Текст книги "Великие русские путешественники"
Автор книги: Лев Берг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Животные тибетской пустыни. Трудности путешествия. Лхаса недостижима
Но несмотря на неблагоприятные климатические условия и скудость растительности, пустыни северного Тибета чрезвычайно богаты животной жизнью. «Не видавши собственными глазами, – говорит Пржевальский, – невозможно поверить, чтобы в этих обиженных природой местностях могло существовать такое громадное количество зверей, скопляющихся иногда в тысячные стада. Только бродя с места на место, эти сборища могут находить достаточно для ceбя корма на скудных пастбищах пустыни».
Наиболее многочисленные крупные млекопитающие тибетских пустынь: дикий як, два вида диких баранов, два вида антилоп, кулан, волк.
Дикий як, или длинношерстный бык, – это могучее животное весом до шестисот килограммов. Тело его покрыт густой черной шерстью. Як обладает громадной силой и превосходным обонянием. По самым высоким и скалистым горам як лазает прекрасно. В случае опасности стадо помещает телят в середину. Места, где як пасется и отдыхает, сплошь покрыты пометом, который составляет единственное топливо в здешних пустынях: никакой древесной растительности в тибетской пустыне нет. Если бы не было яка, то путешествие было бы здесь невозможно. Пржевальский застрелил тридцать два яка, но всё это добро зря пропадало, потому что зажарить или сварить мясо для себя было трудно: оно сильно замерзало, а сварить его на большой высоте нельзя было как следует: вода закипала уже при 85 градусах.
Ночью морозы достигали 30 градусов и более. Снег шел редко, притом он был мелкий и сухой, как песок. Случалось, что снег покрывал землю тонким слоем, но в следующую же бурю его сдувало ветром и смешивало с пылью или песком.
Отличительную особенность тибетской зимы составляли пыльные бури. Они всегда случались днем. К полудню ветер достигал силы бури, солнце делалось совсем невидным, наступало что-то похожее на сумерки. В расстоянии нескольких сот шагов нельзя было различить даже высоких гор. Однако термометр во время таких бурь показывал или немного ниже нуля, а иногда даже поднимался выше точки замерзания.
Объясняется это тем, что зимою над Тибетом устанавливается так называемая инверсия температуры: в нижних слоях воздуха холодно, а вверху гораздо теплее. Когда начинается сильный ветер, он перемешивает воздух, и верхние, более теплые, слои попадают вниз.
К закату солнца буря обыкновенно стихала вдруг, отрывисто, но пыль продолжала стоять в воздухе даже утром следующего дня.
Свое зимнее странствование по Тибету Пржевальский описывает так:
«Мороз стоит трескучий, да вдобавок к нему прямо навстречу дует сильный ветер. Сидеть на лошади невозможно от холода, итти пешком также тяжело, тем более нести на себе ружье, сумку и патронташ, что вместо составляет вьюк около 8 килограммов. На высоком же нагорье, в разреженном воздухе, каждые полкилограмма тяжести убавляют немало сил; малейший подъем казался очень трудным, чувствуется одышка, сердце бьется очень сильно, руки и ноги трясутся, по временам начинается головокружение и рвота. Ко всему этому следует прибавить, что наше теплое одеяние, за два года предшествовавших странствований, так износилось, что всё было покрыто заплатами и не могло достаточно защищать от холода...
Очень часто случалось, что к полудню поднималась сильная буря, которая наполняла воздух тучами пыли и песка; тогда уже итти было невозможно, и мы останавливались». «На месте остановки необходимо развьючить верблюдов и поставить юрту; эта процедура занимает почти час времени. Затем нужно итти собирать аргал, рубить лед для воды и усталому, голодному ждать, пока наконец сварится чай. С жадностью тогда ели отвратительное месиво из дзамбы с маслом и рад-радехонек, что хотя подобным кушаньем можно утолить свой голод».
Ночью путешественники не имели спокойного сна: на высоком плоскогорье, в сильно разреженном воздухе, всегда являлось удушье, губы и рот пересыхали.
Но все эти невзгоды с лихвой вознаграждались теми впечатлениями, какие путешественники получали от девственной природы. Где в другом месте можно было наблюдать такое изобилие крупных копытных животных, какое Пржевальский описывает в Тибете в хребте Шуга (к югу от Цайдама)?
