Текст книги "Святослав Хоробре: Иду на Вы!"

Автор книги: Лев Прозоров

Но что за выгода ему и безвестному автору "Иосиппон" чернить славян? Церковь боролась с язычеством. Крестоносные орды тевтонов рвались к богатствам славянских земель. А они?

Швейцарский историк Адам Мец:

«Основной товар, поставляемый Европой, – рабы – являлся монополией еврейской торговли».

Знаменитый чех Любор Нидерле в книге «Славянские древности»:

«Вся торговля славянскими рабами находилась в руках евреев».

Специально привожу эти цитаты дословно, дабы не быть обвиненным в пристрастных измышлениях. И могу добавить – в раннем средневековье еврейская торговля была представлена могущественной корпорацией купцов, так называемых рахдонитов. Это исторический факт, и вряд ли он может задеть чьи-то чувства. Впрочем, если кто-то считает себя наследником традиций расизма, ростовщичества и торговли людьми, тот вправе на меня обижаться.

Вот кто – попы и работорговцы, а вовсе не какие-то "фашисты", учили немцев видеть в славянине не брата, а раба и скотину. Недочеловека, одним словом. И если уж бороться с расизмом методом изъятия и уничтожения книг, то изымать и уничтожать надо не злосчастную "Main Kampf", а Библию. С ее богоизбранными и язычниками, самим богом определенными на рабство и истребление, с ее иафетами, рожденными властвовать, и ханаанами, рожденными подчиняться.

Ко временам Оттона гнусный посев дал пышные всходы. Саксы, те самые саксы, что бок о бок со славянами-велетами сражались против крестителей Карла-Давида, называли славян "собаками"! Еще бы, ведь сам милосердный Христос уподобил язычников псам (Мк. 7:27, Мтф. 15:22-28)! Дроздяны еще не стали Дрезденом, а Липецк – Лейпцигом, но славянский порт Гам уже превратился в Гамбург и в Бремене (от слова "бремя") была почти не слышна славянская речь. Маркграф Герон, созвав на пир 50 славянских вождей, сжег их вместе с палатой, куда собрал доверчивых язычников. Его соратники по проповеди любви и милосердия огнем и мечом захватывали славянские города, знаменуя свои победы чудовищной резней. Отец Оттона, Генрих I Птицелов, взяв город славян-гломачей Гане, перебил всех взрослых, а детей и подростков угнал в рабство. Великолепные храмы, потрясавшие даже воспитанных в европейской культуре захватчиков искуснейшим зодчеством и великолепной резьбой, расписанной не тускнеющими, не выцветающими красками, сжигались, кумиры разбивались или шли в переплавку. Многие авторы сетовали на "германскую свирепость", извратившую "кроткое учение" Библии и заставившее славян до последнего сопротивляться крещению. Поневоле усомнишься в знакомстве этих авторов с Библией. Жестокости германцев скорее не дотягивали до тех, что заповедал библейский бог своему народу в земле обетованной.

И конечно, за немецкими ратями стаями шакалов тянулись рахдониты. В те страшные годы столько овдовевших славянок, столько осиротевших славянских малышей угнали на Запад, что в языках Европы имя славянина на века стало клеймом раба. Sklave в немецком и slaef в голландском, английское slave и французское esclavе, esclavo в Испании отмечают позорный и страшный путь рахдонитских караванов. В португальском escravo, знакомом россиянину хотя бы по заставке сериала "Рабыня Изаура" – их последний след. Сколько книг написано о несчастьях черных невольников… напишет ли кто-нибудь книгу о невольниках белых, о славянах, которых рахдониты продавали их же одурманенным братьям-европейцам?

Торговля людьми происходила при полном попустительстве церкви, а иной раз – при ее живом участии. Ведь это же всего лишь язычники! Что до отношений работорговцев с императорским престолом, скажу лишь одно: супруга кайзера Оттона носила звучное имя Юдифь. До Реформации с ее повальной модой на ветхозаветные имена оставалось полтысячи лет. Сохранились и имена тех, кто получал еще в IX в. от престола монополию на торговлю людьми: рабби Донат и Самуель, лионцы Давид и Иосиф, сарагосец Авраам

Вот к кому пошла на поклон Ольга, "Елена, королева ругов". Вот чьего наставничества искала, чьего покровительства – и не только для себя, для Руси! Можно разве что добавить, что бандиты Оттона и Юдифи разбойничали в тех самых землях, откуда пришли в Киев и Новгород варяжские предки Святослава.

