Текст книги "Великие русские путешественники"
Автор книги: Лев Берг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Возвращение из первого путешествия
19 декабря 1872 года за Николаем Николаевичем пришел клипер «Изумруд». На это судно был назначен один моряк с «Витязя», уже побывавший на Новой Гвинее в 1871 году, когда «Витязь» отвозил Миклухо-Маклая. Вот как состоялась встреча с путешественником.
«Мы не без внутреннего волнения приближались к бухте Астролябии. Жив Маклай или нет? Большинство уже давно исключило Маклая из списка живых, так как в одной из австралийских газет несколько времени тому назад было напечатано, что в Астролябию заходило одно купеческое судно, нашедшее в живых только Вильсона...
Один из офицеров заметил русский коммерческий флаг, развевающийся между ветвями громадных дерев, и пришел в такое волнение от своего открытия, что едва мог сообщить своему командиру.
Клипер прибавил ходу, и мы увидели дом; видели, как отвалили две пироги, идущие к нам навстречу. Постепенно сближаясь, мы различили какого-то европейца, который вскоре оказался, ко всеобщей радости, мнимоумершим Маклаем.
Сцена встречи была самая торжественная. Разукрашенные оружием и головными уборами гребцы чинно видели на своих местах в пироге, а между ними на возвышении помещался худой и обросший Маклай в истрепанном и поношенном костюме с соломенной шляпой.
Клипер остановился и, выпуская с грохотом излишний пар, послал по вантам команду, которая, вместе с стоявшими на мостике офицерами, дружным и многократным ура приветствовала нашего смелого исследователя Новой Гвинеи.
Маклай сильно изменился за время 15-месячного отшельничества от мучившей его лихорадки, всякого рода лишений и трудных работ.
Во фланелевой рубахе, гамашах, с кинжалом и револьвером за поясом, с сумкой через плечо, наполненной разными лохмотьями для мены и покупки пищи, он был настоящим Робинзоном Крузо. Местные жители относились к Маклаю с большим доверием».
Папуасы очень сокрушались об отъезде Маклая. Но путешественник, пообещав своим друзьям скоро вернуться, уехал. Он отправился не на родину, а совершил на «Изумруде» большое путешествие по Индо-Малайскому архипелагу и соседним местам.
Новое путешествие Миклухо-Маклая
В 1874 году Миклухо-Маклай из Батавии снова отбыл на Новую Гвинею, но теперь на берег Папуа-Ковиай, расположенный на юго-западе острова.
Здешние папуасы, по описанию Миклухо, представляли собою по образу жизни водяных номадов: на берегу не было никаких поселений; туземцы, вместе с женами и детьми, жили в крытых пирогах, на которых они скитались вдоль берегов.
Причина этого заключалась в междоусобиях, которые существовали между прибрежными и горными папуасами. Время от времени пирога пристает к берегу, ее вытаскивают на сушу, и она превращается в шалаш.
Туземцы собирают в лесу плоды хлебного дерева, ловят птиц, иногда даже разводят скрытую в лесу плантацию таро или батат, но на одном месте остаются недолго. На берегу Папуа-Ковиай, в отсутствие путешественника, была разграблена его хижина и убито несколько туземцев.
В 1875 году Миклухо-Маклай совершил путешествие по полуострову Малакка с целью изучения тамошних племен.
Из Сингапура он отправился в Иохор, а отсюда – в Пахан, где в верховьях реки Пахан посетил малоизвестное меланезийское племя орансакай.
В 1876 году Миклухо-Маклай посетил остров Яп, или Вуап, – один из западных Каролинских. Здесь путешественник имел возможность наблюдать замечательные каменные деньги («фе»), обращавшиеся на этом острове. Они имели форму мельничных жерновов диаметром от тридцати сантиметров до двух метров и весом нередко в несколько тонн.
Эти деньги высекают из белого грубо обтесанного камня, в середине которого делают отверстие. Ценность тщательно полированных камней соответствовала тысяче долларов и больше.
Другой род туземной меновой единицы, не столь тяжеловесной, состоит из свертков грубых цыновок, шириной около метра и диаметром тридцать – семьдесят пять сантиметров. Самый большой сверток соответствует тридцати пяти – сорока долларам. Кроме как в качестве денежной единицы эти цыновки не используются. Лет за пятьдесят до посещения острова Яп Миклухо-Маклаем здешние туземцы пользовались орудиями каменного века, и путешественник еще мог достать здесь несколько каменных топоров.
