Текст книги "Выстрел в переулке"

Автор книги: Лев Самойлов

Соавторы: Владимир Гирин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава V   Неожиданный вывод

Гончаров обернулся к двери и застыл в ожидании.

– Она или не она? – тихо проговорила Коваленко.

В кабинет нерешительно вошла высокая, смуглая, цыганского типа женщина лет двадцати семи, в яркой пестрой блузке. Женщина шла боязливо, держа перед собой в руке паспорт и повестку. И сразу, словно по команде, на лицах присутствующих появилось выражение разочарования. Не она!

Только я был спокоен. Для меня все было ясно с момента знакомства с самим Савушкиным.

– Садитесь, Мария Николаевна, приветливо обратился Гончаров к посетительнице, заглянув в ее паспорт. – Вы работаете?

– Работаю… На ламповом заводе, Вам справку принести?

Она нервно откинула со лба локон иссиня-черных волос.

– Нет, не надо. Вы сегодня выходная?

– В вечерней смене и с сегодняшнего дня. Была в ночной. А в следующую неделю с утра работать буду. Товарищ начальник, скажите, что с мужем? Ведь его с утра как вызвали, до сих пор нет. Неужели арестовали? За что?

– Видите ли, – ответил Гончаров мягким, чуть глуховатым голосом, – вашего мужа задержали, чтобы выяснить некоторые обстоятельства. Против него есть серьезное подозрение. Но вы не волнуйтесь. В жизни всякое бывает. Разобраться надо.

Савушкина доверчиво посмотрела на майора и тяжело вздохнула.

– Конечно. Разобраться следует. Только тихий он у меня, не буян, и жизнь его мне хорошо известна, вроде как па ладони вся. Ничего такого я за ним не замечала. Правда, к выпивке тяготение имеет.

– Что делал ваш муж вчера вечером? – прервала ее Коваленко.

– Не знаю. А что случилось-то?

– Где он был?

– На работе, должно быть.

– Куда он ездил вчера, вы знаете?

– Нет. А он сам-то что говорит?

Неожиданное происшествие, видимо, сильно напугало Савушкину.

Она держалась напряженно, отвечала кратко, точно боялась необдуманным ответом повредить мужу. Казалось, ни Коваленко, ни Гончаров не замечали состояния посетительницы. Они продолжали не спеша задавать вопросы. Их доброжелательный тон постепенно внушил Савушкиной доверие. Женщина успокоилась и стала разговорчивее.

– Да, муж действительно собирался к своей тетке, может, и был у нее, не знаю. Вчера ввалился домой часов в десять вечера без кепки, где-то посеял. Усталый, больной, все стонал: «Маша, голова трещит, есть ничего не буду – тошнит». Дала я ему тройчатку, он завалился спать. Когда ушла на работу, он спал.

– Муж был пьян?

– Я бы не сказала. Не особенно. Вообще-то он любит выпить. Может, пока домой шел, протрезвился. Он знает, что я смерть не люблю, когда он пьяным приходит.

Гончаров достал портсигар и протянул Савушкиной.

– Курите?

Она покачала головой.

– Не занимаюсь.

Гончаров тоже не стал курить и отложил папиросы.

– А что за деньги мы обнаружили в сапоге у вашего мужа? – спросил он.

Савушкина раздраженно повела плечами.

– Черт его знает, откуда он взял их! Мне дворничиха сказывала. Ее позвали, когда обыск был. Ума не приложу!

– Значит, вы не все знаете о вашем муже. Вот и об этих тридцати рублях тоже. А сумма не маленькая…

– Тридцать рублей, смущенно повторила Савушкина. – Да откуда же он взял их?

Ее удивление было искренно.

– Откуда он их взял? – повторил майор. – Этого и мы добиваемся от него.

По лицу Савушкиной пошли красные пятна, и она с возмущением проговорила:

– Леший вас разберет, мужчин! Кажется, все знала – и куда ходит, и что делает, – и нате же вам! Что ж это такое происходит?

