Текст книги "Запах лимона"
Автор книги: Лев Рубус
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Я счастлив, счастлив, как ребенок. Вчера по-детски мучился над вопросом, как его назвать. И ночью придумал, едва не закричал от восторга! Конечно: «Революционит!» Разумеется, только революция достойна быть восприемницей такого детища. Революционит – и да здравствует его союз с коммунизмом. Я безумно, до сумасшествия, счастлив».
«9-е декабря. Ак-Мечеть.
Единственное, что омрачает мою радость, – странное, нелепое ощущение. Мне кажется, мне чудится, что за мной кто-то следит. Вчера, во время опытов, я положительно услышал шорох в соседней каморке… Но никого… Я бы склонен был принять это за ложную тревогу перенапряженных нервов, но как раз вчера явился Мохамед со своим неизменным спутником, прекрасной собакой полу-сенбернаром Абреком и подтвердил мои сомнения. Он тоже что-то заметил, вернее не заметил, а ощутил. Он советует быть осторожнее. На днях, в лесу, ему померещилась легкая тень, скользившая за ним по подлеску. Абрек заворчал. Он наугад выстрелил. Никого. Но ему кажется… Почему не предположить, что кто-то третий знает об этом, о нашей тайне. А раз знает, то захочет отнять ее… Во всяком случае, будь осторожен, Утлин! Сознание того, что я держу в своих руках целую научную эру, не слишком легко. Потерял сон, есть не хочется. Долго осуществление перевозки «Революционита» в город казалось мне невозможным. Он разрушает все, что до него коснется. Стекло, железо, дерево, – отказываются служить на вторые сутки. Медь, свинец – на третьи. Но неожиданно вчера нашлось гениально простое средство. Ампулка с крупицей его осталась лежать на части фильтрованной бумаги, когда-то пропитанной раствором свинцового сахара. Пятна под ней не появились. Глет превосходно предохраняет от всесокрушающего действия его. Я решил в ближайшие дни достать весь самородок и, запаковав его в такую бумагу, тронуться в путь. Надо только предпринять кое-какие подготовительные шаги, а там все будет сделано. 16-го вечером, во вторник, думаю тронуться. Скажу пока только Жене, и то не все. Но от нее скрывать не в состоянии».
«17-е декабря. Сторожка.
Кошмарные сутки. Все планы едва не рухнули. Несчастный турок. Вчера утром, когда я уже собирался идти в лес и ждал его, против обыкновения, запоздавшего, к хате моей с воем подлетел, словно взбешенный, Абрек. Я не сразу понял, что животное зовет меня за собою, но он нашел способ дать мне это понять. Пошел за ним и… Я не в силах описать подробно, да это и не важно.
Мохамед умер на моих руках. Раны в живот нельзя залечить в Ак-Мечетской даче. Его ранили в лесу, из-за угла, предательски. Он знает убийцу – старый негодяй, авантюрист, и что хуже всего, (бывший ли?) белогвардеец, давно ему известный князь Брегадзе. Но причина убийства неизвестна, и он думает – виною «Революционит».
Перед смертью он должен оберечь меня. Он дает мне изумительный совет и не менее изумительное средство к его осуществлению. Я должен спрятать все документы, все негромоздкое и ценное в наиболее потайное место в мире. И это место – его собака. Он старый контрабандист – пусть Аллах судит его – он умел переносить хорошие вещи через границу. Собака не сенбернар, собака – дог, но на доге надета удивительно хорошо пригнанная шкура сенбернара. Он специально выдрессирован на этот предмет. Ходит неделями в ней. И за шкуру можно великолепно спрятать бумаги, маленькие крупинки вещества, что угодно… Идея замечательна. Решено. Сегодня же я (если будет возможно) отправлюсь один в лес, добуду «Революционит», перевезу его в Баку и при первой же возможности передам его на сохранение в надежное место, или, если этого сделать будет нельзя, захвачу хоть его крупинки с тем, чтобы вернуться за ним через неделю. Турок умер без особых мучений. Абрек долго выл над ним, но как только я положил его в импровизированную могилу, уныло пошел за мною… Темнеет, писать нельзя. Нужно торопиться. Лошадь ждет. Попробую идти в лес. Выйдет или не выйдет?».