В первой половине 1876 года Миклухо-Маклай побывал на островах Адмиралтейства, расположенных не очень далеко от северо-восточного берега Новой Гвинеи, а затем снова, после трех с половиной лет отсутствия, поселился у старых знакомых на берегу бухты Астролябии.
Снова у папуасов. Находчивость путешественника
«Когда я съехал на берег, – пишет Миклухо-Маклай, – в непродолжительном времени туземцы соседних деревень, не исключая женщин и детей, сбежались приветствовать меня. Многие плакали».
Путешественник привез с собою из Сингапура небольшой деревянный дом в разобранном виде и установил его, как и в первый раз, в отдалении от деревни, хотя и на другом месте.
Авторитет Миклухо-Маклая среди папуасов настолько возрос, что его слова было достаточно, чтобы предотвратить войну между соседними деревнями.
Наш путешественник обладал особою находчивостью в сношениях с туземцами. Об этом можно судить по следующему происшествию. Однажды среди многочисленного собрания папуасов, где были представители разных деревень, его спросили: «Маклай, скажи, можешь ты умереть? Быть мертвым, как люди Бонгу?» (Бонгу – деревня, в которой происходил разговор). Этот вопрос поставил путешественника в затруднительное положение. У него было правило никогда не говорить папуасам неправды. Но, с другой стороны, сказать «да» – значило сразу уронить свою репутацию.
На мгновение Миклухо-Маклай заколебался, но тут же нашел выход. Он снял со стены хижины тяжелое и острое копье, подал его вопрошавшему и сказал: «Посмотри, может ли Маклай умереть!», – но тот сейчас же сказал: «Нет, нет!», – а некоторые из присутствующих бросились к Маклаю, как бы желая заслонить его своим телом от копья.
Миклухо-Маклай предполагал на этот раз пробыть на Новой Гвинее полгода. Однако нанятое им судно вместо декабря 1876 года пришло в бухту Астролябии в ноябре 1877 года.
Покидая Новую Гвинею, путешественник запер свое жилище и оставил его на попечении папуасов.
После его отъезда пришла на Берег Маклая английская шхуна с золотоискателями, которые вообразили, будто Миклухо-Маклай открыл там золото. Когда один из участников экспедиции взялся за замок запертой хижины Маклая, то папуасы схватили его за руки и знаками объяснили, что это принадлежит Маклаю и что ему тут нечего делать. Об этом Николаю Николаевичу рассказывал сам виновник описанного происшествия.
С другой стороны, туземцы встретили самым дружественным образом, как «брата Маклая», одного английского чиновника, которому Миклухо-Маклай заранее сообщил некоторые условные знаки и слова, по которым папуасы могли убедиться, что он друг Маклая. Вообще же Миклухо рекомендовал папуасам держаться подальше от европейцев.
Через Филиппинские острова и Сингапур Миклухо-Маклай в июле 1878 года прибыл в Сидней.
В 1879 году он посетил людоедов на островах Адмиралтейства. На острове Андра Миклухо уже побывал в 1876 году, и туземцы узнали его, радостно называли по имени («Маклай»). Тем не менее, только благодаря находчивости Миклухо-Маклая ему, а также экипажу шхуны, на которой путешественник прибыл сюда, удалось ускользнуть от нападения туземцев. На одном из соседних островов Николай Николаевич нашел матроса, малайца Ахмата, который три года назад, в прежнее посещение этих островов Миклухо-Маклаем, убежал со шхуны из-за дурного обращения с ним одного шкипера. Островитяне держали Ахмата на положении пленного, но не съели, так как туземцы не едят мяса светлых людей. Миклухо-Маклай выкупил малайца за топор, три ножа, спички, шесть аршин ситца и так далее.
В 1880 году Миклухо-Маклай посетил юго-восточный берег Новой Гвинеи.
Женщины здесь сильно татуированы. Чтобы узнать подробности этой процедуры, путешественник просил татуировать ему левую руку, что и было исполнено женщинами. В этих местах хижины туземцев были построены на сваях, а в некоторых деревнях – над водой.
Отсюда Миклухо-Маклай доставил в Этнографический музей Академии наук своеобразное оружие, или снаряд, «коро». Он состоит из небольшого копья, к которому прикреплена петля из ротанга; оба конца петли, связанные с копьем, образуют ручку. Петлю стараются накинуть на голову преследуемого, а затем толчком вонзить ему копье в затылок.
Третья встреча путешественника с друзьями папуасами
В 1883 году Николаю Николаевичу снова довелось, уже в третий раз, побывать у своих друзей папуасов на Берегу Маклая. Это произошло следующим образом.