И надо обязательно отметить, что вовсе не все немцы позабыли Богов и прежнее братство. Мы уже говорили, что были и другие. Да живет в веках имя саксонца-язычника из королевского рода – Вихмана. Плечом к плечу со славянскими вождями Стойгневом и Наконом, в союзе с датскими викингами и мадьярами он противостоял обезумевшим соплеменникам. Но к судьбе Вихмана, Стойгнева и, в особенности, Накона, мы еще вернемся.

5. Первая победа.

 
Он зело стыдобил княгиню-мать,
Он ее вопрошал с презрением:
" Не срамно ль дружину нам потешать
Непотребным, чужим крещением?!"
 

И. Кобзев. «Падение Перуна»

Естественно, предложение Ольги встретили в Священной Римской империи с восторгом. На Русь немедленно выехал спешно рукоположенный в «епископы ругов» благочестивый Адальберт, уже заливший потоками славянской крови, слегка разбавленной святою водицей, Полабье и Богемию. Выехал, понятно, не один…

Ольга, надо думать, и впрямь потеряла голову от ужаса и безнадежности. Или настолько уж привыкла к власти, хотя бы той ее видимости, которую давало ее призрачное положение и противостояние с языческой партией? Настолько не хотела признавать за сыном полноту власти, что, когда не признавать стало невозможно, согласилась, по сути, на интервенцию?

Рискну предположить, какие именно причины вызвали у Ольги панику, заставили заметаться между цесарем и кайзером. Речь идет о походе Стойгнева, Накона и Вихмана. Разбив на своей земле немцев, они перешли Эльбу, неся огонь войны в логово врага. Увы, там они утратили многое из того, что принесло им успех. На них больше не работало знание местности, да и местное население видело в славянах опасных чужаков. А союз с дикими венграми мог настроить против них даже местных язычников (Саксония еще вспыхнет восстанием стеллингов, "людей Старого Закона", но это будет много позже). И самое главное, после первых успехов вновь разгорелись старые родовые распри – бич славянства. Не было единого признанного вождя. Кто-то вообще откололся еще за Эльбой, не желая воевать на чужбине…

В 955 году в страшной битве на реке Раксе Оттон разбил Вихмана и Стойгнева. Стойгнев погиб в бою. Голову славянского вождя, тела его семисот дружинников победители выставили на поле выигранной битвы. Между страшными трофеями тевтоны бросили умирать жреца славян – ослепленного, с вырванным языком и переломанными конечностями. Вихману с трудом удалось увести остатки союзного войска на восток. Завоеватели шли следом за ними, а вспыхнувшие после первых обед старые распри славянских княжеств не позволили им вовремя объединиться.. Вихман со своей дружиной еще долго бился с христианами в разных краях Европы. Жизнь истовый защитник Древней Веры закончил в схватке с поляками князя-вероотступника Мешко, предавшего Богов, и пытавшегося принудить к тому же поморян. Что случилось с третьим вождем восстания, Наконом, неизвестно. Неизвестно, но предположить можно. Куда было бежать ему и другим уцелевшим вождям? В соседние славянские земли, дожидаться участи дружинников Вихмана, выданных Оттону князьком-предателем Селибуром?

