Текст книги "Выстрел в переулке"

Автор книги: Лев Самойлов

Соавторы: Владимир Гирин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава III   Допрос

Савушкин слегка сутулый, лет 35–37, с бледным небритым, ничем не примечательным лицом. Такие лица обычно не запоминаются. Чувствовалось, что он испуган и насторожен. У него был вид человека, страдающего головной болью и не выспавшегося. Помятый костюм, расстегнутая рубашка усиливали неприятное впечатление.

Савушкину предложили сесть. Он тяжело опустился на стул, обвел нас слегка припухшими глазами и почему-то шепотом попросил дать ему покурить. Гончаров протянул портсигар. Поблагодарив, Савушкин взял папиросу и закурил. Однако после первой же затяжки поморщился и погасил папиросу. Вкус табака, видимо, был ему противен.

Коваленко взяла пачку бланков допроса и приготовилась записывать показания.

– Гражданин Савушкин, – отчетливо выговаривая каждое слово, начала она. – Я уже вам говорила, вы обвиняетесь в том, что двадцать седьмого июня сего года в девятнадцать часов десять минут в Гороховском переулке в целях ограбления выстрелом из пистолета убили бухгалтера столовой гражданина Орлова Ивана Ильича и похитили у него портфель, и котором он нес казенные деньги. Признаете себя виновным?

– Пустышку тянете, – ответил Савушкин хриплым, простуженным голосом. – Никого я не убивал и не грабил.

– Хорошо, я так и запишу: «Виновным себя не признаю».

Я обратил внимание, как старательно и аккуратно Коваленко выводила каждую букву. «Чистюля», – мелькнула смешливая мысль.

– Разрешите, – обратился Гончаров к следователю и, в свою очередь, спросил: – Гражданин Савушкин, где вы были и что делали вчера до момента вашего задержания?

Савушкин заерзал на стуле.

– Где я был? – спросил он, делая ударение на слове «где».

– Да, где вы были?

– Ну, взял машину, заправил бензином у колонки. Есть у нас там возле гаража. Ну и поехал в Клин, к тетке, больна она.

« – Это неправда», – сказал Гончаров. – После первого допроса мы выяснили: тетушка ваша давно поправилась. К тому же вы по были у нее с позапрошлого воскресенья.

– Я говорю, хотел поехать. По дороге раздумал…

– Ах, пот как! Хотели поехать, раздумали и вернулись в гараж?

– Да, у меня не ладилось с зажиганием, и я вернулся обратно.

Вмешалась Коваленко:

– Это уже четвертая придуманная вами версия. От трех вы сами отказались. Говорите правду, где вы были?

– Я правду говорю.

– Ладно, не будем спорить. Сколько времени пользовались машиной?

– Не помню.

– А где пили вино?

– К обеду выпил сто грамм и кружку пива.

– Где обедали?

– В какой-то столовой.

– В какой? Где?

– Не помню.

– Когда обедали? До или во время поездки?

– Во время.

– Когда же это было?

Савушкин пожал плечами, опустил голову и не ответил.

– Вы уехали из гаража в шестнадцать часов, вернули машину в двадцать один час. Где вы были пять часов?

Не получив ответа, Коваленко предложила Савушкину по часам последовательно рассказать, куда он поехал из гаража, какой дорогой, где находился целым день и вечер.

Но Савушкин никак не мог толком объяснить, где был и что делал. По его словам, получалось, что все время он находился либо по дороге в Клим, либо по дороге из Клина.

Все мы внимательно наблюдали за Савушкиным, а тот заметно нервничал, старался отвести глаза и, опустив голову, время от времени озирался исподлобья.

Неожиданно Гончаров спросил;

– Где ваш головной убор?

– Потерял я кепку.

– Где?

– Не помню.

– Эго ваша? – Гончаров протянул Савушкину кепку.

Тот несколько мгновений присматривался к ней. потом взял, надел на голову – пришлось в точности.

– А я-то ее искал, искал… Где вы ее взяли, начальник?

– Мы ее взяли в том месте, где был убит бухгалтер Орлов, – твердо сказал Дроздов.

Савушкин откинулся па спинку стула и, не моргая, смотрел на капитана. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Вдруг он вскочил, сорвал с головы кепку и с размаху бросил ее об пол.

– Я убил? – захрипел Савушкин, будто страшный смысл этих слов только сейчас дошел до его сознания. – Что же это делается, товарищи?! Ну выпил, ну был в нетрезвом виде, ну побили мне машину, согласен, каюсь, штрафуйте! Отбирайте права! Но за что же держать меня, таскать по милициям, да еще заявлять, что я убил… Никого я не убивал! – кричал он. – Это не моя кепка. Что, на ней написано, что она моя? Вы подобрали ее где-то, да мне и приписываете.