На пути из России в Сидней Миклухо-Маклай, находясь в конце февраля 1883 года на рейде Батавии, заметил поздно вечером русский военный корабль. Это был корвет «Скобелев». У нашего путешественника тотчас созрело решение, которое опрокидывало все его прежние планы.
Он достал шлюпку и в эту же ночь поехал на корвет. Командир «Скобелева», контр-адмирал Копытов, уже отправился спать. Не смущаясь этим, Миклухо-Маклай велел доложить о себе. Корабль из Батавии должен был итти во Владивосток. Тем не менее, адмирал, соглашаясь на просьбы Миклухо-Маклая, обещал доставить его на Новую Гвинею, на Берег Маклая. Путешественник, немедля, перебрался на корвет, который на другое же утро снялся с якоря.
В Амбоине были куплены для новогвинейцев две телки, бычок, козы, а кроме того, для подарков – ножи, бумажные ткани, бусы, зеркала и прочее. Помимо этого, Маклай достал семян разных культурных растений. 17 марта корвет бросил якорь в заливе Астролябии. Миклухо посадил привезенные семена; для домашних животных была устроена изгородь, но бычок и телка, в начале весьма напугавшие папуасов, в тот же день убежали.
На этот раз путешественник пробыл среди папуасов всего два дня.
Раздав подарки, он утром 19 марта покинул Берег Маклая.
В течение нескольких дней на корвете были произведены съемки прилегающих мест, а затем корабль направился в Манилу. Отсюда Миклухо-Маклай, через Гонконг, вернулся в июне 1883 года в Сидней.
Возвращение на Родину Горячая любовь к людям
Это посещение Новой Гвинеи было последним иселедовательским путешествием нашего географа.
В 1886 году он поехал в Петербург, где начал хлопотать о том, чтобы на одном из островов Тихого океана была основана русская колония. При этом Николай Николаевич представлял себе дело так, что интересы колонистов и туземцев могут быть согласованы к обоюдному удовлетворению. Из этого фантастического проекта, конечно, ничего не вышло.
Несомненно, Н. Н. Миклухо-Маклай принадлежит к числу самых замечательных и своеобразных исследователей жизни «первобытных», то есть не затронутых европейской культурой, народов.
Своеобразие Миклухо-Маклая заключается в его горячей любви не только к науке, но и к человечеству, в его непреклонном убеждении, что так называемые «дикари» – такие же люди, как и белые, и в глубочайшем отвращении к тем методам обмана и насилия, какие обычно практиковались колонизаторами, проникавшими; в тропики с целью наживы.
Нельзя без волнения читать его отчет о последнем посещении Новой Гвинеи, куда он поехал всего на два-три дня, чтобы навестить своих друзей папуасов и отвезти им подарки.
В последние годы своей жизни Николай Николаевич считал своей главной миссией охрану и защиту папуасов Берега Маклая.
Когда немцы в 1884 году объявили о присоединении северо-восточной Новой Гвинеи к своим владениям, Миклухо-Маклай послал наивный, но трогательный телеграфный протест Бисмарку.
Он принимал меры перед английскими властями к тому, чтобы папуасы не подвергались зксплоатации со стороны судов, посещавших Новую Гвинею. Он ходатайствовал и перед голландским правительством об искоренении торговли рабами в голландских владениях.
2 (14) апреля 1888 года Миклухо-Маклай скончался в Петербурге на сорок втором году жизни, не успев опубликовать своих основных трудов. Дневники путешествий покойного по Новой Гвинее были изданы, вместе с обстоятельной биографией путешественника, лишь в 1923 году профессором Д. Н. Анучиным.
В истории географических открытий среди имен замечательных путешественников имя Николая Николаевича Миклухо-Маклая занимает видное и почетное место.
Но, помимо того, мы ценим его как великого гуманиста, для которого не было «высших» и «низших» рас, как друга и защитника угнетенных народов, как борца за их свободу и право на самоопределение.
Н.М. Пржевальский
Юность и годы ученья. Осуществление мечты
Николай Михайлович Пржевальский – один из величайших путешественников всех времен и народов – родился в 1839 году в бывшей Смоленской губернии, в семье военного. Лишившись рано отца, мальчик рос среди природы.
Десяти лет он был отдан в гимназию в Смоленске. При необыкновенной памяти и талантливости ученье давалось ему без труда. Летнее время молодой Пржевальский проводил дома, в небольшом имении своей матери, занимаясь охотой и рыбной ловлей.