При вечной вражде полабских и поморских княжеств их и приняли бы далеко не во всех землях. И сама собой напрашивается древняя, задолго до Рюрика с братьями протоптанная дорога – Austrvegr, "Восточный Путь" скандинавов, за века до них освоенный варяжскими, вендскими мореходами. Там, на Руси – братья, родная вера, родная речь (особенно на Севере, в Новгородских краях). Там не тлеет торфяной пожар родовых раздоров, кровной мести, многолетних счетов, затмевающих в иных глазах и славянское родство, и самих Богов. Туда не дотянутся руки ненавистных христиан-немцев. Это лучше, чем прятаться зверями по норам в собственной земле. Это лучше, чем терпеть власть захватчиков, видеть ежедневно поругание святынь, осквернение отчих могил, лучше, чем провожать глазами все новые караваны Sklave, уходящие на закат, а то и самим брести в тех караванах…

Я уверен – Након, если только остался жив, избрал этот путь. И уж точно, с ним или без него, но многие из варягов в те страшные годы уплывали на восток. За их спиной несся к небу дым горящих сел и городов. И крик женщин. И рев атакующих кнехтов. И свист бичей над рахдонитскими караванами.

Плыли лишенные родины. Плыли вдовы, сироты, увозя в скудной клади окровавленные, пробитые тевтонским железом рубахи кормильцев и заступников. Плыли угрюмые, израненные бойцы. Плыли вожди, чьими землями правил соперник, переметнувшийся к врагу или наместник-маркграф.

Плыли люди, у которых, в отличие от язычников Новгорода и Киева, привыкших христиан в худшем случае презирать ("уродьство есть!"), были все основания их ненавидеть. Люди, более чем готовые к войне с христианами-соплеменниками. На языческую чашу неустойчивого равновесия Руси ложилась не гиря – тяжелый варяжский меч. Христианская партия, а значит, и власть Ольги – или то, что казалось ей властью, – доживали последние годы. Вот вдовая княгиня и заметалась, совершая одну ошибку за другой.

То сватаясь к оголтелому византийскому шовинисту Константину, унижая себя и Русь в его дворце. То уговаривая креститься сына, чувства которого к новой вере, мягко говоря, не потеплели после поездки в Царьград. То, наконец, бросаясь за подмогой к тем, кто и выжил с родных мест напугавших ее язычников. Последнее уже было совершенным политическим самоубийством. Ведь не могли не знать на Руси, ЧЕМ была для славян держава Оттона и Юдифи. И равнодушными к этому быть не могли. Особенно варяжская знать. Особенно после появления беженцев.

Да и великий князь уже не был подростком, способным лишь глотать злые слезы, глядя на добровольный позор матери. Как истый язычник, Святослав чтил старших в роду. И именно как почтительный сын, он должен был помешать Ольге и впредь позорить себя и Русь, навлекая на себя, – да и на весь народ – гнев Богов.

Он и помешал. В летописях сказано: Святослав

 «матери своей блаженные Елены не послушавшу, креститься не восхотешу и многих христиан изби».

«Житие св. Ольги» пышет злобой сквозь десять с гаком веков:

«Сын же ее великий князь Святослав, яко зверь был обычаем… не смыслил, не разумел, во тьме ходя и не желая видеть славы господа… зверским нравом живый».

Очевидно, переворот в Киеве был не бескровен, хотя немало вооруженных сторонников Ольги могли уцелеть. В те годы в Византии появляются дружины «россов», сражающиеся в Италии и на Ближнем Востоке. Скорее всего, это и есть русские христиане, спешно покинувшие отечество. Может, среди них были и те варяги-христиане, которых на свою беду взял в дружину отец Святослава. Им, если дожили, точно не оставалось места на Руси после падения Ольги-Елены. Любопытно, задумались ли они хотя бы там, почему потомки римлян, покорителей полумира, крестившись, оказались на четвертинке владений предков и вынуждены нанимать их, вчерашних язычников? Поняли ли, вблизи нюхнув византийской жизни, что выбрали? Я не про убийц Игоря, с ними все ясно. Я про остальных. Поняли? Не узнать. А жаль…

Ничего не подозревавшего Адальберта, радостно явившегося принимать в "духовное окормление" державу сынов Сокола, встретили в Киеве так, что новоявленный епископ едва унес ноги. Он еще долго плакался на коварство русов, и "Хроники продолжателя Регинона" эхом отзываются на его стенания и скрежет зубовный:

«В 962 году возвратился Адальберт, поставленный в епископы ругам, ибо не успел ни в чем том, за чем был послан, и видел свои старания напрасными. На обратном пути многие из его спутников были убиты, сам же он с великим трудом едва спасся»..