– Вы не волнуйтесь, – успокоил Гончаров. – Все выясним и вам обо всем расскажем, в том числе и о деньгах.

– Не в деньгах дело, товарищ начальник. Утаил. Я в жизни теперь ему этого не прощу: скрыл, от жены скрыл! – Савушкина всхлипнула и вытерла глаза.

Последующий допрос не дал ничего нового. Примерно через полчаса она посмотрела на часы и сказала: – Пятый час. Можно идти мне? Как бы не опоздать на работу.

– Еще один вопрос. Могли бы мы узнать кепку вашего мужа?

– Кепку? Ту, которую он потерял? Конечно. Кепку мы с ним вместе покупали. Коричневая, шевиотовая, под цвет костюма. Он, знаете, не любит, когда верх на кепке поднимается, все выбирал, чтобы покрепче кнопка была. А кнопка скоро испортилась, и я сама черными нитками закрепила верх.

– Будьте добры, посидите в соседней комнате, – попросил Гончаров Савушкину. И когда она вышла, распорядился: – Товарищ капитан, найдите несколько кепок и покажите гражданке. Пусть отыщет среди них кепку мужа. Не забудьте пригласить понятых.

Дроздов привел двух пожилых женщин – дворничиху соседнего дома и бухгалтера жилищно-эксплуатационной конторы. Остановившись у двери, женщины оглядели присутствующих, и одна, побойчее, спросила: – Зачем понадобились?

– Проходите, товарищи, проходите. Товарищ Жемальдинова, прошу, – Дроздов разложил принесенные кепки на подоконнике, незаметно положив к ним кепку, найденную Кедровой. Разъяснил понятым, для какой цели их пригласили, и попросил Савушкину войти.

– Вот она, – уверенно сказала Савушкина и взяла кепку, принесенную Кедровой. Перевернув ее, она показала на подкладке место, прошитое черными нитками. – Я же говорила вам, сама ее покупала, сама ремонтировала. Откуда она у вас.

– Нам ее принесли, – сказала Коваленко и встала. – Ну что же, задерживать вас долго не будем. Минут десять, не больше. Нужно составить протокол. Если понадобится, дадим справку, что вы были вызваны в качестве свидетельницы.

Скоро все было закончено и понятые отпущены, Савушкина поднялась со своего места, но, дойдя до двери, остановилась и, обернувшись к Гончарову, спросила: – Товарищ начальник! Передачу-то можно мужу сделать? Он, наверно, голодный.

– Не беспокоитесь, – ответил Дроздов, – его накормили.

Савушкина ушла.

Дроздов собрал с подоконника кепки и унес их. Кепку Савушкина Коваленко бережно завернула в газету, перевязала суровыми нитками и взяла с собой.

И снова в который раз я подумал о том, что все последние встречи и допросы не нужны, что они только замедляют расследование. Чего греха таить, подумал я и о том, что мой первый день делового контакта с милицией особыми результатами не блещет. Я подошел к Гончарову, курившему возле окна, и встал рядом. Помолчав, заметил: – Нарастает, как снежный ком.

Гончаров обернулся ко мне:

– Не понимаю!

Я пояснил:

– Улики против Савушкина нарастают, как снежный ком!.

Майор поморщился.

– Неудачное сравнение.

– Почему?

«– Чересчур быстро нарастают», – сказала за Гончарова вошедшая в кабинет Коваленко, – чересчур быстро.

– Вы недовольны? А мне кажется, что Савушкину теперь ни за что не отвертеться от суда. – Я посмотрел на Гончарова, зашагавшего по комнате. – Почему вы молчите, товарищи? Вы не согласны со мной?

Вошел Дроздов. Увидя нас, стоящих посреди кабинета, он поочередно с удивлением оглядел каждого.