– Вышло или не вышло? – Пред. Аз. ГПУ сорвался с места.
– Неизвестно! В этом вся беда!
– Нет, неужели неизвестно, достал он его или нет?
– По этому поводу – ни слова. Дневник кончен. Шансы за и против равны.
Общее молчание. А упрямый пред опять подумал, только не сказал почему-то: «Эх, только бы удалось там, в Москве, расшифровать проклятые шахматы, привезенные Петровым».
Чувствует он, что между шахматами и «Революционитом» есть какая-то незримая связь, что ключ у них в руках, но они не умеют вставить его в скважину фокусного замка.
Глава VII. Смоллуйэс – исповедник
После долгих размышлений пред. Аз. ГПУ на что-то решился. Звонок по телефону. Петров явился почти тотчас же.
Сначала подробный распрос о здоровья. О! Дневник настолько хорошо взвинтил его нервы, что он чувствует себя теперь вполне хорошо. Нервное возбуждение придало организму новые силы… «Так говорит и доктор?» – «Да, он тоже находит мои дела отличными…»
Председатель трет широкий лоб, как бы что-то еще проверяя. И вдруг исподлобья острый взгляд. Необычным шепотом быстрый вопрос:
– Какая там лесная дача?
Петров даже не спрашивает, к чему относится вопрос преда. Его мысли полны дневником.
– Ак-Мечетская.
– Там есть самшит?
– Очень много. Это известно и без дневника.
– Так, а это ты знаешь?
Листок бумаги. Четкая справка.
«Каракалинская лесная дача сдана для разработки самшита. Инглиш Самшите Концешн Компэни. К работе приступлено».
– Ну и что?
– Как что. Каракалинская дача.
– Ну, а там Ак-Мечетская. Что же общего?
– Каракалинская и Ак-Мечетская, – то же самое. Каракалинская – официальное название Ак-Мечетской.
– Так значит?… – делает быстрый вывод Петров.
– Ну, значит – это, пожалуй, слишком поспешно. Но может… быть. Во всяком случае, надо разнюхать на месте.
– Еду.
– Позволяет ли тебе здоровье приступить к работе?
Петров и слушать об этом не хочет…
Председатель уже знает, как он устроит в числе русских рабочих, занятых на концессии, техника «Кириллова» и его помощника.
* * *
Вылечил профессор Попов изобретателя лимонного газа, – опять сорвалось у неудачливого племянничка. Преждевременно порадовал Стон сэра Вальсона. О'Дэти уже в Москве: больше не укусишь, не уколешь. Ирландца тщательно оберегают – он работает в специальной лаборатории… Лимонный газ… Раскрыта страшная тайна… «Око за око, газ за газ». Еще пару недель, и пусть они знают: «цитрон деббль'ю-5» в Республике трудящихся не страшен… Счастье сэра Вальсона, что он этого еще не знает, но пока, чего доброго, такого удара не вынесла бы его апоплексическая шея.
* * *
Но вам интересно знать, как же все-таки удалось бежать из камеры № 93 глазговской тюрьмы рыжеволосому О'Дэти и почему, если не 4 мая утром, так 5, так 6 не пришлось сэру Вальсону пометить «Исполнено…»
Вы разве не слышали, как рассказывал тов. Уислоу на «Воровском» самому недоумевающему О'Дэти? Спросите Уислоу. Он сегодня свободен от бесконечных заседаний и от знакомства с работой наших учреждений. Сегодня праздник Спортинтерна на Воробьевых горах. Вот он оживленно беседует с каким-то другим англичанином, может быть, он как раз и рассказывает ему, как повезло О'Дэти, что именно в 93-ю камеру упрятала его глазговская полиция…
Все удалось только благодаря 93-й камере. Пришлось и тов. Уислоу познакомиться с глазговской тюрьмой. В ней не делали различия между политическими и уголовными… В те дни особенно усердствовали слуги Сити – тюрьма была набита до последней степени… Товарищ Уислоу, схваченный без доказательств, случайно разделял камеру № 93 в первом этаже с двумя добродушными на вид ребятами, ожидавшими смертной казни за парочку убийств… Ребята имели с товарищем Уислоу короткий, но внушительный разговор… Они (он, вероятно, понимает) не собираются покорно ждать, пока их позовут для недлинной беседы с «джентльменом с веревочкой». Ему предоставляется на выбор: или отправиться чрезвычайно быстро и неутомительно к предкам или бежать вместе с ними.