Гимназию он окончил в 1855 году, когда началась Севастопольская кампания. Читая про геройские подвиги защитников Севастополя, Пржевальский решил пойти на военную службу и поступил вольноопределяющимся в Рязанский полк, но воевать юноше не пришлось.
Свободное время, а его было много, он посвящал чтению книг по истории, географии, зоологии, ботанике, собирал гербарий, пристально наблюдал природу.
Сознавая недостаточность своего образования, Пржевальский решил поступить в Академию генерального штаба.
Упорным трудом он добился того, что блестяще выдержал экзамены и был принят в Академию. Здесь Николай Михайлович написал сочинение «Военно-статистческое описание Приамурского края», за которое в 1864 году был избран членом Географического общества.
Окончив Академию, Пржевальский поступил препода вателем географии и истории в Варшавское юнкерское училище. Здесь Николай Михайлович приобрел всеобщие симпатии. Но мечтою его было совершить путешествие с целью исследования малоизвестных стран.
Уссурийский край. Природа края. Озеро Ханка. Звери. Птицы
Наконец мечтам Пржевальского суждено было сбыться.
В 1867 году он был направлен на Дальний Восток, именно в Уссурийский край, с целью произвести здесь географо-статистические исследования. В те времена этот, еще недавно присоединенный, край представлял почти неведомую страну.
Вот как описывает Пржевальский свои впечатления от путешествия бассейне озера Ханка летом 1869 года: «Три месяца странствовал я по лесам, горам и долинам или в лодке по воде и никогда не забуду это время, проведенное среди дикой, нетронутой природы, дышавшей всей прелестью сначала весенней, а потом летней жизни. По целым неделям сряду не знал я иного крова, кроме широкого полога неба, иной обстановки, кроме свежей зелени и цветов, иных звуков, кроме пения птиц, оживляющих собою луга, болота и леса. Это былa чудная, обаятельная жизнь, полная свободы и наслаждений! Часто, очень часто теперь я вспоминаю ее и утвердительно могу сказать, что человеку, раз понюхавшему этой дикой свободы, нет возможности позабыть о ней даже при самых лучших условиях дальнейшей жизни».
Уссурийские леса произвели на нашего путешественника громадное впечатление. В отличие от сибирской тайги, они переполнены самыми разнообразными породами. Тут можно встретить дуб, липу, вяз, березу, ясень, грецкий орех, пихту, ель, кедр. Нередко деревья переплетены различными вьющимися растениями. Роскошно развивается здесь амурский виноград. Он то стелется по земле, покрывая ее сплошным ковром зелени, то обвивает, как лианы тропиков, кустарники и деревья и свешивается с них роскошными гирляндами.
В таком лесу можно встретить необычное смешение северных и южных растений и животных; особенно поражает вид ели, обвитой виноградом, или грецкий орех, растущий рядом с кедром и пихтой. Охотничья собака отыскивает вам медведя или соболя, но тут же рядом можно встретить тигра.
Птичье население на реке Уссури во многом отлично от того, какое мы видим на нашей Родине по эту сторону Урала.
Так, Пржевальскому попался здесь японский, или красноногий, ибис, ближайший родственник египетского ибиса. У него передняя часть головы и ноги кирпично-красные. В размахе крыльев этот ибис достигает 120 сантиметров. На озере Ханка, в верховьях реки Уссури, наш путешественник встретил эту южную птицу ранней весной, когда озера и болота были покрыты льдом, а термометр по ночам опускался до – 15°.
С удивлением Пржевальский отмечает, что вместе с ибисом здесь в продолжение почти целого месяца можно видеть белую сову, которая гнездится в тундрах, но зимою спускается на юг, вплоть до средней Японии и северо-западной Индии. Вообще натуралисты давно обратили внимание на то, что Уссурийскому краю свойственно смешение северных и южных форм: здесь можно встретить сига – северную рыбу – вместе с змееглавом – рыбой, свойственной тропикам.
На том же озере Ханка Пржевальский имел случай наблюдать замечательные танцы японского, или даурского, журавля.
«Весной, – рассказывает наш путешественник, – эта птица устраивает забавные пляски. Ранним утром и в особенности перед вечером журавли слетаются на выбранное заранее место и, покричав здесь немного, принимаются за пляску. Один или два журавля начинают прыгать, приседать, кивать головой, подскакивать вверх, махать крыльями. Остальные присутствующие смотрят на них и от времени до времени сменяют уставших, которые в свою очередь делаются зрителями. Такая пляска продолжается часа два, пока, наконец, утомленные танцоры не закричат хором во всё горло и не разлетятся на ночь по своим владениям». «Эти журавли, – говорит Пржевальский, – очень привязаны к своим детям и друг к другу. Однажды путешественник убил самку. Оставшийся самец долго летал вокруг охотника, пока он нес его убитую подругу; в течение двух дней он держался возле того места, где потерял самку, часто и громко кричал и, наконец, убедившись в бесплодности своих поисков, на третий день покинул свои родные места».