Вот уж и правда – коварство. Обещали без боя сдать страну, превосходящую по размеру державу Оттона чуть не в два раза – и такой облом…

Титмар Мезербургский поколение спустя уточняет в своей "Хронике", что Адальберта изгнали именно язычники, словно предвидя, что через тысячу лет это событие постараются свести к ссоре Адальберта с самой Ольгой, или недовольству киевских христиан (якобы византийской ориентации) западным проповедником.

Вместе с Адальбертом и его спутниками на запад бежали и иные их русские единоверцы. Во всяком случае, пять лет спустя, в 967 году папа Иоанн XIII, особою буллой дозволяя основать пражское епископство, строжайше воспрещает брать в епископы русских священников. Они-де ведут богослужение на славянском языке. Даже скучно говорить, что ни малейших признаков "норманнского" происхождения крещеных русов и их пастырей папа не заметил. Их попросту не было – вот и все.

За одно это деяние имя Святослава должно жить в сердце каждого потомка русов. Каждого славянина. На землях, попавших под тяжелую руку Оттона и его наследников, от славян остались разве что воспоминания. След, угадывающийся в названиях рек и городов от Эльбы – бывшей Лабы – до Одера – бывшей Одры. О Гамбурге, Бремене, Дрездене и Лейпциге мы уже говорили. Список можно длить и длить. В нем Бранденбург и Рацибург, бывшие Бранибор и Ратибор, Штеттин, бывшая Щетинь. Старгард-Рерик, откуда пришел в Новгород дед Святослава, стал Ольденбургом. Сохранили прежние имена понятные без перевода Любек и Росток. Сам Берлин со своим гербом-медведем ведет род от славянского "берло" – логово бера-медведя, берлога. Но, кроме названий и нескольких гербов, от славянских княжеств ничего не осталось. От многих не осталось и этого. Погибли в пламени Drang nach Osten богатейшие торговые города Волын и Винетта, дивные святыни Радигоща и Арконы, куда еще в XI веке сходились пилигримы из всех концов славянского мира, в том числе два с лишним века крещеной Чехии. Аркона стала центром противостояния северного язычества религии Юга. Туда приносил дары знаменитый датский конунг, восстановивший почитание древних Богов и изгнавший христиан из страны – Свейн Вилобородый. Аркона пала последней из варяжских твердынь в 1168 году. Рыцари почти всей католической Европы, исключая разве далекие, погрязшие в войнах с маврами Испанию и Италию, собрались на отроге маленького острова у юго-западного берега Балтики. Однако, как гласит предание, сокровища и святыни главного храма славян не достались крестоносцам. Когда последний защитник Арконы упал замертво, белую скалу, на которой стоял храм, сотряс мощный толчок и, отделившись от острова, скала погрузилась в холодные волны Варяжского моря, унося тела защитников и не успевших убежать врагов.

Говорят, до сих пор на рассвете является иным над волнами светозарная Аркона…

Так кончился Руян, Остров Русов, родина Рюрика. Остался Буян в сказках и заговорах. И остался остров Рюген, на котором через два века после завоевания умерла последняя женщина, помнившая славянскую речь, с удивительно знакомой фамилией Голицына. Российские Голицыны утверждали, что их пращур пришел из-за моря вместе с Рюриком.

А что же остальные варяги? Одних сородичи императрицы Юдифи продавали по всей Европе, на рынках Северной Африки и торжищах Ближнего Востока. Многим удавалось выбиться, как, скажем, великому визирю эмира Кордовского, Джафару ас-Саклаби, Джафару Славянину. Но огромное большинство других, десятки и сотни, если не тысячи, безвестно угасли вдали от родины, сошли неоплаканными в безымянные могилы…Другие погибли, сражаясь. Третьи…

"И ушли славяне, жившие в окрестных селениях,

 – пишет знакомый нам Гельмольд, —

и пришли саксы, и поселились здесь. Славяне же постепенно убывали в этой земле, потому что стекались сюда из своих земель тевтонцы, чтобы населить землю эту, просторную, богатую хлебом, удобную по обилиям пастбищ, изобилующую рыбой и мясом и всеми благами".