«Хорошие пастбища по долине среднего течения р. Шуги привлекают сюда массу травоядных зверей. По нашему пути вдоль реки беспрестанно встречались куланы, яки и антилопы. С удивлением и любопытством смотрели доверчивые животные на караван, почти не пугаясь его. Табуны куланов (из рода лошадей) отходили только немного в сторону и, повернувшись всею кучею, пропускали нас мимо себя, а иногда даже некоторое время следовали сзади верблюдов. Антилопы спокойно паслись и резвились по сторонам или перебегали дорогу перед нашими верховыми лошадьми; лежавшие же, после покормки, дикие яки даже не трудились вставать, если караван проходил мимо их на расстоянии 1/4 версты».
Пределом странствований Пржевальского в это путешествие была река Янцзы-цзян в ее верхнем течении. Отсюда до Лхасы оставалось только 27 дней пути, то есть около восьмисот пятидесяти километров. Дойти туда было вполне возможно, так как проводник монгол ходил девять раз в столицу Тибета и отлично знал дорогу. Но Лхаса оказалась для Пржевальского на этот раз, как и впоследствии, недостижимой: вьючные животные едва волочили ноги, а деньги были на исходе.
Пришлось возвращаться домой.
Обратный путь из Тибета. Лишения и потери
На обратном пути через пустыню Алашаня Пржевальскому пришлось испытывать другие, чем в Тибете, крайности климата: стояла сильная жара при безоблачном небе, и термометр днем показывал в тени 45 градусов по Цельсию. Почва накалялась до 63 градусов и более. Воздух был чрезвычайно сух, и случалось, что дождь, падавший из облака в пустыне, не долетал до земли, а, встретив раскаленный нижний слой воздуха, снова превращался в пар.
Однажды экспедиция, не найдя правильного пути к колодцу, едва не погибла от жажды. При этом потеряли верного пса, который служил почти три года. Похоронив его, Пржевальский с товарищем плакали как дети.
Через Ургу (теперь Улан-Батор) и Кяхту путешественники в сентябре 1873 года вернулись на родину.
В начале 1874 года Пржевальский вернулся в Петербург.
Он привез с собою богатейшие научные материалы: съемку шести тысяч километров пути, новые данные но климату, растительности, животному миру и населению Центральной Азии.
В Петербурге Николай Михайлович был встречен с энтузиазмом. Географическое общество, отмечая, что его «путешествие есть одно из самых величайших географических предприятий нашего времени», присудило ему свою высшую награду – золотую Константиновскую медаль.
Второе центральноазиатское путешествие. Озеро Лоб-нор
В 1876 году Пржевальский отправился в новое, второе путешествие в Центральную Азию. На этот раз целью его был район озера Лоб-нор. Этот обширный водоем, принимающий в себя реку Тарим, в те времена был совершенно не исследован.
О городе (но не об озере) Лоп, который лежит в великой пустыне, упоминает еще Марко Поло, венецианский путешественник XIII века. На китайских картах, составленных в 1718 году, Лоб-нор изображен севернее, чем у Пржевальского. Объясняется это тем, что Тарим – это кочующая река, а Лоб-нор – кочующее озеро. Время от времени Тарим в низовьях изменяет свое направление, и тогда Лоб-нор перемещается.
В настоящее время Лоб-нор ушел к северу, занимая примерно то же положение, что и в начале XVIII века, а Лоб-нор Пржевальского превратился в солончаки и болота, среди которых разбросаны небольшие озерки.
Такие перемещения обычны в реках пустыни: вспомним, как изменчивы рукава дельты Аму-Дарьи.
Мы ужо говорили о том, что в Лоб-норе вода, по наблюдениям Пржевальского, пресная. Между тем, Лоб-нор не имеет стока, а такие озера, как правило, имеют воду соленую, потому что в озере с течением времени накопляются соли, приносимые, хотя и в небольшом количестве, реками. Но Лоб-нор был в 1877 году пресным потому, очевидно, что он не успел еще осолониться на том месте, где его застал Пржевальский в 1877 году; Лоб-нор существовал еще недолгое время.
В промежуток времени между первым (1877) и вторым (1885) посещениями Лоб-нора Пржевальским озеро это уменьшилось в своих размерах; в это время и в нашей Средней Азии наблюдалось усыхание озер, которое, однако, потом сменилось прибыванием.
Озеро Лоб-нор лежит на абсолютной высоте около 800 метров, среди пустыни, самой дикой и бесплодной из всех, какие видел до сих пор Пржевальский. Длина тогдашнего Лоб-нора была около ста километров, наибольшая ширина – около двадцати километров, глубина ничтожная, обычно метр-полтора, изредка до четырех метров. Вода в озере совершенно пресная.
