы открыть раму.

– Койкин, Койкин! – взвизгнула мама. – Ты что? С ума сошел? Ведь там же ураган! Буря! Циклон! Тайфун! Дети простудятся! Профессор! Профессор! Не позволяйте ему!

Но было уже поздно. Мощная койкинская рука настежь распахнула широкое окошко дирижабля. Ни малейшего дуновенья не донеслось оттуда. Мама с ужасом осторожно высунулась за раму. Абсолютная, недвижимая тишина поразила ее.

– Бабер! Профессор! Никакого циклона нет! Полная тишь! Смотрите сами. Не шелохнет. Можно спускаться.

Но профессор многих наук В. О. Бабер, подойдя к окну, покачал головой.

– Вы все еще глубоко ошибаетесь, дорогая мама. Вы страшно, вы роковым образом ошибаетесь. Нас попрежнему несет сильный ветер. Обратите внимание: моторы почти не работают, а страна под нами так и течет, так и течет к корме корабля… Мы неподвижны относительно воздуха! Позвольте! Погодите!.. – вдруг спохватился он и вцепился пальцами в раму окна. – Что такое? Койкин! Устрицын! Лева! Что за странность! Что это за местность? Куда нас принесло? Койкин! Передай командиру «Купипа-01» приказ – держаться как можно ближе к земле… Итти… как это у них называется?.. Ах, да, стригущим полетом! Необходимо узнать, что это за земля? Повидимому, мы прибываем в какую-то богатую и изобильную страну.

Койкин кинулся выполнить приказ, а все члены Купипа повисли в ряд на оконном бортике дирижабля. Почти тотчас же гондола дирижабля огласилась восторженными возгласами.

– Дядя Бабер! Дядя Бабер! – визжал Устрицын. – Смотри! Смотри!.. Вон озеро, озеро-то! Все просверлено какими-то дырками… весь лед… Вон озеро, а на озере остров, а на острове еще озеро, а на озере опять остров. Разве так бывает? И какие-то дяденьки что-то такое из него таскают… Вот еще!.. Еще!..

– Да, да, Устрицын! Ты прав… – ответил профессор, прижимая к глазам окуляры призматического морского бинокля. – Ты прав! Это замечательно! Рыбные ловли! Богатейшие рыбные ловли!

– Профессор! Профессор! – в тот же миг закричала мама. – Смотрите, на берегу какие здания! Это скотные дворы! Вот так дворы! Сколько же тут скота? Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! Уй-уй-уй!

– Где, где, мама? Где? Да! Вы правы! Вы правы, достопочтенная товарищ мама. Здесь, повидимому, грандиозно и скотоводство.

– Лоси! Лоси! – вопил вне себя Лева Гельман. – Смотрите, сколько лосей! Они едят возле каких-то кормушек!

– Где лоси? – загремел, появляясь в каюте, капитан Койкин. – Батюшки! Бабер! Вели спускаться. Что за местность? Куда мы приехали? Это же рай для охотников. Целое охотничье хозяйство. Вон лисьи следы! Вижу лисьи следы справа по носу! Тетерки полетели! Охотник идет, стреляет! Бабер! Приказывай причаливать!..

Прошло пять, десять, двадцать минут полета, а неведомая страна развертывала под гондолой дирижабля «Купип-01» свои все новые и новые богатства. Местами на десятки и сотни километров тянулись необозримые леса. Широкие дороги были проложены по ним. Покрытые глубоким снегом, они спускались к берегам рек, а возле этих берегов громоздились бесконечные штабели досок, кряжей, бревен, окоренных гладеньких чурбанчиков. Казалось, тут заготовлено дров и дерева на весь мир, и Бабер, прижимая бинокль к слезящимся от напряженного вглядыванья глазам, шептал:

– Нет, нет, эта страна живет лесным хозяйством! Какое богатство! Какое неисчислимое богатство…

Потом перед глазами путников вдруг возникли горные уступы, изрытые щелями рудников, шахты с нагроможденными возле них грудами угля, другие шахты, от которых разбегались во все стороны узкоколейные дорожки, и вагонетки везли во все стороны тускло сияющие слитки какого-то белого, похожего на серебро вещества.