Уходили на Русь, уходили и в другие земли – летописи до XIV века будут поминать то варягов литовских, что вкупе с жемайтами позовет на Русь Ягайло, то варягов дунайских. Но, пожалуй, горше всего оказалась участь четвертых, не нашедших сил ни покинуть родную землю, ни погибнуть, сражаясь за нее. Сохранив родину, они утратили веру, имя племени, память предков и саму их речь. Через два-три века тевтонские рыцари фон Беловы, фон Дабеловы, фон Руссовы придут на Русь с огнем и мечом. Бывшие славяне, они понесут в землю родичей ту веру, тот порядок и тот язык, с носителями которых насмерть бились их прадеды.

Я рассказываю об этом, читатель, чтобы ты понял, что было бы на Руси, не наберись Святослав мужества твердой рукою перехватить у неразумной матери кормило киевской державы. В Киеве, Минске, Новгороде говорили бы сейчас по-немецки, и не было бы сейчас ни русских, ни белорусов, ни малороссов-украинцев. Разве что в глухих болотах Полесья, в Карпатах или у Белого моря ютились бы крохотные анклавы дреговичей, дулебов да словен, как в Германии, где живут несколько общинок лужицких сорбов – единственного остатка гордых и сильных княжеств Полабья. Остались бы Польша и Чехия, но… Как повернулась бы битва при Грюнвальде, приди туда вместо витязей из Витебска и Смоленска бывшие русичи из Витбурга и Смольнштадта – естественно, под черно-белые знамена Ордена? Продержался бы Жижка, если бы с Востока в Чехию, вместо братьев-запорожцев, двинулись бы соплеменники и единоверцы его врагов? Да и дожили бы Польша до Грюнвальда, Чехия до Жижки, если бы навстречу Drang nach Osten рванулся бы с Русских земель Drang nach Westen? Уцелели бы вообще на земле славяне?

Мир без "Слова о полку Игореве". Без Гоголя и Достоевского, без Мицкевича и Сватоплука Чеха, без Репина, Яна Матейко и Альфонса Мухи, без Огинского, Сметаны, Римского-Корсакова. Без башен Вавеля, улочек Златой Праги и белокаменных храмов Владимира. Без Донского, Суворова, Владислава Ягелло. Без Яна Собесского, Коперника, Менделеева…

Этого не случилось.

В 962 году князь Святослав одержал свою первую победу. Благодаря ей, читатель, я пишу эти строки, пишу на русском языке, славянской "кириллицей", а ты их читаешь. Наших с тобой пращуров не продали в Кордове или Венеции, с табличкой "Sklave" на груди. Не уморили голодом в замковых подземельях. Не заставили забыть речь и имя своего народа.

Это сделал Святослав Храбрый, сын Игоря из рода Сынов Сокола.

Я скажу больше, читатель. Мы рассмотрели не самый страшный вариант истории в случае успеха миссии Адальберта. Но об этом – позже…

Ольга с тех пор никем и ничем не распоряжалась. На ее долю осталось сидеть в светелке княжьего терема, прясть, покрикивать на служанок. Так закончилось правление "мудрой" Ольги, начавшееся беззаконной резней данников-славян и ознаменовавшееся двумя унизительными посольствами к врагам и ненавистникам славянских народов, а так же утратой власти над землей вятичей. Больше – ничем. Листайте летописи, хроники, анналы. Не найдете. Дутый миф о ее "мудрости" основан на одном-разъединственном факте – она крестилась. Все. Начала она с соучастия, возможно, невольного, в убийстве мужа, и едва не закончила виновницей геноцида своего народа. Спасибо, сын – тот, что "зверским нравом живый", – не покарал за первое и уберег от второго. Ольге повезло, что она жила в языческой Руси, а не в христианской Византии. Сын не убил, не ослепил ее, не сослал в дальний монастырь, на такое способны лишь люди, а он – "зверским нравом живый".