– Успокойтесь, Савушкин, не шумите, – негромко сказал Гончаров, – кепка ваша, и о ней разговор окончен. Скажите, где вы поцарапали машину?

Савушкин тяжело дышал и ничего не говорил. Наконец, овладев собой, ответил:

– По дороге из Клина какой-то мальчишка камень бросил.

– Неправда, – спокойно сказал Гончаров. – От камня, брошенного рукой мальчика, такого следа быть не может. Экспертиза уже установила, что это след пули.

– Не знаю, ничего не знаю.

– Подумайте, Савушкин, – снова вступила в допрос Коваленко. – Дело серьезное, отмахнуться словами от него нельзя. От ваших показаний многое зависит. Мы можем, не знать некоторых подробностей. Расскажите о них. Объясните, что вас толкнуло на преступление. Ведь мы все равно узнаем. Сказать правду – в ваших интересах. Поймите, правдивые показания могут облегчить вашу участь.

Коваленко говорила доброжелательно, словно перед ней находился тяжело больной человек, отказывающийся принять лекарство.

– Вы только послушайте, Савушкин, что говорят факты, – продолжала она. – Вчера вечером убит бухгалтер столовой Орлов, у которого похитили портфель с деньгами. Я утром спрашивала у вас, где вы были вечером. Вы несколько раз меняли показания.

Коваленко взяла дело, лежавшее у нее на столе, и быстро нашла нужный ей документ.

– Вот вы ответили, так и записано в протоколе допроса: «Сегодня днем я ездил к своей тетке, проживающей в Клину по Садовой улице в доме № 4, и вернулся от нее часов в десять вечера». Проверяю ваши показаний – оказывается, ложь. Не ездили вы к тетке и не были у нее около двух недель. Так или не так?

Савушкин молчал. Он сидел, опустив голову на руки, облокотившись на колени, и, сжимая пальцами виски, глубоко вздыхал.

– Далее, преступник был на автомашине «Волга» серого цвета, точно такой какую водите вы. Когда он бежал на ней с места преступлении, старшина милиции Крылов выстрелил вслед. На вашей машине обнаружена пулевая пробоина, Я спрашиваю: откуда она? Вы отвечаете, какой-то мальчик бросил камень. Ложь! Экспертиза установила, что это не след камня. Брошенного рукой ребенка, а след пули.

Савушкин продолжал молчать.

– Но и это не все. Очевидны, как один, повторяют: стрелял в Орлова человек в черной кожаной куртке. Я спрашиваю: вы носите черную куртку? Вы отвечаете: да. Что это, совпадение? Нет! На месте преступления найдена кепка, утерянная человеком, убившим Орлова. Ваша кепка? Ваша, Вы понимаете теперь всю нелепость запирательства?

Савушкин молчал.

– К чему лгать? Ведь вам ясно, что главное мы знаем. Знаем и требуем: сдайте оружие и похищенные деньги.

– Ничего не знаю. Делайте со мной, что хотите, а я ничего другого не скажу, – угрюмо повторял Савушкин. Безжизненное лицо его стало серо-пепельным.

– Может быть, тогда вы скажете, что за тридцать рублей пытались от нас спрятать? – задал вопрос Дроздов.

– Какие тридцать рублей? – с деланным недоумением переспросил Савушкин.

– А те, что были обнаружены у вас в сапоге.

Некоторое время Савушкин молчал.

– Мои это деньги. Подумаешь, капитал! » Я ведь работаю», – сказал он и еще ниже опустил голову.

Получив примерно такие же ответы и на последующие вопросы, Коваленко отодвинула в сторону протокол и посмотрела на Гончарова.

– Отправим его обратно? – предложил майор.

– Придется. Гражданин Савушкин, прочтите и, если ваши показания записаны правильно, подпишитесь.

Савушкин стал медленно читать, шевеля губами.

– Вы разбираете мой почерк? – спросила Коваленко.

– Разбираю. Где подписываться-то?

Когда протокол был подписан, Савушкин тяжело поднялся со стула. Дойдя до двери кабинета, он остановился, будто хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел.

Глава IV   Кто был в машине

Глубоко задумавшись, Гончаров неподвижно сии дел у края стола. Если бы не быстрые взмахи пальцев, вертевших спичечный коробок, можно было бы подумать, что он дремлет. По вот он встал, положил спички в карман и, подойдя ко мне, спросил: – Я вижу, вы чем-то удивлены?