– Дело в том, – Гончаров вначале говорил медленно, словно раздумывая, потом решительно закончил: – Дело в том, Вера Анатольевна, – он обернулся к Коваленко, – что, по моему глубокому убеждению, Савушкина следует отпустить. Он скорее всего не только никого не убивал, но даже и не был на месте преступления. Сейчас я это постараюсь доказать.

Глава VI  Щедрые пассажиры

В комнате наступила тишина. Отчетливо стали слышны раскаты далекого грома. Снова приближалась гроза. В открытое окно с дуновением ветра влетела маленькая желтоватая бабочка и закружилась под потолком. Дроздов, стараясь не шуметь, прошел к письменному столу, сел возле него, да так и замер, как бы ожидая дальнейших разъяснений со стороны майора.

Коваленко молчала. Ждала. Мне показалось, что я ослышался, и не утерпел, что бы не вмешаться снова: – Извините, товарищ майор, что я снова влезаю в ваш разговор. Но мне показалось, что вы предлагаете освободить Савушкина. А разве это допустимо, чтобы убийца гулял на свободе?

Вероятно, на моем лице был написан такой испуг, что Гончаров подошел ко мне и улыбнулся.

– Вы правы, освободить преступника – это все равно, что самому совершить преступление. По ведь еще ужаснее держать в тюрьме невинного человека. Не правда ли,?

– Это Савушкин-то невинный человек?

– Не спорю, поведение его странное, не внушает симпатии, и все же я убежден, что он не грабитель и тем более не убийца.

– Позвольте! По факты говорят обратное. Совершено убийство. На месте преступления находят кепку, принадлежащую преступнику, находят деньги.

– Знаю, все знаю, – прервал меня Гончаров, – и кепка, и пулевая пробоина в машине, и кожаная куртка. И я вам очень благодарен за горячее и искреннее участие в наших делах и переживаниях, но не спешите делать заключение. Не следует горячиться…

– Действительно, меня и раньше смущало одно обстоятельство, – заговорила Вера Анатольевна. – Все складывается так, что убил бухгалтера Савушкин. И улики и показания против него. Но я не могу понять, откуда он мог знать, что бухгалтер сам понесет деньги в банк. И потом, какой преступник поедет на такое «дело», как убийство, в своей машине, да еще не сменив номера? Это же безрассудно. А вместе с тем если Савушкин не убивал, тогда зачем он врет? К чему он придумал свою тетку, какого-то мальчика с камнем? И, наконец, показания Кедровой. Она твердо заявила, что видела, как кепка слетела с головы – слетела, а не подброшена.

– Вот, вот! В этом-то все дело, – словно обрадовался Гончаров. – Кедрова – хороший, честный человек, и я уверен, что все происходило именно так, как она здесь рассказывала. Но Кедрова заблуждается: не видела она, как кепка упала с головы.

– Позвольте, – вмешался я, – но ведь она не слепая. Как вы можете оспаривать показание свидетеля, очевидца?

– Не только могу, но в данном случае обязан, – возразил майор. – Ничего Кедрова не видела и не могла видеть.

– Откуда это вам известно? Ведь нас с вами там не было, а она была.

Гончаров усмехнулся.

– Скажите, видели ли вы, когда ни будь, как слетает с головы кепка?

– Конечно, видел. От ветра слетает.

– Кепка от ветра? Не путайте со шляпой. Чтобы кепка слетела от ветра, надо, чтобы она почти не держалась па голове. Нет, кепка так просто от порыва ветра, да еще из закрытой машины, не улетит. Вы представьте себе автомашину «Волга». Вспомните, как малы боковые окошечки в кабине у шофера. Чтобы у него ветром сорвало с головы кепку, ему надо на полном ходу высунуть голову в окно. И это на крутом повороте из Гороховского переулка в Малый Демидовский. Я вас спрашиваю, как Кедрова могла видеть это, когда сама говорит, что стояла с правой стороны машины?