На берегах Тарима, в его низовьях, в пойме растут узкой каймой леса из разнолистного тополя, или туранги, достигающей восьми-десяти метров высоты. К тополю в небольшом количестве присоединяется лох, или джида, деревцо или кустарник, наполняющий воздух во время цветения нежным благоуханием. По озерам и болотам растет в изобилии высокий тростник, по-местному «камыш», а также рогоз, или куга.
«Трудно представить себе, – говорит Пржевальский, – что-либо безотраднее лесов из туранги, почва которых совершенно оголена и только осенью усыпана опавшими листьями, высохшими, словно сухарь, в здешней страшно сухой атмосфере. Всюду хлам, валежник, сухой, ломающийся под ногами тростник и соленая пыль, обдающая путника с каждой встречной ветки. Иногда попадаются целые площади иссохших туранговых деревьев, с обломанными сучьями и опавшей корой, Эти мертвецы здесь не гниют, но мало-помалу разваливаются и заносятся пылью».
«Как ни безотрадны сами по себе эти леса, но соседняя пустыня еще безотраднее. Монотонность пейзажа достигает здесь крайней степени. Всюду неоглядная равнина, покрытая, словно громадными кочками, глинистыми буграми, на которых растет тамариск. Тропинка вьется между этими буграми, и ничего не видно по сторонам. Даже далекие горы чуть-чуть синеют в воздухе, наполненном пылью, как туманом».
Из зверей в области Лоб-нора водятся тигр, обыкновенный здесь, в тростниках, затем кабан, дикая кошка манул, марал, или благородный олень, антилопа джейран, Заяц, дикий верблюд.
Тигр и кабан держатся в тростниках, марал – частично там же, частично в туранговых лесах и в зарослях колючки – джингила.
Из рыб в Лоб-норе встречаются в изобилии маринки, небольшие усатые рыбки гольцы и, наконец, аспиоринх, крупная рыба из семейства карповых, достигающая веса свыше двадцати килограммов. Все эти рыбы, особенно маринка, весьма многочисленны и составляют главное питание местных жителей.
Население Лоб-нора. Весенний пролет птиц на Лоб-норе. Пыльные бури
Население бассейна Тарима говорит на тюркском языке, близком к языку уйгуров и узбеков, живущих в советской Средней Азии. Местное население весьма радушно встретило русских.
Жилища устраивают здесь из тростника; он один служит и для стен, и для пола, и для крыши. Длина такого жилища около шести метров. Крыша не слишком защищает даже от солнца, не то что от непогоды.
Топливом служит тот же тростник. Помимо того, метелки осенью собираются для постели, а молодые весенние побеги тростника употребляются в пищу.
Главное занятие жителей Тарима – рыболовство. Сети делают из кендыря – прядильного растения, которое в изобилии растет но Тариму. Из кендыря же ткут холст для одежды. Кендырь растет и у нас в Средней Азии и используется как прядильное растение.
Как мужчины, так и женщины отлично управляются с челноками. Подспорьем к рыбной пище служат корни кендыря; корни поджаривают на огне и едят вместо хлеба. Земледелие появилось по нижнему Тариму лишь незадолго до Пржевальского; сеют пшеницу и, в меньшем количестве, ячмень, кукурузу и хлопок; разводят также арбузы, дыни и овощи. Почву орошают арыками (каналами). Занимаются жители также скотоводством, разводят прекрасных баранов, рогатый скот, в небольшом количестве лошадей и ослов.
Верблюдов нет. Кормом для скота служит тростник.
В низовьях Тарима Пржевальский сделал замечательное наблюдение: местные жители хоронят покойников в лодках: одна служит нижней, другая – верхней покрышкой гроба.
На Лоб-норе Пржевальский в конце февраля (нового стиля) мог наблюдать весенний пролет птиц. Озеро еще было покрыто льдом. Целые дни, с утра до вечера, почти без перерыва неслись стада уток. Сидя, они покрывали большие площади льда; поднимались они с шумом бури, а на лету издали походили на густое облако. В некоторых стадах было до пяти тысяч уток. И такие стада встречались вблизи друг друга. «Не десятки, не сотни тысяч, но, вероятно, миллионы птиц явились на Лоб-нор в течение наиболее сильного прилета, продолжавшегося недели две». Уток требовалось для восьми членов экспедиции ежедневно по три штуки для каждого, так что в котле каждодневно для завтрака, обеда и ужина варилось двадцать четыре утки. «Таков, – говорит Пржевальский, – бывает аппетит у путешественников, для которых, при жизни на открытом воздухе и постоянном моционе, чужды всякие расстройства желудка, равно как и бессонница».