Да, если кому любопытно… Адальберт, после киевского провала, не успокоился. Отправился крестить воинственных пруссов, племя, жившее на землях нынешней Калининградской области. Племя это еще много веков будет отстаивать свою веру от преемников Адальберта и будет ими уничтожено. Все. До последнего человека. Останется Пруссия, а пруссов не будет. В Х же веке пруссы очень даже были. Они и прославили неугомонно рвавшиеся в святые Адальберта в качестве мученика. Что ж, тоже неплохо. Не равноапостольный, конечно, но чем богаты…

Повадился кувшин по воду ходить…

Вернемся к герою. 962 год – первый год его полновластия. Год окончательного превращения из княжича в князя. Из юноши в мужчину.

7. КАРФАГЕН ТРЕТЬЕГО РИМА.
ИДУ НА ВЫ!

 
Дани. Пошлины. Пошлины. Дани.
Рынки рабьи да деньги в рост.
Пухни, пухни, казна каганья,
Мерзни, мерзни, шакалий хвост!
 
 
Были моросью, стали – наледью.
Пали пылью, да въелись ржой.
Не уйти, как бывало, налегке,
Дорожа своей головой.
 
 
Стены куплены, рати наняты,
Груды золота – не спасут…
Синеокая сталь язычников
Позвала каганат на суд.
 
 
За разбои. За глум над храмами.
За сведенных на торг невест.
Пламя жжет. Но лютее пламени
Жжет со знамени Хорсов крест.
 

Озар Ворон.

1. У кормила державы

 
Он поднял меч, и слева, справа
Соратники поднялись строем.
Увенчанный былою славой,
Их гордый стяг взлетел над полем…
Он поднял меч, и вспышки молний
Явили их холодным взорам
Ряды мечей, знамен и копий -
Врага бесчисленные орды.
 

Александр Лобков.

Итак, пред нами двадцатилетний князь. Возможно, уже отец, и даже не единожды. Его дальний потомок, Владимир Мономах, женился в 12 лет. Скорее всего, в Константинополь юный государь ездил еще неженатым – даже «премудрая» Ольга не могла рассчитывать, что император Восточного Рима выдаст родственницу во вторые или третьи жены. Хотя… как знать, один сын нашего героя выклянчил таки принцессу-невесту, имеючи на момент сватовства пять жен и восемьсот наложниц. Но мы сейчас не о женах и не о сыновьях. Да и нашего героя в дни вступления на престол это заботило в последнюю очередь.

Что бы стал делать, оказавшись правителем и военным вождем огромной державы, тот гуляка-разбойник, которого рисуют нам иные историки? Начал бы налеты на соседей, выбирая позажиточней – и послабее, бандиты всегда трусливы. На худой конец, если соседи показались бы бедноваты, пристроился б пощипать крымские владения Византии – земли богатые, но слабо защищенные, особенно от набега с моря.

Именно так, к слову, поступил его недостойный сын, коего как раз отчего-то числят в государственных умах и собирателях. Начал с грабежа соседей, выбирая послабее и побогаче. Ятвяги, радимичи, вятичи, опять вятичи, ляхи… Что жертвы набегов были братьями по языку, крови, вере, его не волновало ничуть.

Или волновало? Или он, – а может, стоявшие за ним, – как раз все хорошо продумал и уже тогда готовил погром Новгорода и алую от крови Припять под Туровым? Уже тогда приучал дружину видеть врагов во взывавших к Перуну воинах? Приучал рубить стариков, заслоняющихся деревянными образами щуров, за косы оттаскивать от алтарей кричащих девушек, грабить и жечь славянские храмы? Как знать… Закончил же "государственный ум" превращением в наемника византийцев. Никто, даже крестившийся Оскольд, даже Ольга, не опускались до такого. Подавил мятеж в богатейшем крымском городе, неплохо, надо думать, на том поживившись; а в качестве "ста бочек варенья и ста пачек печенья" получил из Царьграда "собиратель"-наемник ошейник с крестиком и чернявую смуглянку-принцессу. Снизошли-таки "богоизбранные" императоры…

Но и здесь герой нашего повествования вступает в противоречие со "здравым смыслом" древних и нынешних робичичей. Он воин – и выбирает наиболее опасного врага, опасного настолько, что войну с ним можно уподобить поединку с драконом, исполином-людоедом или другим чудищем из древних легенд. Он князь – и направляет оружие против смертельного, старого недруга Руси. Он жрец – и поднимает меч на воплощенную Скверну, земное подобие бесовни Кромешного мира, ожившее оскорбление Северных Богов.