– Да, – подхватил Дроздов, – свидетельница даже рукой показывала, как машина проехала мимо нее.

Гончаров закурил и разгоняя клубы табачного дыма, прошел и сел в кресло.

– А место шофера, к вашему сведению, находится с левой стороны. Что же выходит? Шофер бросил педали управления, на ходу передвинулся на правое сиденье и высунул голову в окно. Не мог же он головой дотянуться со своего места до правого окна. Абсурд! Просто Кедрова услыхала выстрел, испугалась. Мимо нее на большой скорости промчалась машина, и на мостовой свидетельница увидела кепку. Воображение подсказало ей, что кепка упала с головы шофера. Что поделаешь! Иногда самые правдивые и добросовестные свидетели могут ошибаться.

– Однако, – начал я, но Гончаров перебил меня:

– Кепка не упала. Ее подбросили. Подбросили умышленно, недалеко от места преступления, рассчитывая, и правильно рассчитывая, что кто-нибудь ее поднимет и отнесет в милицию. Этого намерения у преступника раньше, возможно, и не было, но когда он увидел бегущего милиционера, услышал выстрелы, то он понял, что машина замечена, и решил, что номер ее установлен. А коли так, он сделал все, чтобы усилить подозрение, падающее на шофера. Хитрый, хладнокровный мерзавец! Убийца был одет в черную кожаную куртку, потому что маскировался под шофера, и своей цели достиг. Все свидетели прекрасно запомнили черную кожаную куртку. Преступник хотел этим направить следствие по ложному следу, полагая, что мы начнем искать хозяина машины и, конечно, найдем Савушкина. Действительно, куда деться Савушкину? Машина его. Кепка его. Кожаная куртка тоже его. А след пули на кузове его машины только увеличил число улик. Все против! Ловко! Преступнику важно выиграть время. В этом кроется его хитрый расчет. Таковы мои доводы, – обратился Гончаров к Коваленко.

– С ними трудно не согласиться. Вы очень четко сформулировали и мои сомнения, и все же надо тщательно проверить. Одно бесспорно, – продолжала Вера Анатольевна, мы не вправе придерживаться формального метода в оценке фактов. Против Савушкина действительно много улик. И если мы не задумаемся над тем, как они возникли, станем их рассматривать изолированно друг от друга, получается какая-то бессмыслица.

– Верно! – воскликнул Гончаром. – Вот вам, товарищ писатель, и теоретическое обоснование моего вывода. Именно потому, что против Савушкина так много улик, именно потому, что Савушкин с первого взгляда кажется изобличенным, эти улики приобретают новое качество и обнаруживают нарочитость и подтасованность. Однако, – продолжал он, – работы впереди у нас действительно много. Только бы выйти из тупика.

– Попрошу вас, товарищ капитан, – обратилась Коваленко к Дроздову, – распорядитесь, чтобы сюда доставили Савушкина, и выясните, пожалуйста, почему так долго нет заведующего столовой Никитина.

– Ему уже три раза звонили, – ответил Дроздов, – отвечают, ушел с работы утром и никто не знает, где он сейчас.

– Ему известно, что мы его ждем?

– Конечно. Я сам с ним говорил, он обещал быть у нас к двенадцати часам.

– Безобразие! – недовольно заметил Гончаров.

Дроздов вышел из комнаты, тут же вернулся в неожиданно предложил:

– Товарищи, давайте сделаем маленький перерыв. Подкрепимся немного.

С помощью Зайцевой Дроздов припое тарелки с бутербродами, большой алюминиевый чайник, стаканы с блюдцами, сахар и печенье.

– Угощайтесь, – гостеприимно пригласил он. – Когда еще домой попадете!

За полчаса все было съедено, посуда убрана, и в кабинет ввели Савушкина. Он вошел угрюмый, насупленный.