– Упрямством Савушкина. Бессмысленным отрицанием! Никак не могу объяснить его поведения.

– Да-а, всякое бывает, – неопределенно протянул Гончаров.

– Что же вы будете делать, товарищи, если Савушкин не захочет сознаться? – спросил я.

– Работать, – лаконично отозвался Гончаров – Товарищ Дроздов, дайте команду срочно вызвать директора столовой. Он очень нужен.

Дроздов нажал кнопку, из соседней комнаты донесся слабый дребезжащий звонок, и в дверях появилась уже знакомая нам девушка с небольшим листком бумаги в руке. Она молча остановилась на пороге.

– Товарищ Зайцева, ко мне есть кто-нибудь?

– Есть. Я составила список.

Она подошла к столу и передала листок.

– Пусть посетителей примет старшин лейтенант Андреев, а вы отложите все дела и срочно вызовите директора столовой Никитина. Телефон столовой у вас есть.

Зайцева вышла.

– Вера Анатольевна, не пришло ли время побеседовать с нашими немыми свидетелями? – сказал Гончаров.

– Их немного, Федор Георгиевич, – в тон ему ответила Коваленко. – В машине Савушкина найдено всего-навсего несколько горелых спичек, окурок, волос какой-то. Я посылаю их в научно-технический отдел.

– Правильно делаете. А сейчас, если не возражаете, мне бы хотелось посмотреть на это хозяйство.

– Пожалуйста. Пройдемте в соседний кабинет. Материалы там.

– Идемте, – Гончаров снял со спинки стула пиджак и надел его.

Письменный стол, широкий деревянный шкаф и десяток стульев занимали почти весь узкий н длинный кабинет, в котором работала следователь прокуратуры.

– «Разложил товар купец. – пошутил Гончаров. – Показывайте. Вера Анатольевна.

– Садитесь за «прилавок», товарищи покупатели.

Коваленко, улыбаясь, усадила Гончарова на свое место за столом, а сама прошла в угол комнаты и открыла шкаф.

Три крошечных конверта, извлеченные ею из папки, легли перед майором.

– Не густо, – покачал тот головой.

В одном бумажном конверте лежали три обгорелые спички, в другом – окурок папиросы. Содержимое третьего, целлофанового, состояло всего-навсего из одного волоса.

– Ну что ж. – придвинул к себе конверты Гончаров, – спички отложим в сторону, я в них ничего не понимаю, возьмем папиросу.

Он осторожно вынул пинцетом окурок. Бросилась в глаза часть мундштука, окрашенная в ярко-красный цвет.

– Какая яркая помада! – сказал Гончаров.

– Этот цвет так и называется – ярко-морковный, – заметила Коваленко.

– Машиной пользуется профессор…

– Директор научно-исследовательского института Кадомцев. Большая величина в ученом мире, – подсказал Дроздов

– Он женат?

– Не знаю. – ответил Дроздов.

Вмешалась Коваленко:

– Да, я проверила. Сегодня утром позвонила по телефону в институт и разговаривала с профессором. Товарищ Кадомцев обещал быть у нас без четверти четыре. – Она посмотрела на маленькие ручные часики. – Сейчас три, через сорок пять минут профессор должен быть здесь.

Я слушал Коваленко, ее нежный, приятный голос и думал о том, что, пожалуй, никто никогда, встретив впервые эту молодую сероглазую женщину, не догадался бы о ее профессии, о ее тяжелом труде следователя.

– Хорошо, благодарю нас. – Гончаров еще некоторое время разглядывал со всех сторон окурок, потом бережно уложил его обратно в конверт. » – Надо выяснить один весьма существенный вопрос», – сказал он. – Как давно снимался с машины номер?

– Номер вообще не снимался, – ответила Коваленко. – Эксперт осматривал машину и установил, что номер надет давно и в последнее время не снимался. Письменное заключение будет готово к вечеру.

Гончаров внимательно выслушал, кивнул головой и тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

– Я так и думал…

При этой реплике широко раскрыла глаза Коваленко, странно посмотрел на Гончарова Дроздов, я, по совести говоря, только я в этот момент еще не понимал причины их удивления.

– А вот, товарищ майор, еще один немой свидетель, – Дроздов взял со стола и передал в руки Гончарова целлофановый конверт.

– Ну, тут без увеличительного стекла не обойтись.

– У меня есть лупа пожалуйста, Коваленко вытащила из стола и протянула Гончарову большую лупу.