После некоторого раздумья была принята третья формула перехода к очередным делам, предложенная Уислоу. Он не отправляется к предкам и не бежит вместе с ними, но молчит как рыба.
Смертники ждут избавления с воли. Они получили уже записочку с извещением, что подкоп под их камеру уже закончен и сегодня в ночь будет приподнята плита в полу, а завтра: «До свидания, Старуха!».
Разве можно дать зря погибнуть Джеку-Пивовару и Дебеле-Сахарной Голове…
Действительно, ночью осторожно, как крысы, скреблись под полом. Условный стук… Работа закончена, все в порядке… Только в одном просчитались Пивовар с приятелем, в это же утро их пригласили для неприятной беседы. На другой день о казни было подробно сообщено в газете.
Тов. Уислоу вскоре, нехотя, но все же вынуждены были выпустить – никаких не нашли доказательств…
* * *
Вот почему счастливчиком назвал Уислоу О'Дэти, когда стало известно, что он сидит в этой самой 93-й камере. Администрация тюрьмы даже не подозревала о подкопе. В ночь, когда сэр Вальсон выполнял с согласия королевского прокурора распоряжение хозяев о ликвидации инженера Уолсс-Воллс фабрики, – тов. Уислоу со своими приятелями, дорогой, которая была приготовлена для Пивовара и Сахарной Головы, вынесли О'Дэти в полубессознательном состоянии.
* * *
Вот уже четвертый день пребывания на самшитовой концессии молодого техника «Кириллова» и его помощника «Максимова»…
Четвертые сутки т.т. Петров и Никольский внимательно следят за всем, что происходит в районе работ. Ничего особенного. Обычная подготовительная суета. Особенно у Петрова, который все свое детство провел в лесничестве, хотя и совсем в другом районе России, не остается сомнений в чисто деловом характере всех мероприятий. Недавно еще дико-девственная дача приобретает совсем иной вид. Работают лесоустроительные партии, разбивают лес на делянки, ведут просеки, таксируют материал на корню. Сначала показалось слегка подозрительным усиленное шурфование почвы, но, ознакомившись с планом работ, пришлось убедиться, что так и надо. Было еще второе основание для внимательного наблюдения: какая-то особенно тщательная съемка местности, с преимущественным упором на магнитную.
Хотя… англичане… Европейский подход…
Рабочие разбиты на группы (английские отдельно), но на это Компания имеет право по договору, тем более, что вездесущий труд-инспектор успел поинтересоваться этим и не нашел ничего предосудительного.
Лесная дача очень велика, тысяч пять десятин. Да и времени бродить по лесу у Петрова не слишком много. «Технику Кириллову» приходится работать. Никакой таинственной лощины он не нашел. Он начинает предполагать, не ошибка ли это? Не напрасны ли поиски чего либо здесь? Да, но ведь сторожку, описанную Утлиным, он видел своими собственными глазами. И даже около нее, – там теперь живут две семьи сторожей участков, – около нее, на довольно большом расстоянии, при прохождении мимо увидел высокую красноватую скалу, слегка напоминающую пирамиду. Да и еще обратил внимание на высокого инженера, редко бывавшего в конторе, начальника одной из изыскательских партий, кажется, мало, впрочем, принимавшего участия в чисто технической работе. Но, пожалуй, еще большее внимание обратил он на жену этого инженера, очень хорошенькую, очень хрупкую на вид, с которой ему случайно удалось познакомиться в линейке, везшей его к конторе. Единственная русская женщина на концессии. И такая общительная. Почти сразу разговорились. Ей очень приятно было поговорить на родном языке. Надо будет попробовать, не удастся ли узнать через нее что-нибудь о сути концессии.