– Идите сюда, Савушкнн, – добродушно, как старого знакомого, подозвала его Коваленко, – садитесь здесь, поближе к нам. Вот так. Ну, а теперь расскажите, что все-таки у вас стряслось?

– Ничего не стряслось, – тоскливо ответил Савушкин. Искоса поглядел на Коваленко и опустил голову.

– Где же вы потеряли кепку? – спросил Гончаров.

– Не знаю. Ничего не знаю. Только никого я не убивал, и в мыслях у меня такого не было.

– Вы говорите, что не убивали. Допустим. Но человек убит, и убийца был одет в кожаную черную куртку.

– Я своей куртки никому не давал.

– Возможно, но стрелял человек, одетый, как вы, в черную кожаную куртку.

– Не знаю такого.

– Вы утверждаете, что ни в кого не стреляли, но ведь кто-то стрелял. И этот кто-то был на вашей машине. Может быть, вы ее кому-нибудь давали, одолжили на время? А, Савушкин?

Савушкин широко раскрытыми глазами смотрел на следователя. Видимо, какие-то неожиданные мысли возникли у него. Еще не вполне осознанное подозрение, смутная тревога овладели всем его существом.

– Я никому машину не давал, – едва внятно произнес он.

В этом чуть слышном ответе» можно было уловить что-то новое не столько в смысле произнесенных слов, сколько в интонации.

– Значит, кто-то мог пользоваться машиной без вашего позволения, – И внезапно: – Кто эта рыжая бабенка, в завитушках, которую вы возили вчера?

Савушкин в изумлении уставился на майора.

– Ну, говорите, кто она такая?

– Не знаю.

– Вы ее раньше когда-нибудь видели?

– Нет.

– Откуда же она взялась? Ну, что вы молчите?

– Так это же совсем другое дело.

– Вы рассказывайте, а мы уже сами разберемся, другое это дело или то же самое.

И тут Савушкин, заикаясь, отрывисто, несвязно стал рассказывать:

– Дело такое… Выехал я из гаража. Заправил машину у бензоколонки. Поехал. Думал к тетке в Клин съездить. Свободного времени много… У Кировских ворот на перекрестке у светофора машина задержалась. Подбегает ко мне мужчина и говорит: «Двадцатка в зубы, вези за город, быстро». Смотрю, рядом с ним эта самая, в завитушках. И я, товарищ начальник, согласился их везти. Что виноват, то виноват, государственная машина. Не имел никакого такого права.

– Ладно, ладно, рассказывайте дальше.

Савушкин поднял голову, провел языком по сохнувшим губам и попросил воды. Коваленко налила из графина и подала ему. Он жадно отпил несколько глотков.

– Посадил я их в машину п погнал через Комсомольскую площадь, прямо в Сокольники. На Красносельской они попросили остановиться у магазина. Купили вина, закуски, поехали дальше. Выехали в лес. Выбрали место поукромнее, вышли из машины. Стали пить, закусывать. Поднесли мне. Отказывать неудобно. Выпил два раза по двести. В общем, конечно, не имел права. На работе. Но организм у меня крепкий, не хмелею, а тут что-то мне стало не по нутру. Враз опьянел. Все поплыло в глазах, почувствовал слабость, прилег на траву, и больше ничего не помню. – Савушкин допил стакан и сказал: – Все, товарищ начальник.

– Как все? – спросил Гончаров. – А куда же эта парочка делась?

Савушкин глубоко вздохнул и, как бы решившись открыть последнюю тайну, продолжал:

– Проснулся под вечер, шел сильный дождь, весь промок, тошнит, голова вот-вот развалится. Сейчас тоже трещит. Глянул вокруг – парочки нет. Смотрю, машина на месте, проверил, целы ли права. Порядок. А на сиденье у меня лежит тридцать рублей. Видать, решили на десятку больше дать. Вот и все.

– Когда вы заметили пробоину в машине?