– Так, так, – Гончаров щелкнул пальнем по целлофановому конвертику, – что нам расскажет этот немой свидетель? – Ему, по-видимому, понравилось это выражение.

Осторожно, тем же пинцетом, майор вынул из пакетика волосок, положил его на предварительно разостланный на столе чистый лист бумаги и стал внимательно рассматривать через увеличительное стекло.

– До отправки в НТО давайте хоти бы предварительно уясним, что собой представляет эта улика.

Я не выдержал:

– Федор Георгиевич, извините, что вмешиваюсь. но, по совести, разве сейчас не зря тратится время? Ведь Савушкин достаточно изобличен. Что может дать какой-то волос, пара горелых спичек или окурок? Улик и без того множество, что же нам еще надо?

Не отвечая, Гончаров взял со стола линейку, измерил волос в длину.

« – Ишь ты, какой длинный», – сказал он, – двадцать девять сантиметров! – Только после этого манор посмотрел в мою сторону. – Значит, по-вашему, осталось совсем немногое? Так сказать, поединок, лицом к лицу, кто кого? Я же вам говорил, что наша романтика состоит из множества малоинтересных, но обязательных деталей. И то, что вы сейчас называете ненужной тратой времени, возможно, даст ответ на еще не решенную задачу.

– Не решенную? – удивился я.

Гончаров промолчал. Закончив исследования, он уложил волос в пакет, спрятал луну и сказал:

– Ну что же, друзья, кое-какими новыми данными мы обогатились. По структурному строению это волос человека и, судя, но его длине, принадлежит вернее принадлежал женщине. Итак, мы знаем женщина курит и красит губы помадой ярко – морковного цвета. К этому теперь мы можем добавить, что она крашенная блондинка и носит короткую прическу.

– Откуда вы все это узнали? Недоверчиво спросил я. – Нехитрое дело. Для этого даже не обязательно быть парикмахером, я уже не говорю – Шерлоком Холмсом. Дело в том, что обычно волос к своему окончанию постепенно утончается и имеет иглообразный вид. Иногда вершина его расщепляется, как говорят судебные медики, метелочкой, А так как у этого волоса окончание ровное, следовательно, волос обрезан и, вероятней всего, острижен ножницами.

– Но, может быть, он не острижен, а женщина случайно оборвала его, поправляя прическу? Может такое случиться? – не сдавался я.

– Нет, не может. Если волос оборвать, то место разрыва будет не ровное, а ступепчатообразное. Окончание волоса успело несколько зашлифоваться, надо полагать, стриглась эта женщина не менее двух-трех недель назад. Это уточнит специалист.

– А как вы установили, что это крашеная блондинка?

– Очень просто. Весь волос светлый, а у корня темный. За время, прошедшее после стрижки и окраски, волосы отросли, и корни имеют естественный цвет.

– Однако еще неизвестно, чей это окурок и чей волос. » Может, и то и другое принадлежит жене профессора или вообще попало в машину случайно», – сказал я.

– Проверим, – спокойно ответил Гончаров. – Наша обязанность не отвергать никаких предположений, пока не будет доказано, что они неверны. Кстати, вы видели когда-нибудь завитую женщину после купанья или попавшую под дождь?

– Видел, – ответил я, не понимая смысла вопроса. – А при чем здесь…

– Тогда вы, очевидно, заметили, что при перманенте мокрые волосы вьются мелкими кудряшками.

– Как у барашка, – улыбнувшись, добавила Коваленко.

Я вынужден был признаться, что до сих пор не обращал на эго внимания. Гончаров продолжал:

– При других способах завивки волосы, наоборот, от воды расправляются и висят как солома. Если волосы вьются от природы, то они остаются без изменения. Гак вот, положенный в блюдце с водой волос или завьется, или выпрямится, или останется без изменения. Таким образом, мы можем узнать, какую прическу носит наша незнакомка.

– Давайте проделаем этот эксперимент, – предложил я, хотя, признаться, мне и без того все уже было ясно.

– Ваше мнение, Вера Анатольевна? – спросил Гончаров.

– Вообще-то всякие испытания и эксперименты с вещественными доказательствами должен делать только эксперт. Их надо протоколировать, но дело у нас срочное, время не ждет, давайте. Потом составим соответствующий акт. Отвечать вместе будем.

Принесли блюдечко с водой. В торжественной тишине полос был опущен в воду и свернулся в колечко.

– У нее перманент! воскликнул я.