* * *
Странные приготовления делались в те дни на большом пустыре под Москвой. Сначала точно вымеряли место, затем круг – радиусом метров в 300 – обносили проволочным заграждением. Сто метров отступя, снова вокруг – кольцо. В круг – несколько помостов с клетками на разной высоте. Недалеко от круга, с большой осторожностью и тщательностью, устанавливают большую, герметически закрывающуюся стеклянно-стальную будку, – толстенное стекло. Поставили туда стол, кресел несколько… Большой чан с водой, мешка два с солью…
Сегодня инженер О'Дэти демонстрирует перед экспертной комиссией лимонный газ. Результат месячной работы в Московской лаборатории, – О'Дэти добился того же, что на Уоллс-Воллс-фабрик.
Пригнали десятка полтора старых кляч. Вот привезли на грузовом автомобиле и выгрузили дюжину-другую бездомных псов в клетках…
Ждут.
Рожки автомобилей. Экспертная комиссия. О'Дэти.
Лошадей загнали за проволочные кольца, десяток во внутренние, а остальных в наружные. Собак разместили по клеткам на помосте.
Небольшой медный баллон. Сбоку часовой механизм. «Цитрон деббль-ю-5» – вторая степень, лимонный газ. Радиус 300 метров.
О’Дэти распоряжается. На лошадей и собак надевают противогазные маски. Зеленый, желтый крест… Противогазы иприта, люизита, росы смерти. На одну лошадь и собаку надевают противогазы, выкрашенные в ярко-желтый цвет. Противогаз против лимонного газа, сконструированный О’Дэти. Удивлены до крайности покорные животные…
О’Дэти устанавливает внутри круга баллон, заводит часовой механизм… Сигнал. Рабочие поспешно уезжают на автомобиле на находящийся вдали холм… О’Дэти и эксперты прячутся в стеклянную будку и герметически закрывают за собой дверь.
Через десять минут автомат сорвет предохранитель и бесцветный лимонный газ должен быстро охватить весь внутренний круг, – радиус 300 метров.
Резкий, словно револьверный выстрел, звук, – предохранитель сорван. Эксперты плющат носы о стеклянные стены своего убежища. Пока – ничего. Лошади мотают головами в респираторах, собаки пытаются снять передними лапами крепко прилаженные маски. О’Дэти спокойно смотрит на часы.
На пятой минуте заметались лошади во внутреннем кругу… Вот падает одна, вторая. Наиболее сильные пускаются в неистовый галоп вокруг проволоки, тщетно стараются прорвать ее. Скачка смерти. Все усилия напрасны. От лимонного газа не унесут самые быстрые ноги… Через несколько минут во внутреннем круге все лошади, кроме одной, той, на который желтый респиратор, судорожно дергаются на земле. Двенадцатая минута. О’Дэти спокойно – экспертам: «Сейчас газ начнет подниматься вверх. Следите за собаками».
Дико заметались в клетках обреченные на смерть псы и в предсмертных конвульсиях свалились на пол. Все за исключением той, у которой желтый респиратор.
Прошло сорок минут. Теперь можно спокойно выйти из убежища. Было выпущено очень маленькое количество газа. Он весь уже успел рассосаться.
Потрясенные эксперты уезжают. Рабочие закапывают трупы.
Еще один маленький опыт в лаборатории О’Дэти. Позавчера под стеклянным колпаком была помещена морская свинка, и впущено Уч куб. сантим, «цитрона 3-й степени». Свинка умерла через 15 секунд. Эксперты приехали посмотреть, что с трупом сегодня.
Под стеклянным колпаком щепотка грязновато-зеленого пепла. Все… Против третьей степени и сам изобретатель не знает защиты.
Вечером на экстренном заседании тот, к каждому слову которого прислушивается ненавидящая его буржуазия, после доклада экспертной комиссии: – «Будем надеяться, что нам никогда не придется применять действия «цитрона» на практике. Но я бы ничего не имел против, чтоб они, там, узнали о наших сегодняшних опытах. «Око за око, газ за газ»».