На Хазарский каганат.

Но робичичи не унимаются. В последнее время все громче, все наглее звучат голоса, что-де Хазария была славянам другом, чуть ли не заботливой матерью. И от кочевников славян хазары защищали. И с передовой культурой знакомили. И экономику развили. И даже Киев они основали. В общем, несли светоч просвещения дремучим славянам и полудиким русам. И все было бы замечательно, если бы не злой, неблагодарный князь Святослав…

Менее бесстыжие – у меня нет охоты марать бумагу именами и тех, и других – смущенно признают, что хазары славянам были как бы и не совсем добрыми друзьями… мол, всякое бывало. А Святослав, стесняются робичичи, все равно зря их бил. Гораздо лучше, как умненькие-благоразумненькие византийцы, использовать одних врагов против других, вот… гораздо-гораздо лучше…

О эти змиемудрые умники… в VI веке их пращуры насоветовали бриттскому королю Вортигерну использовать против дикарей-пиктов дикарей-саксов. Саксы приехали, огляделись, и, вместо войны с пиктами, вырезали бриттских князей и захватили Британию. Другие их предки нашептали Конраду Мазовецкому натравить на пруссов крестоносцев из Тевтонского ордена. Те охотно откликнулись – и превратились на несколько веков в проклятие всех окрестных народов, прежде всего – подданных Конрада.

И почти везде их застенчивый шепоток становился предвестником грохота рушащейся державы. Почти – потому что находились правители, без затей отправлявшие шептунишек на конюшню и сами разбиравшиеся со своими врагами.

Впрочем, читатель, если шепоток робичичей нашел дорожку к твоему сердцу, если ты тоже считаешь, что первейший долг воина и правителя – защищать шкуры… виноват, жизни и имущество подданных, а не всякую "вредную чушь" вроде истинной Веры, славы предков и воинской чести, утешу тебя. Политика Святослава, бывшая продолжением политики его предков, имела вполне "рациональную" сторону. Когда-то спартанцы не строили стен вокруг городов, говоря, что их города защищены отвагой жителей. И хотя русские города окружали стены, в Ладоге даже каменные, сам дух этого обычая близок русам. Русы-язычники не укрепляли свои границы "великими стенами" или цепями городков. Безопасность земли зависела от грозной славы князя и его победоносной дружины. Проще говоря, русы верили, что нападение – лучшая оборона. Этот дух блестяще выражен в древней былине "Богатырское слово". Мы увидим в ней подлинное отношение русов к Византии и ее костянтинам боголюбовичам, прикармливавшим и науськивавшим на Русь и Киев хищных тугаринов змеевичей и идолов скоропеевичей. На просьбу князя сидеть в Киеве и беречь город, богатыри отвечают:

«Не извадились (не привыкли) мы сторожем стеречи, только мы извадились в чистом поле ездити, побивати полки татарские».

Воплощением этой же мысли были походы Вещего Олега и отца Святослава. Под стенами Царьграда они не только бились с врагами своих Богов и своего племени, но и защищали Русь – не всякий решится напасть на народ, не боящийся Нового Рима и берущий с него дань. Той же цели, помимо прочих, будут служить и походы нашего героя. Чем опаснее враг, тем славнее победа. А чем славнее победа, тем крепче безопасность родной земли победителя.