– Правильно. Видите, сколько мы узнали о нашей незнакомке по одному только волосу! Теперь нам ясно, что Савушкин возил и машине женщину. Мало того, мы можем сказать, что возил он ее не далее чем вчера, судя по свежести окурка н помады. Конечно, не исключена возможность, что жена профессора Кадомцева курит и красит губы яркой помадой и что именно она была в машине.

– По-моему, это исключено, – вмешался Дроздов. – Если бы Савушкин возил вчера жену профессора, он сам сказал бы нам об этом. Зачем ему скрывать?

– Логично, – одобрил майор.

На пороге комнаты появилась Зайцева и доложила, что приехал профессор Кадомцев. Это было очень кстати. Все мы перешли и кабинет Дроздова, куда секретарь пригласила профессора. Мы увидели невысокого роста, средних лет мужчину в очках, одетого в модный, заграничного покроя костюм, чисто выбритого и надушенного.

– Мне нужен товарищ Коваленко, – отчетливым, хорошо поставленным голосом произнес он. – Я Кадомцев.

После того как Коваленко познакомила профессора со всеми нами, она сказала:

– Очень жаль, товарищ Кадомцев, что мы отнимаем у вас драгоценное время, но чрезвычайные обстоятельства, так сказать ЧП, вынуждают это сделать.

– Чем могу быть полезем? – сдержанно отозвался профессор. У него были быстрые поблескивающие глаза.

– Нами задержан ваш шофер Савушкин по обвинению в совершении убийства с целью ограбления.

Профессор был поражен. Он вынул очки, надел их, тут же снял и положил в кармам.

– Это невероятно! Он, что же задавил кого-нибудь?

– Нет, – ответила Коваленко и, в свою очередь, задала вопрос: – Вы никогда не видели у Савушкина оружия?

– Что вы! Откуда оно у него? Оружие, убийство… Я бы поверил еще, что он использовал машину не по назначению, но оружие? А впрочем, не знаю, не знаю. Но тогда позвольте спросить, почему он не ограбил меня? – Профессор пытливо оглядел всех нас. – У меня бывают с собой изрядные суммы.

Профессор снова достал очки, подышал на них, протер платком и надел.

– Скажите, кто, кроме вас, пользуется машиной? – вступил в разговор майор Гончаров.

– Никто не пользуется, – растягивая слова, ответил Кадомцев.

– Это персональная машина и закреплена лично за мной. А что, разве задержан еще кто-то?

– Нет, нет. Пока один Савушкин. Однако нами точно установлено, что не далее, как вчера вашей машиной пользовалась какая-то женщина.

– Женщина? Странно! Моя жена больше месяца как уехала и Крым и вернется не раньше, чем через две недели. Впрочем, пни редко ездит со мной. У нее свои дела.

– Может быть, кто-нибудь еще пользуется? – добивался Гончаров.

Кадомцев, не раздумывая, твердо ответил:

– Нет, никто не пользуется В этом нет необходимости. Для сотрудников института имеется разгонная. Может быть, жена Савушкина?

Мы переглянулись. Действительно, странно, что никто до сих пор не вспомнил о жене. А ведь проще всего предположить ее соучастие. Кстати, об этом говорил комиссар. Если она была в машине, тогда сразу становится понятным поведение Савушкина, упорно не желающего говорить правду.

Гончаров пожал плечами и ответил:

– Возможно. Проверим. У меня к профессору вопросов больше нет. Как у вас, товарищи?

Вопросов не оказалось ни у Коваленко, ни у Дроздова.

– Невероятная история! – проговорил Кадомцев, вставая. – Невероятнейшая! Прошу вас, если понадоблюсь, вызывайте. Рад буду оказать помощь милиции.

– Большое спасибо, – поблагодарил Гончаров, провожая его до двери. – Кстати, еще один вопрос. Ваша жена курит?

Кадомцев с удивлением посмотрел на майора и ответил коротко и резко:

– Не курит, не курила и никогда не будет курить. Терпеть не могу курящих женщин! – Он сдержанно поклонился и вышел из кабинета.

– Серьезный товарищ! – шутливо заметил Дроздов.

Гончаров ничего не ответил. У него был озабоченный вид.

– Как видите, вопрос о неизвестной блондинке, разъезжающей в машине Кадомцева в день убийства, стал еще острее, – сказал он. – На который час, товарищ капитан, вы вызвали жену Савушкина?

Дроздов посмотрел на часы.

– Она должна быть уже здесь. Вера Анатольевна просила, чтобы вызов свидетелей проходил бесперебойно.

И, словно в подтверждение его слов, вошедшая Зайцева доложила:

– Пришла гражданка Савушкина.