В Уссурийском крае раньше было много тигров. Главную пищу их составляют олени и кабаны. Зимою тигры приближались к деревням, где таскали собак, коров, а порою нападали и на людей. Иногда они вторгались в «фанзы» – жилища китайцев – и хватали спящих.
В 1869 году в одном селении тигр в течение месяца задавил двадцать две коровы и лошади.
Кроме тигра, здесь встречаются барс, рысь, медведи, соболь, енотовидная собака, множество козуль.
Первое путешествие по Центральной Азии. Из Кяхты через Гоби в Пекин
В начале 1870 года Пржевальский вернулся из Дальнего Востока в Петербург и сделал здесь в Географическом обществе несколько докладов о своих странствованиях по Уссурийскому краю.
В Географическом обществе путешественник встретил самый теплый прием: все сразу убедились, что имеют дело с выдающимся исследователем, которому предстоит блестящее будущее.
Основным правилом Пржевальского было – не отправляться в новое путешествие, пока не напечатан отчет о предыдущем. Летом 1869 года Николай Михайлович закончил свои исследования на Уссури. В августе следующего года вышла в свет его книга «Путешествие в Уссурийском крае», а через месяц Пржевальский уже отправляется в новое странствование: Географическое общество направляет его на три с лишним года в Центральную Азию.
По возвращении на родину Пржевальский в 1875 году напечатал отчет о своем путешествии под заглавием «Монголия и страна тангутов». Сочинение это является непревзойденным образцом описания путешествий. В увлекательной и вместе с тем строго научной форме путешественник описывает природу Центральной Азии, быт местного населения, приключения во время пути. Всё это изложено прекрасным языком, так что, начавши читать книгу, нельзя остановиться, пока не прочитаешь ее всю. Этот труд сразу по выходе в свет был переведен на несколько языков и сделал автора известным во всем мире.
В настоящее время книга Пржевальского переиздана Географическим издательством и легкодоступна. Мы горячо советуем всем любителям путешествий ознакомиться с этим замечательным произведением. Излагать его содержание невозможно – пришлось бы пересказывать каждую главу, – так увлекательно здесь всё изображено. Ограничимся кратким изложением наблюдений знаменитого исследователя Центральной Азии.
Первое центральноазиатское путешествие Н. М. Пржевальского началось в ноябре 1870 года с Кяхты, пограничного города в Забайкалье. «Близость чужих краев, – говорит Пржевальский, – почуялась для нас в Кяхте с первого же раза. Вереницы верблюдов на улицах города, загорелые лица монголов, длиннокосые китайцы, чуждая, непонятная речь – всё это ясно говорило, что мы стоим теперь накануне того шага, который должен надолго разлучить нас с родиной и всем, что только есть там дорогого. Тяжело было мириться с такой мыслью, но ее суровый гнет смягчался радостным ожиданием близкого начала путешествия, о котором я мечтал с самых ранних лет своей юности...»
Из Кяхты решили прежде всего направиться в столицу Китая – Пекин (теперь столица Китайской народной республики), чтобы здесь получить паспорта от китайского правительства.
На этом пути за Ургою (теперешний Улан-Батор, столица Монгольской народной республики) и вплоть до окраины собственно Китая тянется сначала степь, а потом полупустыня Гоби. Своим однообразием Гоби произвела на Пржевальского тяжелое, подавляющее впечатление. «По целым неделям, – говорит он, – сряду перед глазами путешественника являются одни и те же образы: то неоглядные равнины, отливающие (зимою) желтоватым цветом иссохшей прошлогодней травы, то черноватые изборожденные гряды скал, то пологие холмы, на вершине которых иногда рисуется силуэт быстроногой монгольской антилопы».
«Мерно шагают тяжело навьюченные верблюды, идут десятки, сотни верст, но степь не изменяет своего характера, а остается попрежнему угрюмой и неприветливой... Закатится солнце, ляжет темный полог ночи, безоблачное небо заискрится миллионами звезд, и караван, пройдя еще немного, останавливается на ночевку. Радуются верблюды, освободившись из-под тяжелых вьюков, и тотчас же улягутся вокруг палатки погонщиков, которые тем временем варят свой неприхотливый ужин».