– Приехал в гараж, ставлю машину, мне кто-то кричит: «Эй, кузов ободрал!» Гляжу, точно. Где царапнул, ума не приложу. И как это проехал по городу и меня никто не остановил? Надо думать, дождь помог.

– Что же вы сразу обо всем не рассказали?

– Да мне говорят: «Убийца! Грабитель!» А я никого не грабил, не убивал и от машины не отходил. Ну, а потом побоялся уже насчет этой «левой» поездки рассказывать, решил за Клин держаться… Каюсь теперь…

– Да, вы много здесь напутали. И следствию мешали. А ведь убийца, пока вы тут тянули, не зевал. Вы можете описать наружность ваших пассажиров?

– А чего же… Мужчина высокий, лет двадцати восьми – тридцати, обходительный такой, лицо симпатичное, особого ничего нет. Вот только когда водку разливал, заметил и наколку у большого пальца, какое-то имя, а какое не прочел.

– Как он был одет?

– В серый пиджачок. В общем прилично одет. Л женщина? Да вы ее. наверное, знаете. Точно обрисовали: рыжая, в завитушках, так она и выглядит. Яркая такая, лицо круглое, нос – во! – Он пальцем приподнял кончик носа. – Глаза не помню какие, кажется карие. Сначала она много смеялась, а потом чего-то скисла, стала молчаливой. А во что была одета, хоть убейте, не помню, обыкновенно, как все женщины летом одеваются.

– Яснее ясного. Как они друг друга называли?

– Чего не помню, того не помню, ни к чему мне. – Савушкин вздохнул. – Виноват я, «налево» сработал. Только слово даю, никакого преступления не совершал, да и револьвера у меня отродясь не было.

– Мы готовы поверить вам. Савушкин, – сказала Коваленко, – что вы действительно никого не убивали и не грабили, но вам придется объяснить суду, как вы стали пособником грабителей и убийц. Ложь, запирательство – все объяснить придется.

– Да я же…

– Ну, это дело суда.

Гончаров быстро поднялся, подошел к Коваленко и о чем-то очень долго советовался с ней.

– А сейчас, – вновь обратилась она к Савушкину, – поедете с сотрудниками милиции, покажете место, где вчера пировали. Вернетесь обратно, отберем подписку о невыезде и отпустим домой.

– Домой? Вы меня освобождаете? – дрогнувшим от волнения голосом спросил Савушкин.

– А вы не хотите? – улыбнулся Дроздов. – Не беспокойтесь, когда будете нужны, вызовем.

Гончаров попросил Дроздова не забыть пригласить с собой понятых. Растерянно суетившегося Савушкина увели. Он шел к выходу нетвердой походкой, задевая по дороге стулья.

В кабинете опять наступила тишина.

Я вынул блокнот и сделал кое-какие записи. Закончив, оглянулся. Кроме меня и Гончарова, никого не было. Майор сидел у стола и сосредоточенно набирал номер по телефону.

– Федор Георгиевич, – обратился я к нему, – у меня к вам есть несколько вопросов, не помешаю?

– Нет, нет, – Гончаров опустил трубку телефона.

– Первым вопрос: какое значение представляет для дела, снимался с машины номер или нет? Нельзя же ездить по городу без номера!

– Охотно объясню. Для нас это имеет очень важное, можно сказать, первостепенное значение. Как вы знаете, номер прикрепляется винтами и закрепляется гайками. Допустим, имеются свежие следы отвертывания гаек, например, свежая смазка маслом. В этом случае надо предположить, что на машину ставился чужой или фальшивый номер, если, конечно, он не был снят по каким-либо легальным причинам. Для чего ставят фальшивый номер? Чтобы навести на ложный след. В данном случае этого не было, номер не снимался, а ведь преступление совершено не по мгновенному побуждению, оно подготовлено заранее, заранее обдумано. Помните, что говорил комиссар? Спрашивается, какой же шофер, если он и здравом уме, поедет на своей машине совершать преступление, можно сказать, среди бела дня, да еще выставит напоказ свой номер? Это же все равно, что показать свой паспорт.