Могут заметить, что такая стратегия рискованна. Может быть. Однако, как говорил Наполеон, "сидя в крепостях, войн не выигрывают". Никого еще не спасли Великие китайские стены и линии Мажино. Что до тактики робичичей – мы уже видели примеры ее результатов. Так же действовала Хазария. Так же действовала Византия. Что характерно, ни той, ни другой давно нет. А Русь еще жива. И может быть, в этом есть немалая доля заслуги нашего героя и преемников его воинского искусства – Владимира Мономаха, Дмитрия Донского, Ермака Тимофеевича, Александра Суворова и многих иных, тех, что не прятались за стенами, не норовили поссорить врагов, а "в чистом поле ездили, побивали полки татарские".

А нам с вами все же будет полезно попристальнее взглянуть на ту державу, с войны против которой начал самостоятельное княжение наш герой. Чтобы понять, почему воевать с ней не просто стоило… впрочем, об этом позже.

2. Рождение каганата.

 
Кто мне телушко изранил,
Кто мне душу замутил,
Кто утробу задурманил,
Чудо-Юдо зародил?
 

С. Городецкий «Юдо. Горюнья».

Когда-то славяне и хазары и впрямь не были заклятыми врагами. Они, собственно, и врагами-то не были, не из-за чего было враждовать. Полукочевое племя предгорий Северного Кавказа помышляло о далеком Поднепровье не более чем их соседи – аланы-ясы, касоги, савиры. Об озере Ильмень, реке Волхов, о городе Ладога в те далекие поры хазары и не слыхивали, наверное. Разве что от приходивших по Волге-Итили купцов с далекого Севера. Но купцы приходили отовсюду, и Ладога была такой же полусказкой, как Рим, Багдад или страна за каменной стеной по ту сторону Великой Степи. Гораздо больше внимание хазар привлекали частые войны с соседями, да богатства Крыма и Закавказья. Туда хазарские джигиты отправлялись в лихие молодецкие налеты

Сами хазары были обычной "варварской" державой. Правил ими священный, но при этом выборный царь-жрец каган. Войска же на врага водил военный вождь, каган-бек. Были среди знатных хазар христиане, иные приняли религию своих заклятых врагов – мусульман-арабов, но большинство хазар, и знати, и простонародья, сохраняло верность древней вере предков, язычеству-шаманизму.

В VIII веке все резко переменилось. Вместо большого и сильного, но, в общем-то, рядового союза полукочевых племен – империя от Арала до Днепра, от Камы до Кавказа, сжавшая все торговые артерии Евразии. Вместо языческой терпимости – "воинствующий иудаизм". Вместо удалых набегов за добычей и славой – планомерное выжимание соседей, данников, иноземных купцов, вообще любого чужака.

А началось все в далеком Хорезме, еще не мусульманском. На исходе VII века его сотрясала гражданская война. К власти рвался Хурзад – родич хорезмшаха по отцу и внук старейшины общины рахдонитов – по матери. За ним стояли все рахдониты Хорезма и секта еретика Маздака. Маздакиты говорили о равенстве всех перед богом и выводили из него необходимость равенства на земле. А чтобы не было неравенства, следовало отнять все у тех, кто что-нибудь имел, и поделить между теми, у кого ничего не было. И зловещим призраком – не привидением мертвого прошлого, а тенью страшного будущего – реяло над ордами черни, дряни и сволочи, сбегавшейся отовсюду к Хурзаду, знамя Маздака. Багрово-красное, со Щитом Соломона – пятиконечной звездой.

На словах идеи маздакитов звучали, может быть, и неплохо, но в отсталом средневековом неграмотном Хорезме было слишком мало книжников, способных предпочесть красоту теории тому, что видели глаза и слышали уши. И не было еще газет, телеграфа, радио, способных обогнать беженцев, рассыпавшихся во все стороны из захваченных Хурзадом городов и сел. И чернели лицом хорезмийцы, слушая рассказы уцелевших об арыках, красных от крови тех, кто не желал отдавать бандитам Хурзада нажитое потом и кровью. И о том, как кричали, стонали, хрипели, прежде чем замолчать навсегда, пущенные по кругу их дочери и жены. Ибо женщины – тоже имущество. А имущество должно быть общим. Так завещал учитель Маздак. Так повелел вождь Хурзад.