* * *
Неоднократно уже запрашивал Лондон свою контору и Каракалинские дачи относительно результатов добычи самшита. Лондон недоволен результатами, и бухгалтеры, сообщающие солидные цифры разработанных материалов, – недоумевают… Трудно уследить «технику Кириллову», куда девается по ночам высокий инженер Пальмерстон. А его радиограммы, посылаемые с тайной радиостанции в горах неподалеку, интересуют Сити гораздо больше бухгалтерских отчетов. Может быть, напрасно Петров уделяет столько времени разговорам с хорошенькой женой мистера Пальмерстона… Может быть, на этом пути легче самому попасть в ловушку, чем поймать кого-либо в капкан. Но, конечно, ни Петрову, ни Никольскому не может прийти в голову то, что вся суть работ Концессии, их центральный пункт – в незаметном подвале небольшого временного досчатого домика, на почти двухсаженной глубине под землей.
А именно туда, ежедневно, когда темнеет, осторожно, избранные рабочие-англичане приносят в карманах и других потаенных местах пробы земли из шурфов, сделанных за день в лесу. В ярком сиянии карбидных ламп, каждую ночь инженеры-химики тщательно исследуют эти пробы. Анализ количественный, анализ качественный… все с английской исполнительностью заносится на особые бланки, которые каждый из них оставляет, уходя, на столе. Каждый вечер, возвращаясь к месту работы, они уже не находят на нем бланка, заполненного вчера; на его месте лежит новый с теми же графами, но совершенно чистый. Кто их берет, для какой цели производится такой скрупулезный анализ, им совершенно неизвестно, да это и не слишком интересует их. Люди любопытны только на тощий желудок, служащие же «Самшит-Концешн Компэни» не могут, черт возьми, пожаловаться на плохое вознаграждение. Но сегодня даже самые равнодушные из них положительно потрясены. Один из рабочих принес пробу земли из шурфа на высоте 8,0011, № 12673. Производимый химиком Грэхэмом анализ был прерван на половине…
* * *
В графе 6 бланка значилось: «электропроводность породы». (Породой была горсточка наплывной глины, смешанной с белым речным песком и отчасти со стекловидными песчаными шлаками…) «Ну какая же тут электропроводность», – лениво подумал Грэхэм, но аккуратность старого служаки взяла свое. Снял с полки небольшую катушку Румкорфа, укрепил проводник в испытуемое тело и включил ток…
Яркая вспышка голубого пламени. Комната мгновенно наполнилась прозрачным голубовато-светящимся туманом. С шипением вспыхнули две или три коробки спичек у разных столов, на противоположных концах комнаты…
Аккуратные химики, как один, бросили свои реторты. Что-то сногсшибательное… Какое-то совершенно непонятное, незнакомое им вещество… После долгих трудов (отмучиванием, испарением, щелочными, кислыми реакциями, которые все происходили не так, как обычно), – удалось выделить несколько странных крупинок, золотистых крошек… Одна из этих крошек, брошенная (растворимость) в стакан воды, нагрела его в несколько мгновений, как хорошая электроспираль…
Следующей ночи не дождался инженер Пальмерстон. – Ловите, ловите! На одной из лондонских крыш волшебные уши! Вести из Каракалинской дачи…
А главный инженер распорядился для чего-то на месте шурфа № 12673 приступить к срочной постройке большого складочного сарая.
* * *
Вечером в кабинете главного инженера, Сэра Смоллуэйса, в его квартире – домик-то кое-как сколочен из теса, а квартирная обстановка приехала прямо из Лондона, – удобно растянулись в мягких шезлонгах сам инженер Смоллуэйс и тот, кого на концессии знают, как инженера Пальмерстона, которого сэр Вальсон называет Мак-Кином и который нам хорошо известен, как Брегадзе.