Для большинства птиц Лоб-нор – это временная станция на далеком пути к северу, где они гнездятся. Только немногие остаются для гнездования на этом озере.
По окраинам тростников держится фазан.
В феврале, марте и апреле на нижнем Тариме господствовали сильные северо-восточные ветры, которые нередко превращались в бури, поднимавшие в воздух тучи пыли. Эта пыль толстым слоем садилась на тростник, в зарослях которого нельзя было шагу ступить без того, чтобы не залепило глаза. Атмосфера была постоянно наполнена пылью, сквозь которую солнце светило как сквозь дым. В марте и апреле не было ни одного ясного дня. Пыль часто не позволяла видеть далее нескольких сот шагов, и это очень затрудняло производство съемки.
Открытые Пржевальским горы Алтын-таг
К югу от низовьев Тарима Пржевальский открыл мощный хребет Алтын-таг, поднимающийся здесь до высоты в шесть тысяч четыреста метров.
Открытие этого хребта есть одно из замечательнейших достижений Пржевальского: карта Центральной Азии получила теперь совсем другие очертания.
Горы эти отличаются крайним бесплодием.
В Алтынтаге встречаются уже некоторые тибетские звери: горный баран куку-яман, дикий як, кулан. Остановившись в горах на высоте свыше трех тысяч метров, экспедиция встретила здесь дикого верблюда, но добыть его не удалось.
Однако охотники, посланные Пржевальским, доставили ему шкуры и черепа убитых ими верблюдов – самца и самки. У диких верблюдов горбы вдвое меньше, чем у домашних. Главное местопребывание дикого верблюда – к востоку от Лоб-нора. Проводник лобнорец рассказывал, что лет двадцать до посещения этих мест Пржевальским ему приходилось нередко видеть стада диких верблюдов по нескольку десятков голов и однажды даже более сотни. В течение своей жизни он убил более сотни этих животных.
Во время зимнего путешествия в Алтын-таге по вечерам, после заката солнца, в ясную погоду превосходно был виден на западной стороне неба зодиакальный свет, причем он был более ярок, чем Млечный путь. Явление зодиакального света объясняется тем, что вокруг солнца в плоскости земной орбиты расположено огромное облако, состоящее из газа или мельчайшей пыли. Облако это светит отраженным светом солнца.
Отсюда через Кульджу вернулись в Зайсан.
Третье центральноазиатское путешествие. Джунгарская пустыня. Животный мир
В 1879 году Пржевальский отправился в свое третье центральноазиатское путешествие. Он прошел из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Хуан-хэ. На этот раз экспедиция располагала значительно большими средствами и имела возможность лучше снарядиться. В состав экспедиции вошло тринадцать человек. Ближайшими помощниками Пржевальского были два офицера, прапорщики Роборовский, впоследствии знаменитый путешественник, и Эклон.
Караван экспедиции состоял из тридцати пяти превосходных верблюдов, из них двадцать три шли иод вьюком, на восьми сидели казаки, остальные взяты как запасные. Сверх того имелось пять лошадей: для офицеров, препаратора и переводчика.
Первое замечательное открытие было сделано Пржевальским в пустынях Джунгарии – страны, расположенной в западном Китае, между Монгольским Алтаем и восточным Тянь-шанем. Здесь был добыт до того времени неизвестный, весьма редкий вид дикой лошади, названный лошадью Пржевальского. Чучело этого животного выставлено в Зоологическом музее Академии наук в Ленинграде. Раньше думали, что эта лошадь близка к домашней лошади и, может быть, даже происходит от нее. Но теперь доказано, что это совсем особый вид. Лошадь Пржевальского держится небольшими стадами, в пять-пятнадцать голов, в самых диких частях Джунгарской пустыни. Охота за этими животными чрезвычайно затруднительна: они весьма осторожны, а к тому же обладают прекрасным обонянием, слухом и зрением. Впоследствии только немногим путешественникам удавалось добывать лошадь Пржевальского.
В Джунгарской пустыне местами встречались пугливые стада куланов.