– Алюминий! – шептал Бабер. – Редкие металлы! Фарфоровая глина! Электростанции на реках! Каменный уголь! Что за страна! Что за удивительная, неслыханно богатая промышленная страна!.. Товарищи члены Купипа! Я в восторге!

Дирижабль опустил нос и плавно пошел на снижение. Прекрасные лесистые дали развертывались под ним, такие широкие, такие мягко изрытые речными и озерными долинами, такие суровые и великолепные, каких члены Купипа не видели нигде – ни возле северного полюса, ни на знойном архипелаге Устрицына. Мама как прижала носовой платок ко рту, так и стояла недвижимо, не в силах оторваться от восхитительной картины. Капитан Койкин рычал, как лев: на огромном пространстве замерзшего озера он усмотрел у берега целую эскадру новеньких белых теплоходов.

Из озера этого вытекала река. И вот на одной из ее излучин Устрицын заметил ряд маленьких, аккуратных построек. Белые, с красными черепичатыми крышами, они стояли у самого берега. Возле них, вдоль забора, неторопливо прогуливался часовой с винтовкой, а на другой стороне реки возвышался другой домик – серый, с зеленой, тоже черепичной крышей. За ним, уходя из глаз, тянулось до горизонта огромное, заваленное снегом болото.

– Дядя Бабер! – взвизгнул Устрицын. – А тут что добывают?

Мгновенно, по приказу профессора Бабера, дирижабль «Купип-01» развернулся на 180° и, с некоторым трудом выгребая против ветра, повис неподвижно над таинственными домиками. Часовой, подняв лицо кверху, любопытно смотрел снизу на застывший в сотне метров над ним воздушный корабль. В моторы были включены глушители купипской системы. Шум моторов утих. Привели в действие усовершенствованный электромегафон и электрическое ухо профессора Бабера.

– Я спрошу, я! – топал ногами капитан Койкин. – У кого голос-то? У меня! Я и без мегафона крикну – услышат.

И действительно, когда, став у приемника, он гаркнул во всю мощь своих капитанских легких на четырех наиболее распространенных языках мира одну и ту же фразу:

– Что здесь добы-ва-а-ю-у-у-у-т? – отголоски ее, подобно грому, раскатились надо всей страной. Часовой подумал, поднял голову, приставил руки рупором к губам… В следующий миг точно молния ударила в гондоле дирижабля «Купип-01».

– Perlen! Les perles! Pearrls! Же-ем-чуг! – ясно донеслось снизу тоже на всех самых распространенных мировых языках.

– Жемчуг? – подскочил на полметра вверх профессор Бабер. – Жемчуг? Здесь? Быть не может. А на том берегу что?

– Эй! Там, на земле-е! А на том берегу что-о? – снова грянул на тех же языках Койкин.

И, секунду спустя, снизу прилетел спокойный четырехязычный ответ:

– На том берегу? Он-даа-ат-ру!

«Купип-01» спешно шел на посадку. Общее ликованье царило в его гондоле, но профессор Бабер метался по ней, как тигр по клетке.

– Жемчуг и ондатры? Жемчуг и ондатры! – вскрикивал он, то снимая, то надевая очки. Не может быть… Где же это бывает? Что же это за страна? Что за удивительная, сказочная страна? Дайте мне секстан и хронометр. Необходимо определить нашу широту и долготу. Удивительно! Неслыханно! Потрясающе! Неправдоподобно! Жемчуг же – в тропиках! Ондатры – в Канаде… Ничего не понимаю! Решительно ничего! Па дю ту! Нихтс!

Наконец якорный канат, сброшенный с дирижабля, подхватили на земле. Воздушное судно остановилось. В тот же миг члены Купипа грянули дорогой их сердцам Купипский гимн:

 
Есть на свете страна,
Всех прекрасней она,
Все земные в ней скрыты сокровища.
У речных берегов
Много там жемчугов;
Там ондатры бесчисленны ловища.
Рикки-тикки-тикки-тикки,
Рикки-тикки-тикки-чк!
За такую страну
Мы взлетим на луну,
Мы до Марса пойдем экспедицией.
Встанем все за нее,
Будем жить для нее,
Чтобы вечно по праву гордиться ей!
Рикки-тикки-тикки-тикки,
Рикки-тикки-тикки-чк!