«Блестяще, блестяще, мистер Пальмерстон». Смоллуэйс благодушно пускает в воздух одно за другим кольца пряного сигарного дыма. «Замечательно… Еще в Лондоне мне рекомендовали вас за дельного работника… во многих, ха-ха-ха, отношениях. Клянусь святым Георгием, разве это неправда… Мой друг, сэр Эндрью Вальсон, кажется, уже имел случай отметить вашу службу… Но теперь я убедился в ваших способностях сам. Тысяча дьяволов. Это сработано мастерски… Я буду иметь особенное удовольствие отметить перед моими патронами вашу находчивость и предусмотрительность, и много других столь же ценных качеств… Но мне хотелось бы попросить вас об одном: если вас не затруднит, рассказать, как вы наткнулись на всю эту махинацию… Это будет… м… м… м… полезно для обоих сторон, и мне лично крайне интересно, как любителю-психологу… Я знаю… м… м… м…, есть щекотливые пункты… но клянусь веткой омелы, меня стесняться нечего!..»
Брегадзе и польщен и рад случаю… До сих пор он еще ни разу не имел возможности ни перед кем похвастаться своим послужным списком… а тут… Гм… гм… щекотливое положение… О, в его деле, впрочем, нет «щекотливых положений».
Больше часа с крайним интересом слушает сэр Смоллуэйс рассказ мистера Пальмерстона. Конечно, если бы в комнате был еще кто-нибудь третий, на его губах блуждала бы легкая полупрезрительная улыбка, как при созерцании интересного и противного зверя… Но теперь – напряженное внимание и даже ни одного лишнего слова.
«Итак, вы говорите, что поиски удобного места для радиостанции натолкнули вас на слухи о каком-то кладе, а этот ложный клад привел к нашей настоящей цели?»
«Да, подсмотренные опыты, которые Утлин производил в сторожке, дали мне понять, что я у дела, которое поважнее сведений о добыче нефти и расположении терчастей, да, пожалуй, и повыгоднее всяких кладов. Но вот Утлин уехал. Я в Баку, на собственный риск, организую свой частный аппарат слежки. Мой нюх (он у меня безусловно есть), что касается до таких дел, – меня не обманывает. Я разузнал, что у Утлина есть любовница, с которой он откровенен. Трудно было услышать хоть один их разговор. Но маленькая техническая операция с телефонным проводом, – и мой сотрудник в соседнем этаже весьма добросовестно и даже не без комфорта стенографировал воркование влюбленных голубков, пока, наконец, накануне нового года я узнал все, что мне было нужно. Это превзошло все мои ожидания, – и потрясающая сила вещества и безумные мечты Утлина о победе большевиков при помощи его «Революционита». С тех пор серия Н.Т.У. привлекает целиком мое внимание. Я донес уполномоченному в Ленинград. Послал на его запрос подробное описание, – о, не удивляйтесь, у нас есть замечательный шифр, шахматный шифр. Очень простой и не поддающийся никакой расшифровке. Почти месяц, – никакого ответа. А было твердое указание без особых директив не предпринимать ни шага далее. И, наконец, только в первых числах февраля, предписание из Лондона».
С плохо скрываемой пренебрежительной неприязнью к Стону, он рассказывает, как насилу, насилу его известили, что тот провалился в Ленинграде из-за странной идеи (безразлично, какой именно), что его шифрограмма, запихнутая мистером Стоном в какой-то нелепый чемодан, попала в руки ГПУ, где находится и до сих пор (благодарение сложности шифра). Но разрешение продолжить дело Н.Т.У., и даже обратить на него исключительное внимание, все-таки последовало… А через пару дней строжайшее предписание, – делу Н.Т.У. придать высшее значение. Немедленно вырвать из рук. Дальше, дальше пошло дело так… Бесконечно длится рассказ матерого волка шпионажа… Но сэр Смоллуэйс интересуется даже самыми мелкими подробностями. О, нет, нет, его они нимало не утомляют, он слушает с величайшим удовольствием…
«Теперь я поставил себе задачей непосредственно познакомиться с Утлиным. 15-го февраля я подстроил нападение хулиганов на его любовницу, затем благородно спас ее от негодяев и вошел в их дом. Часто бывал у него, – между прочим, недурной был парень. Я с ним подружился, – и, несмотря на то, что войти с ним в интимную близость все-таки не удавалось, я рассчитывал со дня на день овладеть его тайной более спокойным путем… Я не предполагал, что большевистские бредни так прочно засели в его голове.