– Однако никто номера не запомнил.

– Чистая случайность! Рассчитывать на нее нельзя, и никто никогда не рассчитывает. Важно другое: преступник не заботился, запомнят номер машины или нет. Ему это было безразлично, он старался лишь сбить следствие с толку, запутать и замести следы. Правильно сказала Коваленко, нельзя улики рассматривать в отрыве от реальной действительности. Кому же понадобилось их нагромождение, кому был выгоден весь этот спектакль? Конечно, человеку, нанявшему машину. Задача преступника ясна – добиться, чтобы подозрение пало на другого, пи в чем не повинного человека. Понятно?

– Вполне! Теперь второй вопрос: вы действительно считаете, что Савушкин не принимал никакого участия в преступлении?

– Пока его показания не противоречат обстоятельствам дела. Давайте посмотрим, что у нас получится, если мы поверим Савушкину.

– Давайте.

– Некто и сером костюме, будем его так называть, тщательно заранее обдумал преступление. Пока нам неизвестно, кто и когда навел его на столовую н на Орлова. Доберемся и до этого. Вчера преступники наняли машину, поехали за город. Некто в сером, угощая водкой, дал шоферу снотворное, дождался, пока тот уснет, надел его куртку, кепку, взял машину и отправился к месту, где встретил Орлова. Совершив преступление и увидев, что за машиной гонится милиционер, убийца выбросил из окна кепку Савушкина. Благополучно вернувшись, он поставил машину на прежнее место и положил на сиденье тридцать рублей, даже превысил договоренную сумму. Это, возможно, тоже сделано с умыслом, чтобы еще сильнее скомпрометировать водителя. Вот версия, которая вытекает из показаний Савушкина. Так, по-моему, и обстоит дело.

– Тогда разрешите третий вопрос. Почему преступник не подбросил шоферские права? Эго же было бы еще убедительнее.

– Ну что вы! – Гончаров улыбнулся. – В интересах преступника, чтобы водителя искали подольше. И потом, если еще можно с натяжкой предположить, что кепка неведомыми путями слетела с головы, то удостоверение? Что же оно, выпрыгнуло из кармана? Нет, убийца не так глуп.

Мы еще продолжали обсуждать историю преступления, когда за дверью послышались громкие голоса. Вошли Коваленко и Дроздов с сотрудниками отделения, несшими какие-то свертки. Последним, стараясь не попадаться Гончарову на глаза, вошел Савушкин и сел на стул у стола Дроздова.

«– Вот полный джентльменский набор», – сказал Дроздов, осторожно выставляя на стол бутылки в специальных упаковках, предназначенных для вещественных доказательств» – Здесь – остатки вина, окурки со следами номады. Боюсь только, как бы дождь не испортил на бутылках следы пальцев.

Он вызвал Зайцеву и распорядился оформить отсылку вещественных доказательств па экспертизу в научно-технический отдел.

– Выпито немало. Тут не то что на троих, на десяток хватит, – заметил кто-то из присутствующих.

– Эх, Савушкин! – сказал Гончаров, отыскав его глазами. – Вот до чего пьянство довело – до связи с убийцами и грабителями.

– Не только пьянство, Федор Георгиевич, – добавила Коваленко, – а и нелегальные заработки, «левые» поездки. Одно к одному. И в довершение всего сплошная ложь, попытка запутать следствие.

– Для вас, Савушкин, это тяжелый, но своевременный урок, – продолжал майор. – Запомните, скользкие пути в конце концов неизменно приводят к большой непоправимой катастрофе.

Тот молчал, опустив голову.

– Что же, товарищи, – сказал Гончаров, – из тупика мы вышли. Теперь начнем все сначала.

Коваленко согласно кивнула головой.