Оазисы Хами и Са-чжоу
На пути из Джунгарии в оазис Хами экспедиция пересекла восточную оконечность Тянь-шаня. Контраст с знойными пустынями Джунгарии был разительный. На высоте между 1800 и 2700 метрами путешественники попали в густые хвойные леса из лиственницы и ели. В этих лесах водятся маралы, или благородные олени. Выше хвойных лесов, в альпийском поясе, живут горные бараны и горные козлы.
Оазис Хами, расположенный у южного подножия восточной оконечности Тянь-шаня, окружен совершенно безводной и бесплодной пустыней. Искусственно орошенная почва весьма плодородна и в изобилии родит пшеницу, просо, ячмень, овес, горох, арбузы и дыни, а также овощи. Особенно славились дыни, которые шли из Хами в столицу Китая.
Деревьев и садов в Хамийском оазисе в 1879 году не было, так как они все были уничтожены во время дунганского восстания (дунгане – это китайцы-мусульмане; они живут и в республиках Средней Азии). Коренные жители Хами – таранчи (что значит: «земледелец»), потомки древних уйгуров. Все они магометане. Женщины у них пользуются большой свободой и вне дома ходят без покрывала. Управляла таранчами в то время женщина, вдова местного князя (вана), погибшего в войне с дунганами. Под властью ванши, которой было пятьдесят четыре года, состояло около восьми тысяч таранчей. Пржевальский описывает устроенный в его честь обед у военного китайского губернатора области Хами. Прислуживали и подавали обед, состоявший из шестидесяти блюд, китайские офицеры младших чинов.
За плодородным Хамийским оазисом располагается дикая пустыня, лишенная растительности и животных; нет даже ящериц и насекомых. Пржевальский, пересекший эту пустыню в июне, так описывает ее:
«По дороге беспрестанно валяются кости лошадей, мулов и верблюдов. Над раскаленною днем почвою висит мутная, словно дымом наполненная атмосфера. Только часто пробегают горячие вихри и далеко уносят крутящиеся столбы соленой пыли. Впереди и по сторонам путника играет обманчивый мираж. Жара днем невыносимая. Солнце жжет от самого своего восхода до заката. Оголенная почва нагревалась до 63°, в тени же, около полудня, мы не наблюдали меньше 35°. Ночью также не было прохлады. Чтобы избавиться от жгучих солнечных лучей, при которых решительно невозможно долго итти ни людям, ни вьючным животным, мы делали большую часть своих переходов ночью и ранним утром».
На южной окраине Хамийской пустыни, у подножия громадной горной системы Нань-шаня лежит оазис Са-чжоу. Эта прекрасная местность показалась нашим путешественникам вдвое очаровательнее после ужасного бесплодия пройденной пустыни. «Но, – говорит Пржевальский, – словно для того, чтобы еще раз напомнить о ней, в день прибытия, после полудня поднялась сильнейшая буря. Тучи соленой пыли густой пеленой заслонили воздух. Атмосфера стала желтою, а вскоре сделалось темно, как в сумерки. Бешеные порывы ветра грозили вырвать с корнем деревья. Жара достигала 35°. Так продолжалось до ночи. С утра пошел дождь, и в полдень температура понизилась до 14°».
Оазис Са-чжоу находится на абсолютной высоте тысячи сто метров и занимает площадь в двадцать пять километров с севера на юг и двадцать километров с запада на восток. Все это пространство сплошь заселено китайцами, которые разводят здесь пшеницу, горох, ячмень и лен, и в меньшем количестве рис, кукурузу, чечевицу, фасоль, коноплю, арбузы, дыни, также овощи. В садах изобильны яблоки, груши, абрикосы; персиков и винограда здесь нет. Поля искусственно орошаются выведенными из реки каналами (арыками). Жилища китайцев («фанзы») укрыты в тени высоких ив, пирамидальных тополей и живописных вязов. Оазис Са-чжоу, после Кульджи, – самый плодородный из виденных нашим путешественником в Центральной Азии.
Дикая фауна не богата. Из пустыни на китайские поля забегают антилопы джейраны и бесцеремонно поедают хлеба на корню. Из птиц здесь был встречен фазан.
В Са-чжоу удалось закупить продовольствие для путешествия по Тибету: дзамбу из поджаренной пшеницы, рис, просо, пшеничную муку, соль для людей и для верблюдов, кирпичный чай, китайский сахар, пшеницу для корма лошадей; взяты также пятнадцать живых баранов.