Однако, через некоторое время стало ясно: речи о его ренегатстве быть не может, – эти большевики удивительно непрактичный народ, предпочитающий сомнительное удовольствие принести пользу своими идеями даже самому обеспеченному положению вне этих идей. Осталось одно, – похитить документы. Ну и вот… 15 марта он был убит… Дело было сделано… Да, да. Вы, конечно, правы; на этом стоит остановиться подробнее.
Признаться, я не совсем-то собирался делать такое сложное дело именно в этот день. Не был даже подготовлен, как следует… Но когда я узнал, что он сегодня же уезжает на север, а приказ требовал быстроты – пришлось импровизировать. – Я решился.
Один легкий укол шприцем «цитрон деббль-ю-5» 3-й степени, и этот глупец, который спокойно мог бы по-хорошему продать свое открытие за большие деньги, стал ничем. Оставалось только замести следы. Я помнил, что кроме меня, в происшествие замешаны и другие. Преступление не должно быть раскрыто скоро.
Гениальные идеи приходят внезапно. Мы с ним приблизительно одинакового роста, оба блондины. На нас одинаковые серые костюмы… У него бородка. Но практикой жизни давно уже выяснено, что никогда не мешает иметь хоть немного грима в кармане. Три знаменитых желтых чемодана помогли моему замыслу окончательно родиться на свет. Немножко химии. Цитрон заставляет кровь моментально свертываться. Особенно кровопролитным дело не будет. Немножко анатомии и тело благополучно разнято на составные части. Голову в маленький чемоданчик, остальное в большие. Человек вообще не бог знает как велик. С присущим мне чувством такта и юмора, я не лишил его одежды. А затем в скором поезде я с документами Утлина вез в чемоданах Утлина, Утлина, но без его документов.
Я решил остаться на одной из станций, на полдороге до Ростова. Чемоданы, было ясно, сдадут где-нибудь на хранение. Утлина не хватятся еще долго, но, на всякий случай, я, воспользовавшись временем, когда был один в купе, вернул по принадлежности проездной билет. Как именно? Просто раскрыл чемодан и положил ему в карман. Зачем? В точности я не знал, зачем, – но, как оказалось, это пригодилось. Чемоданы неожиданно были, – как я узнал потом, – раскрыты в Порт Петровске, и я представляю себе недоуменные физии местных следователей – пассажир Утлин, очевидно, сам себя зарезал в дороге и залез в свои чемоданы. Ха-ха-ха».
Напрасно только сэр Смоллуэйс спросил мистера Пальмерстона, почему он никогда не снимает с рук перчаток. Об этом не любит вспоминать Брегадзе. И вместо любопытного рассказа о его пребывании в Ростове, о вскрытии сейфа Утлина и замене кое-каких документов в нем совсем иным предметом, о поездке в сумасшедший дом, о приключении Валентины у Борщевского и о многих других не менее занимательных вещах, – он услышал только сухой короткий отчет, несколько его разочаровавший.
Сэр Смоллуэйс чрезвычайно вежлив. Корректен до крайности. Проводив гостя до прихожей, жмет ему руку… Но вернулся назад, постоял задумчиво на ковре посреди гостиной, нерешительно подошел к одной, потом к другой двери, и сконфуженно, точно сам от себя скрываясь, слегка попробовал, хороши ли запоры. Что это – страх? Неужели он не уверен? Ах, такова уже человеческая натура, и хозяева зачастую сами побаиваются своих примерных слуг.
Все идет великолепно. Брегадзе может ждать хорошего вознаграждения из Лондона. Но ему что-то не по себе. Не нравится ему этот исполнительный техник Кириллов, присланный по договору с 5-ю другими через биржу труда в счет местной брони… Так, ничего определенного, но… И, пожалуй, еще больше не нравится ему его собственная Валентина. Ей поручено выяснить этого парнишку, и, в первый раз за всю их совместную жизнь, это выяснение что-то не кажется ему очень похожим на выяснение. Ну да ничего. Об этом он с ней еще успеет поговорить…